Мальчишки слушают, затаив дыхание и округлив от удивления глаза. Подумать только, не им одним пришла в голову мысль о тайнах школы! Гилберт тем временем, довольный реакцией, торопливо тасует карты и раздает их как раз в тот момент, когда открывается входная дверь школы. Артур Керкленд смотрит за стойку с подозрением, когда видит две слишком знакомые светлые макушки. Но школа пока вроде стоит, карты не выглядят реактивными или взрывоопасными, а мальчишки строят такие невинные моськи, что Артур позволяет себе выдохнуть спокойнее.
— И что здесь происходит? — вкрадчиво интересуется он.
— Образовательный кружок по покеру, — хмыкает Гилберт и машет картами. — Присоединитесь?
— Обойдусь, — качает головой Керкленд и идет к кабинету.
— Нам тоже пора, — поднимаются со своих мест на столе ребята и спрыгивают на пол. — Уроки скоро начнутся. Но мы еще обязательно заглянем!
— Замётано, — хмыкает Гил и торопливо убирает карты в ящик.
День начинает ползти своей унылой чередой, и никаких тебе тайн, призраков и монстров-библиотекарей.
— Знаешь, все идет настолько хорошо, и меня не покидает чувство, что мы где-то очень сильно накосячили, — задумчиво тянет Альфред, поднимаясь по лестнице вверх, где у них скоро должны начаться уроки.
— Это просто чувство. Ну серьезно, не могли же мы, играя в покер, где-то что-то сломать? — с улыбкой отмахивается Иван.
— И то верно, — чуть успокаивается Альфред, поигрывая фонариком, оставшимся с ночи на поясе.
Они едва ли успевают дойти до верхней ступеньки, как откуда-то с первого этажа летит громогласный вопль директора.
— АЛЬФРЕД ДЖОНС, А НУ БЫСТРО ПОДОШЕЛ КО МНЕ!
Оба парня замирают, переглядываются, вслушиваясь в голос, летящий от библиотеки. Библиотеки… В голове что-то перещелкивает, и оба, не сговариваясь, вместо того, чтобы отправиться на верную смерть вниз, бегом несутся наверх.
— Ключи у тебя? — на ходу спрашивает Джонс.
— Лови! — впихивает ему их Иван.
Альфред слишком быстро открывает первый попавшийся замок на двери, ныряет внутрь и в спешке оглядывается.
— Здесь точно найдет, — почти в панике бормочет он. Керкленд достанет их в любом случае, но лучше бы это произошло не в момент его ярости — дядя Альфреда тот еще терминатор, когда злится.
— Там дверь! — замечает Ваня и бросается к ней.
Дверь чертовски похожа на библиотечную, но обоим сейчас в последнюю очередь хочется думать о библиотеке. Они лишь ныряют внутрь, пытаются затихнуть, а под рукой Ивана елозит деревянная панель. Идея приходит в голову быстрее, чем успевает подумать о ней Брагинский.
— Помоги отодвинуть доску и живо за нее! — шепчет он.
Так быстро они не работали еще никогда, но деревянная панель поддается, Альфред с Ваней торопливо юркают за нее в слишком тесное, заваленное непонятно чем пространство, и прижимаются друг к другу, затаив дыхание. Где-то по коридору носится взбешенный Артур, проклиная семейное недоразумение — Альфред от этого елозит и никак не может устроиться поудобнее, а Ваня… Ваня искренне радуется, что в маленьком пространстве кромешная тьма, потому что Альфред прижимается к нему всем телом, дышит рядом с шеей часто и шумно после бега и это… Подростковый мозг интерпретирует такое воздействие по своему отчего горячая волна комом катится по всему телу.
— Да можешь ты стоять спокойно? — тихо возмущается Ваня и смотрит в потолок. По сути, что потолок, что стены сейчас мало отличимы друг от друга, но вверху чуть меньше чувствуется запах Альфреда.
— Не могу, — грустно откликается Ал. — Мне черенок от швабры в бедро упирается, неудобно — жуть, — жалуется он.
Ваня сглатывает и холодеет на секунду, после чего его бросает в такой жар, что щеки должны бы сейчас гореть ярким красным фонариком. Не горят они только чудом.
— Это не черенок, — глухо откликается Ваня, который прекрасно чувствует бедро Альфреда этим «черенком». — Так что не трись так сильно.
Альфред хочет было поинтересоваться, что же это такое, но смысл сам доходит до него постепенно. Спросить о своих догадках, однако, он даже не успевает. Дверь в кабинет открывается с грохотом, слышны тяжелые и быстрые шаги Артура и его смачный мат. Никогда еще от Керкленда не слышалось столько ругательств в адрес любимого племянника, а потому парни даже дыхание задерживают, особенно когда открывается дверь и в коморку. Томительные несколько секунд проходят в таком напряжении, что в пору на стены лезть, но дверь закрывается, Керкленд уходит, а парни могут спокойно выдохнуть. Альфред, во всяком случае — Ваня выдыхает немного рвано и старается замять неловкую ситуацию, возникшую из-за него.
— Так у тебя на меня стоит? — Альфред обладает просто потрясающим отсутствием такта.
— Эм-м-м, — Ваня понимает, что отрицать, когда и правда стоит, в принципе бессмысленно. — Ну… да, — выдавливает из себя он.
Альфред, черт бы его побрал, даже отодвигаться не собирается. Стоит все так же вплотную, смотрит, должно быть, в упор и ни черта не видит.
— И давно? — продолжает допрос он.
— Ну, минуты три, — пытается подсчитать Ваня. Вообще, откуда ему знать, как давно у него встал, в голове как-то были мысли о бешеном Артуре, а не собственном возбуждении.
— Да нет, давно я тебе нравлюсь? — мотает головой Ал и жмется теснее.
— А, — Брагинский чувствует себя полнейшим идиотом в данный момент. — Ну-у-у, — тянет он задумчиво. А ведь действительно, как давно он начал думать об Альфреде не в том ключе? — Где-то полгода, — прикидывает Ваня.
— Кру-у-уто, мой лучший друг — гей, — даже по голосу слышно, что Альфред растекается в улыбке. — А ты дрочил на меня по ночам? — детского любопытства Альфреду точно не занимать, как и отсутствия совести.
— Э-э-э… — Ване вообще-то стыдно не просто это говорить, даже думать об этом. Он прячется сильнее лицом в шарф, чувствует дыхание Альфреда и его слишком заинтересованный взгляд, и все это слишком неловко, как неловко и нарастающее возбуждение, которое вместо того, чтобы спасть от нелепости, крепнет все сильнее. — Да, дрочил… — совсем тихо откликается он.
Почему-то кажется, что Альфред сейчас треснет его со всего размаху и будет, в общем-то прав. Но удара не следует, а понять, что творится в голове у Джонса и вовсе нереально.
— Да ладно, чувак, правда?! — вот она, бомба замедленного действия. Хоть какие-то реакции работают у Альфреда как надо, чему Ваня, признаться, в данный момент не шибко рад. — А давай целоваться?! — вдруг говорит он.
Ваня ловит свою челюсть где-то на подлете к полу. Член болезненно сдавлен штанами, Альфред снова ерзает рядом, потому что у него даже не шило в пятой точке, а вечный двигатель на моторчике.
— Чего?! — совсем ничего не понимает Брагинский.
— Ну, типа я нравлюсь тебе, а я совсем не против попробовать что-нибудь с тобой, потому что ты мне вроде как не безразличен, тогда почему бы нам не поцеловаться? — начинает выдавать он информацию с ультразвуковой скоростью в секунду. — Или у геев типа так не принято? Ты скажи, если что, я ж в этом деле профан. Или ты не умеешь?
Ваня честно старается уловить хоть немного логики в словах Ала. Пока единственное, что он понимает, так это то, что, во-первых, Альфред совсем не против, а во-вторых, у Брагинского пухнет мозг от количества бессмысленных слов. Он и правда не умеет целоваться, но тянется наощупь к губам, промахивается пару раз и затыкает их неумелым поцелуем.
Альфред отвечает с охотой и готовностью. Выходит слишком коряво, слишком мокро, но одного того факта, что Джонс всецело отвечает, так еще и перетягивает инициативу на себя, хватает Ване с лихвой, чтобы мозг начал отключаться от возбуждения. А когда он еще и чувствует, как настойчиво Ал потирается об него пахом, и что там, на паху, весьма ощутимый бугор, мыслей не остается вовсе. Ваня тихо стонет, прижимается сильнее и крепче, а Альфред тем временем подается вперед и вжимает его в стену, пока сам никак не может оторваться от губ.
— Ты прикинь, я, кажись, тоже гей, — шепчет он в темноте. Ваня бы отбил себе лоб фейспалмом, если бы в этот момент губы не коснулись бы шеи, и мир не померк бы перед глазами. В смысле он и так был темным, а тут заплясал фейерверком и искрами. Вот она, химическая реакция тел.
А Альфред тем временем целует шею, сдвигая вбок шарф. По собственной инициативе, вкладывая всего себя. Ваня только удивляется, насколько чувствительной была кожа и насколько нежными кажутся эти прикосновения. Он готов, наверное, растечься лужей прямо здесь, но вместо этого лишь потирается плотью об Ала, сползает чуть ниже по стене и, к своему собственному удивлению, тихо стонет. И тут же затыкает рот ладонью — ведь они, все еще в школе. И от этого еще жарче, хотя из ушей уже, кажется, идет пар от перегрева.
— Вань, черт, это круто, — шепчет Джонс и кусает кожу, пока Ваня тянет его ближе к себе за ягодицы. И мнет их пальцами. А Ал, чертов Ал, повторяет, ощущает мягкость бедер и, кажется, сам выпадает из реальности. — Такие округлые… — слышно, как он шумно сглатывает и дышит чаще.
У Вани едет крыша от этого дыхания и сильных пальцев на ягодицах. И если раньше он был уверен, что хочет (хотя бы в мыслях) завалить Джонса и хорошенько отыметь его, то теперь в голове собственное тело, распластанное на простынях, и Альфред сверху. Ни о каких простынях в тесной коморке и речи нет, но в мыслях это выглядит до потрясающего возбуждающе.
— А что делать-то? — вдруг спрашивает Альфред, который и впрямь не знает.
Его голос страшно хрипит, и Ване стоит больших усилий, чтобы немного отстраниться и коснуться ладонью чужого паха.
— Повторяй, — почти умоляет он.
Альфред задыхается и просовывает вниз свою ладонь, ощущая горячую Ванину плоть даже сквозь ткань брюк. От этого тянет нереальностью и неправильностью, но Джонс лишь расстегивает пуговицу, торопливо ныряет под ткань белья и касается нежной кожи. Это стоит того, когда с губ Вани срывается новый сдавленный не стон даже — всхлип, и он трепетно прижимается ближе, толкается сильнее в руку и сам касается члена Альфреда.
— Ух ты-ы-ы, — шепчет Ал и сглатывает быстро и часто. В горле сухо. В глотке нет больше звуков, а в кромешной тьме Джонс слышит лишь частое Ванино дыхание. И это заводит все сильнее, сильнее даже, чем рука на собственном члене и влажные губы, которые вновь тянутся ближе, вновь целуют.
— Черт, Ал, резче, — хнычет Ваня, сгребая свободной рукой волосы на затылке Альфреда и притягивая еще ближе, так что они стукаются лбами.
— Так? — Джонс двигает рукой быстрее, и Ваня стонет, кивая, — сказать что-либо он просто не в силах.
Ваня кончает спустя пару движений и как-то разом обмякает, опершись на стену. Но ладонью двигать не перестает, водит ей медленно, размеренно, и Ал понимает, что все, это грань, за которую еще чуть-чуть и он нырнет с головой. Так и выходит, когда большой палец нежно обводит головку, а Ваня впивается губами в оголенную шею Джонса. Тот задыхается, сдавленно стонет, и кончает, утыкаясь лбом в лоб Брагинского.
— Чума-а-а… — шепчет он чуть позже, когда оба вспоминают, где вообще находятся и лениво силятся привести себя в порядок.
Керкленда рядом больше не слышно, но это не значит, что опасность миновала. На уроки ни Джонс, ни Брагинский идти точно не собираются — бессонная ночь и слишком бурное утро дают о себе знать сильнейшей усталостью. Кое-как застегнув ширинку, Альфред тянется к фонарику, который, треснувшись об пол, больше не включается, и вдруг в голову приходит внезапный вопрос.
— Слушай, а мы вообще где? — вдруг говорит он.
Ваня замирает, прикидывая маршрут и чуть хмурится:
— На третьем этаже, где-то над библиотекой, — пожимает плечами он.
Альфред охает, а до Брагинского с трудом доходит его удивление. Точно, непрописанные два метра сорок сантиметров по всем этажам. Судя по длине, они как раз находятся в них и эта деревянная панель… Ваня торопливо тянется к своему фонарику и включает его, а Альфред уже подпрыгивает рядом от нетерпения.
Вокруг находится куча каких-то журналов, плакатов и бумаг. Глаза Джонса разом загораются, а фонарик медленно скользит по поверхности коморки. Здесь все в журналах. Все в тайных знаниях.
— И что это? Секретные манускрипты? — Джонс выхватывает один из журналов из стопки и тянет к себе. — Мегастарые книги? Неизвестные шифры?
Ваня передвигает луч фонарика на обложку и едва ли сдерживается, чтобы не заржать в голос.
— Это порно-журналы, Ал, — с обложки на Брагинского смотрит весьма пышногрудая красавица с открытым декольте. Красивая, но Ваню, увы, возбуждает совсем не это.
— Кру-у-у-уто, — тянет смущенный Джонс.
— И символично, — хмыкает, краснея, Ваня.
На этом дело о тайных комнатах школы оказывается закрытым. А двое ребят торопливо покидают школу, зная, что наказания им все равно не избежать.
***
— Твои игры теперь точно достанутся Джеймсу, — лениво тянет Ваня, развалившись на кровати Альфреда ближе к вечеру и сладко зевая.
— Да и ладно, — отмахивается валяющийся рядом Джонс, смотря в свой звездный потолок. — У меня теперь есть занятие поинтереснее игр, — хитро тянет он и косится на Брагинского. — Будешь моим парнем?
Ваня пытается догнать смысл слов еще с секунду, а Альфред тем временем уже нависает сверху и смотрит прямо в глаза. Брагинский смущенно краснеет и кивает, прячась лицом в шарф.
— Спрашиваешь еще, — бубнит неразборчиво он.
— Вот и отлично, — хохочет Джонс и поспешно затыкает любое Ванино негодование неумелым поцелуем.
А впереди их ждёт ещё очень много экспериментов, это Брагинский знает наверняка.