Сегодня Григорий Иакович действительно пришёл пораньше, чтобы успеть собраться и улететь в командировку в Сочисиму на очередное испытание своего научно-технического детища - Большого квадронного моллайдера. Он не стал сообщать об этом матери - чтобы та не суетилась. Да и собирать ему, собственно, не нужно было ничего,- он ехал в казённые аппартаменты класса "люкс", где зубные щётки, и новый махровый халат, и новые тапочки из овчины, и бритвенные лезвия "Schick", и всё остальное было в упаковках по высшему разряду. Он решил, что выйдет из дома через полчаса, чтобы добраться до аэропорта на аэроэкспрессе.
- Гйиша, погляди, какая сегодня Клагисса Гузеевна ягкая: глаза гойят, ггуди впегёд, как два танка! Гйиша, тебе надо уже такую! Поедем к ним на пегедачу! Я буду таки твоим секундантом - буду тебя пгедставлять, какой ты скгомный, не пьёшь, не кугишь, на габоте на хогошем счету, почётный доктог, нобелевский лаугеат, и всё такое!
Это было сущей правдой. Нобелевскую по математике Григорию Иаковичу присудили не за хрен собачий: он единственный из обитателей планеты смог доказать уравнение Навье-Стокса и Янга-Миллса, превратил в теоремы гипотезу Римана, гипотезу Берча и Свиннертон-Дайера, гипотезу Ходжа и проблему Кука. Ему оставалось теперь взять последнюю неприступную крепость царицы наук - гипотезу Пуанкаре.
Григорий Нерельман был гением с детства. Ещё в детском саду он случайно открыл способ входить в транс - ему достаточно было спокойно присесть, опустить веки, закатить глаза кверху и потереть ладонями о колени. Тотчас в центре мозга - примерно на оси ушей - будто запускался живой вибратор, возникало жужжание, как от шмеля или майского жука, и гений оказывался в мире чистых идей, где звучал только голос Безмолвия, отвечая на любые, даже невысказанные вопросы.
- ВЫ ДЕВСТВЕННИЦА?! - искренне удивилась в телевизоре на первую из невест Кларисса Гузеевна.
- Да, - скромно ответила та.
- А я своих первых встречу - в лицо не узнаю: имя им - легион. Это щас я такая, как в песне: "Па-вер-ну-лась к солнцу задом, - солнца не ви-да-а-ать"... А тогда у меня груди торчали, как стрелы! Мама должна была сигареты тушить мне об глаз...
- ФУ! - не выдержала Циля Лейбовна. - Довольно уже шмусен штус (чепуху болтать)!
Она взяла себе тарелку, положила голубец, полила соусом, и спросила:
- Гйиша, ты помнишь Сагу Абгамовну?
В памяти Григория Иаковича возникла говорящая голова, всегда похожая на выключенный светодиодный светильник, с торчащими во все стороны серебристыми лесками световодов.
- Ка-ак, Гйиша, ты не помнишь Сагочку Фельдман?! Таки вот недавно её пговели в массовку на пегедачу "Давай-ка, женимся". И там у Клагиссы Гузеевны упала сегьга, и Клагисса Гузеевна полезла под стол и стукнулась головой и матегилась, как уже сапожник, котогый удагил молотком любимый палец! Потом, газумеется, весь её мать-пегемать выгезали...
- А наш-то жениих до свадьбы ждать не буудет! - окучивала теперь девственницу в телевизоре Мимоза Сябитовна: - Знаешь, милая, мужики, ани, как каастры: не будешь дрова паадбрасывать, другая паадбросит.
Григорий Иакович не слушал, а жуя голубец, в задумчивости чесал свою чёрную бороду - кучерявую и густую. Циля Лейбовна проворчала:
- В зегкало, Гйиша, поглядись: небгит, нестгижен - Дикобгаз Абгамович! И какая девушка на такое уже позагится?!
Григорий Иакович не реагировал оттого, что девушки никак не пересекались с его аутизмом, точнее - с его внутренней жизнью. Нет, он не давал обета безбрачия, и душа его когда-то тоже стремилась к этим манящим, с виду нежным и странно устроенным существам, не выдержав чар которых, женились-таки и апостол Пётр, и апостол Павел, и апостол Филипп. Да, Гришу Нерельмана тоже влекло к прекрасному полу в ранней молодости, в юности, и даже в детстве.
Сейчас вдруг ему ярко вспомнилась первая любовь, нахлынувшая в третьем классе. Злая училка отсадила от Гриши на другой ряд его дружбана - Бобрика, с которым они были неразлей-вода ещё с младшей группы детского сада, и за одной партой с которым в школе тоже баловались и хохотали. А к Грише училка пересадила тонкую девочку среднего роста, с бантами на русых косичках, заплетённых баранками, прекрасными светло-серыми глазами и бледной, удивительно прозрачной кожей, под которой голубели линии вен, будто ручейки и речки с контурной карты по географии. Девочку звали Люся.
И Люсе, и Грише отчего-то было так неловко друг перед другом, что ещё полгода обоим не хватало смелости друг на друга просто взглянуть. Но однажды всё изменилось: во время урока, незаметно для окружающих, Люся плавно покрыла правую кисть Гришиной руки своей ладонью и не убирала ладонь, пока уши Гриши не засветились красными фонарями светофора. На следующем уроке Люся вновь осторожно опустила свою руку на кисть Гриши, но теперь стала надавливать тёплой ладонью сильнее, сильнее, ближе к ощущению боли. Это было так захватывающе ново! Они продолжали сидеть за партой ровненько, глядя вперёд на классную доску, но с того дня к наслаждению их ладоней добавился бросок взгляда украдкой, его - слева, её - справа.
На следующий день Люся положила руку на скамью парты так, чтобы её кисть самым краешком едва касалась Гришиной. И он понял перемену ролей - теперь его правая ладонь должна была оказаться сверху. И он решился. А потом, нажимая, полегоньку прибавлял силу. Потом Люся высвобождала кисть и забиралась наверх. Эта нега длилась весь третий, и почти весь четвёртый класс до дня, когда в школьной библиотеке Гриша взял книжку с картинками, и на перемене стал листать. На одной из страниц была чёрно-белая иллюстрация - группа детей, играющих во дворе дома, и одна из нарисованных девочек была вылитая Люся.
Гриша заулыбался и показал на картинку Бобрику, увлечённому в эту минуту какой-то игрой:
- Глянь, как похожа на Люсю!
Даже не взглянув, Бобрик заорал на весь класс:
- ТАК ПОЦЕЛУУЙ ЕЁОО!
Гриша сильно смутился, покраснел. А дети вокруг были заняты своим - прыгали, галдели - и никто ничего не заметил. Кроме Люси.
Десятилетия минули с того дня, но даже мысленное звучание этого имени вызывало у Григория Иаковича ощущение тёплой ладони Люси у самого его сердца. "Милая Люся... Какие бури вытерпела за прошедшие годы твоя душа? Теперь ты, наверное, бабушка..."
- ЕСЛИ В ПОСТЕЛИ ЗАСТУКАЛИ С ДРУГИМ, ВРИ: "ГРЕЛАСЬ - ЗАМЁРЗЛА, КАК СОБАКА!" - игриво наставляла сейчас из ящика всех девушек и тёток телегурия Кларисса Гузеевна.
Григорий Иакович на это ухом не повёл, и глаз не поднял - он перестал смотреть и слушать ящик с того дня, как Иоанн Богослов в тринадцатом стихе Апокалипсиса назвал телевизор иконой дьявола - живой, говорящей и, главное, неуязвимой.
Зато без внимания Цили Лейбовны последний перл Клариссы Гузеевны не остался:
- Чему учишь, шикса?! Чтобы все уже стали шилев - чтобы стали таки сочетать поцы?! Тётя Циля насквозь видит, кто погядочная, а кто уже наобогот! Тётя Циля всех поцилит, пегецилит, выцелит!
Григорий Иакович кашлянул.
- Да что это со мной сегодня?! - вскинула брови Гузеевна, поправляя лиф под платьем.
- Сейчас Сатурн в оппозиции, - объяснила астрологиня. - Вот, и тянет на внебрачные связи.
- Нет, Гйиша! - решительно заявила тётя Циля. - Таки Клагисса Гузеевна тебе не подходит. По хагактегу. Ишь, боевая! Азохен вэй, и танки наши быстгы!
Григорий Иакович не реагировал на всплески эмоций Цили Лейбовны, понимая, что шоу "Давай-ка, женимся!" для лучшей половины населения является психиатрическим аналогом футбола, хоккея и боёв без правил, вместе взятых.
- Попаадётся каакая-ньдь дуура, - наставляла теперь жениха в телевизоре Мимоза Сябитовна, - и станет вынаасить мозг...
Тётя Циля вздохнула:
- Ну, станет-таки немножко выносить. И шо такого?! Совсем не жениться тепегь?! Как говогит поэт: "Любовь - это свет наших душ, А жена - таки плата за свет!" Конечно же, бгак ведёт к пгивычке, а пгивычка - таки к вульгагности. Только, Гйиша, жить одному - и нездогово, и нездогово.
Григорий Иакович случайно скользнул по экрану взглядом, и этого оказалось достаточно для главной свахи планеты, чтобы его зацепить:
- Ты, сынок, не смаатри, что я из наарода! Наарод-то у нас ОГОГО-О!
Григорий Иакович отшатнулся так, что чуть не подавился голубцом.
Циля Лейбовна вскинула брови и покачала головой:
- Вот эта Мимоза Сябитовна, хоть и газведёнка, да такая уже шумная, что тоже, Гйиша, тебе не подходит!
- "Давай-ка, женимся" теперь в вашем мобильном! - радостно сообщила зрителям Кларисса Гузеевна, и Григорий Иакович забеспокоился: немедленно выбросить телефон в форточку, или тотчас после ужина?
- Идите, встречайте вторую невесту! - повелела Кларисса Гузеевна жениху Антону.
А Григорий Иакович вспомнил, как в переходном возрасте он влюбился в другую одноклассницу по имени Алиса, и даже ненадолго оставил увлечение математической физикой, чтобы создать новую науку - девушкологию. Основываясь на идее Вильгельма Райха об оргонной энергии, Гриша предположил, что от девушек исходят некие неизвестные науке, подобные гипотетическим гравитонам, волны и частицы - он назвал их "девушкотоны" - и что манкость каждой девушки есть внешнее проявление порождаемого ею сексомагнитного поля. Гипотеза об этом биофизическом явлении зародилась в уме Гриши Нерельмана не на пустом месте, а из-за происшествия в самом раннем детстве. Это было тёплым летом на даче в детском саду.
- ЗАЙЧИКИ-ПОПРЫГАЙЧИКИ, Я ВАС СЪЕМ!
- Не ешь нас, Серый Волк, мы тебе песенку споём!
Бобрик - детсадовский дружбан Гриши - был наряжен в маску волка, Гриша - в шляпу охотника, остальные мальчишки - кто в чижика, кто в ёжика, кто в грибка, кто в пенька, а девчонки из их группы играли зайчат. После представления был обед из рассольника с перловкой на первое, и синеватой варёной курицы с сероватым картофельным пюре на второе. После обеда, как положено - "тихий час", и воспиталка велела всем перейти из столовой в спальню - раздеваться, ложиться в кроватки, складывать ручки под правые щёчки, закрывать ротики и глазки.
Пока нянечка возилась с посудой, а воспиталка отлучилась по нужде, Бобрик воспользовался моментом и, вместо баюшки-баю, подставил стульчик под подоконник, дотянулся до открытой оконной рамы и, толкая её вперёд-назад, принялся гонять по стенам и потолку спальни солнечных зайчиков. Окриком из столовой нянька сдула Бобрика с подоконника в койку.
Кроватка Гриши была первой от окна, и второй от стены, а у той кроватки, что у самой стенки, на расстоянии вытянутой руки, сейчас раздевалась малышка с густыми, соломенного цвета волосами до плеч, имя которой навсегда улетучилось. Она сняла трусишки, и на ней осталась только короткая маечка в цветочек. Девочка повернулась спиной к Грише, поправила сначала подушку, а затем принялась расправлять одеяло, и так нагнулась в противоположную от Гриши сторону, что засияла голыми булочками - такими округлыми, такими белыми. В этот миг произошло странное - реально изменился ход времени. Оно практически остановилось, и маленький Гриша отметил это про себя, продолжая созерцать удивительно красивое творение природы. Самым же поразительным стало ощущение необходимости действовать, - какая-то безликая сила внутри Гриши потребовала немедленно что-то предпринять. Но, что именно, понять было невозможно. Гриша удивлённо и восхищённо смотрел на попку милашки, чувствуя, что это какой-то важный сигнал, и что лично он должен, обязан с этим что-то делать. Но ЧТО делать?! И КАК?!
Летний ветерок чуть качнул раму, солнечный зайчик - яркий, золотой - замер на круглой белой прелести соседки, и кто-то, таившийся до сих пор молча и незаметно внутри Гриши, вдруг зарычал: "ЗАЙЧИК, Я ТЕБЯ СЪЕЭЭМ!" Прыжком льва на зазевавшуюся у водопоя антилопу, Гриша перемахнул разделявшее их короткое пространство, поймал солнечного зайчика зубами, но насладиться молочным запахом и вкусом добычи не успел. Антилопа от испуга изогнулась, рванулась, а дальше - вопли, сопли, наказание и... смех.
- А секс-то хаароший был с муужем? - спросила вторую из невест в телевизоре Мимоза Сябитовна.
- Смотги, какая?! - тётя Циля не выдержала: - Вопгосами нагошно пакостит, чтоб в женихе отвгащение к невесте вызвать! Это, газве, сваха?! Это вгедиха!
Невеста покраснела и опустила глаза.
Кларисса Гузеевна постаралась отвлечь невесту от пакостей свахи и кивнула на сегодняшнего героя - Антона :
- Ну, как вам наш жених?
- Честно? - вздохнула вторая невеста: - Пока не ёкнуло.
- Ничё-а! - авторитетно уверила Мимоза Сябитовна: - Ляжешь - ёкнет!
- ТВАГЬ! - воскликнула тётя Циля. - Кикимога из голубого унитаза! С этим твоим "ЧЁ-А", "НИЧЁ-А" тебе только бандегшей в богделе шуговать!
- А ет птаамушт я наароднъя! - вякнула в ответ Мимоза Сябитовна и показала тёте Циле язык.
- Заполняйте анкету на сайте нашего канала! - призвала телезрителей Кларисса Гузеевна. - Становитесь женихами и невестами!
Сваха при этих словах, умильно глядя поверх очков в телекамеру, согласно закивала.
"Куда заманивате?! - мысленно спросил их Григорий Иакович. - Во что заманиваете?!"
Душа его в самой глубине хранила переживания, которые тотчас поднимались со дна памяти, едва какая-нибудь особа пыталась раскинуть перед ним свои чары-сети. Однажды к Циле Лейбовне зашли в гости её знакомые тётки, и Гриша, к тому времени едва окончивший начальную школу, случайно услышал их разговор на кухне:
- Сагочка, тебе пога замуж!
- Таки за кого?!
- Газве так тгудно найти жегтву?!
Для впечатлительной натуры Гриши этого оказалось достаточно, чтобы в его душу навсегда запало зерно страха перед самками гуманоида.
- А если придётся делать выбор между вашей дочерью и новым мужем? - спросила в телевизоре вторую невесту Кларисса Гузеевна.
Григорий Иакович дожевал и проглотил остаток голубца, отложил вилку, и неожиданно стал проваливаться в воспоминание о встрече с одноклассницей Алисой лет через восемь после школы, но тут Циля Лейбовна удержала его в реальности:
- Гйиша! Ты слышал, что ответила эта цудрейтер шиксе (чокнутая нееврейка)?! "Если пгидется делать выбог между новым мужем и дочегью - не задумываясь, выбегу гебенка". Сиюминутно она пгава... Но ты таки понял, что жениться на матегях-одиночках, Гйиша, ни пги каких обстоятельствах нельзя?! Нельзя, пока вокгуг тебя ходят миллиёны бездетных!
Размахивая указательным перстом перед экраном, тётя Циля принялась вразумлять вторую невесту:
- И какому идиёту ты будешь нужна?! В восемнадцать твоё дитя таки помашет тебе гучкой, а ты чьто,- уже ягодка опять?! Таки нет! Ты - стагая уже калоша! Жена должна кгутиться вокгуг мужа, а не наобогот! Гйиша, ни в коем случае, не бейи жену с гебёнком! Она всегда будет кгутиться вокгуг гебёнка, а ты будешь уже кгутиться вокгуг неё!
В уме Григория Иаковича - справа и слева - возникли две гелиоцентрические модели: в одной он был звездой-солнцем, а в другой - крохотной луной - спутником небольшой планетки. Невидимый ход мысленных ассоциаций вновь пробудил переживание, повлиявшее на дальнейший образ его жизни. В восьмом классе новая одноклассница по имени Алиса лишила Гришу Нерельмана покоя. Он осторожно наблюдал за ней со своей парты, где уже давно снова сидел рядом с закадычным дружком Бобриком. И денно и нощно грезил об Алисе. Два года подряд она приглашала Гришу на свой день рождения. Там, как только родители в другой комнате утыкались в телевизор, собравшиеся девочки предлагали мальчикам поиграть в "бутылочку". Игра была увлекательнейшая - в ней надо было целоваться с тем, "на кого бог пошлёт". А "бог", по своей доброте, "посылал", так что нецелованным практически никто не уходил. Алиса целовалась и с Гришей, и с Бобриком, и с мальчиком из соседнего двора, и из параллельного класса, и из зимнего пионерлагеря, и из летнего пионерлагеря, и из астрологического кружка, и из секции альпинизма. И другие девяти- и десятиклассницы, пополнявшие фактографическую базу разрабатываемой Гришей науки девушкологии, крутя бутылочку, тоже нацеловывались вдоволь. Девушкология и математика в душе Гриши некоторое время соперничали между собой, однако то, что о Пространстве, Времени, и их Источнике говорил и показывал языком формул голос Безмолвия, было куда как интереснее и глубже того, что говорили и показывали девушки.