— Камила, ты пришла?
— Пришла, — отвечает она совершенно равнодушно и снова чувствует запах свежей выпечки, разлетающийся по квартире.
Ну вот, заходила как можно тише, а она опять ее поджидала. Караулила. Она больше не крадется по коридору, а уверенным шагом идет в своему убежищу, но даже там, она не чувствует себя полноправной хозяйкой.
Нажатие кнопки на старой магнитоле и заезженный до дыр, диск скребется о дисковод, воспроизводя заунывный мотив. Тихая, убаюкивающая мелодия заставляет ее смиренно прикрыть глаза. И пусть она стоит у окна с видом на лазурное море, поблескивающего где-то к линии горизонта, она не хочет замечать всей этой красоты. Ее память непроизвольно воспроизводит картинки из прошлого.
Умиротворение. Шепот, колыхающихся от ветра верхушек деревьев, что доносится с парка. Ослепляющее солнце. Бетонные плиты. Чайки, низко летающие над водной гладью и она, положа голову на его широкую спину, любуется местными красотами, молча думая о чем-то своем.
Внезапно ее глаза открываются, наполняясь лютой ненавистью, потому что ее любимая «Pasaran anos» западает на моменте припева, как бы стократно обещая ей, что даже спустя годы, он все равно скажет ей свое «да». Ее охватывает печаль, граничащая с нервозностью, потому что он больше не может сдержать это обещание… И диск снова западает. Такого раньше не случалось. Она. Она опять трогала ее вещи. Ненавижу, проносится в ее голове, а в сердце, которые и так переполнено воспоминаниями о далеком прошлом, больше не хватает места ни для чего другого. Включается «Magica Saigon». Издевательство для ее слуха. Он написал эту песню для нее, и даже в клипе снял. Ненавижу ее! Резко нажав на кнопку «стоп», она молча уставляется в голую стену. В его квартире они выкрашены в белый цвет, как и в любой больничной палате. Неудивительно, что жизнь в этих стенах медленно забирает ее драгоценное время и сводит с ума своей девственной чистотой.
Полные грусти глаза, с неглубокими морщинками, появившимися с течением времени в самых уголках, впиваются в плакат на противоположной стене. Она не может долго смотреть в его бездонные голубые глаза, потому что уже заранее знает, что проплачет в подушку всю ночь. А сегодня нельзя. Сегодня особенный день. Его день.
— Камила, приготовься к поздравлениям! Я сейчас иду…
Она смотрит в сторону двери, заслышав этот скрипучий голосок из коридора и не успевает защелкнуть замок собственной спальни.
Летящей походкой она врывается в комнату подобно бризу, прошедшему по морским волнам, и с легкой непринужденностью заполняет ее своей напускной вежливостью. Весь воздух в помещении мгновенно отравлен. В ее руках огромный торт с множеством зажженных свечей, который после хвастливого показа, она демонстративно ставит на стол.
— Опять в комнате дымила, ну и запах! Она без спроса на правах хозяйки распахивает окно, запуская свежий воздух в комнату.
— Дорогая Камила, поздравляю с днем рождения! Желаю тебе счастья в личной жизни и успехов в труде. Она произносит это как на духу, не вкладывая в слова никого значения. Ни капли искренности, словно заученный по бумажке текст. — Ну, именинница, теперь дуй.
— Ой, Мартина, давай без этого! Она, принимается за свои дела, не обращая никакого внимания на свою незваную гостью.
— Дуй, говорю!
— Да не буду я дуть. Что это вообще за цирк ты устроила?
— Ну так положено, дуй, я кому сказала.
— Я дуть не буду!
— А я от тебя не отстану!
Оборачиваясь, она смотрит в ее сторону. Если бы можно было убить человека взглядом, она бы уже замертво упала на пол.
— Я тебе уже сказала, я дуть не буду.
— Тогда я! Бодро поднимаясь со стула, она тут же гасит все свечи на праздничном торте. Она умеет улыбаться глазами, что и демонстрирует, глядя на кулинарное произведение, собственноручно приготовленное ею самой. Но в какой-то момент ей становится не до счастья и улыбок. В ускользающий, как сквозь пальцы миг, она осознает какой сегодня день и замирает, вглядываясь совершенно пустыми глазами прямо перед собой. Она уже не здесь, она далеко далеко в прошлом.
Она, стоя у своей кровати чутко улавливает ее настроение и тоже впадает в уныние и щемящую в сердце, тоску по прошлому.
— Ну ладно, Мартина, — как бы соглашаясь, произносит она в гнетущей тишине, что повисла несколько минут назад, — царство ему небесное.
Произнеся это короткое заклинание, ее со скоростью света уносит в те времена, когда она впервые познала вкус его поцелуя. Его ласки и нежные руки, скользящие по изгибам ее стройного тела. Она была так молода, но уже тогда познала каково это сгорать до тла, словно пепел. Она помнила вкус крови на губах, потому что от страсти и эмоций остаются следы. Всегда остаются следы, если очень очень кого-то любишь. Он так неистово ее целовал, потому что изголодался, а теперь вот… Она все еще помнит белые простыни застеленные на кровати в его комнате, и каковы они были на ощупь. Она никогда не забудет биение его сердца, пока лежала на его груди и думала, о том, что влюблена… Она помнит ее, ту что ворвалась в их безмятежную жизнь и перевернула все ног на голову. Ее следовало бы сразу убрать с дороги, но разве она могла подумать что все закончится так?
Лето 1998 года. Буэнос-Айрес.
— Бенха, Бенха! Это Мартина, открой пожалуйста!
— Тебе было больно? — она спрашивает, так же как и он, не обращая никакого внимания, на то, что кто-то за дверью пытается его окликнуть.
— Сначала вроде бы больно, а потом даже понравилось. А тебе?
Открывая глаза в мирном блаженстве, она соглашаясь произносит:
— Тоже самое… В начале больно, а потом лучше всего на свете.
Но насладиться моментом первой близости им мешают удары кулаком в дверь.
— Бенха, я мешать не буду, — она еще раз со всей силы прикладывается спиной к двери и подобно назойливой мухе пытается проникнуть в комнату.
— Я тут занят немного.
— Мне нужен мой словарь по-английскому языку, у меня завтра экзамен. Ты помнишь брал у меня. Открой!!! — Она бьет так, что плечо пронзает дикая боль, но ей не больно физически, она убита морально.
— Я не могу, через пятнадцать минут выйду. Иди к себе!
— Ты можешь даже не впускать меня! — она продолжает ломиться. — Мне очень надо! У меня завтра экзамен!!! — она совершенно обессиленная, а ее голос заглушают слезы и последней отчаянной попыткой войти становится удар ногой по глухой двери.
— Марту, ну ты чего? Вату-то из ушей вынь, я же сказал не могу!
— Просунь словарь в щель… и п…п…продолжайте себе на здоровье! Я вам мешать не собираюсь!
Щеколда. Двери распахиваются, ударяясь о стену. Он впивается в нее взглядом, а потом отрешенно смотрит в совершенно другую сторону.
— Тебе словарь нужен. Так бери!
Но она больше его не слышит. Она видит ее, совершенно обнаженную и без капли смущения на лице. Скорее даже наоборот, она как русалка, которую выбросило на берег и теперь она показывает себя всему, что ее окружает во всем своем великолепии.
— Знакомитесь, — произносит он, глядя на каждую из девушек.
— Камила, это моя соседка Мартина.
— Здравствуйте, — произносит она на автопилоте, совершенно завороженная представшей перед ней зрелищем обнаженной нимфы. — А что это с вами? Ее взгляд падает на губы, а вопрос, скорее крайняя степень любопытства.
— Кровь пить будете, Мартина? — она даже сама еще не понимает как двусмысленно прозвучал ее вопрос. Она даже смеет улыбнуться, игриво посасывая палец, запачканный кровью с нижней губы, не зная как права окажется спустя годы…
— Камила, ты где витаешь?
— Не знаю!
Сидя за накрытым столом, она начинает скучать в полной тишине. Слишком много дурных мыслей лезут в ее голову. — Вернись обратно, Камила!
— Не знаю, Мартина.
— Говори громче, у меня вата в ушах с лекарством. Всю ночь стреляло.
— Я в прошлом веке, Мартина.
— ААА… А я знаешь где??? Я в будущем!
— Мартина, — устало произносит она на выдохе, — наше будущее уже прошло.
— Так, — она вытаскивает вату и бросает скрученные тампоны на стол. — Вата все равно не помогает. Ты, Ками, — ласкуче произносит она, словно самый родной человек, — не грусти о возрасте. Меня между прочим, вчера возле подъезда женщиной назвали, значит и ты еще женщина.
Она хочет на корню пресечь все ее глупые разговоры, потому что они чужие, чтобы вот так вести с друг другом ни к чему не обязывающие беседы. — Мартина… Мартина, послушай меня.
— Подожди.
— Мартина, посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты услышала, что я тебе сейчас скажу. Слышишь?
— Да, хорошо слышу. Она поворачивает голову в сторону соседки и замирает в ожидании ее следующих слов.
— Я тебя ненавижу, Мартина.
— Я тебя тоже.
— Я тебя ненавижу! Ты мерзкое, ничтожное существо.
— Да и ты такая же.
— Ты урод и всегда была уродом. Ты сломала мою жизнь и жизнь человека, которого я любила. Ты десять лет живешь рядом со мной и пьешь мою кровь.
— Ах, вот ты какая! Да если бы на моем месте была бы другая, вообще неизвестно как бы ты жила здесь!
— Сейчас же выйди из моей комнаты. И вообще, уходи прочь из моей квартиры. Прочь из моей жизни. Слышишь, пошла вон из моей жизни!
— Это моя квартира и моего покойного мужа, — она произносит последнюю фразу как данность.
— Нет, это моя квартира, я ее у тебя купила вместе со всеми его вещами. Убирайся!
— Дрянь! Дрянь, ты.
— Что ты сказала? А ну-ка, вон из моей комнаты. Убирайся из моей квартиры. И нечего из праздника поминки делать. Они давно не кричат друг на друга, они давно уже придумали свой собственный язык. Тихий, на грани помешательства, но очень действенный.
Они хватают друг друга за руки, пытаются бороться, но сил уже нет. Кончились. Давно. Десять лет назад.
— Он тебя никогда не простит, зная что ты выгнала меня на улицу, — произносит она, когда они обе опускают руки.
— Так пусть он из могилы встанет и мне об этом скажет.
— Дрянь… — шепотом произносит она. — Как ты смеешь говорить о нем так?
— Потому что он умер. Его больше нет!!! Нет его уже как десять лет. Проснись же! Очнись наконец!!! — Кричит она что осталось сил. — Он бросил нас! Он бросил тебя и меня, дура!
— И я дура, — произносит она после короткой паузы, со всем пониманием к происходящему и толикой обреченности в голосе.
Она закрывает рот, как если бы услышала невыносимую правду только сейчас. В ее глазах стоят слезы, но она быстро берет себя в руки и не показывает собственной слабости
— А ты знала, что он ко мне приходит ночью пока ты спишь? В ее горделивом тоне проскальзывают нотки хвастовства. Она без помощи вилки прикладывается губами к кусту торта, так и нетронутого ею, и со всей жадностью откусывает его, с вызовом в глазах вгрызаясь в тонкие слои бисквита. — Знаешь, почему ночью? Чтобы ты не знала. Это наш с ним секрет. Вытирая уголком языка остатки крема с внутренней стороны рта, она игриво тянет победную улыбку.
— Убирайся из моей комнаты!!! Пошла вон!!! — Она закрывает уши руками, чтобы больше никогда не слышать ее бреда.
Испугавшись, она спиной пятится к закрытой двери.
— Сумасшедшая, — бросает она с порога и ускользает в темноте коридора.
Лето 1999 года. Буэнос-Айрес
Она бредет по берегу моря, пока ее легкое платье обдувает морской бриз. Она знает, что сегодня, он снова приедет в родной город. Его гастроли по стране закончилось и теперь, он всегда будет рядом. Прямо за стенкой. Она знает, что это его любимое место, поэтому намеренно держит путь именно туда.
Это он! — подсказывает ей сердце, но она проходит мимо, не веря собственным глазам, словно это мираж.
— Бенха, — слетает с ее губ, и она оборачивается.
— Бенха!!! — кричит она, потому что эту радость первой встречи после долгой разлуки невозможно сдержать внутри. — Приехал… Бенха, Бенха приехал, — щепчет она себе под нос как безумная и подходит ближе к берегу. — Узнаешь?
Он всматривается как-будто бы уже забыл, но на лице появляется еле заметная улыбка.
— Мартина… Ничего себе, привет. Ты чего тут бегаешь?
— А я иду и думаю, Бенха или нет! Сначала подумала, да быть не может, а присматриваться как-то стыдно было, вдруг чужой человек, а я вот так любопытствую. А это ты… Она немного теряется. Она смущена, но ее ногти сильно впиваются в закрытые в кулак ладони. — Я тебя с конца прошлой недели жду, каждый день, каждую минуту, жду. Мне мама Камилы сказала, что ты на днях должен… — она обрывается на полуслове, потому что все эти объяснения становится не важными. С диким восторгом она осматривает его до боли знакомое лицо.
— Бенха, ты даже себе представить не можешь, как я рада, что ты наконец-то приехал. Ее глаза блестят. — Я же тебе писала. Ты письма мои не получал?
— Какие-то получал…
Мартина, ты извини, что не отвечал, как-то времени не было особо. Он подбирает свои вещи с мокрой гальки и готовится уйти, чтобы не оправдываться, глядя ей прямо в глаза.
— А я про тебя итак все знаю, ты же Камиле писал.
Это утверждение заставляет его застыть на месте и оглянуться.
— Но ты не думай, я не ждала от тебя ответа. Да и с какой стати, ты должен мне отвечать. Писать нужно родным и близким. А же не родная и не близкая, так что я не ждала от тебя писем. Она идет к разбушевавшемуся на ветру морю, и не раздеваясь, с головой окунается в воду. Волны уносят ее все дальше от берега, а ее вопрос звучит глухо среди криков чаем и шума воды…
— Бенха, а ты мое последнее письмо получал?
— Да, я уже не помню какое последнее.
— Оно было очень короткое, в нем всего-то несколько слов было.
— Ты чего делаешь, — видя, как она отчаянно борется со стихией воде, едва не захлебываясь от воды, он не может больше быть к ней равнодушным.
— Так о чем было мое последнее письмо, которое ты прочитал?
— Мартина, выходи из воды!
— Прочел?
— Ты чего совсем с ума сошла?
Она понимает, что зашла слишком далеко, поэтому выходит из воды, преследуя его томным взглядом. По ее одежде, ногам, шеи тонкой струйкой стекает вода. Она выжимает волосы рукой, смотря ему прямо в глаза.
— Я ведь сказала, что не жду ответа, просто мне важно знать прочитал ты или нет?
Он молча идет вдоль берега в сторону дома.
— Ну и какие у тебя теперь планы на жизнь? Или ты еще не думал?
— Думал, вот как раз вот сидел у моря и думал.
Они продолжают молча идти дальше, не говоря больше друг другу ни слова.
Она так скучала, что не может больше скрываться. Опережая его на несколько шагов, она преграждает ему путь.
Он не двигается в ожидании того, что она сделает или скажет, но она только лишь улыбается. В воздухе пахнет солью, а волны, накатывающие на берег морской пеной, разносят шум воды по округе. Ее легкое платье колышется на ветру, ее подбородок дрожит, но она замерзла. Она собирается духом, чтобы сделать последний отчаянный шаг. Он жадно пожирает глазами ее тело, облепляющее все еще влажной одеждой, словно перчатка, но смущаясь, он не дает себе долго задержаться на ней взглядом. Ее пальцы скользят по пуговицам на груди, все больше приоткрывая обнаженную плоть. Она словно искусительница, а он, он слишком слаб, чтобы бороться с самыми низменными инстинктами. Он уже давно привык быть завоеванным кем-то. Со всей страстью, бушующей в груди, оба падают на гальку и предаются своим желаниям сполна. Ее губы так и остаются нетронутыми, потому что мужчина оставляет следы, только если очень очень любит.
Колесо обозрения. Она пришла сюда сегодня, чтобы посмотреть на свою жизнь свысока, а вспомнить смогла только то, как своими же руками ее разрушила. Глупая девчонка…
— Пошел вон!!! Вон из моей жизни! — шепчет она со всей ненавистью, а ветер лаская ее слегка поседевшие волосы, уносит слова далеко далеко в небо.
Входная дверь бахает, оповещая об ее приходе с морской прогулки. Цокот каблучка от ее старых туфель по паркету доносится из коридора. Спустя несколько минут, она снова стоит на пороге ее спальни.