— Это действительно веская причина не выполнить домашнее задание, — говорит учитель. — Продлеваю срок вашей сдачи ещё на неделю. Справитесь?
— Да, — я выдавливаю улыбку, — спасибо.
***
После урока дожидаюсь удобного случая, чтобы накинуться на Вильде. Это случается в уборной.
— Откуда ты знаешь про моего отца? — я прижимаю блондинку к стене, а та смотрит на меня перепуганными глазами.
— Сана переписывалась с Евой, спрашивала, как ей отдыхается в Лондоне. И та рассказала о тебе.
Чёрт возьми, Ева. Язык как помело.
— А Сана уже сказала мне. Слушай, да отпусти ты меня! — вырывается Вильде. Я отступаю на три шага назад.
— Всё равно ты не имела права рассказывать это всему классу.
— Тебе бы неуд влепили! — возмущается Вильде. — Я спасаю твои оценки.
— Срать мне на эти оценки! — взрываюсь я, понимая, что меня могут услышать. Наплевать. Оставляя Вильде одну, я выхожу оттуда, вспоминая, как ехидно она улыбалась, когда я пришла к Вильяму домой, чтобы извиниться. Мысли о том, что Вильде поливала меня грязью в Фейсбуке и на людях, так и лезут мне в голову. Почему же её вдруг начали заботить мои проблемы и оценки?
Ева замечает мою стремительно удаляющуюся подальше от школы фигуру уже на улице, и решает побежать за мной.
— Ты куда собралась? Только первый урок закончился. Впереди ещё…
— Вильде растрепала одноклассникам о том, что у меня умер отец. Сказала, что её заботят мои оценки. Вильде заботят мои оценки, понимаешь? — начинаю орать я. — Вильде, которая постоянно пыталась насрать мне огромную кучу дерьма в жизни.
— Тише ты, — шикает Ева, беря меня за руку. — Она изменилась. Хочет помочь тебе, поддержать словесно. Ты чего так завелась-то?
— Да потому что я её не понимаю, — говорю я, прикрутив громкость.
— А я понимаю, — Ева садится на лавочку и приглашает меня сесть рядом. — Вильде живёт с больной матерью. А её отец разбился на машине. Она знает, что такое потерять отца. Она хотела поддержать тебя.
Нахмурившись, я понимаю, что не знала всего этого.
— Знаешь, о чём я вдруг подумала? — начинает улыбаться Ева. После того, как Крис уехала со своей семьёй, нас осталось всего четверо в нашем автобусе. Да, Нура. Автобус, — моя подруга выпячивает глаза. — Забыла о нём? Мы ведь были командой. Что же случилось? Почему мы перестали общаться с Вильде?
— Потому что она ведёт себя, как шлюха, — отвечаю я, не задумываясь.
— Она меняется, Нура. Дадим ей шанс? Я хочу провести собрание у себя дома. В среду. Придёшь?
— Я живу у тебя, забыла? У меня нет выбора, — бурчу я.
— Вот и замечательно! — поёт Ева, обнимая меня за плечи. — Девочки должны помириться. Вернуть всё, как было.
— В среду похороны отца, — вспоминаю я, опустив голову.
— Значит, мы пойдём с тобой на похороны, — уверенным голосом говорит моя лучшая подруга.
И я наконец начинаю понимать, что я не одна. Теплая, почти материнская поддержка Евы ощущается в каждом сантиметре моего тела. Если бы её слова можно было превратить в огромный плед, я бы уже была завернута в этом коконе, нежась в тепле и ласке.
— Спасибо тебе, — выдавливаю я, роняя голову на плечо Евы.
И она в свою очередь начинает гладить меня по голове.
Я не одна.
Я, чёрт возьми, не одна.
Поэтому, Нура, встряхнись. Все не так плохо.
Жизнь продолжается.
========== Прощание ==========
— Тебе нравится? — Ева подводит меня к зеркалу, и я осматриваю своё тело в обтягивающем чёрном платье, которое мне одолжила подруга.
— Слишком вульгарно.
— Но оно же прикрывает колени! — не понимает Ева.
— Руки и плечи открыты, мне не нравится. Некомфортно, — жмусь я.
— Ладно, я посмотрю что-нибудь ещё, — моя подруга идёт в сторону шкафа, а я тем временем снимаю это обтягивающее, как латекс, платье и сажусь на кровать. Хватаю руками телефон, проверяя, не написал ли кто-нибудь. Никаких оповещений. Полный ноль.
Глубоко вдохнув в себя воздух, я задерживаю дыхание на несколько секунд, и медленно выдыхаю. У Евы открыто окно, и в комнате пахнет свежестью. Знаете, такая осенняя прохлада, ради которой стоит любить сентябрь. Время так медленно тянется. С момента перехода на второй курс, мне кажется, будто я повзрослела минимум лет на пять. Это не моё тело, не мои похудевшие ноги и тоненькие, как иголки, пальцы на руках. Мне пришлось снять кольцо с большого пальца, потому что оно спадает. Все эти события, которые вихрем кружатся вокруг меня… такое ощущение, будто это происходит во сне. В кошмаре, в котором хочется побыстрее проснуться. Но, моргнув один раз, второй, третий, я понимаю, что не могу проснуться. На похоронах мне будет невыносимо. Я не хочу идти туда, не хочу прощаться с отцом. Ведь если приду, возьму горсть земли в руку, и брошу её на гроб, который уже находится в этой ужасной вырытой как для собаки яме, я прощусь с родным человеком навсегда. Это очень тяжело. Ведь после того, как я произнесу свою речь, или просто напросто скажу «я люблю тебя, папа. Мне очень жаль. Прощай» — это будет означать, что отрицать произошедшее уже не получится. Он действительно погиб, и это не сон. Сны так долго не длятся. Обычно человек просыпается, когда происходит что-то ужасное. Невыносимо ужасное. Ты открываешь глаза посреди ночи в холодном поту, например, как вчера ночью, и понимаешь, что ты проснулся от очередного кошмара. Но самый настоящий ад ждёт тебя наяву. И имя ему — осознание, что ты больше не спишь. А кошмар продолжается.
— Идеально! — Ева подходит ко мне и протягивает шёлковое чёрное платье. Сначала я думаю о том, что эта ночная рубашка, которую обычно надевает проститутка после очередного клиента, мне не подойдёт. Но я ошиблась. Платье идеально сидит на мне, не обтягивает широкие бёдра, и я в нём не задыхаюсь. Чёрный шёлк не выглядит вульгарно, рукав доходит ровно до локтя, а дальше дизайнеры решили дополнить образ красивым кружевом, аристократично обтягивающим руки до кистей. Такое же кружево обрамляет круглый вырез в области шеи. Внизу платье карандашом устремляется вниз, не обтягивая ноги, и идеально закрывая колени. Никаких кружев внизу, никаких вульгарных вырезов по бокам или сзади. Классическое и идеальное платье для… похорон.
Тяжело вздохнув, я поворачиваюсь к своей подруге, которая, грустно улыбнувшись, тянется ко мне, чтобы обнять.
— Я буду рядом. Ты справишься, — шепчет она мне на ухо. Сама едва сдерживает слёзы.
Похороны начнутся через час. Мне следует позвонить маме. Сделав пару вдохов-выдохов, я слушаю гудки в телефоне, и после третьей попытки дозвониться матери, я говорю:
— Ева, нужно заехать домой. Мне как-то не по себе. Мать не берёт трубку.
— Я поеду с тобой, — незамедлительно отвечает моя подруга, хватая сумочку.
***
Возле двери мои ноги прирастают к земле.
— Что случилось? — Ева обнимает меня за плечо, слегка подталкивая к двери, — мы опоздаем. Не мешкай.
— Я боюсь увидеть что-то ужасное. Не хочу заходить, — мне вдруг становится стыдно из-за того, что я вообще решила съехать из дома. Ни разу не позвонив матери за эти три дня, чувство вины начинает царапать рёбра изнутри.
— Ты должна. Это же твоя мама, — подруга даёт словесный толчок. Да, это моя мать, я должна войти. Ожидая худшего, я настраиваю себя на то, что могу увидеть внутри. Тихонько открыв двери, я захожу, инстинктивно принюхиваясь. Пахнет дешёвым алкоголем.
— Мне зайти вместе с тобой? — Ева стоит в дверном проёме, не зная, что делать дальше.
— Нет, я справлюсь, — мне необходимо доказать самой себе, что я не трусиха. Хоть это и очень сложно. Это моя мама, и я должна самостоятельно убедиться, что с ней всё нормально. Игнорируя разбросанную по паркету одежду, я медленно вплываю в спальню матери. Вижу, как она лежит на кровати, головой к стене.
— Мам? — я сажусь рядом и начинаю гладить женщину по голой руке. — Ты спишь?
Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы она действительно спала.
Рука под моей ладонью начинает шевелиться. Мама медленно разворачивает тело в мою сторону, и мы наконец-то встречаемся взглядами. Её замыленные глаза едва могут различить, кто сидит рядом с ней. Моя мать не соображает, что происходит. Она пьяна. Или пытается отойти от очередной выпитой залпом бутылки.
— Сегодня похороны. Мы должны пойти туда. Вместе, — настойчиво говорю я.
— Я не могу, — мать начинает плакать. — Я виновата в случившемся. Я изменила ему. Он бросил семью из-за меня. Это я во всем… — блеет она.
— Мама! — взрываюсь я. — Какая теперь разница? Он умер, понимаешь? Ничего уже не вернешь. Если ты останешься лежать здесь и не придёшь на похороны, будешь винить себя пуще прежнего. Ты должна пойти со мной. Вставай, я помогу тебе одеться, — оставляя мать наедине с мыслями, я подхожу к её шкафу в поисках нормального чёрного платья, или юбки с блузкой. Отшвыриваю на пол всё ненужное, в том числе блестящие наряды, в которых мать наряжалась, постепенно слетая с катушек после ухода отца. Всё это необходимо сжечь. Мама очень сильно изменилась. Теперь она в жизни не наденет на себя подобное.
С горем пополам я нахожу то, что нужно, и возвращаюсь к матери. Та уже сидит на кровати, закрыв лицо руками.
— Мама, — начинаю я, — ты должна сделать это. Попрощаешься с ним, извинишься. Папа простит. Он всегда прощает. Тебе это нужно.
— Хорошо, — шумно глотнув слюну, мать берёт из моих рук одежду.
— Я подожду тебя на улице, — обняв её на прощанье, я выхожу из комнаты.
***
После немногословных речей, которые сыпались на меня на протяжении получаса от знакомых моего отца, коллег и друзей, настала моя очередь. Я понимаю, что мне нечего сказать. Вернее, язык поворачивается произнести только одно слово. Медленно шагая к отцу, я смотрю себе под ноги, надеясь не упасть вниз. Взяв горсть земли в руку, я ищу взглядом свою мать, подругу. Вижу, как сильно постарела моя мама. Нахожу взглядом Еву, которая плачет. Вдалеке замечаю Сану и Вильде, которые решили прийти в качестве группы поддержки. Напоследок я ещё раз смотрю на маму, и она едва заметно кивает, со слезами на глазах.
— Папа, — я падаю на колени, чтобы он услышал. Знаю, что не услышит. Но, вдруг?
Мои уши режет громкий плач матери.
— Прости меня за всё. Я очень сильно тебя люблю. И я так виновата перед тобой. Мне не хватало разговоров с тобой, и когда я наконец решилась набрать твой номер, мне не хватило смелости закончить разговор. Может, ты был бы жив, если бы я не струсила. Прости меня за это, — медленно поднявшись с колен, я бросаю последний взгляд на закрытый гроб, — прощай, папа. Ещё увидимся.
Горсть земли летит вниз, и вместе с ней я отпускаю все свои мысли. В том числе и отца.
Это никуда не денется. Я буду помнить, вспоминать чуть ли не каждый день. Просыпаться первый месяц от кошмаров. Я знаю это, но сейчас мне уже не страшно. За всю мою жизнь мне никогда не приходилось хоронить близкого человека. И теперь я наконец понимаю, что с каждым годом мы не становимся моложе. Трудностей в нашей жизни будет всё больше.
С этим ничего не поделаешь. От этого не убежишь. Убегают слабаки.
Я больше не трусиха.
========== Вещий сон ==========
— Ебите кого хотите, — Вильям вальяжно фыркает и выходит из комнаты. На меня тут же устремляется десяток голодных глаз. Голова начинает кружиться. Я не могу рассмотреть, что за люди сидят рядом со мной. Как я здесь вообще оказалась? Что это за место?
Кто-то начинает лапать меня за грудь.
— Стой! — кричат сзади. — Нужно завязать ей глаза. Чтобы она не смогла, в случае чего, рассказать, кто её трахал.
— Нет. Нет! — кричу я. — Не надо! Я девственница!
Паника накрывает с головой в тот самый момент, когда мои глаза завязывают какой-то тряпкой, а в рот засовывают кляп. Не могу кричать. Не могу пошевелиться. Меня держат за руки, а кто-то снимает с меня джинсы. Стягивает их вместе с трусами. Холодные пальцы начинают трогать меня там, где ещё никто и никогда не трогал.
Зачем? Почему это происходит со мной?
Ебите кого хотите.
Вильям, зачем ты так?
— Поставь её раком, — советует незнакомый парень. — И не произносите свои имена вслух.
Страх овладевает мной полностью и бесповоротно. Я начинаю задыхаться и падаю на пол.
Пожалуйста, кто-нибудь, сделай так, чтобы я умерла.
— Нура! НУРА! — орёт Ева.
Открываю глаза и понимаю, что это был всего лишь сон. Никакого кляпа во рту. Глаза не завязаны. Трусы на месте. Я лежу в кровати своей подруги. Никаких парней рядом. Никто не пытается меня изнасиловать. Я в безопасности.
— Господи, — с ошарашенным выражением лица, Ева начинает обнимать меня.
— Просто кошмар, — шепчу я. — Просто кошмар.
***
— Как мама? — спрашивает Ева, шумно отпивая кофе из бумажного стаканчика. Мы сидим на ступенях возле школы и греем руки о горячий напиток. Обняв этот стаканчик двумя руками, я втягиваю носом приятный кофейный аромат и отвечаю:
— Звонила ей вчера вечером. С ней всё в порядке.
— Когда она прилетает домой?
— Через неделю. Хочет отдохнуть ещё несколько дней.
Прошёл уже целый месяц со дня похорон отца. Неделю я прожила с матерью, но каждую ночь я слышала, как она кричит во сне. Мы с Евой решили отправить её в город мечты. Её мечты, разумеется. В Париж. Жаль, что у меня учёба ещё не окончена, и каникулы ох как нескоро. Я бы с радостью полетела с матерью, ведь мне тоже отдых катастрофически необходим.
— От Вильяма нет новостей? — в надежде спрашивает Ева. Моё лицо мрачнеет.
— Нет.
— За целый месяц ничего не написал?
— Нет, — повторяю я, делая глоток кофе.
— Я в нём разочарована, — вздыхает Ева, наблюдая за тем, как красавчик Крис выруливает на стоянку, — а вот с ним у меня ещё есть шанс, — моя подруга соблазнительно облизывает губы.
— Даже не думай, — предупреждаю я.
— Почему? Кажется, он изменился, — задумчиво говорит Ева.
Шистад проплывает мимо нас, обольстительно улыбаясь и подмигивая Еве.
— А по моему, Крис никогда не меняется, — протягиваю я.
***
— Сегодня пятница, и Крис устраивает вечеринку в доме Вильяма, — рассказывает Вильде за обедом.
— Откуда узнала? — спрашивает Сана с подозрением.
— Мне сказал один из Пенетраторов, который тесно общается с Крисом. Ходят слухи, что Вильям возвращается домой сегодня, и хочет закатить шумную вечеринку. В общем, кто пойдёт? — Вильде в надежде начинает зыркать своим пронзительным взглядом на каждую из нас.
— Я пойду, — незамедлительно отвечает моя подруга. — Там будет Крис, и я хотела бы…
О-о-ох, она опять за старое. Одно и тоже, по кругу. Уже второй год подряд Ева теряет голову из-за этого парня. Пластинку не помешало бы сменить.
— Ты идёшь? — Ева умоляюще смотрит мне в глаза. — Не чуди! Вильям приезжает! Разве ты не хочешь поговорить с ним?
— Он ни разу не написал мне за целый месяц, Ева, — спокойно говорю я. — Мне есть смысл унижаться и идти на эту вечеринку?
— Конечно, есть смысл. Ну, не унижаться, конечно. Но поговорить с ним. Может, у Вильяма был повод не общаться. Вдруг у него были проблемы? — рассуждает Вильде.
Я рада тому, что мы с девочками помирились. Хоть нас и осталось четверо, нашу четвёрку разбить теперь будет очень сложно.
— Ладно, иду, — сдаюсь я.
***
Здесь очень шумно… и очень жарко. Невыносимо жарко. Такая огромная толпа людей удивляет меня — как они вообще в этот дом-то поместились? Все будто с ума посходили. Словно весь Осло сбежался сюда.
Я теряю Еву из виду и понимаю, что осталась совсем одна. Без подруги, без поддержки. Вильде уже давным-давно упорхала к одному из Пенетраторов, на которого она ещё месяц назад положила взгляд. Сана вроде как отказалась идти на эту вечеринку. Говорит, здесь будет скучно. Посмотрим.
Замечаю, как на кухню пошёл Исак с каким-то парнем. Мы с Евой догадывались о том, что Исак — гей. Интересно посмотреть, что они там делают. На кухне никого кроме этих двоих нет, остальные сходят с ума в бассейне, выворачиваются наизнанку на улице и отдыхают в гостиной. Кажется, в гостиной находятся самые адекватные. Видели бы вы, что эти ненормальные творят в бассейне!
Может, Вильям уже приехал? И что же я ему скажу? «Привет, давно не списывались» — так? Это же очень глупо. Может, он сам меня найдёт? Вдруг этот парень объяснит, в чём дело? Потому что я его просто не понимаю. Он принимает меня в свой дом, затем оплачивает билет до Лондона. А там, когда я узнала, что мой отец погиб в авиакатастрофе, Вильям сделал всё, чтобы поддержать меня как любящий… парень. Или брат. Если Ева говорит, что невооружённым взглядом видно, как Магнуссон на меня запал, тогда в чём дело? Что изменилось?