— Мой брат устроил вечеринку прямо у нас дома. Родители вернулись чуть раньше, поэтому…
— Поэтому ты хочешь остаться у меня? — лепечет Ева раздражённо.
— Да, — уверенно отвечает Сана, но затем её храбрость куда-то улетучивается, и она опускает глаза. — Только я не одна. Мне пришлось заступиться за брата, поэтому, нам обоим пришлось уйти.
— Оставайтесь. У нас всё равно скоро отбой, — говорю я, грозно зыркнув на Еву. Та закатывает глаза.
— Заваливайся, давай, — орёт Ева на весь дом, пытаясь докричаться до парня на улице. Я кидаюсь на подругу, заткнув ей рот ладонью. Заметив, что Сана едва заметно улыбается, наблюдая за нами, я радуюсь тому, что мне удалось её хоть капельку развеселить. Тем временем её брат пролезает в открытое окно.
Через полчаса бесполезного трёпа я замечаю, что все четверо начинают зевать. Ева выглушила полторы бутылки вина в одно рыло, представляю, какого ей сейчас. Благо, кровать здесь большая, поэтому три девочки вполне поместятся в ней, не чувствуя ни капли дискомфорта.
— Предупреждаю, я сплю голая, — Ева поднимает одну бровь, а я закатываю глаза, накрывая её одеялом.
— Спи давай, развратница.
Но моя ненормальная подруга всё никак не унимается.
— Сана, как часто ты практикуешь половую связь с овощами? — ржёт Ева.
— Вы ведь помните, что я ещё здесь? — смеётся парень, лежащий на маленьком диванчике у окна.
— Идиотка, — вздыхаю я, улыбаясь Сане, которая уже легла на другую сторону кровати. Что ж, мне достаётся место посередине, между мусульманкой и в хлам напившейся лучшей подругой, у которой в голове только алкоголь, собственные сиськи и Шистад. Здорово!
Искренне надеюсь, что родители Евы не войдут в эту комнату утром без стука. А лучше пусть вообще не приходят.
========== Жизнь - как игра в “Пиздабольство” ==========
— Бледная сука! — кричат сзади. Я делаю вид, будто не слышу их. Жирные, истекающие потом второкурсницы из параллельного класса, третьекурсницы и новички рассматривают моё лицо каждый раз, когда я вхожу в буфет. Это началось буквально вчера. И второй день подряд в меня летят испепеляющие взгляды. Мы с Евой как раз собираемся уходить. Подруга допивает бутылку воды, выбрасывает её по дороге, а я плетусь сзади. Конфликт в семье Бакуш решился мирным путём, когда их мать позвонила Сане на мобильный и попросила вернуться. Странная у них всё-таки семейка. Они позволили своим детям уйти из дома поздним вечером, а утром их замучила совесть?
— Извращенка, — шипит какая-то прыщавая девка, глядя мне прямо в лицо. — Любишь подсматривать?
— Что ты крякнула?! — гаркает Ева, развернувшись к нам всем телом. Мы стоим буквально возле выхода из буфета. Кажется, в этот самый момент, когда моя подруга решила отстоять мою честь, в столовой все одновременно решают заткнуться. Воздух между нами накаляется до предела. Кажется, я вот-вот услышу раскаты грома. Сегодня Ева прекрасно выглядит: высокий конский хвост, пара прядей по обе стороны лица, которые отлично подчёркивают её скулы. Она легко накрашена, одета в джинсовую юбку, серый свитер под горло, с розовыми тонкими полосами, и в серое пальто. На мне тоже серое пальто, но, кажется, я не так сильно выделяюсь из толпы, как Ева. Странно, почему девочки из параллельного, да и все остальные, косо смотрят только на меня, ведь рядом со мной всегда находится сногсшибательная красотка, идущая со мной под руку.
Почему я?
Неужели, меня и вправду ненавидят? За что?
— Ева, это не стоит нашего внимания. Идём, — я беру девушку под руку и выпихиваю её из буфета. Нужно уйти отсюда, пока кого-то не растерзали. Пока я не решаю посмотреть в глаза Вильяму, который сидит с Крисом у окна, на своём привычном месте. Да, отличный вышел спектакль. Жаль, драмы не хватило.
Нас встречает прохладный и пустой коридор. На перерыве между уроками все ученики автоматически разбредаются — кто на улицу, кто в буфет. Мы встречаем Вильде и Сану на улице, сидящих на ступенях возле учебного заведения. У нас ещё один урок, который не стоит прогуливать. Хотя, у меня и в мыслях такого не было.
Ева идёт мимо девушек, но я хватаю её за руку и говорю шёпотом:
— Может, стоит поговорить с ними?
Мне интересно узнать мнение Вильде на счёт Магнуссона. Действительно ли она любит его, или это просто… Даже язык не поворачивается сказать это вслух.
Обычный трах. Вот что у них происходит. Но зачем Вильям пользуется девушкой? Хотя, я постоянно забываю о том, что такова их суть — гадить у выхода из женской комнаты, когда сбегаешь ночью, оставляя за собой дичайшую вонь и воспоминание о том, что тобой воспользовались.
Моя подруга молча кивает, и мы садимся к девушкам. Вильде при виде меня тут же передёривает. Она язвительно говорит:
— Лесбийское знамя в нашем полку прибыло. Не хватило смелости подойти одной?
— Твоих рук дело? — резко огрызается Ева. — Нуре второй день проходу не дают.
— О-о-у, а ты, получается, её мамочка? — жалобно скулит Вильде. Тупой никому не нужный фальш. Смотреть противно. Я уже начинаю жалеть о том, что решила сесть к ним.
— Прости, Нура, — искренне говорит Сана. — Я заставила Вильде удалить тот мерзкий пост на Фейсбуке.
Пост?
— Жаль, что удалили, я не успела прочесть, — сарказм Евы задевает блондинку. — Может, расскажешь, что за дрянь ты написала?
— Это уже неважно, — фальшиво улыбается Вильде.
— Неважно? Это касается меня, значит, это важно, — спокойно говорю я, пытаясь предотвратить очередную стычку, как раз на виду у половины школы.
— Я всего лишь рассказала людям о том, что ты зашла в комнату и наглым образом вмешалась в нашу с Вильямом идиллию. Мы занимались любовью, а тебе даже не хватило ума выйти оттуда?
— Любовью?! — смеётся Ева. — Судя по рассказу моей подруги, вы ебались, как кролики в туалете. Могли бы, ради приличия, на кровать перейти, как это делают нормальные люди.
— Мерзкая извращенка. Стояла там, растекаясь по кафелю. Ты мне завидуешь, — продолжает Вильде, пропуская мимо ушей слова Евы. — Ты бы всё отдала, чтобы оказаться на моём месте.
С каждым словом Вильде повышает голос. Многие начинают оборачиваться на очередной спектакль, который мы крутим полным ходом. Даже громкость увеличили, как удобно!
— Давай! — начинаю кричать я, вскакивая с места. — Чтобы все услышали! Чего же ты замолчала? Да, ты права. Я завидую вашим с Вильямом отношениям. Вашей бесчувственной ебле в вонючем туалете. Вот бы мне оказаться на твоём месте!.. — с сарказмом говорю я, и делаю это достаточно громко, чтобы Вильде поджала свой хвост. Сана всё это время как-то странно на меня смотрит, словно пытается разглядеть в моих словах очередной фальш.
Ева встаёт и берёт меня за руку, пытаясь таким образом дать понять, что мне уже хватит. Но я продолжаю.
— Знаешь, зачем я вошла в туалет? Чтобы нужду справить. В туалете ведь именно этим занимаются? А наткнулась на очередную сцену из порно. Только, знаешь, в чём здесь вся соль? В порно актёры играют без чувств. Спроси Вильяма хоть раз, любит ли он тебя.
— Любит! — кричит Вильде. — Он говорил мне это и не раз.
Блондинка говорит это искренне, и я начинаю ей верить.
— Пойдём, Нура, — теперь Ева уже буквально нависает надо мной, но я продолжаю сидеть на месте.
В дверях как раз кстати появляется Магнуссон вместе со своим дружком. Жаль, не под ручку идут. Парень едва заметно кивает головой Вильде, и та, подорвавшись, бежит к нему. Вильям бросает в мой адрес колкий взгляд, говорящий, наверное, о том, что, мол, выкуси. В его ехидно прищуренные глаза тут же хочется вставить какой-нибудь острый предмет. Не смотри на меня так. Не смотри.
Моя рука ускользает из крепкой хватки Евы.
— Эй, ослина! — не понимая, зачем, но мои ноги продолжают нести меня к этой парочке. Спектакль продолжается. Вильям отлично играет, делая вид, будто не понимает, кто я такая, и что я здесь делаю.
— Объясни, пожалуйста, своей очередной девушке, — на последнем слове я специально акцентирую внимание, — что она не имеет права писать обо мне дрянь в интернете. А ты… — я смотрю парню прямо в его тёмно-карие глаза. — Ты играешь чувствами девушек, чтобы самоутвердиться? Очнись, Вильям. Это подло даже для тебя. — заканчиваю свой гениальный монолог я и ухожу. Ева быстрым шагом идёт слева от меня. У нас ещё один урок, и литература — предмет, на который действительно стоит пойти. Не потому, что так надо. Это мой любимый урок.
Мы заходим в помещение, дверь за нами тихо закрывается.
— Неплохо, подруга, — улыбается Ева. — Мы задали им жару.
— Надеюсь, в скором времени не появится очередной бредовый пост о брошенной и несчастной Нуре, которая сошла с ума от своей безответной любви к Вильяму Магнуссону, — смеюсь я.
— Если и появится, никто в это не поверит. Ты ясно дала понять, что слова Вильде на Фейсбуке — бред сивой кобылы. Многие это услышали.
— Надеюсь на это, — я убираю прядь волос с лица Евы и спрашиваю, — увидимся завтра?
— Нет, завтра суббота. Мы с матерью хотели уехать на выходные.
Куда — она не уточняет.
— Тогда, увидимся в понедельник, — я обнимаю подругу и мы расходимся по разным аудиториям. Без Евы на выходных будет скучно. Мать, наверное, снова слетит с катушек, вырядится в очередную Селену Гомез, и будет петь караоке на первом этаже. Выходные обещают быть незабываемыми.
========== Нелепые фото промежностей ==========
Новая заявка в друзья на Фейсбуке.
Спросонья я понимаю, что для начала мне необходимо сильно проморгаться. Это действительно происходит наяву. К слову о Фейсбуке, почти все выходные я проторчала в социальной сети от скуки, попадая на различные записи Вильде о том, что я мешаю их с Вильямом романтической ебле. Эти посты постоянно обновляются. Интересно, как же я могу мешать отношениям, которых попросту не существует? С точки зрения Вильде, если тебя трахают, значит — любят. С точки зрения Вильяма, если он трахает, значит он просто трахает. Без чувств. Спросите, почему я так в этом уверена? Ухаживал за мной парень год назад, когда мы с Евой были на первом курсе. Он уже выпустился, так как за мной ухлёстывал третьекурсник. В общем, оказалось, он со своими болванами-дружками поспорил на выпивку, что я в конце концов займусь с ним сексом. Интима у нас не было, Ева подслушала разговор парней в раздевалке. Понимаю, нельзя ставить крест на всех парнях, загоняя их под одну линию, но после того случая я скептически отношусь к лицам мужского пола. Пролистывая страницу Шистада и Магнуссона, я понимаю, что они оба — фальшивки. Красивые манекены, а, как известно всем, внутри манекенов ни хрена нет. Поймите меня правильно, я не утверждаю, что если парень красавчик, то в голове у него пусто. Но, сами понимаете… Чёрт! Это ведь Шистад и Магнуссон. Парни, совращающие первокурсниц. Здесь и так всё ясно.
Вильям Магнуссон хочет добавить Вас в друзья.
Чёрт возьми. Что тебе от меня нужно? Где-то глубоко внутри, если покопаться в своей голове, я смогу найти зарытую мысль о том, что мне нравится всё это. Вернее, мне ведь стоит адаптироваться под всю эту обстановку, и тогда никто не будет писать обо мне гадости в интернете. Серьезно, ведь я — девушка, защищающая других девушек, которые САМИ ХОТЯТ прыгнуть в койку к парням вроде Шистада. Я — белая ворона. Наверное, если логически поразмыслить, я должна срать на всё это, ведь то, что творят эти идиотки — это их личные проблемы.
Хватит быть альтруисткой.
Я блокирую телефон и продолжаю водить пальцем по тёмному экрану, вырисовывая круги. Это помогает мне думать. Как поступить? Принять заявку и не писать ему? Тогда какой смысл «висеть» в списке друзей? Может, не добавлять? Или стоит добавить его в друзья, наплевав на то, что дружбой здесь и близко не пахнет?
— Нура, завтрак! — орёт мать из кухни. Мне не послышалось? Эта женщина наконец-то нашла применение плите? Это уже интересно. Как в старые добрые. В быстром темпе я одеваюсь, вытираю лицо ватным диском, предварительно смоченным тонизирующей жидкостью с запахом огурца, расчесываю короткие волосы и выхожу в гостиную. Образ моей мамы по-прежнему неизменный: белые лосины, блестящий чёрный свитер, огромные серьги, свисающие чуть ли не до ключиц, её светлые волосы подобраны и заколоты какой-то непонятной пушистой заколкой, словно она хомячка туда приколола. Яркий макияж, будто эта женщина выходит за пределы своего дома, и море тонального крема на постаревшей коже.
— Доброе утро, мам, — я улыбаюсь ей, так как всё равно люблю свою мать, не смотря на её желание вернуться в восьмидесятые. Она весело кивает мне, мол, рада видеть. Но по глазам матери можно понять, что в глубине души она несчастна. Грустит по мужу, который променял её на другую. Раньше я винила в разводе мать, так как она перестала готовить, начала выряжаться на собственный каждодневный карнавал, но… На самом деле, теперь я понимаю, что в этом никто не виноват. Так уж случилось.
Блинчики на молоке — то, что мать готовила задолго до развода. На кухне перестало вонять дешёвым лаком для волос. И этот едкий запах заменил сладкий аромат ванильных блинов. Я сажусь за стол, наблюдая за тем, как мама порхает вокруг стола, расставляя тарелки, варенье, стаканы для сока.
Если бы здесь был мой отец…
— Что с твоими волосами? — спрашиваю я, дождавшись, пока мать сядет за стол.
— А что с ними? — удивлённо хлопает глазами моя собеседница.
— Ну, без начёса и всё такое, — я засовываю в рот первый блинчик и через некоторое время достаю оттуда светлую волосину. Всё-таки матери стоит почаще готовить. Или получше закалывать свои волосы.
— Ах, это… ничего особенного, просто лак для волос закончился, — она отводит взгляд.
Так вот почему у нас в доме перестало вонять чем-то невообразимым. И, к слову, мама чего-то недоговаривает.
— Мам, — я делаю огромную паузу, обдумываю все свои слова, и стоит ли их вообще озвучивать сейчас или когда-либо, и, наконец, говорю, — у меня проблемы в школе.
Глаза моей мамы с интересом прищуриваются. Она, не глядя на содержимое в руках, намазывает очередной блин мёдом и кивает вверх, мол, продолжай.
— Есть один парень, и он… не очень хороший.
— С чего ты взяла? — мама продолжает смотреть мне прямо в глаза, изучая мои эмоции, неловкость, покраснение щёк. Мне действительно не хочется рассказывать, но, надежда получить от матери какой-то совет или помощь толкает меня на всё это.
— Мне кажется, он совращает девушек, чтобы… самоутвердиться, повысить свой статус в школе.
— Ты общалась хоть с одной из этих девушек? — спрашивает моя мама, как ни в чём не бывало.
— Да, я разговаривала с одной из этих жертв, — на последнем слове я перекашиваю губы, от чего мать смеётся. — И эта девушка утверждает, что её всё устраивает. Что она влюблена в этого парня.
— И в чём тогда дело? — улыбается мама.
— Думаю, здесь что-то нечисто. Этот парень попросту пудрит мозги этим девчонкам! — вскрикиваю я.
— А девчонки-то и не против, — спокойно говорит мать, поправляя заколку на волосах.
— Это как-раз таки меня и бесит! Они глупые? Почему позволяют…
— Нура, это их дело. Не лезь во всё это, — перебивает мама.
— Кажется, я уже встряла, — говорю я, опустив голову. — Обо мне написали пост в интернете. И не один.
— Пост? — эти глупые повторы слов со стороны матери начинают раздражать. Но мне приходится держать себя в руках, ведь подобного рода разговор матери с дочерью случается раз в тысячелетие.
— В нём писали о том, что я люблю… подсматривать за парочками. И что разрушаю их отношения.
К моему удивлению, мать рассмеялась.
— Нура, это ведь неправда.
Звучит как утверждение, но я всё равно киваю головой и отвечаю:
— Конечно, это неправда. Я случайно туда зашла.
Решая не говорить маме о том, что я слышала стоны, и ноги сами понесли меня туда, и пост, может, действительно был правдивым, я засовываю в рот уже шестой по счёту блинчик, запиваю его соком и говорю:
— Спасибо, мам. Блинчики превосходны.
— Тебе спасибо за то, что вышла из своей комнаты и не начала использовать свой, — мама щёлкает пальцами в воздухе, вспоминая слово, — сарказм, точно.
Я улыбаюсь, глядя в добрые глаза матери. Мне её не хватает. Может, этот разговор — не последний? Я надеюсь, что завтра перед уходом на занятия я так же пообщаюсь с мамой за столом и позавтракаю, как и сегодня.
Вернувшись в комнату, я падаю на кровать лицом вниз. Нужно спросить Еву, вернулась ли она домой, и как провела свои выходные. Надеюсь, не так ужасно, как я, каждую минуту обновляя страницу Вильде на Фейсбуке, в надежде, что она не будет писать очередную гадость. Но, как ни странно, она продолжает это делать.