Тем временем все скучковались вокруг сцены, а Оливер, довольный подобной расторопностью, продолжал:
— Что ж, сладенькие, вы все знаете, что последний выпуск на этот год мы снимем буквально в эту пятницу, а затем я отпущу вас всех на продолжительный отдых до февраля, — голос Оливера звучал серьезно, но в то же время Керкленд не переставал улыбаться, будто эта улыбка уже давно впечаталась в его губы. — Но перед этим у меня есть замечательное предложение! — он замолчал, выжидая томительную секунду для пущего эффекта. — Как на счет совместного отдыха за городом в прекрасном коттеджном поселке?
Это не было обязательным, но съемочная площадка наполнилась громкими хлопками и радостными выкриками. Джеймс стоял несколько удивленно в сторонке, но все остальные, похоже, прекрасно знали, о чем идет речь, а потому были искренне рады. Самого Уильямса уболтали ехать Феличиано с Феликсом, заверив, что это замечательное место для отдыха, а потому упускать такую возможность — сущее кощунство. Большего ему так узнать и не удалось.
Машина затряслась на ухабах, а Джеймс уже видит впереди тусклый свет из окон. Ему хватает нескольких секунд, чтобы вглядеться внимательнее и присвистнуть — в его представлении коттеджный поселок был несколько… Иным. Во всяком случае, маленькие домики из воображения рушатся весьма массивным и помпезным сооружением, далеко не единственным в окружении. Машина тормозится у самого входа, а местный рабочий уже спешит открыть гостям дверь автомобиля и вежливо поклониться. Джеймсу несколько неуютно от такого внимания, но он все же выбирается наружу и торопится к теплому помещению — декабрьский мороз на улице болезненно хватается за кожу.
Вся неуютность пропадает, стоит всем вместе оказаться внутри, а прислуге скрыться за дверью и по своим местам. Джеймс думает о том, как бы покрепче привинтить челюсть к остальной голове, чтобы та не тянулась к полу от удивления так откровенно. Он, конечно, прекрасно знает, что его дядя чертовски любит дороговизну, а так же что он никогда не скупится на подарки, но это место превосходит все ожидания. Огромная гостиная украшена шарами, гирляндами и кучей всяческих висюлек в самых любимых цветах Оливера; на потолке прикреплен диско-шар; на стене Джеймс успевает различить полотно для проектора, а значит имеется неплохой аналог кинотеатрам; а в самом центре гордо стоит большущий стол с кучей кресел и мягких мешков-сидушек вокруг. На столе же выпивка и столько еды, что Джеймс искренне сомневается, что даже всей гурьбой они осилят хотя бы половину.
— Это еще что, — шепчет рядом довольный Феличиано, которому приходится подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до уха Джеймса. — Там дальше бассейн, а внизу есть тренажерный зал. Учти, борьба за бассейн в прошлом году закончилась войнушкой на водяных пистолетах.
Джеймс силится сдержать улыбку, но не может. Этот корпоратив, похоже, будет самым лучшим в его жизни.
***
— Хей, хочешь попробовать мой супер-пупер-мега-классный коктейль? — стакан с жидкостью неизвестного цвета оказывается прямиком перед замечтавшимся Кику. Тот теряется, с опаской смотрит на непонятную субстанцию, и вежливо качает головой.
— Прости, Альфред, я не хочу пить, — осторожно говорит он.
Рядом хихикает Феликс, на которого уже нацеливается взгляд Джонса, и говорит вперед поступившего предложения:
— Как и я, чувак. Я выпил уже столько, что типа скоро лопну.
По Феликсу и правда можно сказать, что он пьян. Во всяком случае Альфред не видит других причин, почему тот жмется к Кику столь откровенно. Хонда, видимо, тоже, потому что он сам тайком целует Лукашевича в щеку и забавно краснеет.
— Что ж, тогда я найду другого подопытного! — не унывает Альфред.
Хотя в общем-то искать особо некого. Джонс предлагал выпить уже, кажется, абсолютно всем, даже к Людвигу успел подкатить, вот только везде его поджидала неудача. Альфред тоскливо оглядывает веселящихся коллег, и тут взгляд его останавливается на Джеймсе, который сидит на бортике бассейна.
— А вот его-то я еще и не спрашивал, — нехорошо усмехается он, и нетвердой походкой направляется к Уильямсу.
Джеймс болтает в воде ногами и с ухмылкой осматривает всех вокруг. В помещении совсем не холодно, да и вода приятной температуры, вот только плавать ему пока совершенно не хочется. Захмелевший мозг немного подтормаживает, а потому абстрактные мысли крутятся вокруг весьма определенных вещей. Уильямсу просто безумно нравится находиться здесь, и все же одной единственной вещи ему не достает. Хорошего секса, если быть точнее. Мысль, конечно, не особо осуществима, но помечтать никто не мешает, а потому Джеймс беззастенчиво пользуется тем, что большинство коллег в плавках, и без капли стыда рассматривает их тела.
«Слишком худой, слишком хилый, слишком массивный» — проскальзывает в его голове с каждой новой «жертвой», как вдруг взгляд натыкается на Уильямса, который о чем-то разговаривает рядом с Гилбертом и лениво потягивается. Джеймс сглатывает слюну, ловя взглядом подтянутые мышцы, и чувствует, как пересыхает в глотке. Если подумать, он впервые видит Мэтта без этой мешковатой одежды вроде толстовок и без извечных костюмов. И увиденное заставляет что-то внутри всколыхнуться. Хотя бы потому, что тело Мэтта нельзя назвать крупным, как у того же Людвига, но он и не выглядит хилым с жилистыми, узловатыми мышцами на руках и подтянутым животом. Джеймс ползет взглядом вниз по прессу, поднимается обратно к голове и видит лиловые глаза, которые смотрят точно на него. Мэтт чуть улыбается уголками губ, а Джеймс задыхается и торопится отвернуться, как раз вовремя, чтобы уставиться прямо на Джонса, возникшего из ниоткуда.
— Какого?.. — Джеймс едва ли не подпрыгивает от такой неожиданной близости, потому что Альфред сидит почти вплотную и протягивает вперед стакан с непонятным месивом.
— Будешь? — жизнерадостно спрашивает он, и Джеймса настолько выбивает это из колеи, что он тянется к стакану и пораженно кивает.
— Ну, давай, — на губы ложится привычная ухмылка, когда Уильямс делает несколько смачных глотков и вытирает ладонью губы. — Недурно.
Все так и замирают, смотря на эту картину, особенно Джонс, который не верит своим глазам. Но с Джеймсом вроде все в порядке, его еще не убили за непонятную бурду, а потому Альфред обрадованно забирает стакан назад.
— Так это все же можно пить! — довольно кричит он и залпом опустошает половину бокала.
Жалеет он об этом тут же, кривясь от отвратительной смеси кислого, соленого и сладкого одновременно, а Джеймс рядом нагло смеется, забирая стакан у Джонса, который уже бежит в сторону туалетов, полоскать себе рот.
— А Джеймс-то как это выпил? — шепотом спрашивает Гилберт у Мэтта.
Рядом незаметно возникает Оливер, опуская руки на плечи ребят:
— А очень просто, — улыбается мягко он. — Малыш Джей долгое время готовил сам себе и ел эту стряпню. А готовить он совершенно не умеет, так что не советую пробовать, мальчики, — усмехается Керкленд, наученный горьким опытом.
Альфред отлипает от раковины только спустя минут пять, тщательно прополоскав рот вместе с зубной пастой. Он мысленно отмечает больше не ставить подобных экспериментов по смешиванию содержимого стола, после чего неторопливо выходит обратно к бассейну, где затевается что-то довольно веселое. Джонс уже было собирается пойти к компании веселящихся, но тут замечает Брагинского чуть в стороне со стаканом чего-то алкогольного в руках, и курс меняется сам собой.
— Снова ты? — спрашивает Иван, едва ли Альфред оказывается в поле зрения.
Однако вопрос, вопреки обыкновению, звучит совсем не раздраженно, скорее по привычке.
— Ага, увидел, что ты тут стоишь один, грустишь, и решил скрасить тебе вечер! — широко улыбается Джонс, останавливаясь рядом.
Иногда он и сам проклинает себя за свою наглость, но просто не может уже иначе. Ему всеми силами хочется доказать Ване, что он и правда собирается остаться рядом, несмотря ни на что, вот только Брагинский не перестает отвергать его всякий раз.
— Почему ты такой упрямый? — этот вопрос от Вани, направленный прямиком к нему, становится полнейшей неожиданностью.
Джонс аж разворачивается всем корпусом к нему, так как в первую секунду не верит, что спросил именно Иван. Но он стоит тут, чуть улыбается и отпивает какое-то крепкое пойло из стакана.
— Потому что я знаю, что поступаю правильно? — вопросом на вопрос отвечает Альфред. — Это сложно объяснить, но я просто уверен, что делаю все, как надо и как подсказывает мне сердце!
— Это ответ ребенка, — качает головой Иван. Не то чтобы он ожидал чего-то другого, но это осознание снова отдается чем-то болезненным. Альфред рядом поджимает губы.
— Ну и что с того? — его голос звучит почти обиженно. — Да, я ребенок, веду себя по-детски, творю то, что вздумается, но это не значит, что я не могу быть серьезным! И уж точно не значит, что я не могу любить!
— Это все лишь надуманное, — отстраненно бросает в воздух Ваня. — Меня не за что любить, а ты просто вбил себе в голову эту мысль и никак не можешь признать этого.
— Что? — Альфред так и цепенеет на месте. Ваня для него — все, как бы глупо это не звучало. Он хочет горы сворачивать ради него, защищать от всего, быть рядом, в конце концов, а Брагинский произносит тут такую дичь. — Да разве же любят за что-то? — недоумевает Джонс, распаляясь все сильнее.
— Ну, да, — флегматично пожимает плечами Ваня. — За статус в обществе, за деньги, за покладистый характер, за красоту… А у меня всего этого нет.
Это звучит как-то совсем бредово и нехорошо. Джонс не понимает почему, но чувствует, как отдает от слов давно забытой болью и разбитыми ожиданиями. И у него просто руки чешутся набить неизвестному оратору морду за то, что вбил в голову Брагинского эти слова.
— Это не любовь, — тихо говорит Альфред, а руки у самого сжимаются в кулаки от бессильной ярости. — Это не любовь, слышишь меня? — он сам не осознает до конца, что творит, когда разворачивает Ваню к себе лицом и хватается за его грубые ладони. Брагинский выше его, но взгляд настолько потерянный, почти детский, что Альфреду просто хочется обнять его и прижать к себе. — Ты говоришь, что тебя не за что любить… — шепчет Джонс, смотря в эти сиреневые глаза, в которых давно уже видит не серьезного и собранного взрослого, а такого же ребенка, как он сам. — Так вот я люблю за то, что это именно ты!
Где-то сзади слышен веселый смех коллег, которые затевают пьяную войнушку на водяных пистолетах. Где-то сзади слышен всплеск воды из бассейна. Для Альфреда всего этого не существует в данный момент, когда он впивается в желанные губы и целует горячо, отдавая всего себя, желая показать все свои чувства. И Ваня отвечает, то ли потому, что сейчас пьян, то ли потому, что и сам этого хочет.
— Ты можешь найти более достойного, — шепчет в губы он, смотря чуть растерянно на Альфреда.
— Мне не нужен никто другой, кроме тебя, — широко улыбается Джонс.
Ваня откидывает прочь последние сомнения и отдается чувству, которое давно уже зародилось и у него в груди. Он вспоминает слова Драгана про судьбу, и решает, что стоит попробовать еще раз отдаться на волю этой странной дамы. Быть может, именно к этому она и вела его всю жизнь. Именно к Альфреду.
Комментарий к Глава 13. Корпоратив
https://vk.com/wall-141841134_138
========== Глава 14. Доброе утро ==========
Утро у Джеймса начинается самым неприятным образом с гудящей головы и сухости в глотке. Он слабо помнит, чем в итоге закончилась вчерашняя войнушка, слабо помнит, что было после того, как с победным кличем спихнул Гилберта в бассейн, а заодно и рухнул следом. Зато кучу выпивки Джеймс помнит слишком отчетливо — гудящая голова попросту не дает забыть.
В любом случае Уильямс заставляет себя подняться с кровати и выбраться из комнаты хотя бы до столовой — все, чего он сейчас действительно хочет, это получить стакан с водой и что-нибудь, чем можно заесть тошнотворный привкус во рту.
Стоит отдать должное прислуге, гостиная после вчерашнего побоища выглядит просто великолепно. Весь пол вычищен, на столе не остается вчерашней еды, а заляпанные вином скатерти убраны. Джеймс ловит какого-то парнишку, который сидит на диване и лениво играет в мобильный, и просит проводить его до столовой — сам он совсем не уверен, что найдет в этом огромном доме хоть что-нибудь.
— Спасибо, — бурчит Джеймс спустя несколько минут, когда в его ладони опускается стакан с простой водой.
Мальчишка откровенно пялится, но Уильямсу слишком все равно сейчас на столь привычный изучающий и недоверчивый взгляд. По сути, нормально его восприняли только на этой работе, раньше такое внимание было постоянным. Он уже собирается было уйти, но тут в хмельную голову приходит одна мысль.
— Слушай, мне говорили, тут есть тренажерный зал?
Паренек торопливо кивает и семенит к выходу из столовой. Джеймс не отстает — на улицу тащиться в такой холод на пробежку желания нет, а вот беговая дорожка может стать просто идеальным решением. Он спускается вниз вслед за своим спутником, прощается с ним у нужной двери и без задней мысли заходит внутрь. И тут же замирает около стены.
Тренировочный зал и правда оборудован как надо и выглядит весьма масштабно. Вот только последнее, что интересует Уильямса в данный момент — это убранство, когда он видит, кем занята одна из дорожек. И Джеймс проклинает вселенную за то, что здесь сейчас именно этот человек. И какого черта его понесло именно сюда?
Мэттью Уильямс выглядит более чем бодрым после вчерашнего. Во всяком случае, ему определенно лучше, чем самому Джеймсу, хотя бы потому, что на голове красуются массивные наушники, а из них доносится громкая музыка. Джеймс бы не выдержал сейчас лишних звуков, а Мэтту хоть бы что, он не обращает ни на что внимания и бежит вперед, погруженный в свои мысли.
И Джеймс этим пользуется. Он не забыл разговора с Гюнтером, как и прекрасно видит все те взгляды, которые украдкой бросает на него этот альфа в последние несколько недель. Открыто Мэтт так и не решается заикнуться об отношениях, но эти самые взгляды говорят в тысячу раз лучше любых слов. А потому сейчас Джеймс, словно в отместку, откровенно пялится на Уильямса, на его подкачанное тело, сосредоточенное лицо без раздражающей всепонимающей улыбки.
Мэтт красивый. Это все, что успевает отметить Джеймс прежде, чем осознает, о чем именно сейчас думает. Это не те мысли, которые он хотел бы себе позволять. Это не то, что Джеймс вообще хочет подмечать в альфах в целом и особенно в Мэтте. Но он подмечает, разглядывает слишком откровенно, а тело реагирует само слабым теплом.
— Джеймс? — голос доносится слишком неожиданно до слуха, а Мэтт уже торопливо стягивает с себя наушники и вытирает влажный лоб краем футболки. — Не заметил тебя сразу. Доброе утро.
Джеймс слишком поздно отводит взгляд в сторону и перестает старательно втягивать воздух в легкие в надежде почувствовать запах. Тот отдается слишком слабо, непонятными ароматами, слишком тонкими, чтобы различить их. Вместо приветствия Джеймс фыркает и торопится к беговой дорожке, подальше от Уильямса. Он включает скорость побыстрее и старается не думать ни о чем, но слишком явный взгляд буквально впивается в макушку. Его слишком сложно не ощутить, как и сложно не услышать тихого вздоха.
— Хватит, — говорит он глухо спустя минуту. Выходит несколько рвано и обрывисто — темп слишком быстрый, но снижать его Уильямс не намерен. Мысли нужно чем-то заглушить. Взгляд нужно перестать замечать.
— Ты сам только что смотрел, — пожимает плечами Мэтт.
Он спокоен, что слышно даже в мягком тембре голоса и легкой утренней хрипотце. Он даже дышит слишком ровно, хотя взмокшая ткань футболки не дает усомниться — занимался он уже немало. Джеймс не понимает, какого черта он вообще обращает внимание на тембр голоса и это спокойствие, но он ждет еще слов, и едва ли не спотыкается на ровном месте.
— Заткнись, — звучит совсем жалко. Звучит абсолютно неправдоподобно. Это слишком откровенная ложь. — И хватит пялиться, раздражает.