- Вы не могли бы погадать мне? - выпрямившись на стуле, Белла чувствует себя чуть увереннее. А потом опять возвращается в тело напуганной девочки. Ее швыряет от одного к другому так же, как швыряет в шторм корабли. Злой эльф внутри нее обезумел. - Что меня ждет в будущем?
Элис принимает позу опытной гадалки. Хмурит тонкие брови, даже голос ее меняется.
- Хорошо, но сначала мне нужно посмотреть в ваше прошлое.
Какого фига туда смотреть – это первое, что приходит на ум. Второе – ты ничего не увидишь, я сама не могу этого увидеть. Слишком плотная пелена лежит поверх прошлого. Но почему бы и нет? Белла пожимает плечами. Колдунья убирает хрустальный шар, зажигает еще какие-то благовония, над столом плывет струйка дыма.
- Положите ваши руки сюда.
Белла послушно выставляет вперед ладони. Кожа касается старой бархатной скатерти, ворсинки приятно покалывают пальцы. Элис садится на второй стул, убирает длинные рукава платья и кладет руки поверх рук Беллы.
- Мне нужно сосредоточиться, поймать правильные потоки.
Тишина и темнота длятся вечность. Слышно только легкое дыхание колдуньи и треск свечей. Сначала Белле хочется спать, а потом сознание соскальзывает в некий транс. Чернильный мрак внутри колышется, словно чья-то уверенная рука ухватилась за край и хочет отодвинуть занавес. Нет, заявляет злой эльф внутри и Белла напрягается. Изо всех сил противится чужой силе, не дает подсмотреть свое прошлое.
- Что вы увидели? - хотя она же знает, что Элис не увидела ничего.
- Возможно, я сегодня не в форме, - Элис улыбается. Не виновато и испуганно, а просто признавая факт. - Я не могу увидеть вашего прошлого.
- Как жаль. Я напрасно пришла?
- Совсем нет, - Элис поправляет платье. Вертит в пальцах один из своих оберегов. - Мне было видение из будущего.
Да хватит уже врать, думает Белла. Но ее симпатия к колдунье убивает злые слова до того, как она успевает их сказать. Ободренная Элис продолжает:
- Я вас видела на балу.
- Замечательно. Я не хожу на подобные мероприятия.
- Это благотворительный вечер, который состоится в конце недели. Вы там были, - в словах ведьмы стальная уверенность. Своим непоколебимым тоном она отрезает любые пути к отступлению. Как будто говорит: ты пойдешь туда или я притащу тебя.
- Сколько я вам должна? - Белла неловко лезет в карман. Достает купюры, на пол выпрыгивает несколько монет. Она проклинает себя за то, что поддалась глупым мечтам и пришла в это место. Дешевая бутафория, вот что это такое. Потуги изобразить таинственность, а на самом деле просто темная каморка, пропахшая копотью и сандалом.
Не дожидаясь ответа, выкладывает деньги на скатерть и выскальзывает за дверь. На улице та же мерзость. Холодно, от океана дует тяжелый от сырости ветер. Когда тебе плохо, то любая погода раздражает. Если пасмурно, то обижаешься на силы природы за дождь и отсутствие ярких красок. Когда светит солнце, кипишь от гнева, потому что не можешь разделить общей радости. Тут уж не подстроишься.
Сжав челюсти и сунув руки в карманы, Белла бежит к машине. Только когда город превращается в кучу размытых расстоянием кубиков, выдыхает, чуть расслабляет плечи. Она совсем забыла зайти в компьютерный салон.
***
Опять утро. На этот раз по голубому небу растекаются золотые лучи солнца. Яркие полоски света врываются в кухню через раздвинутые стеклянные двери. Пахнет свежей травой и сиренью. В руках Белла сжимает остывшую чашку. Она не помнит, что туда налила. Не помнит, как прошел вчерашний день. И вообще, сколько дней назад она ездила в город за продуктами. Ночью опять случилась осечка.
Она каменным истуканом лежала в кровати – своей и вместе с тем чужой, потому что это была кровать в одной из гостевых спален. Лежала, открыв глаза и пытаясь разобрать темноту на составляющие части. Внезапно ей захотелось выйти в сад. Набросив халат и сунув ноги в старые туфли, она пошла по влажной траве. Вокруг были старые перекореженные стволы яблонь. Их ветки сплетались в послание, растекались черными чернилами на фоне светлеющего небосвода. Эти стволы и ветки были похожи на груду поврежденного железа. Белла смотрела перед собой и видела два уже остывших угольных остова. В один из них навсегда вплавились кости и плоть тех, кого она любила. Проклятый металл забрал у нее мать. Ее муж пытался вытащить дочь, и их обгоревшие тела нашли чуть в стороне.
Упав на землю, Белла застонала. Яблони, не желая отпускать, склонились ближе. Они царапали острыми когтями щеки и жгли сквозь тонкую ткань халата. Девушка была одна, некому было прийти на помощь, заслонить от жалящих ударов.
***
Она стоит на кухне. Смотрит в пустую чашку. На коричневые разводы, оставшиеся на тонком фарфоре. Швыряет чашку в стену, а сама бросается следом. Бьется головой о нагретый на солнце камень, пока вкус соли и железа не возвращает ее в реальность. Из глубокой раны на лбу обильно идет кровь. Потерянная и потрясенная, Белла не знает, что делать. Перебегает в большую комнату. Оставляет на полу кровавый след – красные точки и полосы азбукой Морзе молча говорят о ее боли. Схватив телефон, Белла набирает номер единственного человека, знакомого ей хоть немного и к тому же давшего ей свой номер. Она пытается позвать доктора Каллена. После нескольких гудков по линии пробегает треск помех – после сильного ночного ветра еще случаются сбои – раздается уверенный спокойный голос.
- Помогите мне, - то же самое она говорила гадалке. От этой мысли Беллу разбирает смех. Она сдавленно хрюкает и роняет трубку.
Доктор Каллен не очень вписывается в ее гостиную. В больничной одежде. На кофейном столике работы XVIII века раскрытый чемодан. Когда Белла вытягивает шею, то видит шприцы, ампулы, какие-то приборы и одноразовые салфетки.
Доктор Каллен умело накладывает швы. Часть лица после анестезии онемела, Белла чувствует только легкие уколы, когда игла проходит сквозь кожу. Несколько минут – и доктор убирает инструменты, выбрасывает использованный шприц. Воцаряется глубокая плотная тишина. Белла понимает, что должна как-то объяснить свое поведение. Хотя бы потому что доктор Каллен ради нее отпросился из больницы. Он появился на ее пороге через полчаса и, не задавая вопросов, занялся раной. Но его вежливое участие не значит, что она имеет право молчать вечно. Что ей сказать? Белла перебирает то, что ей известно наверняка.
Первое. На мокром асфальте тормозной путь увеличивается на сотню футов.
Второе. Столкновение на скорости сто километров в час равносильно падению с десятого этажа. Шансов выжить при этом не остается.
Третье. Для воспламенения бензина достаточно одной искры.
Четвертое. Рыжие шлюхи выходят сухими из какой угодно лужи. Они отряхивают потоки чужих слез со своих подошв и идут дальше. Они не только не мочат ноги, они даже не допускают подобной мысли. Они считают нормальным после вечеринки сесть за руль. Они убивают твоего мужа, твою мать, твою дочь. Они продолжают жить, а ты пытаешься не умереть.
- Спасибо вам, - произносит Белла. Отвернувшись, изучает слабую тень доктора. Серый контур неподвижно лежит на бежевой краске. Потом доктор шевелится, захлопывает чемодан. Она боится, что доктор скажет какую-нибудь банальность или сообщит обо всем психологу. Но посмотри она на него, смогла бы увидеть нечто иное – спрятанную глубоко во взгляде боль и поднимающуюся на поверхность надежду. Но ей проще говорить с тенью, чем с живым человеком.
- Я упала. Ночью плохо спала и была рассеянной. Нужно просто отдохнуть.
- Я могу дать вам таблетку, чтобы легче было уснуть.
- Я боюсь таблеток, - честно заявляет Белла. - Не хочу их принимать. Какой сегодня день? - неожиданный вопрос. Но это первое, что пришло ей в голову.
Доктор Каллен говорит, что пятница и называет число.
- Сегодня будет благотворительный бал? - вспоминает Белла.
- Да, - в голосе доктора звучит удивление. - Будет бал и сбор средств для помощи детям, пострадавшим от военных конфликтов. Если хотите, то можете пойти. У меня есть приглашение и нет спутницы.
Психолог бы сказала ей, что нужно чаще бывать на людях, особняк слишком велик для одного человека, а общение иногда помогает изгнать одиночество. Но доктор Каллен ее не уговаривает. Не заставляет принять конкретное решение.
- Я могла бы пойти, - слова удивляют саму девушку. Темный эльф внутри потерял бдительность. Возможно, его вырубил укол анестетика, или же виной всему приятный голос доктора Каллена, который способен если не излечить, то успокоить страхи. Когда он рядом, ей чуть проще дышать.
- Там будет мой сын, - в голосе доктора появляется неуверенность. Белла чутко реагирует на нее, тут же принимаясь нервно крутить в руках угол пледа. Ерзает на кресле. - Он много делает для этого фонда, вкладывает в него всю душу.
За этими словами Белле видится какая-то тайна. Она сама не знает, но чувство, что с сыном доктора случилась трагедия, не проходит. Когда человек так много отдает другим, похоже на то, что он спешит разодрать себя на части, раздарить, чтобы осталась только пустота.
Они договариваются встретиться вечером. Доктор строго предупреждает Беллу, что рану нельзя маскировать косметикой, иначе останется шрам. Со слабой улыбкой она пытается шутить что-то про труп невесты, но шутка получается неудачной. Вежливый доктор уходит.
Белла поднимается по холодным ступеням мраморной лестницы на второй этаж. Впервые со дня похорон открывает дверь гардеробной. Несколько месяцев она предпочитала носить удобные повседневные вещи, которые хранились в коробках на чердаке. Старые джинсы и огромные свитера. Несколько темных водолазок и рубашек. Безликая одежда для безликого духа.
Теперь она как странник в пустыне – бредёт между длинными, похожими на мираж рядами. Пробирается сквозь вешалки с платьями и юбками – пышными, с разрезами, гофрированными, любых фасонов и цветов. Блузки, брючные костюмы, меховые манто. Атлас, сатин и шелк. Черное кружево, россыпь из стразов, яркие рисунки и спокойные приглушенные оттенки. Ее внезапно охватывает страх. Как будто здесь в самом деле можно потеряться. Схватив черное платье прямого покроя с длинным рукавом, но открытой спиной, Белла рвется к выходу. Второй этаж – империя прошлого. Мертвое царство и лучше там не появляться.
***
Доктор Каллен приезжает в семь часов. Его черный BMW останавливается на подъездной аллее. Остывающие лучи солнца вспыхивают на глянцевых металлических боках. Машина похожа на сытого зверя. Одного из тех, что сотнями пожирают людей. Об этом Белла запрещает себе думать. Машинально чуть дрожащей рукой поправляет выбившиеся из прически пряди. Шепот внутри не замолкает, обвиняет ее в том, что она хочет окунуться в море чужого страдания. Вот ее цель, а вовсе не помощь детям. Ее тянет туда, где есть страдание. Она пыталась искать помощь среди тех, кто был счастлив. Но те, кто не испытал на себе боли, не сделал ни одного глотка одиночества, не понимал и ее черного отчаяния. Эти люди могли давать хорошие советы, говорить, что ей делать и как себя вести, но они ни хрена не понимали.
Бал устраивают в старинном доме. С черепичной крышей и окнами в белых рамах. Вдоль первого этажа тянется крытая веранда. Доктор Каллен ведет ее по дорожке между подстриженных кустов самшита и красных роз. От тяжелых бутонов в воздух поднимается сладкий вязкий аромат. Так же уверенно доктор помогает ей пробраться между группками нарядных гостей. Через искусственный смех и настоящие бриллианты. Через плотные ряды строгих костюмов и платьев тончайшего шелка. В руке у Беллы бокал с шампанским. Над головой сотней фальшивых свечей сияет гигантская люстра. Стены украшены пучками полевых цветов и белыми лентами. Ненавязчивая музыка создает приятный фон. В какой-то момент доктора Каллена втягивает в один из кружков, гости нервно обсуждают последние принятые налоговые законы. Их возбуждение передается Белле, но дело не в политике, а в ее обостренных чувствах. Свет кажется ярче, запахи сильнее. Платье плотно прилегает к коже, вызывая раздражение. Воздух наполнен теплым дыханием, чужими словами и шорохом шагов по древнему паркету, покрытому слоем свежего лака. Чтобы не быть бесполезной, Белла выписывает чек. Она отдает большую часть денег, что есть на ее текущем счету. Деньги не так важны, когда теряешь смысл. На что бы она могла их потратить?
И когда улыбчивая девушка в голубом платье с пышным подолом и золотыми лентами в косах предлагает ей принять участие в лотерее, Белла согласно кивает. Платит тысячу долларов. Лотерея – условность. Призы чисто номинальные – вышитые детьми шарфы и варежки, что-то еще в этом роде. Для поддержания интереса главный приз держится втайне.
Стискивая прямоугольник плотного белого картона, Белла движется по залу. Хаотично. Без цели. Одинокая частица в бесконечной пустоте чужих вселенных. Она давно потеряла доктора Каллена и никого здесь не знает, одиночество в толпе становится нестерпимее, выпирает сильнее. Заметнее ее непринадлежность. Возможно, не будет нарушением правил уйти, раз она сделала взнос? Но она приехала с доктором. Идти в темноте домой в неудобных туфлях и легком платье кажется вряд ли осуществимым планом.
Подходит время раздачи призов лотереи. Девушки и мужчины, получившие призы, сияют радостными улыбками, показывают шарфики и варежки своим друзьям, говорят о том, как это все мило выглядит и с какой гордостью будут их носить. Некому уличить их во лжи.
- Главный приз достанется обладателю билета под номером триста тридцать восемь.
Белле нет нужды бросать взгляд на картонку. Она много раз за вечер, чтобы не смотреть на людей, смотрела на черные цифры, они стали частью мозга. Она понимает, что должна пройти на сцену. Должна включить на всю мощность улыбку, как включают лампочки на праздник. Но стоит неподвижно до тех пор, пока одна из женщин рядом не замечает ее билет. Женщина издает восторженный возглас, тут же обращает на себя внимание. И вот уже толпа концентрическими кругами бурлит вокруг застывшей Беллы. Ее поздравляют, хватают за руки, выкрикивают что-то в лицо. Она с трудом, но заставляет себя отвечать. Одиночество и пустота внутри усиливаются. Они становятся огромны, как люстра под потолком, давят на легкие и заставляют сердце скукожиться.
Толпа, как будто по ней провели ножом, расходится, распадается на два полушария. По узкому проходу к ней направляется высокий мужчина. Белла видит его не как обычно привыкла видеть людей – полностью, а отчего-то фрагментами. Волосы с медным оттенком, стройные ноги, королевская осанка, широкие плечи, густые светлые ресницы, тонкий нос. Уверенная походка. И такие знакомые губы, искривленные в улыбке. Едва части складываются в целое, как голова ее взрывается от боли.
***
Белла привыкла, что из ее жизни вываливаются часы, а иногда и дни. Что события идут не по порядку, а свалены хаотично, как кусочки разных фруктов в салате. Она не удивляется, открыв глаза и увидев над головой потолок с завитками росписи. Уголок тяжелых золотых штор. Не придает значения тому, что лежит на диване, который по габаритам в три раза превосходит диван в ее особняке – ноги не достают до конца, тогда как окажись она дома, пятки висели бы в воздухе. На ней все еще черное платье, на грудь давит колье. Но голова просветлела и необычно легкая. Как будто из нее разом выбросили тысячи лишних мыслей, и она снова может связно думать, нормально соображать, может наконец привести в порядок поток событий.
- Белла? - взволнованно шепчет голос Эдварда. В следующую секунду он садится на диван, сжимает в своей теплой узкой ладони ее руку. Перебирает тонкие пальцы. Осторожно вычерчивает узор из вен.
- Эдвард. Господи, Эдвард, - ее шепот замирает на губах. Она боится говорить громче, боится, что слова разрушат прекрасное видение. Сердце у Беллы замирает, как птица в силках.
Сквозь пелену бешеной радости она не может понять, что ее смущает. Какой-то едва различимый тревожный колокольчик. Что-то не так, но когда она снова смотрит в изумрудные глаза Эдварда, то все становится расплывчатым, как деревья в туманной дымке. Она ласково проводит кончиками пальцев по его щеке. Он здесь, снова с ней, рядом. Другую руку Белла прикладывает к груди Эдварда и сквозь ткань рубашки ощущает тепло и ускоренное биение сердца. Может ли он быть фантазией? Ее игрой воображения? Как глубоко упал в безумие ее разум? Но даже если она спит, то хочет оставить себе минуты счастья. Это будет для нее источником питания, когда мираж растворится и в душу ворвется холод.