— Да, — удручённо покивал маг, бросив взгляд на закрытые двери, одно то, с каким боем Тора выставили вон, доказывало правоту отца. — С последним даже я спорить не могу.
— Я не знаю, что произошло в моё отсутствие между тобой и Тором, но я сердцем чувствую, ты ему нужен, и без тебя он не найдёт себе покоя, — Один замолчал, подумал немного и заговорил снова. — Может, хватит тебе уже скитаться, останься дома, забудем о недопонимании, которое между нами возникло, просто будем жить дальше?
— Я не могу всего тебе объяснить, — Локи потёр ладонью лоб. — Но в любом случае я здесь лишний, всегда так было, и этого не изменить. Я — изгнанник, одиночка, у меня ничего нет, ни семьи, ни друзей.
— Так найди себе друзей и обрети семью, — Одина не обидело, что Локи вовсе не считает его и Тора своей семьёй, всеотец видел, что маг попросту сжигает мосты, он готов кануть в небытие, не оставляя себе пути назад.
— Как ты себе это представляешь? — у Локи сдавило горло от волнения и возмущения, говорить становилось сложнее. — Асы ненавидят меня, даже тебе не подвластно их мнение, они смотрят на меня и видят предателя, среди них нет друзей, я не могу им доверять.
— Мне показалось, что ты и Стивен Стрендж, маг из Мидгарда, неплохо поладили, пригласи его в Асгард, может, в его лице ты обретешь друга, — осторожно предложил Один.
— Зачем тебе всё это? — устало спросил Лафейсон, он сам не рассматривал такую возможность, хотя идея была неплохой, а Стивен действительно казался интересной личностью, как для смертного.
— Ответ лежит на поверхности, просто ты не хочешь его принимать. Сперва восстанови силы, если захочешь уйти, я не стану удерживать и уговаривать тебя, ты волен сам принимать решения. Но знай, что Асгард всегда открыт для тебя.
Один оставил право выбора за Локи. Перед уходом Один коснулся руки мага, накрыл своей шероховатой старческой ладонью, и Лафейсон не ушёл от этого прикосновения, принимая нежность как признак их общего прошлого. Царь Асгарда покинул палату.
Прошло несколько минут, прежде чем двери снова отворились, и в дверном проёме показалась голова Тора, он выглядел взволнованным, но не смел подойти ближе, топтался у порога словно ребёнок.
— Я могу побыть с тобой? — глухо спросил громовержец.
— Проходи, — кивнул маг, Лофт открыл было рот, но громовержец торопливо перебил его.
— Послушай меня, пожалуйста, — Одинсон пересёк разделяющее их пространство и уселся на кресло возле постели, на котором сидел с утра. Воин соблюдал дистанцию, и это в некотором роде насторожило мага, привычней ему было слышать самодовольные речи наследника, наблюдать свойственный Тору натиск, с каким он обрушивал свою правду на Локи при обычных обстоятельствах. — Я не вправе тебя просить остаться в Асгарде, но я всё-таки сделаю это. Если ты захочешь, всё равно уйдёшь, но просто подумай, неужели ты и правда хочешь снова скитаться или вернуться в Мидгард, когда здесь есть такие обширные библиотеки и много чего ещё, что тебе так нравится? Просто останься, если не хочешь видеть меня, я не стану докучать, клянусь, даю тебе слово чести, что без веской причины не потревожу твоё уединение.
Локи вздохнул и отвёл взгляд. Тору нельзя было верить, но так хотелось. Лофт разрывался между желанием вернуть то короткое счастье, вернуться в то время, когда они проводили ночи в его клубе, не задумываясь о последствиях, предоставленные друг другу. Сейчас всё сильно изменилось, хотелось бежать из Асгарда, бежать от Тора куда глаза глядят, от его слов и обещаний. Одинсон всё подчиняет себе и своей воле, в конце концов, и его он подомнёт под себя, а Локи устал от этого: быть ведомым, быть вторым, быть младшим.
— Я останусь только до тех пор, пока не восстановлю силы, после я уйду, и если в тебе осталась хоть капля уважения ко мне по старой памяти, ты не станешь мне мешать, — выдал вердикт Локи, громовержец молчал, не заупрямился, доказывая свою правоту, отстаивая своё право настаивать на лучшем будущем для брата.
— Я понимаю, — кивнул Одинсон, принимая резкий ответ как должное, сердце обеспокоенно колотилось в груди, отчаянно хотелось напомнить Локи его обещание, но Тор не посмел, брат его не предавал до самого конца, был с ним заодно, а громовержец решил иначе, и это решение стало отправной точкой их разрыва. — Я могу тебя навещать? Ты позволишь?
Маг хотел ответить отрицательно, на какой-то миг понадеялся, что брат сам всё поймет, но Тор ждал ответа и не строил догадок, он хотел услышать.
— Приходи, — нехотя отозвался маг, давая слабину и ненавидя себя за это.
— Спасибо, — Тор неловко поднялся со своего места. — Ну, я пойду, а ты отдыхай.
Как ни странно, Тор не обманул, он не докучал своим присутствием, заходил только с утра, следом за ним мага навещал Один, проводил в палате не больше пяти минут, интересовался здоровьем, лишних вопросов не задавал, целители отчитывались перед ним лично. Физические повреждения у Локи сходили на нет, энергетический дисбаланс сменялся стабильной циркуляцией магических потоков, теперь Лафейсону больше не нужно было принимать помощь, он мог сам дойти до купальни, располагающейся в соседней комнате, самостоятельно принять ванну. Каждый день он сам себе напоминал, что должен покинуть Асгард как можно быстрее, он чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы покинуть чертоги целителей, но тянул вот уже полторы недели. Чего он ждал? Зачем оттягивал неизбежное?
Отчасти Локи было приятно, что его не донимают, не называют предателем и не намерены держать в клетке как опасного преступника. Целители относились к нему так же, как мидгардские врачи к больным смертным, — их не интересовало, чиновник ты или нищий, богатый или бедный, праведник или грешник, они просто делали свою работу, не допускали панибратства и косых взглядом, обращались только уважительно. Принц Локи, — так его называли, это обращение уже набило оскомину, он вовсе не принц и уж тем более не в Асгарде. Ему пора бежать, но что его держит? Сбежать под покровом ночи или выждать момент ранним утром? Локи не мог определиться. По истечению второй недели маг всё же решил убраться из Асгарда спонтанно, под покровом ночи как вор, и решение это пришло только от того, что ночь была удушающее жаркой, хотелось вырваться на воздух. Локи ещё лежал в постели под тонкой простынёй, света в палате не было, только скопления ярких созвездий невероятной красоты отбрасывали отблески, если приподняться на локтях, можно полюбоваться на спящий город из окна. Но Локи не хотел смотреть, не желал сам себя расхолаживать и предаваться воспоминаниям, он просто лежал с закрытыми глазам, готовя спонтанный побег. Вот-вот ему хватит сил взбрыкнуть, подняться и уйти как есть, в светло-зелёной пижаме и тапочках.
От размышлений мага отвлёк странный звук, далёкий и едва слышный, Лафейсон напрягся, когда отчётливо услышал, как осторожно распахиваются двери, как кто-то проходит в палату, за собой не затворяет, движется по комнате так тихо, что если бы Локи спал, едва ли услышал. В голове мага сразу проскользнула неприятная мысль, — кто-то всё же пришёл расквитаться с ним. Но не последовало удара, некто остановился рядом с постелью, короткий шорох, и маг ощутил, как щёку опалило горячим дыханием. Ётуна охватило тревожное оцепенение, сменившееся колючим страхом, когда его губ коснулись чужие, горячие, мягкие губы, колючая щетина чуть задела нижнюю губу, и Локи судорожно выдохнул.
— Спи, спи, мой хороший, — на грани слышимости проронил Тор. — Я больше не потревожу, я знаю, что виноват перед тобой, прости меня за всё.
Локи словно сквозь вату слышал лёгкие удаляющиеся шаги, как дверь мягко затворяется, его затрясло от пронизывающего холода, словно Тор содрал с него кожу и ушел, оставив посреди ледяной пустоши. Он попрощался, но зачем? Понял, что брат сбежит, не простившись, и улучил момент сказать ему эти нелепые слова и подарить поцелуй, после которого у Локи всё везде начало зудеть, напоминая, какими нежными могут быть губы брата. Этой ночью Лафейсон плохо спал, наутро он превратился в комок нервов, тронь - и заискрится, огромных трудов ему стоило не заорать на Тора, когда тот с утра пришёл его проведать, но громовержец вёл себя как тень, на подначки не отвечал, только смотрел на Локи, будто пытался запомнить его в деталях.
Локи попросил Одина позволить ему пару дней провести в своей комнате в замке, так как он уже оправился, но ещё не принял окончательное решение, остаться в Асгарде или покинуть отчий дом. Всеотец был только рад, в ответ предложил устроить пир в честь победы, где асы могли бы отпраздновать, где Локи мог бы развеяться. Маг нехотя согласился поприсутствовать, хотя ему претило пить в окружении асов, делить их победу. То, что он сам внёс ощутимый вклад в исход войны, старательно минимизировал потери, он не находил себе достойной причины радоваться и бахвалиться своими победами.
А Тор в эти несколько дней стал раздражать мага и того сильнее, громовержец ведь отлично знал, что Локи в своих покоях, но ни разу не заглянул, как делал это в чертогах целителей, словно тот ночной поцелуй был его прощанием, окончательным и бесповоротным. Завтрак, обед и ужин Локи накрывали в его покоях, о том, что принц ещё не восстановился до конца, прислуге сообщили, и служанки появлялись на пороге, неловко постукивая в дверь. Локи был весь как на иголках, он ждал, когда же явится Тор со своими тирадами об их братской привязанности, станет рассыпать обещания вечной любви. Но Одинсон не приходил. Встретились они как раз на том самом пиру в честь победы, где шумные асы, как видно, совсем потеряли голову, если то и дело поднимали кубки за здравие Локи, славили его имя. Глупые асы — лишь бы повод был за что выпить!
Тор поддерживал каждый тост за Локи, но пил мало и выглядел удручённым, не в пример своим друзьям. Одинсон словно нарочно сел подальше от брата, всякий раз, когда маг ловил его пустой взгляд, громовержец опускал глаза, разрывая зрительный контакт. Один, как и положено царю, присутствовал на пиру, с уважением поднимал кубки с мёдом за героев, ныне живых и павших в бою, он как раз сидел рядом с магом и пару раз отвлекал его какими-то вопросами. Локи спокойно общался с царем, словно и не было между ними всех этих ссор и вражды.
Всеотец покинул пир после полуночи, как раз в самый разгар, когда молодые асы принялись травить байки, другие танцевали под весёлую музыку с прекрасными асиньями. Теперь мага отвлекали от прокаливания Тора асгардские воины, многие желали ему долгих лет жизни, другие - добрую жену и много детей, иные даже прочили место советника при царе. Лофта заболтали, он едва не упустил Тора из виду, тот выскользнул из зала одинокой поникшей фигурой. Маг тут же подскочил с места, попросил прощения и рванул следом за братом. Покладистость Тора раздражала, с чего вдруг он такой уступчивый, уже с кем-то спутался? Локи вышел в коридор, как раз заметив, как Тор понуро поворачивает за угол, маг немедленно бросился за ним, скрыв себя иллюзией невидимости. Лафейсон гнал от себя нехорошие мысли, но очевидное сложно не заметить, брат был сам на себя не похож. Брага не горячила ему кровь, друзья не могли его растормошить, он грубил Одину и был таким мягким и податливым, когда дело доходило до их общения наедине, теперь же он начал избегать Локи, и это всерьёз встревожило.
Локи ожидал напора, воинственного настроя, а вовсе не пассивной безучастности, ведь Одинсон так звал его в том мутном бреду, он умолял вернуться, он хотел, чтобы Локи жил. Неужели на брата так повлияло решение Локи покинуть Асгард, что мешало ему снова притащиться за ним в какое-то забытое всеми захолустье?
Мага невольно пробрало до костей — может, в этот раз брат не придёт за ним, не обманет, не согреет, не станет нарушать его одиночество. Тор впереди брёл по коридору в направлении своей комнаты, слежки не замечал, казалось, мир стал для него безжизненным и пустым, или он просто наплевал на своего братишку, устал за ним бегать.
***
Лафейсон долго стоял возле закрытых дверей в нерешительности. Если Тор больше не намерен напирать, значит, он сдался или уже перебесился, и в качестве любовника брат ему не нужен, может, нашлась уже кандидатура более удачная, чем опальный принц. Но Лофт видел собственными глазами, как Тор реагирует на красавиц Асгарда, даже на Сиф — равнодушно. Одинсона срочно надо растормошить, но как-то исподволь, не напрямую, получить ответы на свои вопросы, прежде чем принимать окончательное решение. Если Тор охладел и примирился с их разрывом, значит, так тому и быть, Локи уйдёт и больше не станет бередить сердце брата, а если всё ещё можно вернуть, возродить? По большому счёту, Локи нигде не найдёт себе места. В Мидгарде сейчас не безопасно, «Мстители» уж точно вычислят его и в покое не оставят, а в других мирах точно ещё остались сподвижники Таноса и враги самого Локи.
Лофт нервно потёр лицо, собрался с духом и постучал. Открыли не сразу, если бы маг не знал, что Тор один, решил бы, что кроме брата в спальне ещё кто-то есть. Пока за дверью происходило какое-то копошение, маг успел сто раз поменять свой тактический план: сначала он хотел просто поговорить, но чем дольше наследник не открывал, он всё больше склонялся к некоторому обману. Можно устроить маленький спектакль. Почему бы и нет? Дверь открылась неохотно, в дверном проёме показалась голова Тора, а за секунду до того маг напустил на себя усталый, удручённый вид изнеможенного после долгого пути странника.
— Локи? — ошарашенно вытаращил глаза Тор, он шарил глазами по уставшему лику, такому удрученному несправедливостями судьбы. — Что случилось?
Лофт разве что глаза не закатывал, состроил вымученную гримасу, словно из него вырвали все кости, и он вот-вот рухнет на каменный пол и добраться смог только до покоев брата. Маг заметил, что старший брат был облачён в тёмно-бордовый халат, ткань струилась по его сильному телу, Лафейсон даже чуть слышно вымученно застонал, и этот стон был адресован скрывающемуся под одеждой крепкому мускулистому стану.
— Да, я немного перебрал с непривычки, — маг прижал ладонь ко лбу, решительно закатил глаза и на свой страх и риск повалился назад, уже успел всё проклясть, пока падал, но вдруг сильные руки подхватили его, прижали к себе «безвольное» тело.
Маг ликовал и злорадствовал про себя, клял Тора как последнего предателя за всю его показную отстраненность. И ведь не всё равно ему было, только придуривался, лицемер.
— Локи? Боги! Что с тобой? — громовержец точно не знал, что делать, но, судя по тому, как тот был взволнован, Лофт понял, что брат к нему вовсе не равнодушен, он обеспокоен, значит, есть шанс повернуть время вспять.
— Мне бы прилечь, — Лафейсон постарался выглядеть больным и уставшим, но, судя по реакции бога грома, тому хватило и «обморока» младшего, чтобы немного прийти в себя. Одинсон немедленно подхватил брата на руки и прошёл в свои покои, ногой спешно прикрывая дверь. Маг уже успел забыть, какие у златовласого бога сильные горячие руки.
— Сейчас, всё хорошо, — успокаивающе шептал асгардский воин, и кого он успокаивал, было не понятно. — Не надо было так сразу пить много, побереги себя.
Тор опустил брата на свою постель.
— Потерпи немного, я позову целителей, тебя живо поднимут на ноги, — выпалил Одинсон, и Локи тут же раскрыл себя, Тор только что с неохотой выпустил мага из своих рук, выпрямился, как Лофт приподнялся на локте и с чувством непередаваемого самодовольства щёлкнул пальцами.
Маг достаточно восстановил свои магические силы и привычно сконцентрировался на магическом действии, в этот раз было даже проще чем когда-либо, Локи обжигало непрошеное желание. Пока продолжалась война, Лафейсон запрещал себе думать о брате, держался в тонусе, нельзя было себя выдать, и, вернувшись из мёртвых, ему было не до нежностей, хотелось хоть как-то решить уже, где его место, и жить дальше. Да и Тор явно занимался переоценкой жизненных ценностей. Им обоим нужно было немного времени.
В тишине щелчок пальцев показался оглушающим, халат с Тор слетел словно иллюзорный, обнажая крепкое мускулистое тело. Громовержец опешил на миг, затем нахмурился, он явно не понимал, зачем Локи это сделал. Лафейсон же чуть наклонил голову и улыбнулся, уставившись на предплечье брата, где красовалась так полюбившаяся Локи мидгардская татуировка. Локи демонстративно облизнулся и растянул губы в похотливой улыбке. С минуту они просто смотрели друг другу в глаза.