- Внешность слишком обманчива, Джо.
- Неужели я знаю его настолько плохо?
- А кто сказал, что я говорила о нем?
Повисла пауза, которой выдержать я не сумела из-за нахлынувшего тягостного чувства стыда и, взяв сумку, я встала, обходя вокруг стола, совершенно позабыв о книге. Но прежде, чем я смогла уйти, услышала напоследок хриплый голос Джозефа:
- Деми, существуют вещи, которых избежать нельзя, которые произойдут так или иначе. Вопрос лишь в том – когда. Поэтому ты уверена, что убегать лучше, чем противостоять?
На этом я покинула зал, оставив на своем прежнем месте хорошее настроение, вместо этого забрав с собой угрызение совести и боль воспоминаний.
Оказавшись на улице, я вдохнула свежий мартовский воздух, окунаясь в него с головой. Жизнь на улице города не прекращалась, она плыла словно по множеству разных течений, разнося всех по разным уголкам. Я пожалела. Я впервые так искренне пожалела о созданном мною самой барьере, который возвела во имя одного человека. Я заперла себя в иллюзии, без возможности вернуться обратно. Но эта иллюзия было единственным, что поддерживало во мне стремление к лучшему и дарило надежду на что-то новое.
========== Глава 3 ==========
Правда ведь, удивительно, что именно только ночь способна целиком погрузить нас в воспоминания? ©Франц Кафка
Ночью мир приобретает совершенно другой оттенок: менее красочный, но более привлекательный. Жизнь начинается с наступления темноты, и она находит новый смысл. Она дает возможность начать всё сначала, ведь днем вся грязь ощущается куда более ясно, наводит поток безнадежного уныния и беспардонно крадет желание для продолжения своей борьбы… Нью-Йорк провалился в резко пришедшую ночь, которая настигла город так торопливо, не дав мне возможности с новой ясностью воспроизвести в голове диалог в библиотеке. Время вокруг меня бежало вперед с такой неистовой скоростью, что я с легкостью могла остаться где-то позади, потеряв ниточку, ведущую за ним.
Холодный ветер подувает с севера, навевая на меня тогдашние ошибки, былые поражения и все принятые решения. Всё это ясно предстало перед моим взором, позволяя с точностью осознать, сколько всего я успела добиться за последние годы и сколько всего смогла потерять. Здесь, сидя в центральном парке, облаченная в спортивные штаны, утепленные кроссовки и закутавшаяся в теплую парку, я, поджав под себя одну ногу, ждала. В глубине души я ждала чего-то, что могло бы изменить мою жизнь, чего-то, что могло подарить мне безвозвратный билет именно в то счастье, которое обретают все. Я хотела быть всеми, но не собой. Я хотела быть везде, но не здесь.
- Почему сейчас?
Я обернулась. Позади лавочки, сунув руки в карманы, стоял Эндрю, в глазах которого я сразу же смогла увидеть боль, которую позволила себе ему причинить. Он подошел ближе, присаживаясь рядом со мной и устремляя взгляд своих небывалых черных глаз куда-то вдаль. Возможно, он мог видеть что-то более осязаемое благополучием, нежели я. Возможно, ему не приходилось винить себя в старых и недавних ошибках, терзая себя ночами и сожалея, что не поступил иначе.
- У меня бессонница, - тихо отвечаю я, поправляя волосы. – Ты сам сказал выбрать удачное время. Я выбрала.
- Что-то никогда не изменится. Как и твоя любовь к ночи.
- Зачем ты мне позвонил?
- Я собирался сделать это давно, месяц назад или около того. Не позволяла… не позволяла гордость и затаенная в уголке сердца боль, потому что я любил тебя, Деми. Любил точно так же, как и люблю сейчас, - говорит он, поворачиваясь ко мне и с искренностью заглядывая в мои глаза. – И я с легкостью признаюсь тебе в этом, потому что все знаю наверняка, я бы мог простить и давно простил, но знаю, что из нас двоих вернуться может только один – я, а ты пойдешь дальше наперекор возможностям и терзаемая всеми возможными ошибками…
- …потому что у ошибок нет срока давности.
- Возможно. Но это не дает тебе права позволять им манипулировать тобой. Ты не можешь вечно убегать от них, с ними придется жить.
- Мы все будем жить с ошибками, Эндрю. Но кто-то может постоянно на них смотреть и забывать, а кто-то предпочитает отодвигать их на задний план, оставлять там, где они не смогут в буквальном смысле посмотреть на тебя и сказать «Привет».
- Значит теперь я – ошибка?
Я посмотрела на него, но не ответила, потому что за меня всё сказала тишина. Прежде он, человек, на которого я всегда могла положиться и которого, казалось, люблю всем своим существом, превратился в одну сплошную ошибку, на которую я едва могла смотреть. Слишком сильно я привыкла убегать, чтобы теперь останавливаться. Мои тормоза отказали где-то на середине пути, когда я со всей возможной силой давила на газ, чтобы оказаться впереди. Это превратилось в отвратную привычку, которая каждый день напоминала о себе, заставляла чувствовать себя самой последней трусихой и просто никем. С этим я проживала каждый час и каждую секунду, но это чувство исчезало лишь в те минуты, когда телефон вибрировал от нового сообщения.
- Ладно, - холодно произнес он, тяжело вздыхая и явно пытаясь побороть в себе вспыхнувшую ярость. – Не поэтому просил о встрече, я шел не за попыткой вернуть всё на свои прежние места. Хотя бы потому, что это слишком для меня, и я впервые поступлю как ты, просто пойду вперед, закрыв глаза.
- Тогда зачем?
- Я просто хотел отдать тебе это… – Он достает из кармана своего пальто маленькую черную коробочку, на которую я в недоумении смотрю некоторое время. Эндрю, заметив мое смятение и тревогу, улыбнулся самой печальной улыбкой и, взяв мою руку в свою, вложил коробочку мне в ладонь.
- Не надо, - я прошептала эти два слова таким дрожащим голосом, которым не говорила со времен своего семнадцатилетия.
- Оно твое, Деми. Оно стало твоим с тех самых пор, как я увидел его на витрине магазина. Ты должна забрать это, потому что я не смогу хранить его у себя всегда, потому что оно никогда не станет чьим-то еще. Можешь сделать с ним всё что угодно, но просто забери себе. И тогда я смогу простить тебя вполне. Может быть, со временем твоя ошибка испарится, и я снова стану человеком в твоих глазах.
- Эндрю…
- Не надо, - повторяет он, посмотрев в мою ладонь.
И снова нас накрыла тишина, уводя в те бездны, в которых мы когда-то начали терять друг друга. Он смотрел прямо на меня, сквозь меня, он обнажал взглядом мою душу. А я смотрела на него, утопая в море сочувствия, любви и неисправимой боли. И тогда я впервые поняла, насколько сильно может быть раним человек, насколько глубоко раны могут засесть в душе, но, несмотря на эти повреждения, я смогла увидеть то, что через них люди находят силы переступить и идти дальше. Я смогла познать глубину человеческой души лишь в его взгляде, спустя столько лет. А для этого требовалось пройти сквозь счастье или позволить счастью пройти сквозь себя.
Эндрю в последний раз прикоснулся своими губами к моим, оставляя последний нежный поцелуй. А затем он исчез. Просто встал и ушел, не бросив напоследок привычное «Прощай», не сказав ничего. Вместо каких-либо фраз он оставил воспоминания, позволив мне ощутить некое подобие облегчения. Он меня простил. С прощением жить легче, чем без него. Так мы заглушаем свою боль.
Деметрия: По-моему, я наконец почувствовала легкость.
ТомО: Значит, пора расправить крылья.
Деметрия: Что ты имеешь в виду?
ТомО: Попробуй взлететь.
========== Глава 4 ==========
Нет одиночества страшнее, чем одиночество в толпе… ©Эдгар Аллан По
Никогда не боялась встретиться с трудностями лицом к лицу. Быть может, кто-то сказал бы , что это слишком самоотверженно, но вот что скажу я: страх перед препятствиями приводит к поражению, а не к успеху, к которому стремятся все. Страх уже не позволяет выиграть в чем бы то ни было, поэтому его я устранила. Жизнь так устроена, что без трудностей – мы никто. С личными проблемами я научилась справляться легко, много легче, чем с рабочими. Потому что за пределами бюро, в личном пространстве, ты не встречаешься с психическим срывом семнадцатилетнего парня, который идет на все ради облегчения, и не встречаешь смерть, которая за многие годы работы должна стать подругой. Просто каждый раз, сталкиваясь с препятствием, нужно закрыть глаза, сделать глубокий вдох – и сделать шаг вперед… Я готова, всегда готова, но не уверена, что когда-нибудь просто привыкну.
Облокотившись о капот полицейской машины, я просто наблюдала за окружающей суетой. Мои коллеги ходили с места на место, опрашивая свидетелей. А свидетели в свою очередь не могли связать двух слов, то и дело испуганно поглядывая на окровавленное тело, вокруг которого ходили криминалисты. Одним таким экспертом был Джо. Отвлекшись от остальных, я сосредоточилась на нем, сосредоточенном на фотоаппарате, фокус которого был направлен на повреждения жертвы. Вот он присел возле неподвижной головы погибшей девушки и сделал снимок. Посмотрел на камеру, поменял положение и направил объектив на её порезанную руку. Он был удивительно спокоен. Он был невероятно профессиональным. Он был увлечен своей работой… Знание того, что смерть постоянно проходит так близко, не пугает его, а привлекает. Джо находит это увлекательным, как и флирт с девушками, незнающими о его статусе. Хотя при своем увлечении работой он всегда умеет искренне соболезновать родным погибших.
Блондинистая двадцатилетняя девушка, которая распласталась перед ним, бросилась с одиннадцатого этажа пятнадцатиэтажного здания. По крайней мере, это является заключением очевидцев, которые находились около жилого дома во время инцидента. Но все их слова не шли ни в какое сравнение с теми, что пытался донести парень, находившийся в момент прыжка в комнате девушки. В данный момент он, испуганный и уставившийся лишь на её тело, сидел в карете скорой помощи. Вздохнув и оторвав взгляд от Джо, я направилась к парню. Он был не готов говорить, а я не была готова его спрашивать, но в этом и заключается наша работа.
- Привет, - аккуратно поздоровалась я, присаживаясь рядом с ним.
- Будете меня допрашивать? – с нескрываемым раздражением спросил он, озадачив меня столь сильным недружелюбием.
- Задам всего пару вопросов. Допросы ведутся в другой обстановке.
Он окинул меня недоброжелательным взглядом, но вскоре взгляд смягчился, и он немного расслабился.
- Меня зовут Доминик. Кларисса была моей сестрой.
- Я очень тебе сочувствую, Доминик, но я просто обязана спросить, что произошло там, в квартире.
Парень ответил не сразу. Какое-то время он смотрел на тело девушки, на криминалистов, ходящих вокруг неё. Но когда её накрыли белой простыней, закрывая от всеобщего обозрения, вдруг заговорил.
- В тот момент, когда он пришел, я спал. Проснулся с их криками. Они встречались где-то около двух-трех месяцев, но нередко ссорились. Если честно, я все время думал, что основой их отношений был только секс. Эммет часто приходил к нам днем, часа в три-четыре, и они с Клариссой закрывались в комнате… Родителей почти никогда нет дома, у них слишком крутая работа, чтобы уделять время детям, поэтому постоянно ездят в командировки. И именно из-за этого ни Эммет, ни Кларисса не переживали, что я могу настучать, но на самом деле мне было пофиг. Я давно привык, что сестра такая… ветреная. Сегодня, когда пришел Эммет и начал какие-то разборки, я испугался. Он сильно кричал на неё, обзывал, но, думаю, что он наоборот пытался её вразумить. Выйдя из комнаты, я подошел к двери её спальни и немного приоткрыл, чтобы заглянуть внутрь. Кларисса была вся заплаканная, тушь потекла. Она порезала себе левую руку. Говорила, что ненавидит его, сказала что-то про каких-то шалав и какие-то дозы. Я не понял тему, все было слишком запутанным. Он попросил её успокоиться, сказал, что она что-то не так поняла и попробует все разрулить, но она только еще больше начала кричать… Он психанул, подошел к ней, схватил за плечи, тряханул и пообещал, что если она сейчас же не успокоится, вылетит из окна. Но… это не он её убил, она сама себя угробила. У неё в комнате есть низкое окно, и оно было настежь открыто. Она оттолкнула его, не удержалась и упала на подоконник. Присела задницей. Я прекрасно знаю, я увидел, что Эммет жутко испугался. Он назвал её идиоткой и постарался подойти снова… А она закричала и, пока он не подошел, постаралась как можно дальше отодвинуться и… упала.
- Мне очень жаль, что это произошло с твоей сестрой…
- Не стоит… Как вас зовут?
- Деми.
- Не стоит меня жалеть, Деми. Она всегда была слишком слабой для чего-то, и этим должно было закончиться. Понимаете, доктор прописал Клариссе таблетки, которые держали её в узде, не позволяли слетать с катушек, а когда родители начали уезжать все чаще, она забила.
- Ты… держишься сильно. Думаю, я бы так не смогла, как ты. Будто это и должно было случиться.
- Иногда слишком близких людей нужно отпускать раньше, прежде чем они уйдут туда… Не скажу, что был готовым к этому, но я просто знал. Этого хватало.
Доминик посмотрел на меня и пождал губы. А я выдохнула, не зная, как реагировать на слова подростка. Он знал, и это облегчало ему будущее, в котором теперь не будет его старшей сестры. У меня не было ни старшего брата, ни сестры, но даже если бы они и были, я бы не смогла заранее знать. Есть миллионы способов заставить их жить в собственных надеждах. Миллионы способов засунуть реальность туда, где многие предпочитают её оставлять. И всё, что у меня было бы – миллионы дорог.
- Пожалуй, у вас был только один вопрос.
- Пожалуй, ты прав.
Я отвернулась, посмотрев на то место, где лежало бездыханное, терявшее свое тепло тело. И этого мне было достаточно, чтобы осознать, насколько я далеко от поставленной собой цели.
***
Буквально через минуты три после того, как увезли тело несчастной Клариссы, а Доминика забрала тетушка, начался ливень. Все машины, приехавшие по вызову, поразъехались, а до сих пор ошарашенные свидетели поразбежались. Я не спешила уходить, стоя на том самом месте, где стояла скорая помощь с Домиником, и, наверное, не собиралась, пока не ощутила на своих плечах чьи-то сильные руки, утянувшие меня с собой в первый же попавшийся кафетерий. Не могу объяснить сама себе, что это был за момент потрясения или какого-то запечатления, но я просто оставалась стоять и смотреть, как капли дождя смывают оставшуюся кровь. Мои ноги меня не слушали, поэтому я полностью положилась на него.
Джо усадил меня за свободный столик у стены и помог снять мокрую курточку с тремя особо выделявшимися буквами – «ФБР», после чего сел напротив, ничего не говоря и не спрашивая, а просто подзывая к нам официанта. «Два горячих чая, пожалуйста, - сказал он парню, а затем вдруг произнес: - Хотя для начала принесите девушке скотч». Официант ушел, оставив нас одних. И я вдруг опешила, проснувшись в этот момент. Мой взгляд удивленно забегал по помещению, по всем этим незнакомым людям и всё вдруг просто перемешалось: на меня обрушился поток воспоминаний, совершенно не связанных с выпавшей из окна девушкой, но я была в состоянии понять лишь одно – это было вызвано чем-то сказанным Домиником. Что-то из его показаний ударило прямо в меня. Просто слово. Может, два. Дело было в словах.
- Ты в порядке? – спросил Джо, щелкнув передо мной пальцами.
- Да. Да, я… кажется, в порядке, - выдохнув, ответила я.
- Что произошло?
- Ты о чем?
- Ты знаешь о чем.
Я промолчала. Мне было нечего сказать, ведь мы оба прекрасно знали: такого еще не случалось. Потому что я всегда умела держаться, контролировать свои эмоции, а Джо это всегда видел и порой изумлялся, что вводило меня в неоспоримый восторг.
Официант принес скотч, поставив его прямо передо мной, и удалился. Я к нему не прикоснулась. Потому что мне нужен был не алкоголь, а слова. Единственное, что мне было нужно – выговориться. И главное – меня были готовы слушать.
- Ты думаешь об этом деле. Почему? – спросил он.
- Возможно потому, что впервые за долгое время осознала ценность человеческой жизни.
- Поняла это только сейчас?
- Вероятно, да. Мы сталкивались с этим и раньше, Джо, но… я смотрела на это только с одной стороны. С точки зрения любого работающего в области криминала, чье-то мертвое тело – это всего лишь новая загадка, которую нужно решить очень быстро. А что, если посмотреть на это со стороны другого человека, например, того мальчика или даже любого прохожего человека. Доминик видел тело родной сестры, которой уже никогда не будет рядом, потому что она ушла безвозвратно. Может, он и сказал, что всё это должно было произойти рано или поздно, потому что она не была такой как все, но справиться с этой потерей вот так вот нельзя. Нельзя просто смотреть на её тело как на что-то вполне обыкновенное и не чувствовать… боль? Чувство потери? Понимать, что, возможно, из-за одного нелепого движения жизни больше нет, она оборвалась…