— Ты не сможешь притвориться достаточно хорошо, я в этом уверен, — так же самодовольно говорит Гордон.
Почти одновременно они понимают, что сейчас происходит перепалка между малолетней преступницей и солидным полицейским. И, о, Боже, как же это смешно!
— Что, если я скажу, будто не рассказываю о своём похитителе по собственной воле? Будто я не хочу, чтобы вся наша шайка пострадала? Точнее, конкретные люди? — тихо, будто доверяя страшную тайну, произносит док.
— Я спрошу, кто конкретно держит тебя в той банде, — игнорируя её поведение, отвечает коп, — И предположу, что эти люди — Джером Валеска, Барбара или ваш босс.
Ох, чёрт… Угадал двоих с первого раза!
— А я не отвечу, — с видом «шах и мат!» откидывается Хейли на спинку стула и снова широко улыбается, скрывая за безумным выражением лица панику.
— Хорошо, — произносит Гордон, уже с трудом скрывая раздражение, и встаёт со своего места.
— Хей, вы куда? — недовольно интересуется Хейли, оборачиваясь в сторону двери.
— Уладить один вопрос, — будто самому себе тихо произносит детектив, но, тоже повернувшись, добавляет: — И подождать до тех пор, когда ты захочешь всё рассказать добровольно.
— Так бы сразу и сказали, — усмехается девушка и успевает с горечью отметить, что за дверью стоят двое крепких охранников, и воспользоваться отсутствием Гордона не получится.
Дверь закрывается с характерным щелчком и Хейли разворачивается лицом к стулу, где сидел детектив. Хочется надуться и сложить руки на груди, но наручники мешают это сделать. Девушка проклинает чёртовы железяки и нервно разводит запястья в стороны, будто всерьёз пытаясь их сломать.
Она чувствует, как гнев и раздражение горячими волнами расходятся по телу, заставляя шумно сопеть, хмуриться и яростно колотить замками наручников об стол.
А вот теперь она в бешенстве. Приходит осознание того, что её схватили копы и теперь любой ценой будут пытаться выведать информацию. И снова вспоминаются вчерашние события, злость становится ещё сильнее и, совсем переставая контролировать себя, Хейли с силой ударяет каблуком по ножке стола и издаёт короткий истошный вопль, на который сразу находится отклик в виде многозначительного стука в дверь.
Это частично приводит девушку в себя и та показывает средний палец тому, что происходит за спиной, понимая, что, к счастью, никто этого увидеть не сможет.
Но кто-то в стороне выхода цокает языком.
— Как некультурно, — произносит старческий голос.
Хейли широко раскрывает глаза, ей кажется, будто она уже слышала этот голос, но через секунду понимает, что это — лишь что-то вроде дежа вю, плод её затуманенного разума, и устало кладет голову на стол, не спеша обращать внимание на незваного гостя. Мало ли, кто мог сюда вломиться. Все равно за дверью стоят копы, так что этот дедуля совершенно безопасен.
— Я потерял свои очки, — невнятно произносит он и с громким шарканьем почти ползёт вглубь допросной.
— Извините, сэр, ничем не могу помочь, — как можно вежливее говорит девушка, уже глядя в его спину. Старик одет не лучше тех бомжей, его пальто лишь немного чище и не источает какого-либо рода вонь.
— Ну вы ведь неплохо видите, — не унимается дед, уже проверив в небольшом шкафу с бумагами, и теперь семеня к доку.
— Дедуля, я не знаю, где ваши очки! — громче и жёстче отвечает она.
— И всё-таки они должны быть здесь…
— Да чёрт знает, проклятый старый хрыч, где твои очки! — срывается девушка, вскакивая со стула, — У меня зрение — минус четыре на обоих глазах, а сейчас я в линзах, которые врезаются в мои зрачки! Сама я в идиотских наручниках, из-за которых мои запястья скоро перестанут соединять руку и кисть! Даже если бы хотела тебе помочь найти долбанные очки, то не смогла бы!
Хейли меняет гневное выражение лица на крайне удивлённое… Нет, даже шокированное, когда слышит до безумия знакомое тихое хихиканье и, всмотревшись в глаза старика, узнаёт их истинного владельца.
— Джером?!
— Да ты просто Шерлок Холмс! — наигранно-восхищенно всплескивает руками парень и снимает массивную шапку, седой парик и длинную бороду.
— Что ты здесь делаешь? — только и выходит изумленно пролепетать. Хейли смотрит в сторону выхода, чтобы убедиться, что им ничего не угрожает, и облегченно выдыхает, увидев за дверью лишь два трупа с окровавленными шеями.
— А разве не ясно? Пришёл на чаепитие, — театрально-серьёзно отвечает Валеска, уже открывая не пойми где взятым ключом наручники и давая Хейли размять запястья, — Где моя чашечка?
Док закатывает глаза. Она никогда не привыкнет к этому вечному сарказму, но через пару секунд это уже совсем не волнует. Девушка потирает кожу на руках, слегка покрасневшую от сдавливания металлом и блаженно улыбается, чувствуя, как затекшие конечности начинает покалывать.
— Ты вытащишь меня отсюда? — она с надеждой смотрит на рыжего, всерьёз сомневаясь в том, что скоро сможет назвать его своим спасителем.
— И снова в точку! — практически искренне хвалит тот, зачем-то переставляя деревянный стул из места за столом под окно.
— Как? — спрашивает Хейли, наблюдая за тем, как рыжий залезает на этот стул.
— Очень просто! — произносит, наконец, Джером, лёгким движением руки заставляя железную решетку с шумом упасть на улицу.
«Так просто?» — даже не очень радостно думает Хейли, но тут же упрекает себя за это. С нарушением закона людьми, обладающими нестандартным мышлением, редко бывает просто. Она тут же слегка мотает головой, пытаясь отогнать только появившиеся мысли о том, как именно им удалось убрать крепления с решётки, во избежание боли в голове.
— Залезай, — командует Джером, кивая головой на только что освобождённый стул.
Док усмехается и аккуратно, насколько позволяет узкая юбка, со стуком каблучков о дерево, забирается на него.
Она хватается за кирпичный выступ и начинает переставлять носки туфель вверх по стене. Она едва не падает, когда чувствует, что Джером совершенно невозмутимо подхватил её за одно место, чтобы подстраховать.
Несколько секунд пыхтения, неловких телодвижений, и девушка спрыгивает на крышку большого мусорного контейнера, оглядываясь по сторонам и видя, пожалуй, самый пустынный участок вокруг здания. Чудесно. Людей нет, лишь машина в десятке метров со знакомой блондинкой за рулём. Хейли всегда хорошо относилась к Барбаре, но сейчас просто обожала её.
— Прочь с дороги! — послышался недовольный возглас сверху. Не поднимая взгляда, док поняла, что не даёт приземлиться рыжему и поспешила спрыгнуть на асфальт и, прихрамывая от неудачного приземления, кинулась в сторону автомобиля.
— Хэй, док! — приветственно машет рукой Барбара.
А Хейли и не может сделать что-то кроме как выдавить «ага» сквозь широкую улыбку и рухнуть на заднее сидение, пытаясь выровнять внезапно сбившееся дыхание.
— Как скоро мы окажемся у Галавана? — спрашивает о том, что сейчас так волнует. Ей хочется как можно скорее оказаться далеко отсюда.
— Минут пятнадцать, не волнуйся, — доброжелательно отвечает мисс Кин и девушка понимает: она уже в безопасности. Она уже дома. Среди людей, ставших ей дороже кого угодно за эти несколько дней.
Дверь машины снова распахивается и Хейли бесцеремонно сталкивают в сторону. Джером плюхается рядом с ней, раздается хлопок этой же двери и Барбара резко заставляет машину тронуться и сорваться с места.
— Ты оставил записку? — решает уточнить женщина.
— Конечно, — безразлично бросает Валеска и с облегчением откидывается на спинку кресла.
Хейли интересно, что это за записка, но она решает не вдаваться в подробности. Да и несложно догадаться, что она адресована Гордону.
— Боже, ответьте мне на главный вопрос: как вы это провернули? — выдает, наконец, та.
— Профессиональная тайна. Скажу лишь то, что я окончательно убедился в том, что не все блондинки дуры, — отвечает Джером.
— А я убедилась в том, что рыжие действительно бесстыжие, — не остается в долгу Барб.
— Не стану спорить, — с напускной серьезностью говорит парень, — К тому же я думаю, ты имела в виду мой дар лицедейства.
— Да, конечно, — блондинка также не имеет ничего против сарказма.
— То есть, это ты придумала, как меня вытащить? — не веря своим ушам, спрашивает Маккарти, облокотившись подбородком о спинку переднего кресла.
— Да, но идея была рыжика.
Барбара с улыбкой подмигнула Хейли и многозначительно посмотрела на парня в зеркало заднего вида. Она имела в виду что-то связанное с недавним разговором о нем, как об объекте воздыхания дока, но это ушло на второй план, так как его нельзя было воспринимать всерьёз, надувшегося и злого из-за того, что его назвали рыжиком. «Как блохастый кошак» — презрительно объяснял сам Джером ранее, но, что удивительно, не пытался убить каждого называвшего его так.
— Правда? — снова визгливо уточнила девушка, — Может вы все-таки расскажете, что сделали с той решеткой?
— Док, заткнись, чёрт возьми! — кричит Джером, вполне довольный своим испорченным настроением, — У меня из-за тебя голова болит. Ты мне жизнью теперь обязана.
Жизнью? Только бы это было привычное преувеличение, а не призыв умереть в открытом виде, думает Хейли.
— Нам сказали убить тебя, — не выдержав, выложил парень.
— Что? — ошеломленно округлила глаза Хейли.
— Чтобы не сдала босса, — пояснила Барбара.
На это девушка не ответила, а лишь мгновенно потушила весь свой пыл. «Вот и я стала расходным материалом?» — думает она и жалеет себя так же, как когда-то Добкинса. В голове не укладывается.
— А где Гринвуд и Хельзингер? В очередной раз устраивают в Готэме хаос? — решила уточнить она, вспомнив о коллегах. Появилось какое-то смутное предчувствие, что ответом будет что-то вроде «Они мертвы».
— Я их убил, — отвечает Джером спокойно, будто не совершил очередное преступление, а позавтракал. Хотя, это же Джером. Для него убийство такое же привычное действие, как приём пищи.
Хейли лишь понимающе кивает и решает, что лучше не задавать других вопросов. Убил — значит убил. Но…
— А почему вы ослушались босса и не убили меня? — искренне недоумевает девушка.
Многозначительное молчание, отведённый в сторону взгляд и слегка порозовевшие щеки Джерома становятся красноречивее любых слов. К ним добавляется едва заметная ухмылка Барб в зеркале заднего вида.
Док улыбается, как совершенно счастливый человек. Кто бы мог подумать, что самое большое удовольствие ей будет доставлять тот факт, что объект воздыхания однажды решил оставить ей жизнь. Ох, нет. Не просто оставил ей жизнь, а ослушался строгого начальника, рискнул собственной репутацией и, возможно, здоровьем, или даже жизнью. Кто знает, что сделает Галаван, когда увидит её живой и готовой снова вернуться к грязной работе?
Это не может не радовать. Девушка хочет отблагодарить своего храброго рыцаря (ох, как до отвращения романтично это звучит!), но вместо каких-либо слов просто двигается навстречу Джерому.
Тот в свою очередь вплотную прислоняется к двери, чтобы наоборот отдалиться от неё.
Но дальше ёрзать по сидению некуда, поэтому Хейли кладет голову на плечо парня и глубоко вздыхает, а потом счастливо растягивает губы, обнажая всегда белоснежные зубы.
Джером немного кривится такому проявлению нежности, но вскоре еле ощутимо обнимает девушку одной рукой за плечи.
Чёрт возьми, как бы ему хотелось, чтобы это было неправдой, лишь кратковременным всплеском гормонов. Он уверен, его привязанность к этой девчонке и не является ничем другим, но с ужасом осознает, что не жалеет о том, что пошёл против босса, рискнул жизнью и такой желанной карьерой великого преступника.
Он не смог убить её. Он знает, к чему может все это привести, но с тех пор, как Хейли стала часто улыбаться, с тех пор, как щенячья покорность в её глазах сменилась огоньком, вокруг которого пляшут бесенята, с тех пор, как смущенное хихиканье превратилось в громкий искренний смех, он понял, что нуждается во всем этом. Осознал, что нуждается в том, чтобы эта чудаковатая барышня была рядом с ним и, не произнося ни слова, лишь смотря на него с безграничным обожанием, заставляла становиться уверенным в себе. Он никогда не был даже близок к определению слова «романтик», но сейчас почти без отторжения признавал: эта идеальная улыбка что-то с ним делает.
Барбара не стала ему мешать, а даже помогла, так как считала, что ей нечего терять, что, если Галавану нужно, он убьет её без повода, или наоборот будет прощать всё. К тому же она тоже симпатизировала Хейли. Все эти девичьи посиделки и разговоры о любви, слушая которые, Табита плевалась от ревности и ненависти к мужчинам. Она поняла, каково было бы иметь младшую сестру.
— Спасибо вам, — тихо выдохнула девушка, но потом напряглась, — страшно подумать, что будет, когда Галаван меня увидит.
***
— Нет! Хватит! — уже сорванным голосом кричит Хейли.
— Тише, — без ярости произносит Табита и ударяет её кулаком по лицу, заставляя потерять равновесие, упасть и, наконец, замолчать.
«Сука, бьёт, как мужик. Такое чувство, будто она не лесбиянка, а гребанный трансгендер» — думает девушка, глядя в потолок и утирая рукавом разбитую губу.
Как и ожидалось, Галаван неприятно удивился, увидев её целой и невредимой. С привычной холодностью он лишь разочарованно взглянул на своих подчинённых и ушёл, напоследок кивнув сестре, всегда дежурившей рядом. Это послужило знаком к тому, что нужно начать выбивать из них все непослушание.
Кулаками, ногами, плетью женщина колотила Джерома. А тот просто стоял и безудержно хохотал, чувствуя, как из носа хлещет кровь. Почему за всё отдувался только он? Хейли не знает, почему получила единственный удар за излишне нескромное поведение. Она была маленькой и слабой, но дергалась так, что Барбара едва её держала. Девушка хотела развернуться к той лицом и повыдергивать все белобрысые волосы, но не могла. Она возненавидела Кин, как только та произнесла «Я пыталась её убить, меня заставил Валеска» и избежала какого-либо наказания. Слишком просто, думала Хейли. Нужно было первой начать приставать к Табите, авось, это дало бы определённые преимущества.
Таким образом, устав пытаться помочь Джерому и получив порцию боли, док лежит на полу, проклинает весь мир и старается не слушать смех парня, прерываемый звуками ударов.
Не хочется ни рыдать, ни пытаться оттащить Табиту от него. Просто слизывать с губ соленую кровь с металлическим привкусом, и думать, насколько же всё стало дерьмово.
Она не помнит, как оказалась у себя в комнате на кровати с пакетом льда, приложенным к губе. Тело было блаженно расслабленно, а мозг старался не концентрироваться на том, что хохот в гостиной затих. Хейли старательно отгоняла все мысли о том, что же сейчас с Джеромом и где-то на двадцать минут её вполне удачно хватило.
По прошествии этого времени девушка, игнорируя боль в подвернутой ноге и ушибленной голове, метнулась на кухню.
***
— Хей, мы так и не попили чай, — робко произносит девушка, стоя в дверном проёме комнаты Джерома с подносом с чайником и двумя уже наполненными чашками в руках.
Это была ужасно глупая идея. Но напиток был заварен до того, как она поняла это.
— Надеюсь, после этого у меня не появится ещё и боли в желудке, — отвечает тот, нехотя сменяя горизонтальное положение вертикальным.
Снова шутит. Значит, все нормально, думает Хейли. По виду не скажешь: на носу парня уже появился заметный синяк, кровавые подтеки на скуле никуда не спешили исчезать.
— Я далеко не талантлива, но чай приготовить могу не хуже англичанина, — подняв подбородок, говорит она и, сев на край кровати, протягивает своему собеседнику кружку, а свою вместе со всем подносом ставит на стол у стены.
— Действительно, — ответил тот, залпом осушив кружку, — ты действительно не талантлива.
— Ты можешь отвечать на добро добром? — всплескивая руками, восклицает док, садясь удобно и окончательно отказываясь от образа аристократки-англичанки. И все это было из-за чая, совершенно верно.