— Большой? — вдруг тихо и хрипло спросил мужчина, приподнимаясь и глядя на вошедшую в раж Оксану.
— Мне не с чем сравнивать, — пожала плечами уже почти освоившаяся Зябликова. — Но, наверное, средний.
— Ну спасибо, — усмехнулся Ковальчук, садясь и, освобождаясь от ласкающих его пальцев Оксаны. — Давай теперь я. — Он провёл ладонью по влажным волосам Зябликовой, очертил кончиком пальца контур её приоткрытых губ, а затем поцеловал её.
Продолжая ласкать, Алексей опустил Оксану на спину, мягко, но настойчиво разводя её ноги в стороны. Она не успела сделать вздох, а рука мужчины уже легла на её лобок, спускаясь ниже, раскрывая её и массируя набухающий клитор. Сладкое напряжение пронзило её, заставляя то сжимать бёдра, то расслаблять. Она посмотрела на сосредоточенное лицо Алексея, который, не прекращая ласки, осторожно ввёл в неё палец. Необычное ощущение.
— Не больно? — заботливо спросил мужчина, чуть ускоряя темп движения и вводя в неё второй палец.
— Нет, — покачала головой Оксана, комкая в пальцах простынь и тихо постанывая.
Вместо ответа Ковальчук протянул руку и взял с тумбочки запакованный презерватив. Оксана, сосредоточившаяся на своих чувствах, пропустила процесс надевания, но с лёгкой дрожью ощутила, как её коснулся Алексей, нанося прохладный лубрикант.
В следующее мгновение она почувствовала, как головка члена упёрлась в её промежность, а тяжёлое мужское тело нависло сверху. Ей было боязно, но отступать она не привыкла. Оксана кивнула Алексею и закрыла глаза.
Было не то что бы больно, но непривычное, распирающее чувство наполненности не давало до конца расслабиться. В первые секунды Оксана с трудом подавила желание отпихнуть от себя мужчину и прекратить всё это, но успокаивающие нежные поцелуи Лёши свели на нет порыв. Больно стало, когда он начал двигаться: сперва — неспешно и плавно, давая ей привыкнуть, а затем всё быстрей, не прекращая при этом целовать её. Оксана, не желая отставать, старалась двигаться в такт Лёше и расслабиться. Получалось с переменным успехом, но неприятно не было, впрочем, особо приятно тоже. Зябликова получала гораздо больше удовольствия от поглаживаний и поцелуев Ковальчука.
Глубокое часто дыхание Алексея заглушало лёгкие постанывания самой Оксаны, а его тело внезапно напряглось, а движения усилились и ускорились. Он резко рванулся вверх, заставляя Зябликову удивиться гримасе, исказившей её лицо, а затем расслабленно опустился прямо на неё, вдавливая всем весом в кровать. Прислушиваясь к себе, Оксана почувствовала, как внутри неё несколько раз дёрнулся член мужчины. Значит всё.
Немного отдохнув, Ковальчук приподнялся на локтях и посмотрел прямо в глаза Оксаны. По его лицу струились капельки пота.
— Тебе хорошо? — осторожно спросил он, словно боясь услышать ответ.
— Да, — прошептала Оксана. — Сейчас — да.
========== 11. Подушка ==========
Комментарий к 11. Подушка
Жанры: Занавесочная история.
Упоминаются Нехлюдова и Мейер ― персонажи из драббла “37. Наташа”.
Усталость, ненависть и боль,
Безумья темный страх…
Ты держишь целый ад земной
Как небо, на плечах!
(с) Ария. Там высоко.
― Максим, ты идёшь? ― Олеся остановилась в дверном проёме лаборатории, рассеянно перебирая лямку наброшенного на одно плечо рюкзака. ― Уже почти семь, Центр скоро закроют.
― Я ещё немного поработаю, ― ответил Максим, не отрываясь от своих выращиваемых на питательных средах культурах микроорганизмов. ― Ты иди.
Ларионов тянул время, потому что ему было стыдно признаваться практикантке, что идти-то ему, собственно, некуда. Две недели назад он расстался со своей девушкой, с которой прожил вместе три года, за которые успел пройти огонь, воду и медные трубы. Бесконечные ночные вписки, сборища малоприятных шумных гостей, которые могли начать играть на гитаре в три часа ночи, а также огромное количество домашних животных за короткое время сумели вытянуть из Максима все силы. Он уже и не любил Милену, но ему было сложно поменять что-то, оставить её одну, самому оторваться от привычной жизни.
Но когда Милена в очередной раз вернулась под вечер домой и принесла с собой клетку с огромным старым ара, который, едва с его жилища сдёрнули плотную накидку, начал орать так, что уши заложило, Ларионов не выдержал. Не слушая обеспокоенных вопросов, а затем и воплей Милены, он быстро собрал в дорожную сумку свои немногочисленные вещи, прихватил со стола ноутбук, и вышел во тьму, оставив на тумбочке ключи и деньги на квартиру за ближайший месяц.
Ночь он провёл, гуляя по набережной. Максим неспешно проходил вдоль перилл бетонных ограждений, а потом и вовсе спустился вниз по винтовой лестнице к тёмным водам реки. Так он и встретил рассвет, подняв воротник куртки и прижимая к себе сумку с вещами. На экране смартфона высвечивались бесчисленные пропущенные звонки от Милены, но ему теперь было на это наплевать. Любовь была где-то там, далеко, но она прошла, оставив в сердце Ларионова лишь лёгкий налёт печали и усталости. Сидя на лавочке на берегу реки и глядя на то, как розовые и жёлтые смазанные следы восходящего солнца начинают проступать на тёмно-синем небе, Максим думал о том, чего он, в сущности, добился за это время.
Ему было всего тридцать два года, но он уже был почти весь седой, а на затылке и лбу начала обозначаться лысина. Живя в бешеном ритме, разрываясь между исследовательским Центром, институтом и домом, он часто не успевал приготовить себе нормальный обед, поэтому питался всякой ерундой, естественно, набирая вес. Не сильно, но всё-таки. Но поделать с этим ничего не мог, точнее, не хотел, предпочитая не замечать проблему.
Теперь же, оставшись наедине с самим собой на целую прохладную июньскую ночь, Ларионов решил, что надо что-то делать. И прежде всего, искать квартиру.
Пару дней он прожил у своего друга, а затем, не желая доставлять неудобства Валере и его жене, перебрался на работу. Широкий диван, располагавшийся в комнате отдыха за лабораторией, отлично подошёл ему. Было бы ещё лучше, всякий раз думал Максим, укладываясь спать, если бы у него была подушка. Большая мягкая подушка, под которую можно было бы засунуть вытянутую руку. Да и диван мог бы быть подлиней ― высокий Ларионов постоянно спал с поджатыми ногами.
Так прошла неделя. Коллеги, если и замечали, что он задерживается на работе допоздна, никак при нём этого не комментировали. Он всегда был немногословным, вспоминал, анализируя своё поведение, Максим. Сдержанный, тихий, скромный и исполнительный ― паршивее качеств для мужчины не придумаешь. Да, к его уму относились с уважением, но никто из коллег и практикантов, казалось, не воспринимал его всерьёз. Никто, кроме Олеси.
Олеся Ильяшенко пришла к ним год назад на практику, да так и осталась работать на полставки, совмещая учёбу и работу. Она была смешливой, милой и доброй, но, в отличие от незаметного, предпочитавшего сдержанные тона Ларионова, была очень яркой. Её короткие волосы до плеч были выкрашены в изумительный красно-рыжий цвет, но одежду она предпочитала простую: майки, джинсы, кофты, изредка лёгкие платья.
Сегодня Олеся была одета в клетчатую рубашку поверх белой майки с дурацким рисунком, плотные джинсы с высокой талией и стоптанные, выцветшие кеды. Счастливые кеды, как она говорила, обувая их, как только сходил снег и снимая с первыми снегопадами. Она так и стояла в дверях, задумчиво теребя пальцами плетёную ленточку на шее, старательно делая вид, что её совершенно ничего не интересует.
― Ну что ты стоишь? ― наконец, произнёс Максим, сжалившийся над Олесей, которая уже полчаса подпирала стену, даже не заглядывая в смартфон. ― Присела бы.
― Я и так целый день сидела, ― возразила Олеся, спуская с плеча рюкзак и подходя ближе. ― А так получается неплохая зарядка. ― Она выразительно посмотрел на Ларионова, покачиваясь на носках. ― Тебе, кстати, она бы не помешала.
― Я знаю, ― ответил Максим, закрывая термостат с пробами. ― Чего ты ждёшь?
― Тебя, ― прямо ответила Олеся. ― Как будто я не знаю, что ты ночуешь на работе! ― Она усмехнулась, проводя пальцами по волосам и зачёсывая пряди на сторону. ― Ты поругался с Миленой? ― Её пронзительные тёмные глаза буквально прожигали его.
― Откуда ты всё знаешь? ― задал риторический вопрос Максим, расстёгивая рабочий халат. ― Не то, что бы поругался… мы расстались.
― Сочувствую, ― осторожно, словно прощупывая почву, произнесла Олеся. ― Тебе, наверное, грустно.
― Нет, ― почти не соврал Ларионов. ― Просто спать неудобно. ― Он улыбнулся, желая разрядить неудобный момент.
― Если хочешь, ― начала Олеся, вдруг чуть покраснев, к удивлению Максима, ― можешь переночевать у меня.
― А ты разве не с родителями живёшь? ― Ларионов забыл эту часть биографии Ильяшенко.
― Вообще-то я не местная, ― не глядя на него, ответила Олеся, перебрасывая рюкзак из руки в руку. ― Но у меня тут жила бабушка. Это её квартира. Так ты пойдёшь? ― Она подняла глаза на Ларионова. Её щёки буквально пылали румянцем, который в сочетании с яркими волосами и тёмно-алой помадой давал потрясающий эффект.
― Если тебя это не слишком стеснит, ― немного замялся Максим, ― то пошли.
Ему было одновременно неловко и совестно обременять Олесю своим присутствием, но в тоже время мучительно хотелось поспать, вытянув, наконец, ноги. Ларионов быстро повесил халат на вешалку, подхватил стоящую за столом сумку с вещами, как вдруг остановился и спросил:
― А у тебя есть вторая подушка?
― Что?.. ― растерялась, было, Олеся. ― А, подушка… Нет, второй у меня нет. Но ведь её можно купить! ― Она чуть улыбнулась. ― Если поторопимся, то успеем до закрытия текстильного магазина. Он через дорогу практически.
― Тогда пошли скорей, ― улыбнулся Максим, надевая куртку.
― Теперь засобирался, ― с иронией в голосе произнесла Олеся, закидывая за плечи рюкзак. ― А то ломался как девчонка! ― Она слегка пихнула проходившего мимо неё Ларионова в бок.
Когда они вышли на улицу, было ещё достаточно светло, но тени уже начали залегать между домов, а фары машин горели ярче. В воздухе чувствовалась вечерняя прохлада, хотя в целом было довольно тепло. Олеся достала из кармана футляр и вытащила из него изогнутые очки в чёрной пластиковой оправе, которые она надевала во время работы, а теперь, как оказалось, и на улице.
― Это чтобы номера маршруток видеть, ― ответила на невысказанный вопрос Максима Ильяшенко. ― Пошли быстрей. ― И она, схватив его за руку, потащила за собой к пешеходному переходу.
У неё были нежные и поразительно горячие руки. Когда маленькая ладонь Олеси легла в его руку, Максим почувствовал странное волнение, как будто его слегка ударило током. Он посмотрел на стоящую рядом с ним Олесю, которая ростом едва доставала ему до плеча. Как они, должно быть, выглядят со стороны? Как хорошие друзья? Пара? Ларионов вдруг понял, что до сих пор держит её за руку, но высвобождать ладонь у него, как он вдруг понял, не было ни малейшего желания.
«Захочет, сама отпустит», ― решил он.
Действительно, Олеся вскоре аккуратно начала вытаскивать свою ладонь, как будто ей стало неловко.
― Извини, ― произнесла она, когда они перешли дорогу. ― Наверное, это было несколько двусмысленно.
― Всё в порядке, ― ответил Ларионов, глядя сверху вниз на вновь покрасневшую Олесю. ― Пошли за подушкой! ― Теперь уже он взял её за руку, и они зашли в текстильный магазин.
Максим выбирал подушку долго, деловито ощупывая и комкая их в руках. Ему не нравились синтетические наполнители, а хорошие перьевые стоили дорого. Он неспешно переходил от одного стеллажа к другому, читая ценники и состав. Порядком измаявшаяся Олеся ходила за ним по пятам, время от времени что-то недовольно бормоча себе под нос.
Наконец, Максим остановил свой выбор на довольно большой, высокой подушке светло-зелёного цвета. Помяв её и так, и эдак, он решил, что на первое время сгодится.
― Я выбрал, пошли на кассу. ― Он осторожно тронул за плечо Олесю, которая, чтобы убить время, отрешённо разглядывала ценники на комплекты европейского постельного белья.
― Да ты что, ― усмехнулась, закатив глаза, Ильяшенко. ― А я уже подумала, что ты решил остаться ночевать здесь. И кровать выставочная имеется, ― она засмеялась, уворачиваясь от несильного удара подушкой, которым её наградил Максим.
Ларионов ехал в маршрутке, прижимая к себе подушку и выслушивая замечательные истории Олеси, которые она рассказывала вполголоса, изредка еле сдерживая распиравший его смех ― повествовать Олеся умела великолепно.
― Это всё слухи, конечно, ― продолжала прерванный рассказ Ильяшенко, когда они вышли из транспорта и направились по дворам к её дому, ― но очень даже похоже на правду, что Нехлюдова и Мейер вместе. Вместе, Максим! ― Она обогнала его и, идя спиной вперёд и поминутно оборачиваясь, проговорила: ― Тридцать семь лет ― легко и непринуждённо. А ты говоришь, что я ― малявка! А она моя одногруппница.
― Ты всё равно малявка, ― по-доброму улыбнулся Ларионов. ― Тебе всего-то двадцать один год.
― А ты прямо взрослый, умудрённый годами человек с благородными сединами, ― пошутила Олеся и тут же замолчала, сообразив, что сказала глупость. ― Извини.
― Ничего, ― отмахнулся Максим, слегка, однако, задетый замечанием Олеси. ― Это от нервов.
Дальше они шли молча, ступая по узким заасфальтированным дорожкам, ведущим к подъезду Олеси. Поднявшись на лифте на седьмой этаж, они с неудовольствием обнаружили, что лампочка в коридоре погасла. Пока Ларионов светил Олесе фонариком на телефоне, она разбиралась с ключами и, шёпотом ругаясь, открывала заедающий замок. Наконец, железка поддалась, и они зашли в квартиру.
Максим и Олеся стояли в полутёмном коридорчике, освещаемом только приглушённым светом, проникающим в помещение сквозь плотные закрытые шторы на окнах. Максим аккуратно поставил сумку на пол и положил сверху подушку. Он наклонился всего на несколько секунд, а когда выпрямился, Олеся вдруг оказалась рядом. Он даже почувствовал её горячее дыхание на своём лице, а её широко открытые глаза за стёклами очков показались ему удивительно красивыми, а губы такими манящими.
Прозвучал, казалось, один удар сердца, а Максим уже целовал Олесю. Она от неожиданности охнула и даже попыталась отстраниться, но в следующую секунду сама притянула к себе Ларионова. Она буквально впилась в его губы, раскрывая свои навстречу, соприкасаясь своим языком с его.
Чувствуя возникшую дрожь в руках и охватившее его возбуждение, Максим крепче прижал к себе внезапно податливую и обмякшую Олесю, сердце которой, он это чувствовал, готово было выпрыгнуть из груди.
― Что ты делаешь? ― прошептал Ларионов, отстраняя от себя Олесю и жадно глядя на её раскрасневшееся лицо, взлохмаченные волосы и смазанную помаду.
― Это всё ты, ― Олеся снова прильнула к нему, запуская руки под его куртку и стаскивая её с него. ― Ты, Ларионов. ― И её губы снова прильнули к его губам.
Не прекращая целовать и ласкать Олесю, Максим прижал её к стене, сам освобождаясь от одежды и помогая раздеться ей. В ушах гудела кровь, член стоял, как железный, а в голове пульсировала мысль о том, что желаннее Олеси для него никого не было ― теперь он чётко это понял. Милена, сорок кошек, пробирки с бактериями, всё это исчезло, безжалостно стираемое красным вихрем, имя которому Олеся Ильяшенко.
Когда они добрались до не заправленного раскладного дивана, Олеся была уже на половину голой, а на Максиме остались только джинсы с расстёгнутым ремнём. Ильяшенко сама опустилась на диван, увлекая за собой Ларионова.
― У меня нет презика, ― хрипло, уже почти не контролируя себя, прошептал Максим, отрываясь от влажных припухших от поцелуев губ Олеси.
― Терять-то нечего, ― она слабо улыбнулась ему, помогая освободиться от джинсов. ― Ты всегда можешь воспользоваться дедовским методом. ― И она запустила руку ему в трусы.