Она отошла от Александра и, закрыв лицо руками, расплакалась.
- Опять эти глупости! - он, подлетев, вновь заключил её в объятья. - Надеюсь, частые слёзы всего лишь следствие твоего положения — раньше ты не была такой плаксой.
Наташа взглянула на него:
- Я не плакса, Ваше Высочество, но меня мучает чувство вины, особенно перед принцессой.
- А я прошу тебя перестать думать об этом. - он мягко взял её за руки. - Потому что единственный, кто во всём повинен — это я. Ты сейчас должна думать о другом: как бы побольше отдыхать и поменьше заниматься своими делами.
- Но я и так почти ничего не делаю. Да и то, разве это дела? - пыталась запротестовать Репнина. - Вчера, например, ездила в свою деревню — там свадьба была, и меня тоже пригласили. Разве я могла отказать? И потом, мне очень нравится проводить время рядом с этими людьми. Ты знаешь, сколько всего интересного я от них узнала?
- Знаю. - Александр с нежностью посмотрел на княжну. - Но будь, пожалуйста, осторожней.
Натали прижалась к нему. Она не сказала цесаревичу, что до сих пор часто спрашивает себя: «За что ей такое счастье?»
***
Все последующие месяцы беременности Наташа была окружена заботой и вниманием, о которых даже не мечтала. Александр Николаевич, заключив с государем перемирие, стал приезжать в Высокое каждую неделю, а если дела вынуждали его остаться в Царском Селе или же в Зимнем дворце — писал княжне длинные письма, заканчивающиеся одним и тем же требованием: ответить ему подробно, ничего не утаивая. Доставка их корреспонденции была поручена новому личному адъютанту цесаревича, которого Александр пожелал выбрать самостоятельно, без советов Николая Павловича. Репнина по-прежнему испытывала неловкость, отвечая не очередное письмо своего любимого, особенно, когда он справлялся о её здоровье, но мучить его неведением было выше её сил, так как она понимала, что он волнуется за неё и их будущее дитя.
Миша наведывался к сестре практически ежедневно, привозя в поместье новости о Лизе, которая вовсю готовилась к рождению их первенца, а также делясь с Наташей своими проблемами, связанными с местной знатью. Как предводитель дворянства, он всеми силами пытался сделать Двугорский уезд процветающим и образцовым, однако не все помещики считала планы Репнина блестящими. Многие из них, привыкшие жить при господине Забалуеве как им вздумается, а в случае чего — откупиться от Андрея Платоновича некоторой суммой денег, сильно сопротивлялись внедряемым переменам, строгости и неподкупности молодого князя. Всякий раз Натали сперва внимательно выслушивала длинные монологи брата, а после, как правило, медленно и вдумчиво высказывала собственное мнение и предлагала пути решения всевозможных конфликтов. Ей очень хотелось внести свой посильный вклад в улучшение быта уезда, ставшего для неё таким родным и любимым.
Глафира Петровна, сговорившись с Дуняшей не оставлять барышню в одиночестве, повадилась опекать Натали словно малое дитя. Когда положение Наташи стало заметным, и она была вынуждена оставить свои поездки по делам, её прозорливая помощница, предвидя, что Репнина не будет сидеть на одном месте и у себя дома, пыталась занять ту каким-нибудь рукоделием или, под предлогом того, что очень любит романсы, просила княжну помузицировать на гитаре. В итоге за месяцы, предшествующие рождению первенца, Натали научилась довольно неплохо вязать, а также взялась потихоньку осваивать стряпню — ей хотелось самой печь пироги с капустой или ягодами, готовить всевозможные каши и супы, а также познать тонкости варки варений и засолки овощей. Теперь она, как бережливая хозяйка, мечтала иметь в доме запасы всевозможной вкуснятины, которой можно будет при случае накормить гостей или попотчевать Александра Николаевича.
В середине декабря Елизавета Петровна родила дочку, которую они с Михаилом решили назвать Машенькой. Натали, обнимая счастливого брата, приехавшего к ней на следующий день с радостными вестями, просила передать Лизе самые тёплые поздравления. Сама она посетить усадьбу Долгоруких уже не могла, так как находилась на последних месяцах беременности и клятвенно обещала Александру, что не будет садиться в любимую повозку вплоть до появления ребёнка на свет. И чем ближе были примерные даты Наташиных родов, чем чаще гостем Высокого делался Илья Петрович Штерн, который не так давно получил письмо от цесаревича с настойчивой просьбой втайне приглядывать за Натали. Княжна наотрез отказалась от услуг придворного медика, сколько бы Александр не уговаривал её, не просил. Ей очень нравился добрый и внимательный доктор Штерн. И потом, именно он принимал детей Анны и Лизы, поэтому Репнина вдвойне доверяла именно ему и не хотела видеть никого другого рядом с собой в такой важный и радостный день.
***
Близился конец февраля и Наташа, встречая каждый новый рассвет, думала, что именно сегодня родится её ребёнок, однако тот пока не спешил в этот мир. На смену недавней оттепели вновь пришла зима с холодом и снегом. И вот, коротая очередной вечер в компании Глафиры Петровны и доктора Штерна, княжна, не в силах усидеть на месте, задумчиво прогуливалась вдоль гостиной.
Илья Петрович время от времени украдкой бросал тревожные взоры на Репнину, а также обменивался ими с Наташиной помощницей. При этом оба наблюдателя делали вид, что заняты каждый своим делом: чтением книги и штопкой платья.
Проходя мимо дверей, наглухо запертых ещё с осени, Репнина услышала, как ветер, словно раненый дикий зверь, свирепо завывает за окном, а его порывы налетают с такой силой, что дрожат стёкла и кажется — вот-вот не выдержат и вовсе рассыплются на мелкие кусочки.
- Вы бы сели, голубушка, чего расхаживать-то? - нарушила тишину Глафира Петровна. - Давайте, чаю принесу — в такую погоду вряд ли стоит ждать гостей.
Наташа лишь покачала головой в ответ, продолжая свой променад с крайне задумчивым видом. Пожилая женщина переглянулась с доктором Штерном и, вздохнув, пожала плечами; Илья Петрович вновь занялся книгой.
Княжна тем временем чувствовала, как у ней медленно наливалось болью всё тело и ныла поясница, но именно движение помогало ей отвлечься не только от физических страданий, но и от тревожных размышлений. Она вспоминала обо всём, что с ней случилось за последние годы, о том, как неожиданно изменилась её жизнь — вовсе не так, как она рисовала себе когда-то в романтических мечтаниях, учась в Смольном. Чувствуя, что вся горит, она подошла к двери, ведущей в сад, и прижалась лбом к холодному стеклу. Закрыв глаза, Натали постаралась прогнать все мысли прочь и ни о чём не думать. Ей вдруг захотелось забраться куда-нибудь в тёплое укромное место и, свернувшись калачиком, спокойно уснуть на руках у Александра. Она сделала глубокий вдох, затем выдох. Коснулась дрожащими пальцами деревянной рамы. И, так и оставшись у окна, словно впала в забытье.
***
Императрица Александра Фёдоровна, войдя в покои наследника престола в девятом часу вечера, обнаружила своего сына в кабинете, застёгивающим тёплое двубортное пальто тёмно-серого цвета на блестящие серебристые пуговицы.
- Саша, неужели ты куда-то собрался? - воскликнула государыня, всплеснув руками.
- Добрый вечер, maman. - ответил цесаревич, подходя к матушке и целуя в щёку. - Да, мне надобно уехать, и я уже велел подать коня к подъезду.
- Боже мой, но на дворе темно! Впрочем, я знаю лишь одно место, куда ты можешь ехать в такое время суток.
- Мне неспокойно, матушка. - Александр, надев перчатки, подошёл к окну и, отодвинув штору, попытался вглядеться во тьму. - Я хочу съездить в Высокое и убедиться, что там всё хорошо.
- Я думаю, что это вполне может подождать до утра. - с нажимом сказала императрица.
Цесаревич перевёл на неё свой непоколебимый взгляд.
- Саша, посмотри, какой сильный снег на улице: да там, никак метель, а то и вьюга! А ты, мало того, что едешь верхом, да ещё и в одиночестве! Нет, государь решительно будет против! - Александра Фёдоровна попыталась воззвать к благоразумию своего сына.
- Ничего, передайте отцу, что я вернусь завтра. И что со мной всё будет хорошо. - тоном, не терпящим возражения, ответил Александр Николаевич. - Всё, матушка, мне пора. Прощайте! - Он, подойдя к государыне, поцеловал ей руку и, прихватив меховую шапку, отправился прочь.
- Но послушай… - промолвила было императрица вслед цесаревичу. Однако поняв, что все её усилия напрасны, лишь вздохнула, а затем направилась восвояси — проведать принцессу Марию и свою маленькую внучку.
Наташа, словно во сне, видела тёмный силуэт Александра Николаевича, который ехал к ней на своём вороном коне сквозь плотную завесу снега. Метель, налетая сильными порывами на скачущего всадника, зло тормошила длинную гриву Пегаса, теребила складки шерстяного пальто, заставляла её любимого морщиться и отворачивать лицо от колючих снежинок. Он был почти рядом, уже на подъезде к Высокому, бесстрашно вступивший в бой со стихией. Вдруг ветер обернулся вокруг цесаревича страшным вихрем, поднимая в воздух снежные клубы, которые, словно большие диковинные птицы всё кружили над ним, не давая ступить и шагу. Они нападали, безжалостно осыпали крупными хлопьями, а Александр Николаевич, уже весь белый, лишь беспомощно прикрывался рукой, пока окончательно не сгинул в сгущающейся тьме.
- Нет! Александр! - Натали резко открыла глаза. Было трудно дышать и она, ища опору, ухватилась липкими пальцами за оконную ручку, в то время как к ней подлетела Глафира Петровна вместе с Ильей Петровичем. - Ах! - почувствовав резкую боль внизу живота, она не сдержалась и вскрикнула.
- Ничего, Наталья Александровна, пойдёмте со мной. - спокойным тоном проговорил доктор Штерн, заботливо беря княжну за руку и придерживая за талию. - Вам необходимо прилечь — на сегодня хватит с Вас движения. Сможете подняться наверх и дойти до спальни?
Искривившись при новом приступе, она подняла глаза и молча кивнула, а затем, вспомнив, что только что ей привиделось, сжала руку доктора:
- Александр Николаевич! Его нужно спасти — он здесь, недалеко! Необходимо поехать туда, к воротам — на него напала метель!
Решив, что Наташа бредит, доктор ласково приобнял её и подтолкнул к выходу.
- Мы обязательно всё сделаем, но только после того, как Вы ляжете в постель. Глафира Петровна! - Илья Петрович, казалось, подал женщине условный знак — та молча кивнула и бросилась прочь из гостиной. - Не торопитесь, вот так, осторожно.
Репнина вместе с доктором преодолели коридор и остановились у лестницы.
- Илья Петрович, - прошептала Наташа, хватая ртом воздух. - Вы думаете: началось?
- Может — да, может — и нет. - Всё так же спокойно ответил Штерн. - Но Вы постарайтесь не думать об этом. Дышите, как я Вас учил, помните?
Натали вновь кивнула, судорожно доставая из памяти все те советы, которые услышала от доктора, а также от Анны с Лизой. Она мужественно преодолела подъём наверх, где была вынуждена вновь сделать передышку — морщась от боли и опираясь на руку своего провожатого.
- Ничего-ничего, совсем скоро это закончится. - ободряюще продолжил Илья Петрович, когда они двинулись в сторону её комнаты. - Не успеете и глазом моргнуть: раз и всё!
Натали хотела было вновь сказать про Александра: что необходимо послать кого-нибудь ему на выручку, но вместо этого взвыла от боли и, едва не теряя сознание, из последних сил добралась до своей постели.
***
Никогда он ещё не добирался куда бы то ни было с таким трудом. Снегопад был настолько сильным, что временами приходилось останавливаться и вглядываться в ночную даль, чтобы удостовериться, что он не сбился с пути. Руки его, казалось, напрочь примёрзли к поводьям, настолько был холоден налетающий ветер. Но он упрямо двигался вперёд, а когда увидел вдали огни дома — улыбнулся сквозь снежную пелену. Решив, что забраться на холм будет быстрее на своих двух, он спрыгнул с Пегаса и, сопротивляясь метели, повёл того под уздцы. Несколько раз Александр Николаевич проваливался в снег, но, благодаря своему коню, всякий раз вновь поднимался на ноги. Наконец, он приблизился к усадьбе и заметил, что свет горит практически во всех окнах — и это в такой час! С тревогой на сердце он добрёл до конюшни и, оставив там своего верного друга, поспешил к входным дверям. Безуспешно подёргав за бронзовые ручки, он принялся громко стучать, пока ему не открыли. Влетев внутрь, он столкнулся лицом к лицу с бледной и испуганной Дуней.
- Ваше Высочество, это Вы? - девушка отскочила от цесаревича, прижимая к груди какие-то белые тряпки. - А мы Вас не ждали.
- Добрый вечер, Дуня. - ответил Александр Николаевич, нервно стряхивая снег со своего пальто. Вдруг он услышал крик, донёсшийся откуда-то сверху. Без сомнения, это был её голос. В миг похолодев, он перевёл взгляд на девушку, также пребывающую в оцепенении.
- Да, Ваше Высочество, началось. - только и смогла выдавить из себя Дуняша.
- Идём. - твёрдо произнёс цесаревич, беря её под локоть.
Они вдвоём миновали коридор и, сохраняя молчание, поднялись наверх. Послышался новый отчаянный крик боли, но уже более громкий и отчётливый. Дойдя до двери в комнату Наташи, девушка развернулась и отрывисто прошептала:
- Вам туда нельзя. С Натальей Александровной господин доктор и Глафира Петровна, а Вы побудьте здесь. Или возвращайтесь вниз! - И не дав Александру опомниться, приоткрыла дверь, быстро прошмыгнула внутрь и захлопнула обратно.
Цесаревич так и остался стоять на своём месте, слушая Наташины стоны, а также приглушённые успокаивающие голоса, принадлежавшие Илье Петровичу и дамам. Ему было невыносимо слышать эти звуки, подтверждающие мучения, которые сейчас испытывала княжна, ведь каждый раз сердце готово было разорваться на маленькие кусочки!
Во время родов принцессы Марии, его, разумеется, и близко не подпустили к её покоям, поэтому он всего лишь принял на руки свою новорожденную дочку, когда всё благополучно завершилось, и супруга к тому времени даже успела привести себя в порядок. Сейчас же он был совсем рядом, однако не понимал: чем может помочь? Осознав вдруг, что до сих пор стоит в верхней одежде, цесаревич быстро спустился на первый этаж и, наспех скинув пальто, шапку и перчатки, оставил всё в гардеробе. А после взлетел по лестнице обратно и стал мерить шагами коридор, временами замирая у заветной двери с намерением открыть её, чтобы войти и быть рядом с Наташей, но всякий раз в последний момент его рука бессильно падала — и он вновь принимался ходить туда-сюда. До его ушей, меж тем, всё чаще доносились стоны и всхлипы любимой. И он вдруг вспомнил о страшных случаях, когда женщины умирали во время родов, так и не произведя на свет дитя, или о смертях младенцев, которые были не редки и в царской семье.
«Нет, с ней всё будет хорошо. И с ребёнком тоже.» - сказал он себе, судорожно мотая головой в попытке отбросить налетевшие мысли.
Вдруг дверь отворилась и показался доктор Штерн. Александр замер на месте, видя сквозь дверной проём лишь хлопочущую Глафиру Петровну. Илья Петрович же, проследив за взглядом цесаревича, вышел ему навстречу и тактично притворил за собой.
- Здравствуйте, Ваше Высочество. - сказал он и поклонился оцепеневшему Александру.
- Доктор, скажите, как она? И почему так тихо?
- Не волнуйтесь, с Натальей Александровной всё более-менее хорошо. - начал Илья Петрович ободряюще. - Боли ненадолго отпустили, но Вы же понимаете: первые роды, и поэтому всё не так легко, как хотелось бы…
- Я хочу пойти с Вами и быть с ней. - очнувшись от страха, твёрдо сказал Александр.
- Что Вы, Ваше Высочество! Не думаю, что Вам стоит присутствовать — это как-то не принято, да и вообще. Лучше спуститесь в гостиную и налейте себе чего-нибудь покрепче.
Александр, глядя доктору Штерну в глаза, упрямо покачал головой.
- Ну хорошо, коли Вы так решили. Тогда пойдёмте. - и он, открыв дверь, вновь бросил свой взгляд на наследника престола, а после пропустил вперёд.
Александр Николаевич, собрав всё своё мужество, шагнул в комнату. За спинами Глафиры Петровны и Дуни он увидел Наташу, освещаемую пламенем множества свечей. Она лежала на постели и, тяжело дыша, блуждала вымученным взглядом по потолку.