— Откуда ты знаешь про плакаты? — спрашиваю я, пытаясь не упустить из мысли остальные вопросы, которые вертятся на языке.
— Один из Пенетраторов сделал фото и прислал мне. Такое ощущение, будто я нахожусь в детском саду, — смеётся парень. — Мне жаль тебя, Нура. Ты, можно сказать, попала под расстрел. Изначально твоя фигура в нашем споре никоим образом не была задействована. Но так уж случилось, из-за моей глупой шутки пострадали все окружающие. В том числе и я сам. Взяв телефон своего друга, я, признаюсь, не думал о последствиях. Я просто хотел…
— Унизить девушку, — помогаю Крису я.
— Нет, это была шутка, понимаешь? Затем Вильям узнал об этом и врезал мне, но только один раз. Я говорил другу, что эта девушка обычная потаскуха. И когда Вильде пришла в наш класс и увела Вильяма в туалет, я пошёл за ними, чтобы убедиться. Разве ты бы хотела, чтобы рядом с Евой был какой-то уёбок, который разобьёт ей сердце? Я снял на телефон то, как Вильде усердно пыталась высосать у Вильяма…
— Хватит, — я перебиваю Шистада.
— И всё во имя любви! — поёт Крис. — Отсос в туалете, потому что она его «любит», — изображает кавычки пальцами. — Лично мне очень смешно, а тебе? Не знаю, почему меня так ебёт всё это. Может, потому что меня самого однажды бросила девушка, которая оказалась шлюхой. Я влюбился, и она разбила мне сердце. Я подумал, вдруг с Вильямом может случиться то же самое. Поэтому я…
— Шантажировал своего друга этим видео? — задумчиво протягиваю я, продолжая стоять у двери.
— Да, — просто отвечает Шистад. — Может, присядешь?
— Не хочу случайно заразиться ебантизмом от тебя, — сарказмом говорю я. Тот, закрыв глаза, ухмыляется, будто ожидал чего-то подобного.
— Ещё вопросы будут?
— Крис, ты знаешь Вильяма уже два года. Знаю, люди могут быть знакомы годами, но… Вильям хороший человек?
— Ты что, втюрилась в него? — ржёт Крис.
— Ясно. Всего доброго, — я в спешке открываю дверь, но мне в спину летит робкое «стой!».
— Чего ещё? — моя нога нетерпеливо стучит подошвой об пол.
— Я подлый человек, Нура. Но ради друзей и семьи пойду на всё. Даже на дурацкий шантаж. Даже на риск потерять друга. Зато я буду уверен, что никакая шлюха не разобьёт ему сердце. И он не будет закуривать дурью эту боль в груди. Не будет ничего делать с собой. Я никогда не допущу того, чтобы этот парень побывал на моём месте. Пусть избивает меня хоть каждый день за это. Я делал это ради него. Нура, Вильям хороший человек. Да, иногда он совершает глупые поступки, но ведь все мы их совершаем. Ты побывала в моей шкуре, как тебе? — ироничным тоном спрашивает Шистад.
— Паршиво, — признаюсь я.
— Если ты действительно сможешь сделать Вильяма лучше, может, стоит попробовать? Только умоляю, не вздумай делать ему минет прямо в школьном туалете, — Шистад закатывает глаза и смеётся. — Кстати, прости за то видео, которое я тебе скинул. Ты не виновата в том, что Вильям решил навестить меня и наговорить кучу ненужного дерьма. В последнем ты уж точно не виновата.
— Выздоравливай, Крис, — лепечу я и вылетаю из палаты.
Мысль о том, что нужно наконец-то позвонить отцу, впервые за три месяца, появляется так же внезапно, как и желание извиниться перед Вильямом. Снова. И делать это столько раз, сколько потребуется.
Гудки длятся недолго, затем я слышу автоответчик.
— Папа, это твоя дочь. Я скучаю по тебе, и хочу встретиться. Необязательно брать маму с собой, — поспешно говорю я, вспоминая, что мою мать сейчас ебёт какой-то испанец (или уже выебал). — Позвони, когда будешь свободен. Я люблю тебя, — со слезами на глазах я кладу трубку. Как же я по нему скучаю.
Средним шагом я иду в сторону дома Магнуссонов. Я знаю, где живёт этот парень. Такой огромный дом, в котором он живёт в гордом одиночестве, не может ускользнуть от взглядов прохожих. По дороге к Вильяму я про себя репетирую речь, которую вывалю на него прямо с порога, когда он откроет дверь. Вильям, прости меня, пожалуйста. Я очень хочу наладить наши отношения. Ты дашь мне ещё один шанс?
Моё тело по инерции, перебирая ногами, несётся к двери его дома. Я подхожу почти вплотную. Палец зависает в воздухе, когда я слышу женский голос за дверью. Смех. Противный смех Вильде. Затем открывается дверь, и я начинаю чувствовать себя ещё унизительней, чем в школе, когда Вильям швырялся в меня оскорблениями. Вильде победно смотрит мне прямо в глаза, и паззл в моей голове вдруг становится на своё место.
— Это всё ты, — шиплю я, осматривая её грёбаную шифоновую белую юбку. Она надевает её каждый раз, когда хочет, чтобы её выебал Вильям?
— Я не понимаю, — хлопая ресницами, лепечет Вильде. Медленно она проплывает мимо меня, и от неё воняет Вильямом. Этим одеколоном, который я уже где-то слышала. Не могу вспомнить, где. Вильям даже не смотрит на меня. Он бросает Вильде привычное «увидимся в школе», а затем закрывает дверь прямо у моего носа.
Что ж, Нура, хотела извиниться? Над этим придётся попотеть.
========== Проблемы сближают людей ==========
Если бы отец был рядом…
Вильям стоит у окна и смотрит прямо на меня. Живот начинает вести себя как-то странно, словно я смотрю в глаза самому Дьяволу, и желудок предостерегающе начинает намекать, мол, шла бы ты отсюда. Уныло покачав головой, я отворачиваюсь от окон Магнуссона и иду в сторону дома. Сейчас почти обед, поэтому, думаю, мать уберёт своё испанское порно из нашего дома к моему приходу (очень надеюсь, что уберёт). Отец продолжает молчать. Я начинаю сомневаться, может, он действительно сменил номер. Будет очень обидно, ведь, можно сказать, я оставила сообщение несуществующему оператору. Мои слова никто не услышит.
Может, и это к лучшему. И всё, что случилось — к лучшему.
Я веду постоянную борьбу, бесконечный спор в своей голове — что же это — к лучшему? Может, мы сами сворачиваем не в ту сторону, и затем карма даёт о себе знать? Если бы я подумала заранее своей деревянной головой с куском скорлупы от ореха вместо мозгов, что нельзя мстить людям, нельзя им грубить, нельзя отталкивать людей, которые всего лишь навсего хотят узнать тебя получше. Нельзя воровать их телефоны. Нельзя читать чужие переписки. Нельзя лезть не в своё дело.
Последнее я, пожалуй, напишу помадой на лбу.
Вильде влюблена в Вильяма с самого начала. То, что она вдруг захотела ему отомстить — это можно списать на «была дурой в состоянии аффекта и жуткой депрессии». Её мозг в тот момент был отключен. Девушка понимала, что нельзя настолько унижаться перед парнем, беспричинно отсылая фото голой груди. Она и сейчас это понимает. Только вслух признать не может. Мне, правда, было очень жаль эту дурочку. Она натворила глупостей, из-за чего вся школа увидела пикантные подробности её тела. Но почему она решила сделать крайней именно меня? Ведь незадолго до этого происшествия, я застукала Вильде и Вильяма в туалете. Девушка не показалась мне смущённой или испуганной. Позже она начала писать на Фейсбуке мерзости про меня, мол, я люблю подсматривать за их… совокуплением.
Фу. Просто фу.
Нельзя грубить людям. Нельзя лезть не в своё дело. Клевета — грех.
Может, позор Вильде — искупление вины за то, что она насмехалась надо мной в интернете, и даже ни разу не извинилась? Поверить не могу, ради Вильде я решила, что украсть телефон у Вильяма — лучший вариант?
Неудивительно, что теперь Вильям с грохотом закрывает дверь прямо перед моим носом.
Исходящий в телефоне. Отец. Это отец!
— Папа! — чуть ли не со слезами я чисто на автомате повышаю свой голос от счастья и облегчения.
— Нура, девочка моя, — голос отца доносится до моих ушей тёплыми и родными нотками.
— Я так рада, что ты позвонил. Нам нужно встретиться. Когда ты…
— Я уехал, Нура. Далеко и, скорее всего, навсегда, — грустно говорит папа.
Быстрым движением руки я отодвигаю телефон от уха и нажимаю на «завершить разговор».
Сука! СУКА!
Хочется кричать о своей беспомощности. Отец не приедет. Мать ебёт какого-то испанца. Вильям меня ненавидит. Вильде циничная и подлая шлюха, которая наверняка продолжает клеветать на меня за спиной. Ева уехала со своей матерью, даже не вспомнив обо мне. Ненавижу. Ненавижу их всех.
— Чтоб вы сдохли! — ору я, замечая, что парочка прохожих с ужасом оглядывается мне в след. — Чего смотрите? Вас я тоже ненавижу! Пошли на хуй!
Ноги несут меня на поляну около школы. Через десять минут упрямо сдерживаемой истерики по пути, я добираюсь до слегка пожелтевшей травы, и падаю лицом прямо себе на сумку, которая ещё секунду назад резким швырком летела вниз. Кажется, я лежу здесь уже достаточно давно. Люди проходят мимо, но не замечают меня. Не замечают человека, который сейчас готов буквально сброситься с обрыва. Человека, который вдруг стал безразличен ко всему. Я слышу, как где-то вдалеке кто-то смеётся. Кто-то слушает музыку. Кто-то разговаривает. Они просто живут, ни о чём не думая. А я вот, кажется, уже мертва. Ничего не чувствовать - это очень странно. И очень страшно. Вдруг я такой и останусь?
Понятия не имею, что я буду делать дальше. Как мне поступить? Отца уже не вернуть, что бы я ему не сказала тогда по телефону, этого не изменить. Куча пропущенных звонков от папы тоже ничего не изменит. Слова — это сила. Но какой в этом смысл, когда отец уехал от своей дочери, променяв семью на другую? Я очень его любила, но сейчас ничего не чувствую к этому мужчине. Даже как-то странно. А мать… лгунья. Со слезами на глазах она клялась, что очень хочет вернуть отца. И что она делает? Правильно, ебёт испанца. Интересно, и как же это поможет вернуть папу в семью?
Может, поэтому он и бросил маму. Может, она ему изменила. Она ведь явно чего-то недоговаривает. Кажется, я многого не знаю.
А Вильям…
Пошёл на хуй, Вильям. Ты столько дерьма наделал в жизни, но тебя, уверена, прощают. Ты избил своего лучшего друга ради какой-то шлюхи. И тебя простят за это.
Боже, я защищаю Шистада? Поверить не могу.
Кто-то подходит ко мне сзади и садится рядом. Закуривает сигарету. Я слышу, как этот «инкогнито» вдыхает дым и выдыхает его со словами:
— Нура, смотрю, у тебя тоже проблемы, да?
С интересом я разворачиваюсь к этому человеку.
— Исак, что ты здесь делаешь?
— Неважно. Почему ты лежишь здесь?
— Неважно, — отмахиваюсь я. — Почему «тоже»? Что случилось?
— Какая разница, если слова ничего не решают, — грустно вздыхает парень. — Я сотню раз пытался доказать, что не я подпалил урну в туалете. Но директор уверен, что, раз от меня воняло травкой в тот день, значит, я как-то к этому причастен. Какой смысл вообще открывать свой рот, если тебя тут же заткнут своим «я уверен в том, что это ты!».
— А доказательства? — возмущаюсь я. — Это ведь не ты. В тот день, когда нас всех выгнали на улицу… ты был с нами. Ты не мог подпалить урну, ведь в этот момент ты был в классе. Я — твой свидетель.
— Нура, забей. Наш директор полный еблан. Когда Криса выпишут из больницы, думаю, он сам всё расскажет. Кому и что продал. Или нет, - парень пожимает плечами.
— Но ты ведь тоже попадёшь, — говорю я.
— Я уже попал, Нура. Ладно, это неважно. Отделаюсь парой предупреждений. Раньше то я ни разу не попадался. Это первый раз. Максимум меня отстранят на какое-то время. Думаю, исключение — это слишком. Всё будет хорошо.
— Надеюсь, — искренне говорю я, присаживаясь рядом с Исаком на траву.
— А с тобой что случилось? — парень выбрасывает окурок сигареты куда-то влево.
— Я облажалась, теперь не знаю, что делать. У меня такое ощущение, будто весь грёбаный мир против меня. Все люди меня ненавидят, и я начинаю ненавидеть их в ответ, за их эгоизм, необдуманные поступки, которые вредят мне. За их слова. За отсутствие извинений.
— Нура, нельзя быть такой требовательной. Если кого-то обидела — извинись. Вот увидишь, мир станет лучше. А те люди, которые намеренно вредят тебе… поверь, жизнь их проучит.
Может, этот парень прав? Ведь существует же в этой жизни определённый баланс, в конце концов. Ничто не остаётся безнаказанным. Добро поощряют, а зло возвращается бумерангом.
— Мой отец бросил меня и уехал в другой город со своей новой пассией, — грустно говорю я, положив голову Исаку на плечо.
— Странная штука — жизнь. Я ведь никогда не понимал тебя, Нура. Ты ходишь вся такая каменная, что ли. С твоей внешностью нужно быть посмелее, ведь ты красивая. Но, нет, ты позволяешь Еве затмевать тебя во всех планах. Ты постоянно молчишь. Не защищаешься от общества. Когда тебя оскорбляют, за тебя заступается подруга. Ты должна сама отстаивать свою честь и достоинство. Но вот мы сидим здесь на поляне, и жалуемся друг другу на свою жизнь. Говорю же, странно всё это.
— Проблемы сближают людей, — улыбаюсь я. — Исак, ты мне никогда не нравился. Вернее, нет. Не так. Ты настолько незаметен среди толпы, что даже знакомые люди могут забыть о тебе. И, честно признаться, я не замечала тебя до тех пор, пока не увидела, как ты сидишь прямо на парте. В тот день я узнала, что Сара беременна от Вильяма.
— Что? Нет, она не беременна, Нура. Сегодня я узнал от Юнаса, а Юнас узнал от какой-то старшеклассницы, а старшеклассница от своей… в общем, Сара не беременна. И уж тем более от Вильяма.
— Я знаю, что она пыталась купить у Вильяма кое-что.
— Есть такой грешок. Многие покупают дурь у Пенетраторов. Нура, это ерунда. Все наши проблемы — временное явление. Можно сказать, без проблем наша жизнь была бы скучной.
— Ты прав, — я достаю свой телефон и смотрю пропущенные. Семь от папы, один от мамы. Исак мельком смотрит в экран телефона и говорит:
— Хорошо, когда есть семья. Какая бы она ни была. Цени это. Поговори с ними. Поверь, сразу станет легче. Никогда не держи всё в себе.
Не держать всё в себе. Я это запомню.
— Спасибо, Исак.
Мне становится легче. Теперь я знаю, что делать.
========== Впусти переночевать ==========
— Есть будешь? — спрашивает мать, когда видит, как я захожу в гостиную. Она читает Фаренгейта. Конечно, она ещё не успела дочитать. Была занята чем-то более приятным. Хоть мне и непонятно, что может быть приятнее чтения книги.
— Нет, — отрезаю я.
— Нура, — зовёт мать, наблюдая за тем, как стремительно ноги несут меня в свою комнату. — Ты же пойдёшь ночевать к Еве?
— Нет, — повторяю я, закрывая дверь за собой. Мать встаёт с дивана, я понимаю это по скрипу старых пружин под мягким покрытием. Она подходит к моей двери и спрашивает, не открывая.
— Но мы же договаривались.
— Ева уехала со своей мамой на выходные, — говорю я, складывая свои вещи. Только вот куда уйти — не знаю. С матерью под одной крышей оставаться не хочется. А кто захочет жить с человеком, который наглым образом врёт прямо в лицо?
— Очень жаль. Может, я позвоню её маме и скажу, что ты приедешь к ним? Ты же хочешь поехать? — настаивает мать.
Боже. Неужели так сложно дождаться ночи и тихо провести испанца прямо в свою комнату, чтобы я этого не услышала? Я же в свою очередь могу сделать вид, что сплю. К чему весь этот спектакль?
Ах, да. Вечно забываю, что наша жизнь — сплошная бутафория. Она и есть спектакль.
Может, в таком случае мне следует подыграть матери?
— Я хочу поехать. Сама позвоню Еве. Она встретит меня в аэропорту.
— Хорошо, — голос мамы заметно веселеет.
Больше мы не разговариваем. Исак советовал извиниться перед теми, кого я обидела. Перед Вильямом. Ещё раз. Попробовать стоит.
Усаживаясь на кровать поудобнее, я подпираю спину подушкой и кладу себе на колени ноутбук. Захожу в социальную сеть. Магнуссон как раз в онлайне. Очень удачно. Недолго думая, я решаю написать то, что крутится на языке. Нет, не ту идеально отдроченную речь, которую я сочиняла, пока шла к нему домой. Она всё равно выветрилась в тот момент, когда я увидела Вильде, выходящую из его дома с этой самодовольной ухмылочкой, которую мне так отчаянно хотелось стереть с её лица. Я не в чёрном списке Вильяма. Это уже радует.
Нура:
Я хочу всё исправить. Ты дашь мне ещё один шанс?
Я ведь дала тебе возможность объясниться насчёт
происходящего тогда. Согласилась сесть к тебе в машину.
А ты закрываешь дверь перед моим носом.