На столе небольшого кабинета, заваленного доверху книгами, чуть трепетала свеча в почерневшем и залитом воском подсвечнике. Огонек ее плясал рыжими отблесками на стенах, и кабинет словно качался на высоких штормовых волнах.
— Странная штука, судьба, — так говорил взрослый степенный господин, откинувшись на спинку мягкого кресла и скрестив пальцы между собой. На губах его лежала мягкая и задумчивая улыбка, а тяжелый камзол, который обычно обхватывал стан, покоился теперь на спинке, не сковывая движений. Он на секунду замолчал, словно собираясь с мыслями, вздохнул поглубже и начал свой рассказ: — Произошло это, быть может, с пару сотен лун назад, когда я со своей командой плыл по водам Великого океана в погоне за, как мне тогда казалось, незабываемыми приключениями…
***
— Капитан!
Женский голос, столь непривычный на морских волнах, казался слишком испуганным и от того еще более странным. Юльхен Байльшмидт сложно было представить струсившей, но в этот момент громкого выстрела пистоля, в пронизанном запахом пороха воздухе голос Юльхен дрожал.
— Дери тебя морской дьявол… — капитан пошатнулся неловко, но сильнее схватился за саблю и бросился вперед на врага.
На палубе, в этот темный час, царила настоящая неразбериха. Отовсюду слышались крики разъяренных пиратов, и в ночной мгле капитан, Иван Брагинский, уже не мог различить, где кончаются его люди и начинается вражеская команда Джонса. Сам капитан «Мечты», светловолосый, юный, слишком дерзкий, стоял перед ним и нахально улыбался, поигрывая саблей в руках.
— Что, Медведь, успел поджать хвост? — сэр Джонс смеялся слишком заливисто для того, чья одежда была вымазана в чужой крови, и Брагинского это бесило столь же сильно, сколь и наглая рожа юнца, возомнившего себя королем морей.
— А ты снова хорохоришься, птенец? — Иван улыбнулся почти непринужденно, легко, а яркая вспышка от очередного выстрела где-то по боку, мазнула светом по его заостренному лукавому лицу.
Джонс рыкнул взбешенно и ринулся в бой. Брагинский лишь усмехнулся — несмотря на текущие вперед луны, капитан «Мечты» так и оставался ребенком, слишком импульсивным и падким на слова. А потому Брагинский лишь крепче перехватил саблю, легко ушел от выпада, несмотря на яркую, пронзительно ноющую боль в левом плече, и принялся ловко теснить неопытного капитана назад.
Этот танец сабель с аккомпанементом ружей и тонким запахом пороха и огня был до ужаса привычным, и от него не раз в венах закипала кровь. Брагинского почти умилял взбешенный и растерянный взгляд напротив, который в ночи казался слишком мутным и неясным, слишком потерянным. Зазнавшийся мальчишка не хотел понимать, что его с легкостью теснит раненый, казалось бы, враг, и оттого он распалялся все сильнее, совершал одну ошибку за другой и нервно оступался на ровных досках чужого корабля.
— Прощайся с жизнью, птенчик!
Толстый столб отполированной мачты оказался за спиной заглядевшегося Джонса слишком неожиданно. Брагинский теперь искренне наслаждался секундой непонимания в его глазах и жалел лишь о том, что их стычка произошла темной ночью, а не при свете дня, где он мог сполна насладиться последними мгновениями страха юного зазнайки. Сабля взметнулась в воздух со свистом, предвещающим скорую смерть, а мигом позже раздался оглушительный грохот.
Палуба затряслась, заходила ходуном, точно разом на тихие волны Великого напал затейник-шторм, а грохот продолжал сотрясать деревянными обломками воздух. Брагинский рухнул на дрожащие доски, не удержавшись на ногах, зашипел от боли в ране, куда попала соленая едкая вода океана, и вскинул вверх невидящий взгляд. Джонс был здесь же, лишь в шаге, но он вжимался в мачту и в ужасе смотрел за спину Ивана, куда-то ввысь, где ошметками свисал теперь на реях парус, разом порванный в клочья, будто бумажный.
— Что за…
— Морской Король…
Брагинский похолодел от ужаса и разом оглянулся назад. На палубе его шлюпа творилось настоящее сумасшествие: кричали матросы, бросаясь прочь, кто в воду, а кто на пошатывающуюся «Мечту», звали друг друга товарищи, плескалась по доскам вода. И в самом центре этой кутерьмы восседал Король. Древнее, как мир, существо соткано было из языков воды, прозрачное, как и сам океан, овитое водорослями и не имеющее ни формы, ни представления. Оно разбухало, давило корабль своими руками-отростками, уничтожало его в щепки, разгневанное ночной бойней, разбудившей божество ото сна.
Только помни моряк,
Коль не хочешь беды,
Как опустится мрак,
Не тревожь гладь воды!
Слова из детской, давно забытой песни обращались в явь. Брагинский попытался было подняться, но деревянная нога скользила по накренившейся вымокшей палубе, а одна здоровая рука никак не могла помочь. Иван не хотел верить в происходящее, и точно вторя его желаниям, крупный обломок доски крепким ударом пришелся по голове. Мир помутнел, затихли все голоса и шум, и среди наваливающейся темноты звучали единственные расплывчатые и далекие слова:
— Я не отдам свою жизнь так просто!
Темный мир окончательно потух, прибранный к рукам Морским Королем.
***
— …дьявол тебя дери, вставай!
Грубый голос доносился сквозь яркий звон в ушах и оглушительные хлопки по щекам. Иван Брагинский приоткрыл глаза и уставился в темнеющий потолок, не самый ровный и чистый, но вполне реальный. Он, покряхтев, с трудом сел, ощутил ноющую протяжную боль в плече и усмехнулся, не веря в свое спасение.
— Очнулся? Капитан ждет тебя, — голос принадлежал юноше, что сидел на корточках напротив.
Он протянул Ивану руку, но Брагинский лишь фыркнул и с трудом поднялся сам. На запястьях красовались железные, проржавевшие от времени и влаги кандалы, и натертая кожа под ними уже порядком саднила. Капитан невесело усмехнулся своей участи, но поднял гордо голову вверх, словно и не был пленником вовсе.
— Веди, — коротко ответил он.
Юноша кивнул и тут же поднялся. Он пропустил Брагинского вперед, а сам двинулся следом.
В этот час на «Мечте» было особенно шумно. Иван слышал веселые голоса с нижней палубы — пираты праздновали взятие северного флейта под командованием Оксеншерны, а так же всего драгоценного груза, что принадлежал тому. Они распивали ром, пели бранные песни и уже предвкушали, как высадятся где-то на Тихих островах, выручат немалые суммы за товар и набьют свои кошельки, чтобы тут же растратить все на выпивку и портовых шлюх. Среди этого веселья нет-нет, но проскальзывали напуганные шепотки о Короле, но в ответ лишь шикали, опасаясь навлечь на себя беду.
— Сюда, — юноша подтолкнул Ивана к неприметной двери.
Брагинский чинно переступил через ее порог. Деревянная нога угрожающе стучала по доскам палубы, придавая ему еще больше величия, а на губах лежала привычная лукавая улыбка. Голоса разом приглушились за хлопнувшей дверью, а в Ивана тут же впились нетерпеливые синие глаза.
— Спасибо, Джеймс, — Альфред чуть приподнял треуголку и широко улыбнулся.
— Поменьше бахвальства, Джонс, — хмыкнул в ответ юноша и поспешил выйти прочь.
Бахвальства и впрямь было не занимать. Альфред сидел в своем кресле вальяжно, с расстегнутой рубахой и дорогим камзолом, хоть и потрепанным местами, но от того не менее величественным. На грубых пальцах красовались перстни с каменьями, на столе помимо карты, приборов и компаса лежала шкатулка с драгоценностями, а сам он смотрел на все точно король на свои владения — с ленцой во взгляде и скукой. Почти на все. На Иване его взгляд загорался явным довольством, которое, как ни старался, но скрыть Альфред не мог. Брагинский же ждал, что последует за этим взглядом, ждал почти с интересом, но не терял лица. В отличие от Джонса он свою роль умел играть от начала и до конца.
— Сэр Джонс, вы пригласили меня, чтобы поглазеть? — ехидный, ленивый голос Ивана нарушил устоявшуюся тишину, а вслед за ним вновь застучала нога по полу. Брагинский подошел ближе и чинно уселся напротив, даже не думая спрашивать разрешения. — Налей мне рому, раз уж соизволил вытащить из трюма.
— А наглости тебе не занимать, — сэр Джонс улыбнулся еще шире, но с места так и не сдвинулся. — Ты, капитан, лишился всего: и команды, и корабля, и оружия. И ты смеешь мне приказывать?
В голубых глазах плескались лукавые искорки ехидства и чувства победы. Он торжествовал, перекатывал в ладони горлышко бутыли из темного стекла и, словно нарочно, отпивал из нее напоказ. В горле Брагинского было слишком сухо и осел соленый морской привкус, но умолять и упрашивать он считал ниже своего достоинства.
— Но ты не убил меня, — Иван сполз на кресле не менее вальяжно и подставил ладонь под голову. Его мягкая улыбка, словно снисходительная, всегда выбешивала Альфреда. Брагинский пользовался этим неоднократно, когда пересекались на водах Великого их пути и теперь не брезговал снова смотреть с этим притворно покорным снисхождением. — А раз я еще жив, то могу потребовать рома.
За тишиной каюты слышался шум покладистых и спокойных волн и далекие крики пьяных пиратов. Игра в гляделки была не многим хуже обычных их схваток, вот только теперь из оружия у Ивана были лишь слова и собственная жизнь. Альфред усмехнулся почти спокойно и опустил бутыль на стол, Иван потянулся к ней, касаясь лишь миг грубых пальцев и выхватывая темное горлышко. Ром сладкой горечью оседал во рту, и в нем мешалась вся тоска о потерянном. Больше этой тоски Иван не мог себе позволить, ведь собственная жизнь была еще на плаву, хоть и в лапах его самого надоедливого и неопытного врага.
— Каково это, потерять все, Медведь? — глаза Альфреда неотрывно следили за каждым глотком и сладкими каплями, которые нет-нет, но ползли из уголка губ.
— А каково поить врага своим ромом на своем корабле? — улыбнулся мягко Иван и подцепил из шкатулки кольцо. — Мой мир утонул, я твой пленник, но от того не перестаю быть собой.
Серебряный перстень опустился на палец Брагинского, и тот лукаво посмотрел исподлобья на замершего Альфреда. Что ж, у него была жизнь, был кров и дешевый ром, а значит судьба продолжала плыть своим чередом по ей одной известному пути.
***
— И где же ваш третий корабль? — Иван стоял на верхней палубе рядом с бортом и с наслаждением ловил легкие порывы ветра, которые в это время года были особенно мягкими.
Здесь, в южных широтах Великого, погода значительно отличалась от сурового севера, к которому столь привык Иван. Он вырос в океане, на судне давно почившего герцога, который согласился спасти принца свергнутой семьи и забрать его с собой. Иван потерял свое имя, свое звание и стал лишь неизвестным юнгой с ведром воды наперевес и тряпкой в холенных руках. А потом, спустя множество лет, когда жизнь без моря стала казаться настоящим адом, он вышел в плавание на своем корабле под черным флагом, нацепив на себя новое имя и новое звание, выбранное им самостоятельно.
— Ты про «Мрачный»? — Джеймс с сигарой в зубах в этот час был единственным собеседником, когда вся команда отсыпалась после ночной попойки на палубах.
Рядом на волнах покачивался еще один шлюп, «Ласточка», где за штурвалом стоял второй капитан их шайки — Мэтт, а вот третьего корабля сэра Джонса не было видно ни в отдалении, ни на океанических просторах вокруг. Брагинский не видел его и прошлой ночью, когда он с командой попытался перехватить флейт Оксеншерны раньше Джонса, вот только Альфред, вместо того, чтобы уступить добычу, оставил часть команды заниматься грузом, а с остальными отправился брать «Айсберг» самого Ивана. Что из этого вышло, Иван предпочитал не вспоминать — тоска, зародившаяся в сердце еще вчера, не желала пока уходить прочь.
— Да. Мне казалось вы всегда ходите по водам вместе, — пожал плечами Брагинский и уставился на водную гладь. Джеймс с секунду смотрел на того и, вздохнув, протянул еще одну сигару Ивану.
— Мы разминулись у Тихих островов и встретимся с ним там же, — пояснил он, поджигая кончик сигары. Брагинский затянулся с удовольствием и выдохнул дым в свежий утренний воздух. — Вот, так будет удобнее, — Джеймс потянулся к ключам на поясе, а следом звякнули о борт тяжелые кандалы.
— Не боишься, что я прирежу вашего капитана ночью? — Иван с усмешкой растер затекшие и стертые запястья, но Джеймс лишь покачал головой и поправил платок на голове.
— Ты человек чести, так что не тронешь нашего дурня, — он неторопливо двинулся с палубы прочь.
Брагинский проводил его задумчивым взглядом, и губы чуть дрогнули от улыбки. Он враждовал с Джонсом уже не первый десяток лун и знал его достаточно хорошо, как и многих из его команды. Как видно, его самого успели изучить ничуть не хуже — Иван и правда не собирался причинять вреда Джонсу. Во всяком случае, пока.
***
— Уйдите с моего корабля, сэр! — Альфред пьяно паясничал, развалившись в своем капитанском кресле с бутылкой рома, и пытался состроить лицо чуть более серьезное, чем было у него обычно. Получалось так себе, уголки губ все равно ползли вверх, но Джонса это вряд ли останавливало. — Ты понимаешь? Его жалкую каравеллу захватила банда отважных пиратов, а он кидает мне в лицо лишь это «сэр». Морской дьявол дери этот запад с их вежливостью!
Он рассмеялся пронзительно громко и заглушил свой смех ромом, что уже плескался на самом дне бутылки. Альфред был безбожно пьян, самоуверен и слишком навязчив, но Брагинскому, вопреки обыкновению, нравились его бравые и хвастовские речи. Возможно, Иван и сам был пьян, или дело в том, что доселе Брагинскому никогда не удавалось просто поговорить с этим юнцом наедине не на поле брани. Гадать было бессмысленно — Джонс всегда отличался своей неординарностью, а Брагинский слыл человеком достаточно общительным, чтобы упускать возможность узнать врага получше. Вот только беседа давно уже перестала быть хоть малость познавательной, а Иван все слушал.
— Я не понимаю только того, что делаешь здесь ты, когда вся команда празднует на берегу, — Брагинский и сам улыбался широко и потягивал ром.
Перед ним на столе лежали карты, но игра давно уже остановилась, так и не выявив победителя и уступив место разговорам. С сэром Джонсом было слишком легко, словно не было ни разницы в возрасте, ни разницы в происхождении — шутка ли, Юг и Север вообще редко ладили!— словно не Брагинский не раз палил по «Мечте» из пушек с особым наслаждением и не Альфред бросался на него с саблей, едва лишь представлялась возможность. Все их прошлое стиралось за ромом и шумом причала Тихих островов, где была сейчас вся команда, все обиды забывались слишком легко, и Иван мог даже простить ноющую боль в прижженном плече, откуда днями ранее вытаскивал пулю Джеймс. Все это можно было забыть.
— Чего я там не видел? Шлюхи, грязный трактирщик и море рома, — Альфред отмахнулся слишком легко и резво вскочил, отчего покачнулся, но все же устоял. — А здесь я могу поговорить с давним врагом, разве могу я упустить такую возможность? — он снял треуголку с головы и криво наклонился в шутливом реверансе. — Не окажете ли мне честь, сэр Брагинский?
В его руке появилась еще одна бутыль, подхваченная должно быть с пола. Иван усмехнулся, забирал ту из ладони, открыл и смачно сделал глоток. Сладость вновь обожгла горло, Брагинский вскинул бутыль вперед и протянул ее Джонсу.
— За лучшую вражду! — с хрипотцой молвил он.
— За лучшую вражду! — вторил ему Альфред, пригубив ром и улыбнувшись сильнее.
В его глазах горел радостный пьяный блеск. Брагинский с трудом осознавал, что этот взгляд ничуть не хуже взбешенного и яростного, к которому он столь привык за столько лет. И это осознание было настолько же неправильным, как и пьяные разговоры, и выпивка одна на двоих, и карты вместо ружей.
***
— На абордаж!
Иван стоял на палубе у дальнего борта и наблюдал за всем со стороны. Это было столь странным и непривычным, что в голову закрадывались невольные мысли о нереальности происходящего. Вот с брига полетело еще одно ядро из пушки, вот крюки впились в борт чужого барка, а пираты во главе с самим Джонсом устремились на палубу. Они кричали, топали, стреляли из мушкетов и пистолей в надежде сильнее запугать, и команда противника — торговцы и совсем молодые моряки, — сдалась слишком быстро. И все же Иван видел, с каким азартом сражался на той стороне Джонс, как этот птенец бросался без страха вперед, но постепенно учился рассчитывать свои силы, не быть столь опрометчивым и предсказуемым. Это выглядело красиво. Его руки, покрытые кровью и нахальный взгляд собственника, властителя происходящего. Истинный пират, коим взрастил его с детских лет почивший Артур Керкленд, давний враг Брагинского.