Орсон только сдержанно улыбается, едва скрывая победоносное выражение лица.
Совершилось. А обсудить все с ее родителями и мягко и ненавязчиво убедить их в правильности его точки зрения — для него не составит особого труда.
_____
Прим. автора.
* Цветы Орсона для Джин очень похожи на земные лилии, фрезии и ирисы, только лилии не так резко пахнут. Примерно такие
http://dailynova.me/wp-content/uploads/2016/03/korzina_bouquet_svadba-lilii-freezii.jpg
http://prezentikov.ru/wp-content/uploads/2017/11/1-7.jpg
**Stardust (англ.) — так звучит прозвище «Звездочка», данное Джин отцом, в англоязычном оригинале.
*** Too cute to be a monster — слишком приятен (красив, обаятелен, мил), чтоб быть монстром (англ.)
Да, да, я хочу им романтики с флаффным оттенком. Да будет романтика!)))
Комментарий к 2. Too Cute To Be A Monster
Иллюстрация. Очень люблю этот объединяющий моих героев коллаж, красивые они тут - не оторваться… (под ним в источнике была подпись “May and December”)).
https://pp.userapi.com/c638521/v638521261/87b0/_keuOwA8GgI.jpg
И именно так представляю их эмоции в момент описанной в главе сцены.
========== 3. The Proposal And The Wedding Night ==========
***
— …Надо же, — ставя росчерк с завитушками на флимсипласте и копируя документ в свою деку, с иронической кривой усмешкой произносит гранд-мофф Уилхафф Таркин. Собрав на пару секунд тонкие губы в фигуру, которую Орсон про себя сравнивает с определенным отверстием банты. — Директор Кренник опустился до того, что крутит романы с молоденькими лейтенантами? Отбивает девушек у собственных офицеров? Что дальше? Через месяц после свадьбы отправитесь за приключениями в солдатский блок?
Орсон почти сжимает кулаки. Этот высохший от собственных интриг любитель сарказма запомнил-таки слова Галена на его празднике про поклонника Джин, как и реакцию на них Орсона, — и все сопоставил, сделав выводы. Чтоб сейчас, не преминув позабавиться, ехидно уколоть. Какая же он въедливая тварь.
Нет, нужно сдержаться. Нужно получить эту гребаную подпись старшего по званию. Эту криффову отписку от Таркина.
Не ему бы упрекать Кренника в небрежном отношении к — пока еще даже будущим — супружеским обязанностям, когда все вокруг знают про Даалу и то, каким образом ею было получена адмиральская должность, ситх ее подери…
— …Вам лучше знать по поводу приключений после свадьбы, гранд-мофф, — отрывисто бросает он, не сдержавшись, когда заветная характеристика в его руках, и он берется за дверную ручку таркиновского кабинета.
Брови Уилхаффа резко взлетают.
— Что-о-о? — Слышит Орсон срывающийся вопль имперского чиновника себе в спину. — Хамить мне? Я это так не оставлю, Кренник!
— Что слышали. — Говорит он, поворачивая ручку и медленно удаляясь по коридору.
Да, он в очередной раз не удержался и, наверное, нажил себе неприятностей. Но впереди у него сегодня такая встреча, одна мысль о которой заставляет послать Таркина — да всю Галактику — к банте на рога.
***
Когда она выходит к нему, такая взрослая и желанная, с красивой высокой прической, в длинном ярко-красном платье, - чтоб вместе поехать в его любимый ресторан, то его глаза вспыхивают от удовольствия. Она надела его подарок, посланный утром. И надо сказать, на ней он смотрится умопомрачительно.
— Просто неотразимая, - говорит Орсон, быстро наклоняясь к ней, чтоб коснуться руки губами. И Джин опускает глаза в затаенной радости, а щеки ее становятся пунцовыми.
Внешний предлог для встречи очевидный и приятный: он пригласил Джин, чтоб вместе отметить присвоение высшего государственного научного звания Галену и пожалование ему Императором личного имения, да не где-нибудь, а на Набу, родной планете Шива Палпатина.
За это он и произносит первый тост, поднимая бокалы с его любимым шампанским. Джин трогательно мечтает вслух, как здорово будет поехать на такую живописную планету, где она раньше никогда не бывала, посетить ее озера, водопады и другие красивые места, на которые она уже успела полюбоваться в Голонете.
Орсон молча слушает ее, едва заметно улыбаясь. И не говоря ей ни слова о том, какую роль во всем этом сыграла в этих описанных ею приятных событиях деятельность одного друга Галена, который подавал в течение последних двух лет бесконечные рапорты и отчеты о военных и научных заслугах доктора Эрсо перед Имперской Армией и флотом и Галактической Империей в целом.
А потом он с тонким юмором рассказывает ей о своем детстве на Лексруле, в Среднем Кольце, участии в республиканской «Программе будущего» вместе с ее отцом, своих студенческих годах и юношеских выходках, заразительно смеясь и время от времени чуть пожимая ее тонкие пальцы.
Теперь уже она охотно слушает, не перебивая, и только изредка задавая короткие вопросы.
И в какой-то момент она внезапно понимает, что не чувствует их разницы в возрасте. Совсем. Только серебристый отлив его волос и жизненный опыт, чувствующийся в глазах, слегка напоминают о ней. Но ей нравится и то и другое.
— Значит ты, как и папа, “сделал себя сам”… А папа тоже был таким… ветреным в те годы, как ты, Орсон?
— Нет, Гален, конечно, гений и талант… Но в части вечеринок ему до меня было далеко, — теперь его усмешку Джин бы назвала абсолютно порочной и в то же время неотразимой. Вот он - тот самый обаятельный монстр, о котором Орсон говорил ей раньше. Как он есть.
— Сейчас это все в прошлом. Тебе нечего опасаться, дорогая, — произносит он, и в этих словах такой обжигающий… даже не намек — что Джин слегка вздрагивает, не зная, что сказать. Поэтому переводит тему.
— А этот… Таркин… он тоже участвовал в этой программе с вами? — Не может не поинтересоваться она зловредным существом, о котором столько раз слышала дома, а теперь — от него.
— Не упоминай его больше на ночь глядя, прошу, Stardust, не отравляй вечера этим именем, — Орсон забавно закатывает глаза и, услышав зазвучавшую музыку, встает, подавая ей руку, обтянутую темной кожей.
— Уже поняла, как вы друг друга «любите». Не буду сегодня, так и быть, — Джин подавляет смешок и принимает его ладонь.
В медленном танце оба молчат, полностью погруженные в свои мысли и чувства. Орсон очень умело и аккуратно ведет ее, лишь слегка касаясь спины одной рукой и крепко держа за ладонь другою.
Джин почти болезненно хочется более тесного и близкого контакта… еще с той встречи дома, у лестницы. Положить ему голову на плечо. Почувствовать его объятия, его руки на ее плечах, спине… Но как сказать об этом?..
И она просто кружится на паркете ресторана, в сиянии ярких люстр, под спокойную мелодию. Даже не представляя, насколько ее партнеру хочется того же самого, что и ей самой.
— …Нам нужно поговорить, Джин, — блеснув глазами, говорит ей Орсон, когда танец окончен. — В более приватной обстановке. Ты не согласишься заехать ко мне домой… на минутку? Тут недалеко.
Она долго смотрит на него, до конца осмысливая его слова, словно все уже понимая. И вдруг, как-то отчаянно и мятежно встряхнув головой, решительно кивает.
***
Вместе они входят в его апартаменты. Орсон закрывает дверь и наспех сбрасывает свою обувь, она, стараясь выглядеть элегантно перед ним, аккуратно расстегивает и отставляет в сторону ботиночки.
Кренник что-то еще говорит ей про прекрасный вечер, и уточняет, не хочет ли Джин еще что-нибудь выпить. Она качает головой. Тогда он открывает какую-то дверь, предлагая показать квартиру.
И все мгновенно меняется, когда они входят туда вместе — по всей видимости, это спальная комната.
Орсон, не договорив фразы, резко и твердо берет Джин за руки и поворачивает к себе, одновременно плотно прижимая, почти впечатывая ее в стену.
— Дальше так нельзя, Stardust, — хрипло говорит он, покрывая поцелуями ее щеку и краешек губ. — Сводишь меня с ума. Здесь. Сейчас. Со мной. Никуда не отпущу, хочешь или нет.
Его дыхание и слова, как биение пульса, ударяют Джин в голову, словно зажигают кровь изнутри — крепче выпитого алкоголя. Орсон такой сильный и страстный.
Неловко признать перед ним свою неопытность и в то же время до невозможности хочется узнать его полностью — его умения, его ласки, почувствовать и разделить с ним разливающееся внутри от его поцелуев и прикосновений желание. Такое стыдное и такое мощное, сносящее все границы и барьеры в ее душе.
— Буду с тобой. Хочу. Делай, что пожелаешь, — тихо и уверенно говорит она, и он только резко выдыхает в ответ, быстро, не отрываясь от нее взглядом, срывая свою одежду.
— Так, на чем мы остановились в прошлый раз? — горячий шепот, перемежающийся поцелуями за ушком и в шею. Как он находит слова, которые так будоражат и сладко волнуют ее?.. — Примерно на этом?
Он безошибочно и бесстыдно находит застежки платья и через несколько мгновений опускает его с плеч своей девушки, позволяя мягко соскользнуть на пол.
— Я… должна сказать, Орсон, — запинаясь, с трудом произносит она. — Я никогда… — Джин окончательно теряется, только радуясь, что полумрак скрывает цвет ее щек.
— Я знаю, — говорит он, не ожидая окончания фразы. — Я все знаю. Тебе не нужно бояться или смущаться. Помни, что я тебя люблю, и все.
Тогда она порывисто тянется к его лицу и снова так же по-детски целует в щеку. Как тогда, у них дома, на лестнице.
От этого невинного искреннего касания Джин у Орсона Кренника перехватывает дух сильнее, чем от всех порочных и искушенных ласк, какие были в его жизни.
Он вдруг осознает, что, оказывается, внутри него, — море нерастраченной нежности и бережности.
И он готов отдавать это ей — бесконечно любимой — всю оставшуюся жизнь.
***
— Я не сдержал обещание, данное три дня назад твоей матери, — задумчиво говорит Орсон в лучах рассвета, заложив руки за голову. — Но шансов, что сдержу, просто не было.
Джин поглаживает его обнаженную грудь, обводя пальцами сосок и чуть заметные розовые отметины около него. Удивительно. Это она так могла целовать его вчера? Она вся краснеет от воспоминаний, таких сладких, таких стыдных. И ей хочется еще.
— Какое обещание? — Запоздало переспрашивает она, задумавшись и утопая в своих грезах.
— Не скажу, — вдруг усмехается он, притягивая ее к себе. — Потому что собираюсь нарушать его снова и снова, пока не…
Она не успевает задать новых вопросов. После долгого поцелуя он, погладив Джин по волосам, встает, обернувшись простыней, и куда-то выходит. Возвращаясь через пару минут обратно с небольшим подносом в руках.
Она принимает из его руки бокал с тем же вкусным шампанским, которое вчера подавали в ресторане, и он касается его края тем, что держит в своей.
— За твое согласие, Stardust, — без улыбки, очень серьезно говорит он, снова проникая в ее сердце, пробуждая в ней тайный огонек своими голубыми глазами.
— За мое… что? — Сделав последний глоток, она касается губами чего-то круглого и холодного. И понимает, что это, еще до того, как берет в руку. И о каком согласии речь.
— Будешь моей женой, Джин? — Все тот же голубой бесконечный взгляд без улыбки. Только его рука поглаживает ее обнаженные колени.
— …Я, наверное, должна сказать «Позволь мне подумать»? — Она хочет немного разрядить обстановку. И при этом сильнее сжимает в кулачке тонкое блестящее кольцо, на котором успела пораженно заметить инкрустацию со своим именем.
— Думай, — спокойно отвечает Орсон. — Пять секунд тебе достаточно? Больше не позволю.
— Деспот! Хищник! — Восклицает она. — Нексу с голубыми глазами! Вот попробуй, попади тебе в когти! Мне жаль ту девушку!
— Время вышло. — Он поднимается с колен и легким движением усаживает Джин к себе на колени, целуя в губы — медленно, долго, чуть засасывая и прикусывая ее нижнюю губку, добиваясь, что она начинает ему горячо отвечать с легким стоном.
— Не жалей ее. Она будет очень… — Он проводит тыльной стороной ладони по ее шее, спине и чуть ниже и странно ухмыляется. — … Очень довольна с этим… нексу.
— Да. — Говорит она. — Да, я согласна, адмирал.
И тихо добавляет, улыбаясь:
— Тебе не откажешь. А без тебя… я и дышать не смогу.
— Я тоже, Джин, — серьезно говорит он, снова опуская ее на постель. — Отметим это очередным ужасным нарушением моего обещания?
— Конечно, — выдыхает она со стоном, когда его губы опускаются ниже к груди, и охватывают острую вершинку, а рука касается ее там, где все давно горячо и влажно при одной мысли о нем.
***
Два месяца спустя
«…Он зовет меня вниз:
„Родная, спустись,
Обниму в тридцать три кольца!“»
Наталья О’Шей, «Невеста Полоза».
Джин стоит в ослепительном, шикарном свадебном платье со шлейфом, прислонившись лбом к двери номера люкс в лучшем отеле Корусанта.
Она знает, кто ждет там.
Она знает — и не знает. Она хочет — и не решается, думая о неизвестности, о темноте, еще о чем-то…
Только, вступив в этот большой зал и услышав сухой щелчок автоматической двери за спиной, Джин видит, что ошиблась.
И за этой дверью ждет — если даже неизвестность, то точно — не темнота.
Потому что перед нею — дорожка, усыпанная лепестками белых изысканных цветов с нежным ароматом и выложенная по краям мерцающими теплыми огнями особых плавающих свечей.
Те самые цветы, с которыми он пришел тогда с признанием. Один из них она до сих пор хранит в своей сумочке, в особом футляре.
Такую встречу устроил ей муж… как непривычно назвать этим словом Директора Орсона Кренника.
Какое бесконечное счастье назвать его так. Теперь только ее счастье, для нее одной.
Он стоит в конце этой сияющей дорожки, в своем ослепительно-белом плаще и кителе. Быстро пряча в кармане брюк старомодную зажигалку.
У их брачной постели. Глядя в упор. Встречая ее робкие объятия.
— Вечный пафос… — чуть слышно шепчет Джин, улыбаясь. — Но мне нравится… И я… так тронута, адмирал.
— Я отмечаю то, что мы наконец вместе. То, чего так хотел, — говорит Орсон — совсем без улыбки, когда обнимает Джин сзади, и его большие, теплые ладони страстно сжимают ее грудь, — как тонка и невозможна, как недолго ей быть, — та преграда цвета снега на Хоте. — Почему ты дрожишь, дорогая?..
— Мы вообще-то оба этого хотели… Директор, — доверчиво говорит она, глубоко вздыхая, принимая его уверенную ласку. — Я волновалась перед нашей… встречей.
— Теперь навсегда, Джин, — шепчет он ей в затылок, когда заканчивает с шнуровкой свадебного платья. — Нет причин для волнений.
— Да, адмирал, — отвечает она, откидывая ему голову на плечо, встречая его обжигающие губы.
— Если бы ты знала все, что я хочу сделать с тобой, когда вижу тебя такую, — в голосе звучит неприкрытое, неистовое, почти животное, когда он заканчивает с ее одеждой и касается застежки плаща, а потом — верхней пуговицы кителя.
— Но я ведь узнаю и ты… научишь меня,… дорогой? — облизывая пересохшие губы, быстро спрашивает его молодая жена, столь прелестная и несравненная в своей захватывающей его сердце, мысли, кровь, — первозданности.
— В ближайший месяц — ты узнаешь обо мне очень много, — обещает он ей то, что перевернет ее мир и принесет в него волшебство и магию в те — ослепительные грядущие дни. — Не могу дождаться, чтоб начать рассказывать и показывать тебе.
Нежная — и вместе с тем холодно-уверенная, стальная — хватка. Джин чувствует — Орсон не из тех, кто отпустит.
Ни с кем не сравним. Словно он охватывает ее не одним, а бесконечными кольцами ласково-непреклонных объятий*. Их связывает его страсть, как вечность. Пробуждая ее непреодолимое, мучительно-сладкое влечение.
— Теперь — только моя… Stardust, — слышит Джин, когда их пальцы переплетаются, а дрожь волнения проходит и отступает, растворяясь в наслаждении обладать и принадлежать.
Она вздрагивает вновь и вновь при этом обращении, этом нежном, когда-то позволяемом только отцу, — прозвище.
И ему единственному теперь оно тоже всегда позволено.
— Да, — отвечает молодая женщина. — Да… твоя, любимый.
Это — лучшая ночь в их жизни.
Ценнее, ярче и дороже кайбер-кристаллов.