— А нас и внутрь пустят? — спросил Пхичит. Его темные глаза загорелись азартом и любопытством. Юра уже несколько лет гадал, почему он не пошел в журналисты — из него получился бы первоклассный корреспондент.
Юри, шедший рядом, остановился и сдул со лба челку, бросив взгляд наверх.
— Конечно, пустят.
— Что, вспоминаешь славные деньки в Хасецу, когда я гонял тебя по лестнице вверх и вниз? — хмыкнул Виктор.
— Да уж, святые воспоминания.
— Зато тебе это пошло на пользу.
— Виктор, это тебе скорее пошло на пользу — только глянь, каким у нас стал мистер Кацуки, — ехидно заметил Крис.
Юри обернулся и гневно сверкнул глазами на Криса. Очков на нем сегодня Юра не видел с самого утра — Виктору периодически удавалось уговорить его нацепить линзы.
— Крис, ты… — начал Виктор, когда его вдруг прервал тоненький вскрик сзади.
— Виктор Никифоров!
Витя сначала долго смотрел на Криса, которому хотел было что-то сказать, потом на мгновение прикрыл глаза, выдохнул, растянул губы в елейной улыбке и повернулся.
К ним неслась толпа девушек азиатской наружности. Юра не стал сразу давать им статус японок, так как даже эта пара дней в Японии научила, что не все темноволосые, кареглазые и… и вот такие вот люди являются японцами. Более того, в Химэдзи им пока встречалось больше китайцев и корейцев, чем коренных жителей. И вообще, Отабек вон тоже азиат, но его Юра бы никогда не перепутал ни с кем другим.
— Кацуки Юри!
— Плисецкий! — задумавшись про расовые принадлежности, Юра совершенно забыл свое главное правило — если на улице узнали Никифорова, нужно тут же мимикрировать под окружающую действительность, потому что за этим всегда неминуемо следует “Ой, Юрочка”. Точно японки, решил Юра, услышав классический “токийский” вариант своей фамилии — “Пурисецки”. Виктора вот они как-то получше произнесли.
В проходе между стеной замка и самой крепостью было довольно просторно, но не когда вдруг оказываешься в кольце людей, которое все ширится и ширится, а еще выкрикивает что-то на разных языках. Разумеется, признали и Криса, и Пхичита, и Милу с Гошей, и Отабека, к руке которого тут же приклеилась какая-то совсем низенькая девушка с короткими высветленными волосами. Бабичеву назвали Людмилой, из-за чего ее улыбка на мгновение стала напоминать оскал. Юра, на автомате кивая какому-то молодому человеку на заверения в вечной признательности и “я ваш большой поклонник”, позлорадствовал про себя — Мила ненавидела свое полное имя.
— Можно с вами со всеми сфотографироваться? — услышал Юра тот же голос, что сдал их до этого с потрохами. Все Виктор виноват со своими волосами, по которым его только слепой не узнает. Покрасить его, что ли? Или хотя бы парик нацепить. Удивительно, что подобной сцены не произошло еще вчера.
— Ну что, хорошая попытка на время забыть, что мы все спортсмены, — по-русски прокомментировал Юра, поймав на мгновение взгляд Вити и вставая со всеми в плотную кучку, чтобы уместиться в кадр.
— Простите, — кто-то коснулся его предплечья, и Юру продрало по позвоночнику сверху вниз — тяжело жить на свете тем, кто не переносит случайных физических контактов.
Юра повернул голову и встретил умоляющий взгляд совсем юной девушки, которая была намного ниже него и сжимала в руках свой телефон так сильно, что, казалось, он сейчас просто треснет и сложится пополам.
— Да? — Юра нацепил на лицо улыбку. Он же всегда любил своих Ангелов, пусть они порой и сводили его с ума, просто сегодня он только-только начал забываться и отвлекаться от этого всего.
— А можно… — девушка судорожно подбирала английские слова, — можно фото с вами и Алтыном-саном?
Юра не знал, какая реакция была первой: желание разразиться смехом из-за этого “Алтын-сан” или потребность провалиться под землю. Об их с Отабеком дружбе преданные фанаты, конечно же, знали, но вот об остальном… Ты перестал быть человеку кем-то большим, чем друг, но для всех остальных вы же по-прежнему не разлей вода. Кто снимал с Юры перчатку зубами на гала? Кто обнимал его у всех на глазах, грозя раздавить ребра, когда он выиграл два года спустя чемпионат мира? С кем он выкладывал целую серию селфи с питерских крыш? Даже если очень постараться это забыть, вытащить из себя, отбросить в сторону, они-то не забудут. Все они, кто следит за твоей карьерой, за каждым шагом и взглядом. И для них даже то, что уже умерло в тебе, продолжает жить.
— Конечно, — Юра заставил себя кивнуть и прошел вслед за девушкой поближе к Отабеку. После череды общих фотографий с выросшей человек до пятнадцати толпой (в Японии правда так сильно любят фигурное катание?) обещание пришлось сдержать.
— Можно вас вдвоем? — не унималась девочка, и Юра удержался от фэйспалма — да восславит мир английский язык.
Улыбающийся Отабек отошел чуть в сторону от активно что-то обсуждавшей на жуткой смеси языков толпы во главе с бедным Юри, который работал для некоторых переводчиком, и махнул Юре рукой.
— Вот тут, вот тут! — заголосила японка. — Замок видно! — она чуть присела и повернула телефон горизонтально, слегка наклоняя его на себя, чтобы взять кадр повыше. — Мы так рады, что вы в Японии!
— И мы рады, — вежливо ответил Отабек, косясь на Юру.
Теплая и такая знакомая рука легла на плечи, пальцы мягко коснулись кожи там, где заканчивался короткий рукав футболки. Юра невольно вспомнил, что, когда они с Отабеком познакомились, тот был немного его выше. Сейчас они были одного роста — даже порой казалось, что Юра стал чуть повыше, буквально на пару сантиметров. Сбоку, где они соприкасались телами, растекалось тепло, от которого становилось еще жарче. Юра сдул со лба длинную челку, напоминая себе, что на таких фотках нельзя делать “лицо-кирпич”, как говорила Лилия. “Плисецкий, у тебя ни одной приличной фотографии с фанатами нет — все время такой вид, будто тебе только что сказали, что Деда Мороза нет!” — ворчала она.
Юра очнулся от размышлений, когда Отабек чуть крепче прижал его к себе, и все же улыбнулся в камеру, показав рукой, не притиснутой к чужому боку, козу. Девушка засмеялась и ответила поднятым вверх большим пальцем. Хотелось… хотелось просто так и стоять, пока остальные не закончат общение с фанатами или пока небо, наконец, не свалится вниз под тяжестью всей этой воды внутри облаков. А еще лучше — просто повернуть и чуть наклонить голову, чтобы уткнуться в так приятно и до кома в горле знакомо пахнувшую шею, которая сейчас казалась особенно смуглой на фоне легкой белой рубашки с короткими рукавами. И чтобы обняли так, как умел только Отабек — сгрести, как медведь, прижать к себе и держать так крепко, что слипались легкие. И на удивление это было нисколько не больно, а дышать, наоборот, становилось легче. Когда Юру вообще последний раз обнимали?
— Юр? Пойдем? — Отабек отпустил его, перед этим мягко погладив большим пальцем по плечу, будто успокаивая.
— Спасибо всем! Пойдем дальше осматривать ваши чудесные достопримечательности! — сияя, как начищенный таз, оповестил всех Виктор, вежливо раскланиваясь, из-за чего его забранные в хвост волосы красиво свешивались через плечо, вызывая вздохи девушек — их даже Юра со своего места слышал.
Кивнув довольной японке, прижимавшей к груди телефон с фотографиями, Юра пошел вместе со всеми дальше, чтобы, наконец, войти в храм. Часть толпы отправилась вниз — похоже, уже успели осмотреть все внутри, а часть двинулась следом.
— Что ж, это было неизбежно, — сказал по-русски Витя, и Мила с Гошей согласно закивали.
— А мне понравилось, — сказал Попович. — Я люблю общаться с фанатами.
— Да все любят, не в этом дело, — махнула рукой Мила, доставая из широкого бокового кармана свободного сарафана сложенный веер. — Так, снова настраиваемся на самураев.
— Или Тома Круза, — съязвил Юра.
— Самураев! — отрезала Мила, раскрывая веер одним движением, словно стряхивала градусник.
— Храм, между прочим, аж XIV века, — сказал Виктор, заходя внутрь вместе со всеми.
В нос ударил приятный запах дерева. Примерно так же пахло на даче в старой деревянной беседке, где Юра любил прятаться, играя с дедушкой. И где они потом пили чай, если была дождливая погода. По крыше мягко и глухо барабанили капли, а Юра взахлеб делился с дедом новостями и мечтами. Давно они вот так не разговаривали. Юра подумал, что нужно будет ближе к вечеру ему позвонить.
Внутри было совершенно пусто: только деревянные полы с выступающими рейками кое-где, через которые легко было споткнуться, если не смотреть под ноги, тусклый свет, проникавший через узкие и длинные, как росчерки кистью, окна, и почти вертикальные лестницы, уводившие на следующий ярус.
Вот так, снова кругами, поднимаясь выше и выше, они оказались почти на самом последнем этаже Храма. Народу было достаточно много, так что перед последним подъемом их остановил приятного вида пожилой японец в форме и попросил подождать, пока спустится предыдущая группа.
— Перекрытия могут не выдержать, поэтому пускают строго определенное число посетителей, — объяснил Юри, тыкая пальцем вверх.
Юра огляделся. В Храме было так приятно и как-то… гулко? Несмотря на наводнивших его людей, вполне современно одетых и говоривших на разных языках, он будто укрывал от внешнего мира своим густым пряным запахом дерева, тусклым полумраком и пустотой, которая не казалась лишней или неуместной.
Их, наконец, пустили на последний ярус.
— Берегите голову, низко! — по-английски сказал заботливый сотрудник, остановивший их до этого.
Лестница ныряла под небольшое отверстие в потолке, об края которого можно было реально снести голову.
Юре показалось, что он достаточно согнулся, поднимаясь вверх, но на макушку легла ладонь.
— Осторожно, — сказал голос Отабека. Юра его не видел, так как развернуться на узкой лестнице не было никакой возможности.
Рука скользнула по волосам и исчезла.
Юра подумал, что, если перекрытия и провалятся, то по его вине и прямо сразу в ад. И он станет причиной, по которой один из пунктов наследия ЮНЕСКО сложится в белую деревянную гармошку.
Почему так?
Почему?
Почему?..
*
— Так вы, ребята, все фигуристы? Все-все? Вот это да! Надо было мне больше смотреть спортивные каналы! — усмехнулся их тайский администратор, потягивая пиво.
Они вернулись в рёкан под вечер, когда в Киото снова будто бы выключили свет — вот только было светло, и вдруг все вокруг будто накрыло темным куполом. Вечера как такового не было — сразу наступала темная, синяя-синяя, как иолит, ночь.
Они успели обойти территорию Замка Химэдзи, погулять по прилегавшему к нему парку Коко-ен, где Юра чуть не упал в пруд, пытаясь потыкать пальцем в разноцветного японского карпа, и попасть по дороге домой под настоящий тропический ливень. Вода заливалась в глаза и рот, даже если они были закрыты, зонты не спасали совершенно — лило, казалось, даже снизу, если такое вообще возможно.
День выдался насыщенным, и Юра, сходив в душ, хотел было вытянуться на кровати в комнате и не вставать как минимум до утра, как внутрь ворвался Пхичит, в котором в принципе не иссякал запас энергии.
— Пойдем скорее! Там внизу американцы собирают всех на бесплатное сакэ! Давай, ноги в руки и спускайся!
— Кто? Что? Американцы? — Юра оторвал лицо от подушки, но Пхичита уже и след простыл.
Юра, когда проходил через общий зал к лестнице, видел какую-то веселую компанию за столом, на котором стояла гигантских размеров бутылка литра на три, но как-то не придал этому значения — отдыхают люди и ладно. Так это были американцы?
Он сел на кровати и потер лицо ладонями. Волосы были мокрые даже после фена — от влажности не спасало ничего, все будто пропиталось ливнем насквозь. В комнате никого не было — похоже, все и правда остались внизу.
Несколькими минутами позднее они уже все сидели, плотно притиснувшись друг к другу, чтобы всем хватило места, на диванах на первом этаже. Возмутителями спокойствия и правда оказались двое американцев: Джеймс и Дэнни. У Джеймса было очень румяное лицо, блестящие, близко посаженные темные глаза и скрупулезно уложенные волосы. Когда он что-то говорил, он очень активно размахивал руками, то и дело задевая сидевшего рядом друга. Дэнни же был поспокойнее и все время пытался разговаривать о политике. Он весь был какой-то светлый от волос на голове до ресниц и кожи.
Удалось даже уговорить присоединиться к ним администратора, которого, как оказалось, звали Опп. Юра долго прокручивал в голове это имя — зачем тайские люди так называли своих детей? Опп долго косился на камеры видеонаблюдения в двух углах, потом махнул рукой, достал из холодильника пиво и, выкатив откуда-то квадратный кожаный пуфик, плюхнулся на него рядом с Юрой, который сидел ближе всех к краю дивана.
— Да, мы все фигуристы, — закивал Виктор, опрокинув в себя сакэ из чайной чашки — ему не хватило ни бокала, ни рюмки. Его волосы тоже были слегка мокрыми у корней и при этом подсыхали и пушились на концах, делая его очень забавным и каким-то домашним. На нем была его любимая темно-зеленая юката, которую он таскал в обычные дни в Хасецу. — Решили немного отдохнуть и покататься по Японии.
— Круто! Я в детстве любил смотреть фигурное катание! — сказал Джеймс, разговаривая, кажется, исключительно с Крисом. — Жаль, очень жаль, что я этого не делал все время, тогда знал бы вас, ребята! Очень интересно увидеть, как вы катаетесь.
— А мы тоже путешествуем! Мы только сегодня приехали из Хиросимы, там просто волшебно! — добавил Дэнни, открывая банку пива.
— А я вообще уволилась с работы! Так что я даже не знаю, когда вернусь и вернусь ли вообще! — сказала Канти — девушка из Индии, которая также остановилась в рёкане на пару ночей. Юра был в шоке, узнав, что ей уже сорок — она выглядела, как ровесница Милы.
— А вы все пятеро из России, да? — Джеймс, оторвав взгляд от Криса, указал сначала на Витю, который сидел с ним на одном диване, потом на Юру, Милу, Гошу и Отабека.
— Почти. Я из Казахстана, — сказал Отабек.
— Ого! У нас тут и Таиланд, и Америка, и Индия, и Казахстан даже! Россия, Япония! И даже Швейцария, — Джеймс похлопал в ладоши и подмигнул Крису.
В голову Юры стали закрадываться сомнения. Крис при этом вел себя, как ни в чем не бывало, будто не замечал, какие на него ложились взгляды — любой бы почувствовал.
— Обязательно съездите в Хиросиму, там обалденно! И эти врата в воде, потрясающее зрелище! — сказал Дэнни.
— У нас ее пока нет в маршруте, но, если все захотят, можно будет доехать, — сказал Юри, бросая многозначительные взгляды на Виктора, который пытался забросить ему руку на плечо.
— Да, можем съездить, мы же свободные туристы, куда хотим, туда и едем, — отозвалась Мила.
Через полчаса на столе возник глобус, который притащили со стойки администратора. Глобус был старый и светло-желтый, и его замучили, тыкая то в одну, то в другую часть света и выкручивая через каждые пять минут.
— Вот все иностранцы едут в Питер, почему не в Поволжье, там же красота просто! Волга, чувак, Волга, ты что, не знаешь Волгу? — вещал Гоша, постукивая пальцем по глобусу, будто пытаясь пробить в нем дыру.
— Знаю-знаю Волгу, а вот в Петербурге… — пытался ответить Джеймс, но Гоша был непреклонен.
— В Поволжье тоже красиво! Там Казань! И Кремль там тоже есть.
Мила сидела, уткнувшись в телефон, и Юра краем глаза заметил, что она снова мучилась с вай-фаем.
— Дай сюда, — наконец, не выдержал он и забрал телефон из ее рук.
— Он не подключается!
— Опп, вы не меняли пароль на вай-фае? — спросил Юра тайца, примостившегося сбоку на пуфе и уложившего обе руки на подлокотник дивана.
— А, да, только сегодня сменили, прости, забыл вывесить, — хлопнул себя по лбу тот. — Давай вобью.
Получив доступ в Интернет, Мила тут же упорхнула наверх — звонить Стэнли. Юра проводил ее взглядом. На столе уже возникла бутылка текилы, которую из своих запасов щедро выделил Опп.