Комментарий к
Для лучшего понимания сюжета фанфика желательно ознакомиться с источниками, рассказывающими о таком событии, как Костюмированный бал 1903 года, состоявшемся в Зимнем дворце - знаменитом маскараде, во время которого вся знать Российской империи присутствовала в чрезвычайно роскошных костюмах “допетровского времени”. Бал был приурочен к 290-летию дома Романовых.
16 (27) мая 1903 года, г. Санкт-Петербург, Зимний дворец. 17:00.
Вряд ли нашлась бы в году пора, более прекрасная чем середина мая, когда природа, уже полностью проснувшаяся от зимней спячки, обретала свою настоящую красоту и мощь. Все кругом, от черемухи и сирени на улицах до старательно подобранных цветочных композиций в дворцовых садах и скверах, цвело, играя на солнце множеством радужных отблесков, переливалось воздухе целым букетом различных ароматов от приторного тягуче-сладкого до легкого и нежного.
В такой же самый день, только ровно два века назад, праздновал становление полноценным олицетворением и он — тот, кого еще ребенком назвали будущим Императором, олицетворением всей страны, ее надеждой и опорой.
Сегодня же Санкт-Петербургу исполнялось уже двадцать два года[1], и по этому случаю в Зимнем дворце был запланировал бал, который должен был стать самым грандиозным из всех празднеств страны за последние годы.
Весь свет общества, вся аристократия, главы всех губерний — все они сегодня числились в списке гостей. В их глазах Петербург был тем, кто подарил стране величие и силу, кто сделал Империю уважаемой и влиятельной державой, «жандармом Европы», и потому, даже несмотря на ряд внутренних проблем, Петр все еще оставался для всех тем, кто будет править Империей еще долгие-долгие годы.
Но отдельные позиции среди приглашенных занимала все же семья Петра. Еще бы, ведь это был, в первую очередь, его праздник, его переход в новый этап жизни, и потому его близкие и родные должны были быть рядом в этот столь важный для Петра день, дабы поздравить с очередным рубежом и поддержать Императора в новых начинаниях.
Вечер должен был стать еще и костюмированным балом, тематикой которого было выбрано время начала правления Петра — те годы, когда уставший от власти Москва передал ему страну, живущую по строгим нормам «Домостроя», запуганную опричниной и уставшую от Смуты. Новый молодой царь не питал интереса к старым порядкам и, восходя на престол, грезил о переменах по европейскому типу — и сейчас, спустя несколько веков было видно, что изменения, внесенные им в жизнь страны были отнюдь не напрасны.
Но иногда, он знал, было полезно и другое: взять и оглянуться назад, посмотреть, как было и как стало, быть может, в чем-то даже вернуться к истокам, ведь кем бы ни был каждый в настоящем, за его плечами всегда есть несколько собственных страниц из прошлого, которые не будут забыты никогда.
И потому он сам был одет подобающе: поверх нижней рубахи, изукрашенной замысловатыми узорами, был надет опашень с меховой оторочкой по краю. Такая же окантовка была и на его длинных рукавах, ниспадавших практически до пола. Это был костюм царя, костюм самого Москвы, и потому Петербург с нетерпением ждал встречи с ним и его реакции на столь знакомую одежду.
Близился вечер, а значит и торжества, и потому гости потихоньку уже начинали съезжаться. Первым, конечно же, прибывала семья. Вот сам Господин Великий Новгород, переполненный гордостью за любимого младшего сына, поднимается по ступенькам, уверенно жмет Петру руку, а затем заботливо, по-отечески обнимает. Вот братья, Ярославль, Вятка, Тверь, Архангельск и Романов-на-Мурмане, а также племянник Пермь — почти все со своими парами, все в нарядных костюмах старой царской Руси: кафтанах и сарафанах, отделанных богатым золотым шитьем, бисером и драгоценными камнями. Вот и любимая сестренка, Гатчина, — она, как всегда немного опоздав к началу, приехала позже остальной семьи. В сарафане из золотой парчи, ниспадающем до пола, кисейной блузкой и кокошником с вуалью поверх она была особенно прекрасна и, казалось, светилась изнутри добротой и счастьем.
Петр встречал всех в первом же зале — как виновнику торжеств, ему приписывалось лично выразить почтение каждому гостю и показать, как визит каждого олицетворения важен ему лично. Но, по мере того, как дворец наполнялся народом, улыбка как самого Императора, так и вновь прибывших, становилась все более и более натянутой и неискренней, а приветственные слова и вовсе редкими. Петербург уже начал было уставать от всех формальностей, ему хотелось поскорее закончить встречи и перейти непосредственно к самому действу.
Но было и еще кое-что, огорчавшее его больше всего: один из гостей, которого он ждал с особенным нетерпением, все еще не появлялся, и это довольно сильно расстраивало Императора. Это был Москва, в последнее время находившийся чуть ли не всегда подле Петра и ставший ему одним из самых близких друзей. Именинник верил, что князь не пропустит праздник, посвященный его Государю, и потому все же лелеял надежду увидеть его позже.
В прочем, если не брать во внимание отсутствие Михаила и прочие мелочи, Петербурга устраивало почти все: и размах, с которым праздновался его день рождения, и количество гостей, и пышность, лоск и атмосфера чего-то поистине величественного, царившая как во дворце, так и вокруг него. В этот вечер он был не просто Императором, он был центром этого небольшого аристократического мира — и, конечно же, нельзя было сказать, что ему это не нравилось.
16 (27) мая 1903 года, г. Санкт-Петербург, Зимний дворец. 19:00.
— Развлекаетесь, Ваше Императорское Величество? — Голос, послышавшийся позади Петра спустя пару часов после официального начала праздника, заставил того обернуться. Сама церемония уже кончилась, и сейчас был небольшой перерыв перед танцами, в который гости могли отдохнуть, перекусить или совершить променад по скверу во внутреннем дворе дворца. — Я смотрю, Вы принарядились по случаю праздника, выбрали наряд, действительно достойный вашего положения.
Сам Москва был одет куда проще, но тоже вполне себе изысканно: его перламутрово-белый кафтан был подвязан контрастным бордовым кушаком и украшен такого же цвета мехом. Золотые застежки для петлиц дополняли костюм, делая его более торжественным.
Эта одежда ему очень шла, и Петр невольно залюбовался своим собеседником. Тот, в свою очередь, совсем не показывал заинтересованности в одежде Петербурга, успешно скрывая ее за заигрывающими взглядами.
— Михаил Юрьевич! Вы все-таки здесь! — Взяв себя в руки, Император мягко улыбнулся. — А я уже успел расстроиться, все думал, неужели Вас совсем не будет. Нехорошо заставлять именинника ждать и волноваться.
— Именно поэтому, Ваше Величество, я и не мог не прийти. А за опоздание прошу прощения, просто были неотложные дела. Но теперь я уже свободен, — Москва улыбнулся в ответ, — и полностью в Вашем распоряжении.
— Полностью? — В голосе Петра зазвучали хитрые нотки. — Ну что ж, в таком случае, Вы же не будете возражать, если мы прогуляемся на улице? Скажем, сходим в сад?
— Почему же не во внутреннем дворе, мой Государь? Вы можете подвергнуть себя опасности, выходя за пределы территории дворца.
— Ваша идея чрезвычайно хороша, если бы не одно «но»: во внутреннем дворе слишком людно. К тому же, я слышал, как моя сестра с подругами собиралась отправиться туда, чтобы подышать свежим воздухом. — По началу неуверенно коснувшись руки Москвы, Петр уже через секунду несильно сжал ее в своей, потянув гостя из залы. — Как хорошо, что Вы все же пришли! Вы спасете меня от всей этой скуки и рутины!
— Мне казалось, Вам нравится быть в центре внимания. — Приподняв одну бровь в порыве удивления, заметил Москва. — Что же скажут Ваши гости?
— Отец найдет, что им сказать. — Петр замешкался, остановившись в дверях главного входа. — По крайней мере, я на это надеюсь. К тому же, официальная часть уже давно прошла, и теперь мое присутствие там не столь важно.
В саду, прилегающем к Зимнему дворцу с запада, в это время года было и правда хорошо: деревья раскинули свои кроны, создавая тень, в которой можно было отдохнуть от назойливой суеты бала, а цветы, сложенные в замысловатые композиции, благоухали на всю округу. Но их запах не был приторным и навязчивым — легкий ветерок, то и дело прибегавший с Невы разбавлял его, делая едва заметным дополнением пейзажа. Было тепло и спокойно, и потому Петербург смог, наконец, расслабиться и, впервые за время праздника вести себя непринужденно. Не в последней степени этому способствовало и нахождение рядом с ним Михаила, к которому Петр, к своему удивлению, в последнее время стал проникаться еще большей симпатией, чем прежде.
— И все же, Вы уверены, что в саду Вы будете в безопасности? — Снова высказал свои опасения Москва, украдкой кидая короткие взгляды на спутника, будто ожидая его реакции.
— Миш, все в порядке. — Петр, как и обычно при нахождении наедине со своим помощником, позволял себе обращаться к нему как к хорошему другу. — Отсюда не видно, но вся территория дворца и этого сада под охраной, так что волноваться не о чем. О, присядем?
Император подошел к одной из замеченных им ранее скамеек и, удобно устроившись на ней, подозвал Москву к себе. Князь поспешил последовать примеру Петра.
— Прекрасный вечер, не находите? — Вновь начал разговор Михаил.
— Вечер, который совсем не похож на него. Что ж, такова моя особенность. — Город на Неве задумчиво улыбнулся. — Так тихо, спокойно… Погружает в прошлое.
— Да, меня тоже. — Не желая нарушать атмосферу места, князь заговорил шепотом, и от того его голос звучал гораздо приятнее, обжигающе и… соблазнительнее, чем обычно. — Знаете, когда я был в Вашем возрасте, мне было совсем не до балов… И вся страна передо мной еще не преклонялась — ее просто не было. А еще эта эпидемия чумы… Ох, что за тяжелое было время!
— Это был… 1347 год, кажется?
— Да, Вы правы. Подумать только, это было уже так давно… И еще целый век, по людским меркам, я потратил на то, чтобы хоть что-то из себя представлять. А у Вас уже есть и почтение, и уважение подданных…
— Которые, подчас, просто показные. — Усмехнулся Петербург.
— Не без этого. — Михаил качнул головой в знак согласия, отчего порыв ветра немного растрепал его волосы. — Тем не менее, есть еще много людей и олицетворений, преданных вам, мой Государь. Например, я. — Князь многозначительно улыбнулся. — Кстати, я же Вам еще ничего не подарил…
— Еще пока не время: танцы будут разделяться небольшими антрактами, вот в них я и должен буду получить все причитающееся мне подарки.
— Но Вы не хотите, я прав?..
— Подарки — дело, конечно, хорошее, но я не хочу снова лицемерить и видеть такие же натянутые улыбки в ответ. Да, часть из моих гостей неплохо маскирует лживость за лестью и заискиванием, но я уже научился разгадывать настоящие эмоции почти у всех.
— Тогда уверяю Вас, что мой подарок будет самым что ни на есть настоящим. — С этими словами Михаил осторожно коснулся щеки Петра, как бы невзначай разворачивая его лицо к себе. — И подарю я Вам его от всего сердца.
Закончив говорить, Москва пододвинулся немного ближе к своему Императору и аккуратно коснулся его губ своими. Но Петр не спешил отвечать. Не то что бы он не хотел этого, — он в последние недели буквально жил от одной встречи с Москвой до другой, — Петербург просто был слишком удивлен, немного растерян и не готов к такому раннему переходу их отношений на ступень выше.
Губы у князя были мягкие, теплые, слишком манящие, и даже одно вполне себе мимолетное касание ими уже почти перевернуло все внутри Петра вверх дном. Он уже давно хотел быть Москве не просто другом и сам искал способ стать с ним ближе, но теперь, когда его князь так близко, и даже сам проявляет инициативу, Петербург терялся. Какое-то странное чувство, похожее на страх, овладевало им, не позволяя воплотить желаемое в реальность.
— Почему Вы боитесь, мой Государь? Я не причиню Вам вреда. Доверяйте мне, как доверяли в последние несколько лет внутригосударственные дела.
Новый поцелуй был гораздо настойчивее, и не отреагировать на него уже было невозможно. Петр включился в игру: он ответил сначала робко, но затем, по мере того, как усиливался напор Москвы, его сомнения сошли на нет, и он полностью отдался поцелую с тем, кого так долго вожделел.
Император даже пропустил момент, когда руки Москвы снова скользнули по его лицу, и одна из них, обхватив его за шею, еще сильнее приблизила их лица друг к другу. Не помнил он и как, не разрывая поцелуя, приоткрыл рот, давая Михаилу еще больше простора для действий.
— Как Вам мой подарок, Государь? — Отстранившись наконец, сладко прошептал князь. Он не требовал ответа сразу же, а давал Петру столько времени, сколько нужно будет тому, чтобы прийти в себя.
— Это было немного… — Император медлил, то ли пытаясь осознать произошедшее, то ли все еще наслаждаясь. — Неожиданно… Но я… — На его щеках появился легкий румянец. — Я и сам собирался уже сказать тебе, что ты мне нравишься… Но, раз так… То… Можно еще раз?..
— Не здесь. — Улыбка вновь засияла на лице Михаила, правда в этот раз она была уже слегка игривой и даже хитрой. — Как насчет того, чтобы… Покинуть дворец и окрестности и провести остаток праздника только вдвоем?
— Но… Как же моя семья, гости… Что я им скажу?
— Не надо ничего говорить, Ваше Императорское Величество. Мы просто сбежим и все. Мы могли бы снять номер в одной из гостиниц и устроить свой персональный маленький праздник. Без всех Ваших родственников и гостей, а особенно — без фальши, царящей здесь повсюду.
Петербург не знал, что отвечать. Все происходило так быстро, что не укладывалось у него в голове: вот только что они с Москвой сидели в саду, разговаривали обо всем и ни о чем, а уже сейчас он так просто предлагает ему сбежать с собственного дня рождения! Перспектива остаться наедине с ним была весьма заманчивой. Даже слишком. Только сейчас Император, наконец, смог признаться самому себе, что это было именно тем, что он так хотел уже очень, очень давно. Именно тем, о чем грезил и что иногда представлял, закрывая глаза и готовясь ко сну. И по сравнению с этим меркло абсолютно все остальное. Даже обязанности, даже семья. Да и, в конце-то концов, он — Император, и уж наверняка может позволить себе провести один вечер именно так, как хочет он, а не кто-то еще! И потому в вечерней обволакивающей тишине два его слова стали той чертой, вернуться за которую стало уже невозможно.
— Я согласен.
16 (27) мая 1903 года, г. Санкт-Петербург, гостиница «Англия». 21:00.
«Англия»[2] встретила их свободным номером на двоих, сервировочным столиком с бутылкой «Абрау»[3], двумя высокими бокалами и широкой плоской тарелкой с закусками из морепродуктов рядом. С улицы в комнату смотрел Исаакиевский собор, и это немного успокаивало Петербурга — он вдруг почувствовал себя уверенно, будто находился у себя в Зимнем дворце или, хотя бы, в том же Гатчинском — словом, дома. Подойдя к широкому окну, он одним легким движением руки задернул полупрозрачную легкую занавеску, создавая в комнате небольшой полумрак и атмосферу легкой интимности.
— Ваше Императорское Величество, Вы позволите за Вами немного… поухаживать? — Петр даже и не заметил, как Москва, уже разлив открытое заранее шампанское в бокалы, подошел к нему сзади и, слегка приобняв его за плечи, протянул ему один из них. — Будем считать, что это всего лишь продолжение моего подарка для Вас.
— Не стоило, право… Но, если ты так хочешь… — Смутившись, Император все же осторожно взял из руки Михаила фужер и улыбнулся.
— Не хотите ли сказать тост?.. — Шепот Москвы буквально обжег ухо Петра, и тот тщетно старался унять возникшую во всем теле дрожь. — Вы все же именинник сегодня…
— Тост?.. — Император на секунду задумался. — Почему бы и нет?.. За то, чтобы все происходящее не было сном!