========== Глава 1 Что-то живое, что-то мертвое ==========
Посмотри на меня,
У меня нет веры.
Посмотри на меня,
Я такой свободный.
Посмотри на меня,
Я был девственником.
Посмотри на меня,
Вырос, чтобы стать шлюхой.
И я хочу этого,
Я верю в это.
Marilyne Manson “I Want to Disappear”
Томми приехал, когда еще не было и семи. Он захватил с собой еду и теплую одежду: на дворе вот-вот начнется осень. Томми помялся перед подвальной дверью, постучал, громко и сильно, чтоб услышали.
Ничего не случилось. Ни шороха, ни скрежета открываемой двери.
Томми постучал снова, уже став почти долбить. Попинал дверь. Куда они там все запропастились?
Через минуту дверь медленно открылась и явила лицо заспанного Арнольда.
— Вы чего не открываете? — спросил Томми.
Арнольд посмотрел на него, похлопал глазами.
— Спали.
Томми отодвинул Арнольда и нырнул в темноту помещения.
— Я громко стучал.
— Ну извини.
Парень дошел до покосившегося стола и выгрузил на него продукты.
— Тут еще одежда, — он ткнул пальцем в другой пакет, — Меряйте, потом, если что заменю на другой размер.
Арнольд зевнул, прикрыв рот ладонью. Он скрестил руки на груди и всем своим видом показывал, чтоб Томми закончил и убрался уже подобру-поздорову.
Томми вздохнул.
— Домой не хочешь?
Арнольд отрицательно помотал головой.
— Джон волнуется.
— Пусть. Со мной всё хорошо.
— Он твой отец, — напомнил Томми.
— У него еще куча детей, — улыбнулся Арнольд, — обойдется и без меня.
— Что ты вообще привязался к этим детям?
Томми не понимал. Он действительно не понимал. После тех убийств и слежки, Арнольд ушел из дома и стал жить с детьми. Джон возвращал его домой, но Арнольд продолжал сбегать.
— У тебя тут девушка есть? — наугад спросил Томми.
— Нет, — ответил Арнольд.
Он послюнявил палец и подошел к Томми, дотронулся до его щеки и что-то стер.
— Песчинка, — объяснил он с ухмылкой.
— Парень?
— Что — парень?
— У тебя тут есть парень?
— Нет. Ты долго еще гадать будешь?
Томми быстро выложил все продукты на стол и молча, провожаемый тяжелым взглядом Арнольда, ушел.
***
Космопорт гудел как и старые аэропорты. Их до сих пор используют. Космопорт и был переделан из старого аэропорта. По большим площадкам для посадки гулял пыльный ветер, смешанный с запахом горючего и раскаленного металла.
Не знаю, скучал ли я по Бёрн-Сити. Но скучал по солнцу, по нашему безжалостному солнцу. День медленно истекал в вечер, держал его, предобморочного, и вбирал в себя.
Ну привет, мой город. Помнишь ли ты меня? Скучал ли ты по мне? Должно быть, он и сам не знал, раз не отвечал.
Джон ждал меня в участке, потому я не стал медлить и быстро прошел таможенный досмотр, поправил рюкзак и зашагал из Космопорта. Нужно было взять такси. Пешком будет слишком долго идти. Я постоял у выхода из Космопорта: ветер бился в двери из бронированного стекла. Песок уже скрипел на губах, но очки защищали глаза. Я курил одну сигарету за другой и думал.
Дом мой стоит пустым. Айви следит за ним, убирает пыль, но молчание навсегда поселилось там, и я ничего не смогу с ним сделать. Мертвых не воскрешают. Я похоронил своих мертвецов, и почти о них не думаю.
Всю мою жизнь меня окружала смерть, так где же моя жизнь. Где она. Прошло четыре года… У японцев «четверка» означает «смерть». Как символично. Я выжил и даже повзрослел. Подростковый возраст миновал, теперь медленное фланирование от ужаса к отчаянию, и обратно. Иногда мне всё надоедает, и я днями туплю в комм-сеть. Но это быстро проходит: у меня слишком много дел, некогда расслабляться.
О Пате я тоже не думал. Почти.
Я стал просыпаться каждое утро от удивительного ощущения: какое счастье — мне на него наплевать. Моя надежда словно цветок, который одновременно сгнил и засох, а боль затаилась под тонкой кожицей успокоения.
Он был моей самой большой любовью. Я не знаю, что с ним стало: судили ли его, где он теперь. Жив ли он вообще.
Он предал меня.
Но я его любил. Как же я его любил. Никто мне его никогда не заменит. Никого нельзя заменить никем.
Кто он или никто, я так и не решил. Прошлое держит меня по рукам и ногам и молчит.
Хорошо, что молчит.
Я полюбил молчание. Оно — главное богатство, что у меня есть.
***
Джон — самолично! — писал какой-то отчет, когда я зашел. В помещении многое поменялось: мебель, цвет стен. Мебель теперь была деревянная, только узкие конторские шкафы были металлическими. Я присвистнул.
— Ничего себе, разжились.
Джон встал навстречу мне, раскрыл объятия:
— Спасибо Летиции и Эрику.
Джон обнял меня, подержал у себя.
— Я скучал, Марек.
Я пошмыгал носом, уткнувшись в его синюю клетчатую рубашку, ощущая запах Джона, запах старого друга, почти отца. Какие-то вещи не меняются. Например, рубашки Джона.
Джон отпустил меня и вгляделся в мое лицо.
— Ты бледный.
Я хихикнул. Всё, что осталось от Пата: его хихиканье, которое пристало и ко мне. Долгое эхо в необъятном пространстве космоса. И мои сны, где Пат говорит со мной, обнимая меня, говорит не умолкая.
— Мы все бледные, — я взглянул на руку. Синие венки бежали под белой, в синеву же, кожей, — сказывается отсутствие солнца.
— Лампы не облегчают?
— Я не люблю загорать.
Джон отвернулся, чтоб налить мне кофе.
— Натуральный, — он кивнул на кофейник.
— Я тоже пью натуральный, — я улыбнулся.
— Как ты вообще?.. — он за меня волновался, но что я мог сказать. Поинтересоваться: выгляжу ли я вообще человеком или совсем стал иной формой жизни?
— У меня всё хорошо, — ответил я, — Много работы.
— Кого ты оставил вместо себя?
— Помощницу. Подругу.
Джон ушел к одному из шкафчиков и что-то стал там искать. Я уселся за стол и стал перебирать листы эло-бумаги.
— А у нас тоже новые люди, — сказал Джон глуховато.
— Это понятно, — тихо ответил я.
— Стив ушел в Синий сектор. Томми и Раджнеш здесь. Мэривэн взяла себе помощницу.
— Интересно.
Мне не было интересно, но вроде как новости, я должен быть рад. Но я не рад. Эта жизнь идет без меня, и я в ней чужой.
— Еще кое-что, — Джон достал упаковку сухих галет.
Я с радостной улыбкой посмотрел на галеты.
— Галетки!
Может, если я поем, мне станет легче?..
— Еще кое-что? — я вскрыл упаковку и принялся за галету, запивая ее кофе.
Джон скорчил рожу.
— Сам узнаешь. Он обещал появиться.
— Кто?
Но Джон не успел ответить, потому что открылась дверь, и вошла незнакомая девушка. Стрижка-каре, светлые растрепанные волосы. Спортивная фигура. На девушке была бежевая рубашка и темно-синий комбинезон. Удобная одежда, надо тоже комбинезоном разжиться.
Джон представил девушку:
— Это Анна.
Я встал из-за стола и протянул девушке руку. Она взяла стул и села на него. Показала на пачку листов по левую руку от меня, я отдал их ей. Девушка, не говоря ни слова, уткнулась в листы.
— Я Марек, — обреченно сказал я.
Девушка улыбнулась. Она отложила листы и посмотрела на меня:
— Я знаю. Джон о тебе рассказывал, — она взглянула на меня весело, — в общем-то, когда он не говорит о деле, то говорит о тебе.
Джон подошел к Анне и взлохматил ее волосы:
— Ну хватит.
Анна схватила его за руку и ущипнула место чуть ниже большого пальца.
И тут я понял, что — да, я скучал. По ним всем, и по новым людям. По моей работе.
Я отхлебнул кофе и показал на пачку листов:
— Все сектора будут вместе работать?
Анна кивнула.
Дверь открылась снова, с грохотом, ударившись о стену.
Джон выматерился.
Я повернул голову на грохот и увидел Пата.
Ну что ж, жизнь до сих пор преподносит мне сюрпризы.
Пат был одет во что-то невообразимое: черную кофту, черные же короткие шорты и колготки в сетку. Ноги он брил, я заметил. А еще на Пате были сапоги-ботфорты без каблука. Черные.
— Ну и наряд, — только и сказал я. Губы неудержимо кривились в улыбке.
Пат удивленно поднял брови, заметив меня.
— Я думал, ты будешь на следующей неделе.
Он подошел ко мне, но я остался сидеть. Пат постоял в опасной близости, но не прикоснулся ко мне. Все молчали: и Анна и Джон.
Тогда Пат подошел к Анне и раздвинул ее ноги коленом. От Пата пахло каким-то странным древесно-металлическим ароматом.
Анна не сделала движения его оттолкнуть. Пат грубо взял Анну за подбородок, наклонился и поцеловал ее.
Анна отстранилась и вытерла губы тыльной стороной ладони.
— Тебе не надоело так здороваться?
— Неа, — весело сказал Пат.
— Почему ты живой? — спросил я после секундного, онемелого молчания.
— А я должен быть мертвым? — Пат повернулся ко мне.
— Кончайте, — резко обрубил Джон.
Я допил кофе.
Джон подошел к Анне и положил руку на ее плечо:
— О деле, видимо, сегодня не выйдет поговорить. Давай оставим их одних.
Анна, согласившись, поднялась, захватив с собой бумаги.
И мы остались с Патом одни.
Я не знал, что сказать. Пат подвинул стул и уселся напротив меня.
— Знаешь что такое «спортивная шлюха»? — сказал я хрипло.
Пат наклонил голову, заинтересовавшись:
— Шлюха-спортсменка?
— Нет, это шлюха, которая даже денег не берет, а спит с кем попало.
Пат захохотал.
— Сам придумал? — сказал он, отсмеявшись.
Я поднялся и подошел к нему. Как же я скучал.
Я взял его за шею, также грубо как и Пат ранее с Анной, заставил его запрокинуть голову. Пат схватился за мою руку, но не отталкивал.
Я смотрел в его глаза и пытался узнать, что же за ними, какие мысли, какое прошлое.
Потом я поцеловал его, кусая его губы, почти терзая. Он не отвечал на поцелуй, но и не пытался прекратить.
Вот так всё и началось. Снова.
========== Глава 2 Непонимание ==========
Кнопки панели, рычаги, живые огни под пластиком. Всё было знакомым ему. Дым и ветер — тоже. Он жил, носимый ветром, смешивался с дымом. Иногда ему казалось, что он стал легким. Мене текел упарсин. Тебя взвесят и найдут легким, найдут ничтожным.
Но небо было — его, только его. Он обнимал руками космос и чувствовал себя почти богом или приближенным, на шажок, к нему.
— А Семь Тэ Восемь, как слышно? Прием.
— А Семь Ю 12, слышу хорошо. Прием.
Раздались шорохи, хотя электроника была в порядке: перед каждым вылетом положен полный осмотр и проверка.
— Как ты, Джим?
— Стремлюсь к звездам, — улыбнулся Джим.
Привычный позывной диспетчера, привычный же ответ.
— Ты больше не боишься? Не ссышь в штанишки? — произнес искаженный электроникой голос диспетчера.
— Теперь я всегда летаю в памперсах, Робертс.
Диспетчер засмеялся:
— Их я и имел в виду.
Джим пожал плечами:
— Иногда приходится, ты же знаешь. Хотя откуда тебе знать, ты — птица с обрезанными крыльями, — подколол Джим, зная о слабости Робертса.
— Когда-нибудь я улечу, — сказал тот.
— Ребята, вы долго еще будете рассусоливать? — раздался другой голос.
— Чего тебе, А Шесть Тэ Девять? — спросил Джим.
— Меня когда будете отправлять?
— Катапультой?
— Робертс!!!
Диспетчер замолчал, что-то зашумело.
— Ну ладно-ладно, не кипятись. Я ж пошутил.
— Это как у театралов…- произнес Джим непонятно.
— Что?
— Нужно перед спектаклем посидеть на тексте пьесы. Или у музыкантов — на нотах.
— Предлагаешь нам залезть на корабль и каждому погреть жопу до жареного мяса?
— Я не то хотел сказать…- стушевался Джим.
— А Шесть Тэ Девять, у тебя три минуты до старта, — прервал его диспетчер.
Минуты летели быстро, разбегаясь на секунды-песчинки, Джим был готов. Он всегда был готов. Он больше не боялся. Там такая красота. Как можно бояться красоты?..
— А Шесть Тэ Девять, начинаю отсчет. Прием, — раздался голос диспетчера, — Десять, девять, восемь, семь…
Шесть. Пять. Четыре.
Три. Два. Один.
И игла-корабль поднялась, взрезав плоть неба по оси, рассекая как слои — скальпель.
— Джим? — спросил диспетчер.
— Слушаю, Робертс.
— Что ты там бормотал о театре?
— В каждом виде деятельности существуют свои приметы… — Джим помолчал, прежде, чем продолжил, — Зря ты ему сказал про катапульту.
— Суеверный стал?
— Что-то вроде того.
— Твоя электроника в порядке, и у него тоже. Брось это.
Джим ничего не сказал в ответ.
— Ты готов, Джим?
— Готов.
— Начали!
Десять, девять, восемь, семь…
Когда шум стих, родился свет. И синий, пока еще синий, всё еще — синий, шар за иллюминатором. Улетающий, уползающий, теряющийся. Люди потеряли свою планету или же отказались от нее? Интересный вопрос. Джим фактически не имел дома, или планеты, потому что жил, большую часть времени, в космосе. Тьма обнимала его и баюкала. Была похожей на умершую мать.
Джим отстегнул ремни, встал, потянулся. Затем проверил датчики, всё ли в норме. Автопилот с ИскИн доведет корабль почти до цели.
Теперь можно поспать или покопаться в комм-сети: еще ловили со спутников Земли.
Джим подумал, разложил кровать и улегся, глядя в большой, полукруглый иллюминатор.
— Артур? — позвал Джим ИскИна.
— Да, Джим? — ответил бесполый голос.
— Как ты? — спросил Джим ИскИна Артура, как ранее Робертс спросил самого Джима.
— Я проверил системы, наполняемость шлюзов, воздухо-и водозабор… — стал перечислять Артур, но Джим не слушал — он уже спал.
Разбудило его касание, легкое и нежное, по плечу. Кто-то гладил его плечо. Джим, еще не открыв глаза, замер. Он дома? Где он? И до него дошло: он в космосе. Здесь никого не может быть. Никого, кроме него, Джима.
Джим медленно повернулся на спину.
Никого не было.
На следующие земные сутки подобное повторилось. Джим снова никого не увидел.
Затем появились тени. Их руки хватали его за одежду и кожу, оставляя рваные концы и порезы. Джим находил себя с отверткой, его руки были в крови. Кровь на запястьях, кровь на локтевой ямке, кровь под ногтями. Кровь стекала по вискам. Джим провел рукой по волосам, волосы были мокрыми.
И появилась боль.
***
Я смотрел на Пата и видел как будто призрак. Он впитывал в себя цвета и заставлял меня терять нить происходящего.
— Как ты выпутался?
Пат поднял брови.
— Как-то да выпутался. Не твое дело.
— Грубо.
— А смысл быть с тобой нежным?
Я молчал. Что-то было не то, что-то было здесь не то. Пасмурное небо, в преддверии дождя, за окном бесстыдно показывало свой клочок.
Пат тоже был бесстыдным. Как и всегда. Или даже больше.
— Я тебя люблю, — сказал я.
— А я тебя — нет, — сразу ответил Пат.
— Почему?
— Что — почему?
— Почему всё так? Теперь.
Пат встал и начал наворачивать круги по комнате. Он лавировал туда-сюда в своих диких сапогах, скрежет его шагов по напольному покрытию отдавался настолько резко, что мне хотелось завопить.
— Что случилось? — спросил я.
Пат молчал, лишь ходил туда-сюда. Я тоже люблю ходить туда-сюда, когда меня что-то беспокоит.
Пат остановился. Затем развернулся, подошел ко мне, наклонился надо мной, близко, лицом к лицу. Я чувствовал его дыхание. И безумный взгляд, усталый, чудовищно усталый взгляд. Это взгляд человека, испытавшего многое.
— Я тебя не люблю. Просто я тебя не люблю. Но мы можем остаться друзьями.
Я подумал и ответил:
— Нет, не можем. Что ты вообще здесь делаешь?
— Я тут работаю, — незамедлительно ответил Пат.
— Круто, — сказал я, — круто. Молодец. Хвалю. Не буду ни о чем спрашивать. Если тебе так будет удобно.
Пат покусал губу.
— Ты меня предал. И теперь ты меня отшил. В моей жизни было две трагедии: авария и ты.
— Это не твоя фраза.
— Фрида Кало сказала похожую.
— Твои книги…
— Ты тоже их читал.
— Читал, — согласился Пат.