Исак целует какого-то длинноногого парня, прижав его к кухонной тумбе. Я решаю не мешать этим двоим, и, выйдя из кухни, меня за руку хватает какой-то парень.
— Мы тусуемся в комнате Вильяма. Не хочешь с нами? — настаивает один из Пенетраторов. На нём чёрная футболка с логотипом, не трудно догадаться, из какой он шайки.
— Ева там? — спрашиваю я.
— Да, конечно. Она с Крисом, — убеждает меня парень. — У нас есть алкоголь.
— Я не пью, — отказываюсь я.
Пожав плечами, парень отводит меня на второй этаж. На секунду я встречаюсь взглядом с Исаком, который тут же бросает руку того парня, выходя из кухни. Мне нужно найти свою подругу. Может, Ева поддержит меня и скажет, чтобы я забила на Вильяма? И я её, конечно-же, послушаю. Главное, скажите, пожалуйста, что мне делать и как себя вести. Подруга всегда помогала в таких делах.
Меня заводят в комнату Вильяма, и надежда на то, что Магнуссон решил сделать мне сюрприз, даёт о себе знать запотевшими ладонями и учащённым сердцебиением. Может, Вильям знает, что я здесь, и решает послать одного из своих друзей, чтобы тот привёл меня в его комнату? Он хочет объясниться, наверняка, хочет.
Где же Ева? Я вижу здесь только толпу Пенетраторов, некоторые из них развалились на кровати Вильяма, другие сидят прямо на кожаном диване. Зачем меня сюда привели? Где Вильям?
Надежда вдребезги разбивается, а сердце начинает колотиться с бешеной скоростью.
— Ты присядь, — блеет один из Пенетраторов. Многие из них уже пьяны. Мне становится не по себе.
— Где Ева? — не понимаю я. Паника нарастает.
— Шистад уже трахает её в какой-то из комнат. Не беспокойся, — машет рукой тот самый парень, который меня сюда привёл.
Не беспокоиться? Вдруг её там насилуют?
— Мне нужно найти её, — настойчиво говорю я, но меня резким пинком кидают на кровать. Я быстро сажусь на задницу и начинаю часто моргать, чтобы не расплакаться. Очень, очень страшно. Зачем я вообще сюда пришла?!
В комнату кто-то заходит, и этого человека начинают радостно приветствовать. Я лечу куда-то под кровать, меня чуть не затоптали. Вильям. В комнату вошёл Вильям. Мне нужно сказать, что я здесь.
— Меня ни для кого нет. В понедельник я снова уезжаю. Вам ясно? — холодным голосом говорит Магнуссон. Разве, это он? Не узнаю. Это совсем другой человек. Достав голову из-под кровати, я понимаю, что у этого человека изменился взгляд. Он ходит весь в чёрном, как парень в «Матрице», и он… другой. Что отец сделал с ним?
— Вильям! Вильям! — пищит кто-то из Пенетраторов, — нам можно… ну, заняться сексом в твоей комнате?
— Надеюсь, не друг с другом, — холодно смеётся Вильям. — Все девушки сейчас плавают в бассейне, а вы сидите здесь, как педики.
— Здесь очень много горячих цыпочек, — возражает один из дружков Вильяма. — Не хочешь к нам присоединиться?
— Ебите, кого хотите. А я — пас. Мне нужно кое-что сделать перед уездом, — Магнуссон уходит, хлопнув за собой дверью. Я не успеваю прокричать вслед его имя. И теперь мне конец.
========== Зачем мы здесь? ==========
— Исак и Юнас подогнали отличную дурь, — говорит один из парней. Я закатываюсь под кровать в надежде, что обо мне забыли.
— А где та смазливая блондиночка?
Вот чёрт.
— Не знаю, только что здесь была.
— Я видел её на полу.
Кто-то начинает тащить меня за ногу.
— Нашёл! — радостно вопит парень, выдыхая дым прямо мне в лицо. — Ты нас боишься?
Все начинают громко смеяться.
— Ей есть чего бояться.
— Стойте! Нужно завязать ей глаза.
— Может, усыпим её?
— Вальтер, ты придурок? Зачем говорить вслух?
— А зачем ты назвал моё имя?
— Она всё равно запомнила наши лица.
— Может, отпустим её? Будто ничего не было?
— А я хочу, чтобы было.
Кто-то быстрым движением набрасывает мне на глаза какую-то тряпку сзади, и завязывает где-то под затылком. Мне не остаётся ничего другого, как начать кричать во всю глотку.
— Вильям!
— Она знает Вильяма? Может, они трахаются? Ему может не понравиться то, что мы сейчас с ней сделаем.
— Да мне похуй, он сам сказал — ебите кого хотите.
— Да, верно.
С меня начинают стаскивать кофту, и я кричу ещё громче:
— Вильям!
— Может, заткнём ей рот чем-нибудь? Кто знает, у Вильяма есть секс-игрушки?
— Вильям!!! — ещё громче ору я.
Господи. Кто-нибудь. Пожалуйста.
Сон начинает сбываться. Чёрт возьми. Чёрт. Чёрт!
— Не надо. Я девственница! — умоляю я.
— О-о, Рикки, это по твоей части, — ржёт один из Пенетраторов.
— На хера ты назвал моё имя?! — возмущается парень писклявым голосом.
— Да какая разница? Она всё равно ничего не сможет доказать.
— Здесь точно нет камер?
— Нет, не думаю, что Вильям любит записывать свой секс на видео.
— А вдруг он извращенец похуже, чем мы с вами?
— Хуже нас с вами не бывает. Ну, разве только те, кто трахают собак — они настоящие извращенцы.
— Зоофилы, — подсказывает кто-то.
— Да, точно.
— Помогите!!! — ору я, заметив, что музыка на первом этаже стала тише. Вдруг меня услышат? Наверняка кто-то сейчас мог проходить мимо.
— Тресни её по голове чем-нибудь, и приступим к делу, — говорит один из них басом.
— Я не бью девушек, я их просто…
— Насилую, — ржёт парень-басист.
С меня начинают медленно стягивать штаны вместе с трусами. Лифчик эти парни решают оставить в покое. Дрыгая ногами, как в езде на велосипеде, я пытаюсь зарядить в нос хоть кому-нибудь из этих уродов. Боже, мамочка, почему я не полетела с тобой в Париж? К чёрту учебу, если помимо уроков и оценок, меня насилуют ещё и парни? К тому же, Пенетраторы. Я и подумать не могла, что эти придурки могут опуститься до такого уровня? Им что, совсем некого трахать? Да любая первокурсница прыгнет на член любому из них, ради повышения популярности в школе. Это же у нас, блядь, так важно — статус повысить. Неважно, какой ценой.
— У кого-нибудь есть смазка?
— И презервативы. Мало ли, чем она болеет.
— Она же девственница, дибил.
— Думаешь, я хочу испачкать член кровью? Я не настолько ебанутый.
— Забыл, что ты у нас помешан на гигиене.
— А я, пожалуй, буду без защиты. Так приятнее.
Одобрительный смех доносится до моих ушей прежде, чем кто-то начинает медленно входить внутрь. Холодными пальцами парень, который пытается разорвать девственную плеву, думает, что если помассировав клитор, дело пойдёт быстрее. Больно. Чёрт, как больно! В меня словно засовывают биту с гвоздями. Блядь. Я начинаю кричать, выкрикивая различные имена, которые всплывают в голове. Кажется, я звала Еву, Вильде, Исака, Вильяма, по несколько сотен раз. Просила прощение у отца. Ненавидела себя за такую глупость — прийти сюда было ошибкой. Я сама во всём виновата. Как себя поставишь в обществе, так оно и будет тебя трахать. Раком, или мысленно. В данном случае, раком. Если бы я повела себя более уверенней, может, всего этого бы и не было. Я сама позволила этому парню отвести себя на второй этаж. Доверилась этим уродам. И вот что из этого вышло.
— Кажется, я вошёл, — радуется тот, кто продолжает упираться ладонью мне в спину. Начинает наращивать темп. Боли уже нет. Тело словно одеревенело. Мне остаётся лишь уткнуться щекой в стол, потому что сил кричать не осталось. Я больше не девственница. Меня изнасиловали, и будут делать это до тех пор, пока им не надоест.
Что же я скажу маме, когда она приедет? Нет, я никогда не расскажу ей об этом. Она не узнает. Я лишилась отца, не хочу потерять доверие собственной мамы. Это будет последней каплей.
— Теперь я, — говорит кто-то слева от меня. Парень высовывает из меня член, и тело пронзает болью, которая отдаёт в стопы ног, в костяшки пальцев на руках, в спину, в голову, и в то самое место, куда ещё секунду назад долбился один из находящихся здесь мразей. В меня снова проникает пульсирующий член, который кажется в два раза больше, чем предыдущий.
— Смотри, не порви её на части.
Мой крик звоном отдаёт в собственные уши. Я едва могу слышать происходящее. Разговоры в другой части комнаты, чей-то смех, сомнения, стоит ли продолжать и вообще находиться здесь.
Я умираю. Кажется, я никогда не смогу смотреть людям в глаза. И то, что мне захотелось сделать (впервые в жизни) ужасает до мурашек по телу. Мне хочется убить каждого в этой комнате. Каждого, кто хоть один раз подумал о насилии над девушкой. А того, кто лишил меня девственности путём насилия — сжечь, предварительно засунув иголки под его ничтожные ногти. Таких людей нужно убивать. Сразу. На месте. Не думая. Я понимаю, что, поставь меня перед этой шайкой, дав в руки пистолет, я не дрогну.
Кто-то начинает ломиться в дверь.
— Помогите, — хочется, чтобы это было криком. Но я едва выдыхаю это единственное слово и теряю сознание. Руки падают со стола и висят в воздухе. Парень, насиловавший меня, достаёт член, и, судя по звукам, отходит к двери. Все в этой комнате замирают. Я даже не слышу собственного дыхания. И сердце едва бьётся.
Мои руки свободны. Меня никто не насилует. Правая рука с огромным трудом поднимается и приспускает повязку на глазах. Парень с членом в руке прислушивается к происходящему за дверью. Музыка на первом этаже не играет. Нас окружает лишь тишина и собственные мысли. Я буквально чувствую леденящий кровь ужас этих парней, их осознание того, что же они натворили, и соучастниками чего сейчас стали.
Секунда. Две. Три.
Резкий грохот — и дверь вылетает из петель, падая на паркет. В комнату врывается толпа людей в сопровождении Исака, Юнаса и того самого двухметрового парня, который целовался с нашим голубым мальчиком на кухне. Мне становится так стыдно — невыносимо стыдно. Ведь я стою раком, без трусов, в одном лишь лифчике. На носу та самая повязка, которая должна была спасти этих парней от наказания. Слёзы катятся по щекам, и у меня даже нет сил, чтобы поднять руки и вытереть лицо.
Примерно шестеро парней набрасывается на толпу Пенетраторов, а те даже не сопротивляются. Кто-то из друзей Юнаса снимает происходящее на камеру в качестве доказательства. Начинается настоящая бойня. Во всей этой суматохе я нахожу свои трусы, трясущимися руками натягиваю их на себя, и в толпе сцепившихся ребят я замечаю свою лучшую подругу. Её зарёванное лицо говорит мне о том, что с ней что-то случилось. Чёрт возьми, Ева, зачем мы здесь? Лучше бы остались дома.
Рыдающая подруга трясущимися ногами подходит ко мне, поднимает с паркета, набрасывает на меня знакомую джинсовую куртку Юнаса, и мы выбегаем из этой чёртовой комнаты. Ева ведёт меня на первый этаж. Я нахожу свою обувь, и мы уходим из этого дома. Внизу я мельком замечаю ошарашенные взгляды девушек, которые ещё недавно купались в бассейне. Читаю в их глазах сочувствие и ужас, который они сейчас испытывают, глядя на меня. А я ничего не чувствую. Кажется, я никогда не стану такой, как прежде. И это, на самом деле, очень пугает.
Ева не перестаёт плакать, а я с окаменевшим лицом выхожу на улицу и замечаю машину, припаркованную у ограды. Такси уже ждёт в двадцати метрах от нас. Дверь чёрной машины Вильяма открывается, и оттуда выходит побелевший от ужаса Магнуссон. Осознаёт, что со мной случилось. Понимает, кто может быть к этому причастен. Быстрым шагом он направляется к нам, но прежде чем я успеваю услышать от него хоть слово, Ева усаживает меня на заднее сидение, сама летит к пассажирскому, закрывает дверь и говорит:
— В темпе, водитель. Не останавливайся.
========== К чёрту социофобию ==========
Дождавшись утра, я решаю привести волосы и лицо в порядок, взять себя в руки, одеться (максимально скромно) и поехать в больницу. Ева поехала со мной, конечно. Но всю дорогу мы молчали. И только сидя в очереди перед кабинетом женского гинеколога, я решаюсь сказать:
— Вчера, когда я увидела тебя возле двери, ты выглядела так, будто тебя побили.
Моя подруга молчит где-то две-три минуты, затем шумно выдыхает, и отвечает, закрыв шею волосами:
— Возле бассейна я увидела Шистада, и он увязался за мной, как бездомная псина. В итоге мы решили уйти с вечеринки и просто прогуляться пешком до парка. Крис рассказывал о себе, и, Нура, честно признаться, не думала, что он настолько… другой. На публику-то он играет, и ведёт себя, как настоящий придурок.
— Очень за тебя рада, — сарказмом говорю я, на что Ева округляет глаза, вспомнив мои слова в самом начале. Мне не очень хочется слушать, какой Крис на самом деле «хороший» и «милый».
— Ах, да. Мы отходим от дома Вильяма метров на двести и видим кучку Пенетраторов. Человек пять, наверное. В темноте я не смогла разобрать, кто есть кто, но Крис их узнал. Каждого. Боже, Нура. Хорошо, что тебя там не было. Эти ублюдки начали приставать ко мне. Шистад заступился, и завязалась драка. Мне, в общем, тоже слегка досталось. Проблема в том, что Пенетраторы были под наркотой.
— А меня поставили раком, завязали глаза и трахнули в такой позе, лишив девственности. Хорошо, что тебя там не было, — язвлю я. Ева виновато смотрит на меня.
— В чём ты меня обвиняешь?
Задумавшись, я понимаю, что вспылила, и моя подруга не могла предвидеть всего этого.
— Извини. Просто, я так глупо доверилась одному из Пенетраторов. Он сказал, что в комнате, куда он собирался меня отвести, находитесь вы с Крисом. А я как раз тогда потеряла тебя из виду.
— Прости, что ушла не предупредив, — Ева опускает голову, и я замечаю кучу царапин, ссадин и синяков на шее, ключицах, и, ниже, наверняка, под одеждой тоже есть ушибы.
— Мы должны были держаться вместе, — грустно говорю я.
— Это всё мальчишки, — вздыхает моя подруга. — К чёрту их. Стану лесбиянкой. Ты со мной?
Я поднимаю голову и вижу гинеколога, который смотрит на нас ошарашенными глазами.
— Кто из Вас Нура Амалия Сатре?
***
Выйдя из кабинета, Ева взглядом спрашивает, мол, «ну как?». Я молча киваю, что всё хорошо. Я рассказала врачу, что меня изнасиловали и лишили девственности. Хотя женщина уже и сама догадалась, сказав, что плева как-то странно разорвана, словно меня взяли силой. В общем, она посоветовала мне написать заявление на этих ублюдков, а она, как врач-гинеколог, предоставит все улики, говорящие о том, что меня действительно подвергли насилию.
Уже на улице я рассказываю Еве о том, что произошло в кабинете у врача, и она непонимающим взглядом спрашивает:
— Почему же ты отказалась заявить на Пенетраторов?
— Не хочу, чтобы каждый ученик в школе подходил ко мне и молча обнимал. Жалость… ненавижу.
— Но ты ведь понимаешь, что в противном случае этим парням за содеянное ничего не будет? Никакого наказания, понимаешь? — Ева на последних словах почти кричит.
— Понимаю, — спокойно соглашаюсь я. — Хотя, с чего ты взяла? Думаешь, написать вшивое заявление — это максимум, на который я способна? Ну отсидят они полгода, год или два максимум. Им наверняка скосят срок, найдут, за что скосить.
— Тогда, что ты предлагаешь? Изнасиловать их в ответ? Это ведь парни, им только в радость, — возмущается моя подруга.
— Их было пятеро, понимаешь? А я — одна. Это просто напросто несправедливо. Ненавижу, когда какая-то вшивая мразь ведёт себя так, словно имеет право так подло поступать с девушкой. Парни решили, если у них есть член между ног, то им должен отсасывать весь мир, ведь они, мать его, добытчики и повелители мира. Никто из этих маленьких писюнов ни разу не работал. Никто ни копейки в дом не принёс. Они сидят на шеях своих матерей, с радостью принимают в подарок очередной дорогостоящий телефон, и думают, что так и должно быть. Я не хочу отомстить этим парням. Я просто хочу вернуть их с пьедестала туда, где им и место, стащив короны с их тупых головешек.
Первое, что я делаю по приезду обратно в дом к Еве — удаляю Магнуссона из друзей. Всё равно он срать на меня хотел. Ни разу за целый месяц не написал. Этим он разрушил наши дружеские отношения. Хотя, дружба? Ха-ха. Он ведь парень, а парням от девушек нужна только нижняя часть тела. Та, которая не думает, а только берёт. Парням не нужны сообщения, им не хочется лишний раз думать, перегружать свой мозг, ведь, вдруг он лопнет. И от девушек они требуют того же. Может, поэтому Вильям не писал? Понял, что ему не очень-то и хочется общаться со мной.