Бескрайний океан, двухмачтовый корабль, оставляющий за кормой милю за милей, такой одинокий, словно потерявшийся между морем и небом… Как это романтично — в воспоминаниях или скажем на картине. Реальность, как и полагается, оказалась куда более приземлённой. Во-первых — это чудовищно скучно. Бескрайние морские просторы и не менее бескрайнее небо перестают радовать глаз очень быстро. Экипаж-то хоть работой занят, а мы в этом спектакле вроде статистов. Во-вторых — морскую болезнь ещё никто не отменял. Спасибо. Это очень трогательно. Ну и дико надоедает глядеть всё время в одни и те же лица.
Всего на корабле было человек двадцать, не больше. Капитан — жилистый такой мужчина лет сорока — внешне, разумеется, — говорят, он ещё Первую войну видел. Может и врут, только вот шрамы у него на теле и впрямь «нехорошие» — мне показалось, что именно такой след и должен оставлять пылающий меч ангельских ратей. Куратор наша, но она на корабле вроде гостьи. Экипаж — два человека, кажется Влад и Андреас, свободные — первый помощник и боцман. Штук десять матросов — нам походя объяснили, что это рабы, не имеющие даже собственного имени, и запоминать их незачем, достаточно пересчитать количество «штук». Ну и наш «поток» — шесть человек. О, это была компания…
Ну, каким тогда был я — вы себе уже, наверное, примерно представляете — это раз.
Второй — типичный такой гопник, он правда быстро отправился на корм рыбам.
Третий — волосатый такой паренёк в кожаной куртке и джинсе. С гитарой, на которой он даже умел играть, за что ему отдельное спасибо. «Репертуар», правда, бедноват — только Ария, КИШ и Гражданка, но всё же лучше чем ничего.
Молодая ещё девушка — то ли эхо прошедшей моды на херок, то ли самый настоящий гот, кто знает? Я в этих заморочках как-то не особо разбираюсь, да и вообще считал, что все они вышли из моды и вымерли. Это, стало быть, номер четыре. А вот как на этот корабль занесло последних двоих персонажей, я поначалу вообще не представлял. Зачем из такого «рая» побежали в ад, «на верную погибель души и тела» (это тоже из Городской пропаганды) гот, гопник и говнарь, ну, не будем уж так категоричны в суждениях, молодой рокер, я ещё мог понять, но эти двое — просто нечто.
Блондинка! Ванильно-нежная блондинка в драных джинсиках и розовой маечке, где на фоне надписи «палочка — сердце — НЮ» была изображена ванильно-нежная блондинка «с фотиком». Прямо как в анекдотах. Глубокие печальные глаза и своеобразное мышление прилагаются.
Ну и венец безумия — грустный, самую малость горбатый парень-очкарик, с вечно вжатой в плечи головой и бегающим виноватым лицом, постоянно глядящий в пол и избегающий чужих взглядов. И одето это безобидное создание в старый, вылинявший костюм-тройку. Носить который он, кстати, совершенно не умеет, всё время то мятый, то в грязь какую-нибудь залезет. Мрак… Впрочем, внешность бывает обманчивой, на третий день плавания я в этом в очередной раз убедился.
С самого утра на небе не было ни облачка, к полудню оно уже было просто выжжено до белизны. Стоял штиль. Безымянные молча возились где-то на корме, пытаясь присобачить странного вида двигатель — парусник для этого был явно не приспособлен. Работа осложнялась тем, что безымянный имеет право говорить только когда его спрашивает хозяин.
Под одной из мачт сидел тот самый гитарист, убравший волосы в хвост, и сообщал всему миру о том, что «Штиль, Ветер молчит. Жара. Пахнет чёрной смолой…» и это всё весьма печально. Девушка в чёрном и очкарик сидели в тенёчке (естественно, они бы в чёрном ещё на солнцепёк полезли!) и беседовали о прекрасном, по крайней мере мой нечуткий слух улавливал время от времени названия разных пыточных устройств, сопровождаемые прямо-таки людоедскими восторженными комментариями и хищными жестами. Идиллия.
Нарушил её несчастный обладатель «адидаса». Возможно даже адидаса головного мозга. Уж не знаю, догадывался ли он, что ни «мелочи», ни «пазванить», ни «закурить» ни у кого, кроме капитана и госпожи куратора не найдётся, но отказаться от накатанной схемы дольше двух дней он не смог. «Ты чо тут расселся, йоба?!» Только вот очкарик, не знаю я его имени, он всем представлялся как Гром, оказался «с сюрпризом» — и согнувшись от первого, слабенького ещё удара, распрямился уже с пистолетом в руках. Выстрелил — не целясь, но с метра и слепой попадёт — и «адидас» упал. Рядом тут же появилась Найт, рванула из-под плаща что-то — не знаю, плеть это была или обычный ремень, но Грома сбило с ног одним ударом. Лёгкий жест — между пальцев куратора пробежали искры, в воздухе запахло озоном — и раненый перестал верещать от боли. Шатаясь поднялся и попытался было пнуть лежащего очкарика, но получил такой же удар и рухнул рядом.
Голос Найт был сладок как мёд, но это внушало ещё больший страх:
— Второго предупреждения не будет, — и… Всё! Она развернулась и ушла в свою каюту, откуда показывалась крайне редко — за три дня это вообще было её первое появление.
Пытаясь восстановить душевное равновесие, адидас начал было орать на Настеньку — ту самую ванильно-нежную блондинку — но внезапно заглох и упал. По палубе начало раползаться красное пятно — очередное. Когда я подошёл поближе, мне удалось разглядеть «хвостик» метательного ножа, торчащий из его горла.
— А кто бросил?
— Она, — на нашу возню подошёл поглядеть сам капитан, оставив бедных безымянных возиться с мотором.
— ОНА? Вы шутите?
— И у розы бывают шипы, — философски заметил капитан и закурил, глядя как девушка хладнокровно подошла к телу и извлекла из раны нож. Щелчком пальцев моряк подозвал троих безымянных и приказал завернуть «гостинец» в парусину, да похоронить по морскому обычаю.
— И отдраить палубу, тунеядцы! Всё, что не блестит, должно быть окрашено, всё не окрашенное — блестеть!
— Только куратору не говорите, — сказала вдруг наша новая героиня самым жалобным и нежным голосом на свете.
— Делов-то! В каждом потоке один-два беспредельщика отправляются кормить рыб — это ж примета такая. На удачу!
— Весёлая у Вас удача. А Грому тогда за что досталось?
— Да за хреновое обращение с оружием.
А ближе к вечеру мы стали свидетелями Второго Пришествия госпожи куратора на палубу. Она отвела в сторону нашего боевого очкарика — и начала ему что-то внушать. Громко, грозно — только вот я почему-то не разобрал ни слова, сколько ни вслушивался в её монолог.
Гром весь как-то съёжился, упал перед ней на колени, просил, умолял, но, похоже, безрезультатно.
Найт протянула руку, бледными пальцами взяла его за подбородок и заставила поднять голову и смотреть ей прямо в глаза. От её последней фразы, которую, разумеется, никто, кроме Грома не расслышал, он дёрнулся как от удара — и обречённо кивнул.
Мы долго бились над ним после её ухода, но так не смогли выжать из него ни слова. Вообще ничего, только и поняли, что он до смерти напуган — страх прямо-таки плескался в его глазах. Стоит ли говорить, что когда стемнело окончательно и дрожащая чёрная фигура постучала в дверь кураторской каюты, мы ринулись в ту сторону в полном составе.
Настенька, не мудрствуя лукаво, прильнула изящным ушком к двери. Прижалась… Точнее попробовала прижаться — и отскочила:
— Ой! А оно током бьётся!
Я щелкнул по двери пальцем — и по ногтю проскочила голубоватая искра. И впрямь больно. Это дверь зачарована, или она к ней ток подвела, интересно? Так, проторчав у двери час, ни с чем и разошлись. по гробам, по койкам то бишь — такой вот флотский юмор.
Утром Найт собрала всех и объявила, что пора уже заняться нашим «воспитанием» — «пока совсем друг друга не поубивали». Воспитательная работа началась с того, что она велела Грому раздать всем анкеты.
Выглядел парень, кстати, не очень: он был бледен, слегка шатался, а лицо было больше похоже на маску из какой-нибудь греческой трагедии. Чёрная рубашка в нескольких местах прилипла к телу — и там по ней расползались влажно блестящие тёмные пятна.
— Ты как?
— Всё…
— Разговоры! Не отвлекаемся, слушаем внимательно, повторять не буду. Анкету заполнять разборчиво, печатными буквами, то, что написано на обороте, вас не касается.
Посмотрим, посмотрим…
«Приложение 1» — к чему приложение?
Фамилия?
Имя?
Отчество?
Прозвище?
Дата и место рождения?
Состояние здоровья…
с какого возраста употребляется алкоголь?
Табак? Психоактивные вещества?
А вот на кой, простите, им пункты о наличии/отсутствии девственности? Похоже, до этого место дочитал не один я, потому что фыркнуло человека три.
Подпись.
Меня начали терзать смутные сомнения — и я, прежде чем что-то заполнять, решил заглянуть на обратную сторону, туда, где меня «ничего не касалось» — и ручка полетела на палубу. «Анкета» оказалась формой для заполнения «Договора о продажи души в вечное услужение». Я хотел закричать, но не смог и рта раскрыть. Найт ободряюще кивнула в ответ на мой испуганный взгляд и поднесла палец к губам. А ещё — жестом приказала обернуться.
Девушка-гот и наш гитарист с неизменным хвостом тоже сидели с белыми лицами, отодвинув от себя пустые бланки. А вот Настенька и Гром уже ставили последнюю подпись.
— Сдаём! -На руки Найт легли три чистых анкеты и две заполненных.
— Итак, начнём. Первое, что вам следует усвоить: на бумагах, требующих от вас указания личных данных или тем более подписи, вас касается ВСЁ. И на этой стороне, — она показала чью-то заполненную анкету, — и на обороте. То что написано мелким шрифтом или «вас не касается» следует читать особенно тщательно. Двое из вас только что перешли в разряд безымянных и обрекли себя на вечное рабство, — Найт, казалось, смаковала этот момент и упивалась страхом своих новых «жертв», — но я могу разорвать эти бумаги прямо сейчас, если вы, — госпожа куратор прищурилась, — Настя, ты пообещаешь больше никого не убивать без моего приказа до самого захода в порт. Согласна?
— Да, госпожа куратор, — и обрывки её анкеты кружась полетели за борт. Гром расслабился было, но, как оказалось преждевременно:
— Я готов взять свои слова обратно.
— Это хорошо. Но. Мало. Надеюсь, вчерашний вечер тебе понравился, их таких ещё немало предстоит пережить. Или ты имеешь что-то против?
— Нет.
— Вот и отлично! Второе: ЛЮБЫЕ сделки и обязательства, пусть даже это всего лишь данное слово, или устная договорённость, обязательны к исполнению. Нарушение условий сделки влечёт за собой крайне нежелательные для вас последствия, но я даже не буду пока об этом. Просто надеюсь, что все всё поняли, — она дождалась наших согласных кивков.
— И третье: жилище неприкосновенно — никто не войдёт в твой дом без приглашения, но и ты не войдёшь в чужое жилище, и не сможешь нанести ему ни малейшего ущерба, ни подслушать разговоров внутри, ни украсть даже самой малости. На улицах города может быть анархия и реки крови и огня, но твой дом останется целым и неприкосновенным для всех. Поэтому, кстати, следует быть крайне осторожным, входя в чужой дом. Вдруг хозяин жилища постановил, что каждый вошедший должен ему тонну золота, или кланяться при встрече, или член отсосать по первому требованию? Вошли в дверь — приняли условие — придётся выполнять. Всё ясно?
— Да!
— Ну, тогда для начала хватит, — и она вновь отправилась в свою каюту.
Она ушла, а мы занялись Громом. Девушка-гот с мирским именем Ира (настаивающая, впрочем, что «Ira» — «гнев» на латыни), в той жизни была студенткой меда. Невзирая на протесты, она аккуратно сняла с нашего страдальца рубашку — местами, там, где она прилипла от крови, её пришлось отдирать — и уложила его на палубу. Я не смог сдержать мучивший меня вопрос «За что ж его так?». На теле очкарика было немало красных рубцов, мелких, но довольно болезненных и «нехороших» ожогов, несколько кровоточащих ран. Тогда ребята и рассказали, что наш гордый Гром слишком высказывался на тему «девушки — низшие формы жизни».
— И что? Я, может тоже так думаю — что меня теперь, плетью? — пошутил я.
— Было бы неплохо, — похоже Иру эта реплика задела за живое, — Может, подойдёшь к госпоже куратору и скажешь это ей в лицо? Заодно советую добавить, что ты не доверил бы женщине не только курировать группу столь совершенных созданий, как ты, но даже и свиней пасти!
— Я что, мазохист? Или псих какой-нибудь.
— А ещё ты знаешь, что такое «начальство» и следишь за языком, — Найт, оказывается, отошла совсем недалеко и незаметно возвратилась, — Я ему, кстати, давала три дня, чтобы взять свои слова обратно. Ладно, отойдите, — и она сама подошла к Грому, постояла, пошептала, хлопнула в ладоши — и все его раны просто исчезли, как будто с кожи смыли грим.
— В общем, будьте корректны, взаимно вежливы, следите за языком — и будет вам счастье! А ты, Громов, раз уж попался, терпи теперь, умнее будешь. Да, я бы рекомендовала тебе этим вечером быть понятливей. И покорней что ли. Глядишь, и цел останешься.
Мне почему-то вспомнился дурдом, где я встречал восемнадцатилетие, кося от военкомата. Корабль напоминал мне его всё сильнее и сильнее. Нахрена я сюда попал? Как? Почему? Они же все тут психи поехавшие…
========== Глава 2. Обнажение. ==========
Комментарий к Глава 2. Обнажение.
Есть капельку насилия и капельку секса ^^
Но пока ещё всё такое, мягенькое, осторожное XD
Когда в очередной раз Гром под вечер проскользнул в личную каюту Найт, мы решили вмешаться. Нельзя же столько мучить человека просто за слова! Какими бы глупыми они ни были. Ира предложила попросить помощи у капитана — уж он-то должен иметь хоть какие-то рычаги давления на нашего куратора. Она, собственно, и говорила, а мы все: и Настя, и Саша-гитарист, и я — дружно поддакивали. Капитан ржал.
— Ребят, вам делать нефиг, раз ерундой занимаетесь? Тем более не обладая всей информацией…
— Какой-такой информацией?! Наш друг в беде!
— Да! Мы своих не бросаем!
— Надо же ему помочь, как-то.
— Он уже достаточно наказан!
— И вот вы действительно настолько дорожите парнем, которого неделю назад не знали, что готовы испортить всё веселье трёхсотлетнему демону? Во даёте!
— Да! Да. Да!
— Да нормально ему!
— Ага, мы видели…
— Нормально! Что вы пристали? Он сам с первой минуты на борту напрашивался. Мазохист хитрожопый обыкновенный: страдать хочет, страдать любит, но считает это дико постыдным и попросить стесняется, вот и доёбывает всех окружающих, чтобы его отпиздили! — прорычал, наконец, наш потенциальный помощник в деле вызволения Грома из лап госпожи куратора. Выглядело правдоподобно, и очень похоже на Громова, но отступать мы не собирались:
— То, что она делает — жестоко?
— Да что она такого делает-то? Воспитывает под себя, — он улыбнулся и достал из кармана серебряное зеркальце в оправе из чёрного железа,
— Щас покажу кое-что, смотрите салаги! — и, обращаясь уже к зеркалу, — капитанский доступ, оповещения не требуется, установить наблюдение за гостевой каютой!
Серебро потемнело, отразив богато убранную комнату, которая изнутри казалась больше, чем весь наш корабль снаружи, устланную шкурами хищных зверей, с тёмными деревянными стенами, увешанными картинами, столом, тумбами и стульями из чёрного дерева и огромной кроватью. На кровати, устланной чёрными шёлковыми простынями с серебряным узором, сидела госпожа куратор, раскрасневшаяся, как после горячей ванны, обмотанная в одно лишь полотенце. Где-то рядом в складках чёрного шёлка пряталась плеть, влажно блестевшая в отсветах свечей, и тяжёлый стек — не порнушная подделка из кожзама и пластика, а настоящий, из хорошей кожи и дорогого дерева — Ира не преминула это отметить. У ног нашей начальницы сидел наш боевой очкарик. Гром был наг, если не считать узкой полоски металла, охватывающей его шею. Он аккуратно опускал руки в сосуд с каким-то тягучим прозрачным эликсиром, растирал его в ладонях, и аккуратно массировал госпоже куратору ноги. Каждый пальчик, ступни, лодыжки… Время от времени Найт приподнимала ножку, и Гром останавливался, переставлял руки так, чтобы поддерживать её, и покрывал поцелуями. Медленно. Нежно. На лице его сияла счастливая улыбка. Мы глядя на это недоумённо молчали.