Вскоре он сам показался на тропинке, и Меропа припала к изгороди, чтобы наконец-то без страха быть обнаруженной впиться взглядом в его тонкие черты лица. Они смотрела ему вслед и улыбалась сама себе. Сейчас все наладится, думала она, теперь-то она может сама решать свою судьбу. До свадьбы, как и до выхода отца из тюрьмы было несколько месяцев, и Меропа решила во что бы то ни стало заполучить Тома.
Она впервые жизни колдовала. Уже на следующий день у Меропы получилось склеить черепки когда-то разбитого горшка, который она скрыла от отца и спрятала под своей кроватью. Тогда она и узнала, что значит колдовать. Чувства к Тому так зажгли ее, что она хотела колдовать еще и еще. Меропа смеялась, махая палочкой вокруг себя и творя не бывалую ранее магию. Она осознавала, что родилась волшебницей, и была живой как никогда.
Она знала, что может больше, лишь бы Том был рядом с ней, касался ее волос длинными худыми пальцами, какими он цепко держал лошадиные поводья, заглядывал ей в глаза и улыбался тонким ртом, произнося самые важные слова. О, как она хотела услышать от него, что он ее любит, что она ему важна!
Меропа жила одной лишь мыслью о нем и уже к осени могла изготовить неплохие зелья. Каждый день, который теперь проходил в умиротворенном уединении, она просыпалась с всепоглощающим желанием жить и любить вместе с Томом каждую змею в саду, каждую букашку, каждую птицу в небе. Она все увереннее держала палочку и колдовала надо всем, что попадалось под руку, нужно ли было настругать коренья или отправить горшочек с кашей на огонь.
Даже в зеркале теперь отражалась очень даже не дурная девушка. Меропа починила свое платье магией и создала из листьев еще одно, понаряднее. Она варила отвары для волос и мыла ими голову, чтобы придать им немного объема и здорового блеска, как у возлюбленной Тома.
Меропа кружила по саду, счастливая от своей магии, свободы и любви. Она была готова летать, и все, чего ей не доставало, это ответных чувств красавца Риддла. Она еще долго наблюдала за ним из-за изгороди и деревьев, только лишь смотрела в его красивое лицо и гладила взглядом каждую его черточку. Она изучала также Сессиль, его невесту, сравнивала ее с собой, и с тоской осознавала, что ей с ней не сравниться, а Том никогда не изменит выбор в ее пользу.
Тогда Меропа решилась. Отец вечно бранил ее за то, что она, как маггла, подбирает вещи с пола и раскладывает их по местам вручную. Меропа, сполна ощутив себя волшебницей, теперь была уверена в себе и своих магических силах и все благодаря Тому, его красоте и его за версту слышимому древесному аромату. Она решила, что даже такая вещь, как чужая любовь, может быть подвластна чарам, и принялась варить любовное зелье.
Уже в середине августа, как раз ко времени последних жарких дней, из котелка потянуло кедром и сандалом, перемешанными с дорожной пылью и запахом лошадей. Меропа сидела возле котелка и несколько минут вдыхала этот аромат, забывшись и едва не упустив проезжающего мимо Тома.
Заслышав, как цокают вдали копыта, Меропа вышла из дома с кувшином холодного чая с добавленным в него любовным зельем и достала палочку. Одно заклинание — и конь, испугавшись неизвестно чего, встал на дыбы и сбросил на землю не ожидавшего такого поведения наездника.
Меропа спрятала палочку и выбежала на тропинку.
— Вы не сильно ударились, сэр? Вам помочь?
Она думала, ее язык онемеет от страха, но все было решено еще в тот момент, когда она завершала зелье. Она говорила с ним, о Мерлин, могла ли она еще пару месяцев назад мечтать о том, чтобы сказать ему хоть слово?
Мужчина недовольно поднялся — даже в ярости он был красив, Меропа не выпускала из виду ни одной эмоции на его аристократически остром лице — и хмуро посмотрел на нее, будто пытаясь понять, кто к нему обращается.
— Нет, ничего страшного, спасибо, — сухо ответил он, дергая беспокойного коня за поводья.
Меропа прикусила губу. Как он смотрел на нее… Ей стало так больно от этого равнодушного, смотрящего сквозь нее взгляда. Не такой взгляд она фантазировала себе. Оттого ее решимость стала крепче.
— Не изволите освежиться? — выпалила она, протягивая кувшин с чаем и вычищенный до блеска стакан. — Ужас, как жарко, да?
Том не принял питье, ответив холодно:
— Благодарю, я не хочу пить. Всего доброго.
Он успокоил коня и невозмутимо вставил ногу в стремя, а другую без каких-либо усилий перебросил через седло. Меропа не выпускала из внимания ни одного его движения, жадно впитывая и запоминая, как он седлает коня. Она сначала расстроилась, что Том отверг ее предложение, но как только он проехал мимо и оказался к ней спиной, она решилась на еще одно колдовство: она выстрелила заклинанием прямо в заднюю ногу коня, так что тот припал на нее и, издав болезненное ржание, остановился, не доходя до поворота.
— Да что с тобой сегодня такое? — недовольно обратился к коню Том.
Меропа поспешила на помощь.
— Я немного разбираюсь в конях, хотите помогу?
— Ты? — насмешливо спросил он, но даже эта насмешка была мила ее сердцу, ведь она кривилась на его тонких губах, а слова говорились его высоким голосом. — Бродяжка разбирается в конях?
Меропа скромно улыбнулась, изображая кокетство. Она отставила кувшин в тень дерева и подошла к животному, сжимая палочку в кармане своего нового платья. Конь успокоился под ее чарами, и она прикоснулась к крупу, будто бы массируя мышцы, а сама скороговоркой шептала отменяющее заклинание. Конь вновь встал на все четыре ноги и успокоенно фыркнул. Том все это время наблюдал, стоя поодаль. Меропа заметила в его глазах удивление, смешанное с подозрением.
— Не стоит сейчас ехать на нем, — сказала она, отходя от коня, который еще не свыкся с тем, что снова чувствует свою четвертую ногу. — Конь, похоже, устал, лучше дойти до дома пешком. Все-таки не хотите выпить, сэр? Это чай из трав, я их сама собирала. Как раз собиралась к столу.
Том подошел к коню, сам ощупал его ногу, проверил состояние и что-то для себя решил. Меропа в это время тревожно наблюдала за тем, как собираются складки на его высоком лбу. Том посмотрел вдаль, словно оценивая, как долго ему придется идти по жаре через всю долину, и согласно кивнул:
— Ну что ж, если это вас не затруднит.
Он обернулся к ней, и она, подавая ему наполненный до краев стакан с напитком, купалась в его взгляде, пусть даже пока таком равнодушном. Ее занимали только одни мысли: Том обернулся к ней, он посмотрел на нее, она стояла вот на этом самом месте перед ним, и он видел ее. Она существовала для него.
Меропа не упустила момент, когда Том допил холодный чай и его взгляд неуловимо переменился. Темные глаза теперь смотрели теплее, а на губах исчезла улыбка презрения, ее место заняло расслабленное подергивание уголком рта, будто в недоумении. Словно Том смотрел на нее, и до него добиралась мысль, что эта бродяжка не так уж и плоха и даже вполне хороша собой.
Меропа забрала стакан из его ослабевших пальцев, содрогнувшись от восторга, когда они случайно соприкоснулись руками. Меропа улыбнулась ему и получала в ответ неловкую, озадаченную улыбку.
— Если вам понравился чай, заезжайте почаще, у меня его много, — прошептала она, делая к нему шаг ближе.
Том не отошел и все так же продолжал смотреть на нее с отрешенной улыбкой, пристально и изучающе разглядывать ее с ног до головы темными глазами. Меропа на короткое мгновение испугалась, что зелье не сработало, но Том заметно потеплел к ней. Он прощался очень дружественно — вельможи не обращаются так с людьми без рода, — а уводя за собой коня, он обернулся на повороте в нерешительности. Меропа послала ему самую нежную улыбку, какую умела делать.
Он пришел на следующий день. Остановился у живой изгороди, которую Меропа неумело остригла под манер, который принят в поместье — она пару разу в выходные прогуливалась до большого дома на холме, надеясь застать Тома за теми странными маггловскими играми или за прогулкой в саду, — и она вышла к нему в своем лучшем платье, сотканом из магии и первой опавшей листвы. Том смотрел на нее нежно, извинялся за вчерашнее, говорил, что не был готов к такому подарку судьбы и лишь ночью, не сумев уснуть в течение нескольких часов, понял причину своего беспокойства, поэтому с утра тут же решил пересечь долину и сообщить ей о своих чувствах.
Меропа стояла и слушала его голос, машинально теребя листья изгороди. Вскоре он заметил ее волнительные движения и взял руки в свои ладони. У него и впрямь были жаркие ладони — в точности, как она их представляла. Он держал ее крепко, уверенно, и еще никогда от чьего-то прикосновения ей не становилось так хорошо. Меропа готова была упасть в обморок от чувств, которые охватили ее в то утро.
Том уехал по делам, но обещал заглянуть к ней по дороге домой. К тому времени было готово очередное зелье. Меропа дала его ему за чашечкой чая, на который пригласила вечером. Том с ужасом увидел, как она живет.
— Даме моего сердца не пристало жить, как бедняжке. Я сделаю все, чтобы вызволить тебя отсюда, — сказал он, уходя.
На следующий день он решительно объявил:
— Я люблю тебя. Скажи мне, Меропа, что это взаимно, молю тебя! И если будет так, то мы тотчас же сбежим с тобой в Лондон. У меня есть деньги, мы снимем небольшую квартирку, нам ведь много не надо? Мы будем жить вместе, и никто не помешает нашему счастью.
Меропа согласилась не медля. Том подхватил ее, покружил в воздухе, и тогда они впервые поцеловались. Она впервые целовалась с мужчиной. Меропа думала, что это будут фееричные чувства, но было лишь мокро и трепетно где-то в глубине души. Только сердце и мозг сигналили о том, что происходит что-то очень важное, губы же ее, никогда не знавшие разврата, не успели осознать, что они только что соприкасались с тем самым прекрасным тонким ртом.
Они сбежали в тот же день, Меропе хватило и часа на сборы. Она взяла с собой всю немногочисленную одежду, котелок и травы. Они с Томом остановились в старом Лондоне, в квартирке маленькой, но хорошо устроенной и уютной. Меропа спала теперь на белых простынях, как настоящая аристократка, каковыми, по мнению ее отца, был когда-то их род. За несколько дней она расцвела еще сильнее. Она смотрела на себя чистую, причесанную в большое зеркало в ванне и не узнавала в нем неказистую и косоглазую Меропу Гонт. Казалось, любовь преобразила ее: сделала незаметными все недостатки, передавшиеся по наследству, подчеркнуло достоинства, которых, как ей казалось, у нее отродясь не было.
*
Меропа любила и наслаждалась жизнью. Она просыпалась рядом с любимым Томом, долго смотрела на него, пока он спал, гладила его лицо, обводя пальцами скулы, впадины щек, выступающие брови и сомкнутые, почти отсутствующие губы. Она улыбалась своим мыслям, поднималась и готовила завтрак на двоих. Том после этого уходил на работу в банк, на которую устроился в первые недели их жизни в Лондоне, а когда возвращался, его ждала любимая заботливая жена и чай с любовным зелье. Он приходил слегка озадаченный, тревожно осматривал их жилище и ее саму. После зелья его взгляд становился вновь расслабленным, а Меропа успокоенно засыпала в его ласковых объятиях и не смела мечтать о большем счастье.
Они жили так несколько месяцев, за которые Том ни разу не вспомнил о родителях и Сессилии, с которыми расстался в жутком скандале, ставшем известном на весь Литтл-Хэнглтон. Меропа ни в чем не нуждалась, ела диковинные фрукты, которых никогда не было в отцовском доме, ходила в волшебные магазинчики на Диагон-аллее, чтобы пополнить запасы ингредиентов для любовного зелья, днем гуляла по Лондону, примеряя красивые одежды, но не зная, что именно из них купить. Это был ее рай — короткий, как оказалось позже, промежуток, который она по праву могла назвать настоящей жизнью. Том приносил ей цветы, гладил по волосам и говорил, как она красива. Мерлин, никто и никогда не говорил ей таких слов, какие он шептал ей на ухо после жарких ночей вдвоем! Меропа чувствовала, что она наконец-то кому-то нужна, кому-то дорога и кем-то очень любима.
Она варила зелье исправно каждый день, но про себя называла его всего лишь тонизирующим напитком, для здоровья. Ей хотелось верить, что Том любит ее безо всякого колдовства. С их скромной свадьбы прошло много времени, и с тех пор она не раз задумывалась о том, что их жизнь устоялась, а значит, теперь можно обойтись и без зелья, но перестать его давать ему она боялась. А потом и вовсе стала верить, что наливает ему в чай что-то совсем иное, никак не влияющее на его настоящие чувства к ней.
С марта ей стало казаться, что с ее телом происходит что-то не то. В мае она обнаружила, что у нее заметен живот. В середине лета она поняла, что это ни что иное, как беременность. Том был на работе, когда она пришла к этой мысли. Она несколько часов рассматривала свою новую фигуру в зеркале и плакала от счастья. Если будет мальчик, он обязательно должен стать маленькой копией отца — у нее будут два Тома, два прекрасных темноглазых ангела. Она окружит их такой заботой, какую не испытывала никогда ранее. Она будет жить только для них, чего бы ей это ни стоило. Они со всем справятся.
Когда она сказала эту новость Тому, пришедшему с работы, он удивился и ответил очень вяло. Тогда Меропа усадила его за стол и, прежде чем накормить ужином из утки и риса, дала ему тонизирующий напиток и повторила новость. Теперь он расширил глаза от радостного удивления и стал тараторить просьбы простить ему его рассеянность, ссылаясь на усталость. Он опустился перед ней на колени и припал щекой к округлому животу. Он медленно гладил его по кругу, а Меропа стояла, откинув голову назад, и проживала сполна этот счастливый момент. Да, говорила она себе, он всего лишь устал.
С тех пор Том, приходя с работы, вспоминал о будущем ребенке и сразу же, хоть и несколько отрешенно, справлялся о ее состоянии. Все чаще эти вопросы становились более бодрыми, как будто то, что он станет отцом, записалось в его сознание и стало его неотъемлемой частью. Ну конечно, отцы любят свою плоть и кровь, особенно если это их сыновья. Взять в пример того же Морфина и ее отца. Меропа была уверена: когда родится сын, ей не нужны будут никакие тонизирующие напитки, чтобы Том был рядом с ней и любил ее. Она станет матерью его ребенка, она обязательно будет ему дорога.
Был Хэллоуин, когда судьба ее будущего дитя определилась и определилась самым худшим образом. Том пришел с работы, как обычно, слегка отрешенным, не вполне понимающим, почему он возвращается именно сюда, именно к ней. Но Меропа стойко приняла его блуждающий взгляд, убеждая себя, что это лишь побочное действие, что, когда зелье прекратит свое действие и Том все осознает, он вернет своим темным глазам прежнюю нежность, с какой он обращал к ней взгляд.
Но вот они поужинали и сели на диване возле радио, маггловского ящика с песнями и рассказами, который Меропа слушала только вместе с Томом. Она поглядывала на любимого, чье красивое лицо все сильнее омрачалось какой-то мыслью, засевшей в него с самого прихода домой. Меропе хотелось плакать от страха, но зелье не было готово, она специально не стала варить его сегодня, чтобы не искушать свою слабую душу.
— Милый, все хорошо? — обратилась она к нему и взяла за руку. — Наш ребеночек толкается, хочешь потрогать?
Том посмотрел на нее, по инерции проводя рукой по ее животу, но в его движениях больше не было осознанности. Секунда, вторая — и взгляд его темных глаз окончательно прояснился. В последствии Меропа хотела стереть из памяти этот страшный миг, но сейчас она была в нем, и все внутренности разом ухнули куда-то в бездонную пропасть, где не было ни жизни, ни света, ни радости.
— Что?.. — начал было Том, словно не зная, как выразить то, что только что до него дошло. Он еще держал руку на ее большом животе, а она отчаянно вцеплялась в нее и не желала отпускать, когда он попытался отстраниться. Он с усилием вырвал свою ладонь и резко поднялся на ноги, отходя от нее прочь. — Что за чертовщина?
— Что такое, любимый? Что тебя беспокоит? — нервно сглотнув огромный ком, перекрывший дыхание, проворковала Меропа.
— Как я?.. — у него не хватало слов. Он медленно схватился за голову, словно до него доходило страшное понимание своего положения, которое он с трудом мог уложить в сознании. — Чай… Это все чай, да? Не мог же я так… О, милостивый господь, что же ты натворила?!