И сегодня она отправила своё сообщение, коснувшись похолодевшим дрожащим пальцем с ободком серебряного кольца, значка «Отправить».
― Я ненавижу тебя, Ковалевский, ― тихо проговорила Ева, прислоняясь лбом к холодному оконному стеклу, за которым тихо кружились хлопья снежинок. ― И не люблю. ― И она заплакала, не в силах сдерживаться, громко всхлипывая, закусывая до боли губу и сглатывая слёзы. Ну почему всё так сложно? Почему они не могут, как в сказке, жить триста лет в стране вечной юности и красоты? Почему жизнь не песня и рыцарь на белом коне оказался всадником апокалипсиса её души?
В этот момент телефон, лежавший на кровати, приглушённо завибрировал, ― пришло sms-сообщение. Ева медленно повернула голову, отошла от окна и взяла в руки смартфон, глядя сквозь слёзы на экран. Ковалевский прислал ей всего четыре слова:
«― Я тебя тоже нет».
========== 8. Август ==========
Комментарий к 8. Август
Жанры: Первый раз.
Когда зазвонил телефон, Оксана даже подумать не могла о том, что ей звонит он. Они ведь виделись совсем недавно, и расстались в довольно напряжённой атмосфере. Что ему может быть нужно? Чтобы поскорее получить ответ, Зябликова провела по сенсору, включая абонента. Она не хотела даже думать о том, как дрожат её пальцы, и как холодеет в груди.
— Да, Алексей Викторович, — Оксана постаралась придать своему голосу спокойный тон. Показывать своё волнение перед мужчиной она хотела меньше всего.
— Здравствуйте, Оксана, — раздался из динамика бархатный голос Ковальчука, от звука которого по её спине пробежали мурашки. — Ты сейчас в городе? — Чёртов официоз! Он постоянно перескакивал с «вы» на «ты», хотя был старше Зябликовой всего на восемь лет.
— Да, где же мне ещё быть, — осторожно ответила Оксана. — А что? — Было очень странным, что Ковальчук позвонил ей. То игнорирует месяцами, а то названивает. Это поведение порядком бесило Зябликову, любившую определённость и чёткость.
— А то, что шеф остался в «Тайге» совсем один, и нужно заехать на три дня, чтобы помочь ему.
— В смысле заехать, Алексей Викторович? — недовольно произнесла Оксана. — Шеф сам отправил меня в город, разбирать материалы исследования. Мой дозор на этот год окончен. Да и вы говорили, что бензина нет. И шеф будет там один ещё недели четыре, так что мои три дня погоды не сделают. — Зябликова вздохнула. И откуда только у него берутся такие идеи?
— Я сам завезу тебя и вывезу, — упрямо ответил Ковальчук. Вот умеет же упираться! — А шефу надо помогать.
— А кто это просит? — решила зайти с другой стороны Оксана. «Если шеф, тогда придётся ехать», — подумала она.
— Я тебя прошу, — тон мужчины внезапно смягчился, и, как показалось не ожидавшей такого ответа Зябликовой, в нём послышались нотки мольбы.
Повисло короткое молчание, в течение которого в голове Оксаны пронёсся вихрь мыслей. Ковальчук просит её поехать. С чего бы это? Она вдруг поняла, чётко и ясно, отчего её сердце учащённо забилось: все доводы Ковальчука — враньё. Помощь шефу, которого он на дух не переносил, наличие-отсутствие бензина, всё это корявое прикрытие для того, чтобы поехать в «Тайгу» с ней.
Оксана устало прикрыла глаза. Боже, почему это не случилось раньше, почему проклятому Ковальчуку понадобилось четыре года, чтобы, наконец, ответить ей на чувства, которые она, как последняя дура, питала к нему с первого курса?
Такой шанс упускать было нельзя, поэтому Зябликова разорвала молчание, ответив коротко и быстро:
— Хорошо, я поеду. — Только бы он не заметил, как быстро она согласилась. А то ещё возгордится, и тогда всё пропало. — Когда вас ждать? — Она сделала мягкое, ненавязчивое ударение на обращение. Главное, не показать сейчас волнения.
— В следующий четверг после десяти утра я заеду за тобой, — как он ни пытался скрыть, в его голосе чувствовалось ликование. — До свидания. — И Ковальчук отключился.
— До свидания, — тихо ответила Оксана, когда картинка вызова уже исчезла с экрана. Она была растеряна, в сомнениях, но… счастлива. — Я поеду с вами, Алексей Викторович, — прошептала Зябликова, глубоко вздохнув, чтобы успокоить рвущееся из души торжество, которое покалывало и как будто делало её легче, поднимая на невиданные высоты блаженства. — Сейчас или никогда!
***
В конце августа темнело резко и стремительно: в половине девятого ещё было светло, а без пятнадцати десять густые тени уже залегали в придорожных кустах и деревьях, окружавших домики стационара. Постепенно становилось холодно и сыро, а изо рта начинали вырываться облачка пара.
Оксана, пользуясь последним часом включенного электричества, сидела с ногами в глубоком кресле в маленькой прихожей своего домика и, кутаясь в одеяло, читала сборник ранних рассказов Толстого, найденный в лежащих на полу книгах в доме сторожа дяди Паши. Время от времени Зябликова откладывала книгу и растирала начинавшие замерзать ладони. Решив, наконец, что без большой кружки чая ей не обойтись, Оксана встала, с сожалением оставив на кресле одеяло, ещё хранившее тепло, и вышла из домика, направившись к большой крытой кухне, где её ждали газовая плиточка и полный чайник кипятка.
Пока Зябликова, шлёпая обутыми в резиновые сапоги ногами, шла на кухню, из дома дяди Паши показался знакомый силуэт Ковальчука. Оксана чуть замедлила шаг в надежде, что мужчина обратит на неё внимание, но он даже не повернулся к ней и, засунув руки в карманы брюк и наклонив голову, направился в сторону жилых домиков.
Оксана передёрнула плечами и грустно вздохнула. Её развели как последнюю дурочку. А она ещё надеялась, что по приезду в «Тайгу» Ковальчук упадёт на колени и признается ей в любви. Все её робкие надежды пошли прахом ещё в пути, когда, трясясь по разбитой лесной дороге, Зябликова наблюдала за сосредоточенным орлиным профилем мужчины, который изо всех сил старался не уронить УАЗик в колею. Ещё при посадке в машину он выглядел хмуро, буркнув что-то на приветствие Оксаны. Тогда её словно обдало холодом, но Зябликова проглотила обиду и устроилась на пассажирском сидении в кабине, решив надоесть Ковальчуку как можно сильней. Но он с успехом проигнорировал Оксану, обидев тем самым ещё сильней. По прибытии на стационар она забрала свои вещи, которые Ковальчук даже не предложил помочь донести. Это расстроило Зябликову окончательно, уничтожив последние крохи радости от поездки.
Заново переживая прошедший день и рефлексируя, Оксана, сидя при свете карманного фонарика на кухне, подождала, пока вскипит чайник, а затем, ловко подхватив его сложенным полотенцем, налила себе в кружку кипяток. Побултыхав туда-сюда пакетик с заваркой, Зябликова аккуратно взяла кружку и, осторожно ступая, чтобы не расплескать чай, отправилась обратно.
Подходя к домику, она с удивлением увидела сквозь незанавешенное окно, что Ковальчук, уже успевший переодеться, сидит в её кресле, завернувшись в её одеяло. Состроив гримасу удивления, Оксана потянула на себя дверь и зашла в домик. Поставив кружку с чаем на стол, она, наклонив голову, выжидающе посмотрела на Ковальчука, который, чуть улыбаясь, упорно делал вид, что не замечает её.
― Алексей Викторович, ― нарушила тишину Оксана. ― Зачем вы завернулись в моё одеяло? ― Вся эта ситуация была одновременно смешной и нелепой. Зябликову начал распирать смех.
― Чтобы оно не остыло, ― выразительно глядя на Оксану своими пронзительными чёрными глазами в оправе длинных ресниц, которым Зябликова отчаянно завидовала, ответил Ковальчук.
― Ну… спасибо, что ли, ― неуверенно поблагодарила она, подходя ближе. ― Теперь можете его вернуть? ― Оксана протянула руку и выжидающе посмотрела на мужчину.
Ковальчук нехотя, с демонстративным вздохом, поднялся из кресла и протянул Зябликовой нагретое одеяло. При передаче их руки соприкоснулись, и по всему телу Оксаны словно пробежал электрический ток. Он был холодный, но странно горячил. Зябликова даже почувствовала, как у неё зарделись щёки. Ковальчук же остался неизменно спокойным, только его глаза на загорелом лице улыбались.
Оксана молча устроилась в кресле и вновь взяла книгу, однако чтение не шло. Она или читала раз за разом одну и ту же строчку, или совершенно не понимала смысл написанного, прислушиваясь и наблюдая боковым зрением за мужчиной, который подвинул к себе стул и расположился на нём, взяв со стола журнал учёта. Он делал вид, что читает, но Оксана буквально всей кожей ощущала на себе его взгляд.
Когда накал безмолвного разглядывания друг друга достиг своего пика, и даже воздух, казалось, разогрелся вокруг них, Оксана решительно и громко захлопнула книгу. Она уже хотела открыть рот, чтобы спросить, что Ковальчуку, собственно, от неё надо, но в этот момент лампочка тихо щёлкнула, и свет погас на всём стационаре, ― дядя Паша отключил генератор.
― Вот чёрт! ― ругнулась Оксана.
Она уже хотела бросить всё и отправиться спать, но в этот момент в темноте заскрипел стул Ковальчука, и Зябликова почувствовала на своём лице тёплое дыхание мужчины, а на своих плечах ― его руки. От него пахло мятной зубной пастой и пеной для бритья, видимо, он успел побывать в бане. Когда он оказался так близко от Оксаны, у неё перехватило дыхание, а сердце начало гулко и быстро биться.
― Зачем ты покрасила волосы? ― мягко спросил Ковальчук, пропуская сквозь пальцы тёмно-красные локоны Зябликовой. ― В чём причина?
Его ладонь переместилась на шею Оксаны, а подушечки пальцев нежно поглаживали её кожу и тонкие волоски на загривке. От этих прикосновений Зябликову бросило в жар, а в груди разлилось странное возбуждение.
― Просто захотелось, ― хрипло ответила она, и сама поразилась своему голосу. ― А что? Вам не нравится?
― Тебе очень идёт. ― Дыхание Ковальчука стало ближе, глаза Зябликовой, постепенно привыкшие к темноте, различили контуры его лица. ― Ты очень красивая девушка.
― Спасибо, ― негромко ответила Оксана, чуть отодвигаясь назад. ― Может, я принесу свечу? ― Она решила разрядить обстановку, хотя и понимала, что всё происходящее нелепо, но так желанно.
― Неси, ― произнёс Ковальчук, нехотя отодвигаясь от неё, но не убирая одну руку с её плеча и слегка сжимая его.
Зябликова осторожно встала и мягко коснулась прохладными пальцами руки мужчины.
― Как же я пойду за свечкой, если вы меня держите, Алексей Викторович?
― Зови меня на «ты», ― было понятно, что он улыбается, ― мы же одни.
― Хорошо, Лёша, ― Оксана впервые назвала Ковальчука по имени вслух, а не про себя, ― тогда можно вопрос?
― Спрашивай.
― Когда ты настоящий? Когда злишься на меня и других студентов или сейчас? ― Она говорила тихо, стараясь сдержать охватившее её волнение.
― Я всегда настоящий, ― ответил ей Алексей. Его ладонь мягко соскользнула с плеча Оксаны, проведя по её руке. ― Ну, иди за свечкой, а я принесу что-нибудь, во что её можно поставить.
На слегка трясущихся ногах и с идеально выпрямленной спиной Оксана, отбросив назад пряди волос, направилась в свою комнату, откуда вскоре вернулась, держа в руке большую восковую свечку, сгоревшую наполовину. Её уже ждал Ковальчук, нашедший где-то подсвечник.
Чиркнула спичка, вспыхнул яркий огонёк, и фитиль запылал, освещая маленькое помещение неярким мягким светом. Оксана вновь забралась в своё кресло и взяла кружку с чаем, держа её обеими руками. Напиток ещё не успел остыть, и она с наслаждением отпила небольшой глоток.
Пока Зябликова наслаждалась чаем, Ковальчук наблюдал за ней, рассеянно разминая пальцы рук, отчего суставы неприятно щёлкали. Эти звуки нервировали Оксану, и она, в конце концов, не выдержав, произнесла:
― Зачем так делать, Алексей Вик… Лёша?
― Если бы не нужно было, не делал бы, ― с напускным высокомерием ответил ей мужчина, однако щёлкать перестал.
― Зачем ты позвал меня с собой? ― этот вопрос Оксана хотела задать давно. ― Ведь шефу помощь оказалась ни к чему.
― Я хотел поехать в «Тайгу» с тобой, ― просто ответил Ковальчук, внимательно глядя на Зябликову. ― И ты, кажется, была не против.
― Ты немного так припозднился, ― буркнула Оксана. ― Года так на три-четыре.
― Но ведь не опоздал, ― возразил мужчина, наклоняясь к ней и беря её ладони в свои.
― Только не говори, что это всё на одну ночь, и у таких отношений нет будущего, — сразу решила всё высказать Зябликова. — И не надо баек про возраст и то, что мужской организм стареет после двадцати семи. — Она выжидающе посмотрела на Ковальчука. В этот момент на кону было всё.
— С тобой я так поступать не хочу, — ответил, наконец, Алексей.
— Тогда поцелуй меня, — опустив глаза, тихо проговорила Оксана.
Их губы встретились.
***
Оксана лежала на спине и завороженно наблюдала за тем, как раздевается в темноте Ковальчук. Мужчина, не спеша, снял с себя сначала куртку, затем майку и брюки. Когда его руки скользнули вниз, стягивая трусы, Зябликова невольно сглотнула подкативший к горлу комок. Алексей, тем временем, подошёл ближе и присел на край кровати.
— Если не хочешь, не будем, — мягко произнёс он, сохраняя между собой и Оксаной расстояние. — Я не обижусь и не уйду.
— Всё хорошо, — проведя кончиком языка по пересохшим от волнения губам, ответила Зябликова. — Я готова. — Она улыбнулась, подбадривая скорее себя, чем его.
Вместо ответа мужчина забрался на кровать и взяв Оксану за руки, нежно, но настойчиво притянул её к себе. Зябликова, робко и нерешительно, завела руки за спину Алексея, и осторожно, словно пробуя, провела кончиками пальцев по его широкой крепкой спине. Это было поразительно — чувствовать, как ладони касаются прохладной кожи, ощущать плавные движения тренированных мышц. Оксана даже затаила дыхание, сосредотачиваясь на своих чувствах.
Она положила подбородок на плечо Ковальчука, и ей вдруг сильно захотелось поцеловать это красивое тело. Она несмело подняла голову и коснулась лёгким поцелуем шеи мужчины. Алексей слегка дёрнулся, отчего у Зябликовой сердце ушло в пятки: вдруг ему не нравится.
— Целуешь, как будто пёрышком щекочешь, — улыбаясь, прошептал он ей. — Не бойся и целуй крепче. Вот так. — И он приник губами к нежной коже шеи Оксаны, смело и чувственно.
По всему её телу пробежала дрожь возбуждения, когда Алексей крепче приник к ней, терзая её тело. На шее он не остановился, а неспешно перешёл ниже, пробираясь к груди Оксаны. Он нежно провёл пальцем по мгновенно напрягшемуся соску, а затем проследил и всю округлость, слегка сжимая ладонь. Это было приятно, Зябликова часто задышала от удовольствия и неловко ответила на ласки мужчины, проводя руками по его груди и плечам. Она старалась не смотреть на низ его живота, но когда мужчина прижимался к ней всем телом, она чувствовала, как твёрд и напряжён его член. И всё же её раздирало любопытство.
Словно почувствовав желание Оксаны, Ковальчук отстранился от неё и перекатился на спину, словно давая Оксане рассмотреть себя.
Она отчаянно стеснялась, но всё же никак не могла отказать себе в удовлетворении терзавшего её интереса. Оксана медленно приподнялась на локтях, а затем и вовсе села, не отводя взгляда от обнажённого красивого мужчины.
Его возбуждённый член, слегка загибаясь, гордо смотрел вверх. Оксана почувствовала, как кровь прилила к её лицу, а в горле пересохло. Ковальчук, наблюдая за ней из-под полуопущенных ресниц, чуть улыбнулся и произнёс:
— Можешь потрогать, не бойся. — Он взял в свою широкую ладонь руку Зябликовой и положил её маленькую ладошку на свой член.
С интересом исследователя, продолжая чувствовать, как пышут жаром её щёки, Оксана провела пальцами по крепкой плоти, которая чуть подрагивала от прикосновений.
— Смелей, обхвати целиком, — подбодрил её Алексей. Было видно, что он контролирует себя, не давая волю желаниям.
Памятуя о том, что лёгкие прикосновения щекочут, Зябликова уверенно обхватила пальцами член. Она ласкала возбуждённый орган, проводя по нему вверх и вниз, наблюдая за тем, как скользила крайняя плоть, обнажая головку. Ковальчук шумно дышал, а когда Оксана посмотрела на него, то с удовольствием отметила, как подрагивают его длинные ресницы и чуть подёргиваются губы.