Keep Coming - fox in the forest 14 стр.


Но Октавия лишь улыбнулась лучшей капитолийской улыбочкой, и попросила представиться.

Наверное, именно эта просьба была самой ненавистной из всех, что поступали к нему. Эбернети готов поклясться, что следующий, кто осмелиться спросить его имя, получит в зубы.

Хеймитч посмотрел на часы. Половина седьмого. Он тяжело выдохнул, надеясь, что тишина, повисшая в палате не будет мешать Октавии. Ему ужасно хотелось спать.

Но девушка и не думала молчать. Она рассказывала ему о чём-то про Монархов. То, что услышала от Фликермана. Словно пыталась закрепить новую информацию. В отличии от всех остальных больных, она выглядела счастливой. Это было неправильно. Он зажмурился, пытаясь перебороть злость, но очередное упоминание о Фликермане и у него сносит крышу.

- Боже, Тави, пять минут! Ты можешь помолчать хотя бы пять минут?

Стало тихо. Капитолийка смотрела на него большими глазами, с легкой улыбкой на губах.

- Прости, я что-то на нервах весь, - еле заметно коснулся кончиками пальцев кармана с сигаретами.

- Я ничего не помню, но кажется, мы не очень дружили, - её смешок, и Эбернети как-то облегченно выдохнул.

- Тебя ничего не сможет изменить. Ты неисправима, Октавия.

- Нет, мистер Эбернети, это ты неисправимый мудак.

- Эй, мы знакомы минут десять, где твои манеры?

- Ты знаешь, видимо манеры стерлись вместе с памятью, - Октавия продолжала улыбаться, посматривая на дверь. Эбернети поступал так же.

- Ты если хочешь уйти, то иди, это ведь не ты привязан к койке, - Тави коснулась его руки. Он немного нахмурился, ощущая себя больным.

- Я могу позвать Фликермана, если хочешь…

- Не стоит, он сегодня не настроен разговаривать. Мне кажется, что он переживает даже больше, чем нужно. Как думаешь, он мой фанат? Или влюблен?

- Ты так говоришь, потому что не помнишь, кто он такой. А может мистер безупречность и правда пал жертвой твоих чар.

- А ты?

- Что? - переспросил Хеймитч, приподняв одну бровь в вопросительном жесте.

- Только не отрицай сразу, я сегодня туго соображаю и строить логические цепочки мне очень нелегко. Ты ведь тоже влюблен. В Эффи, да?

Нет. Бред какой-то.

- Она тоже забыла. Мне так сказали. И это тебя цепляет.

- Октавия, блин, как больная ты очень много болтаешь! - зашипел мужчина, стараясь сразу же выбросить слова стилистки из головы.

- Эбернети, только что я слышала, как врачи обсуждали мёртвых капитолийцев. Они говорили, что больные из “мёртвого сознания”, которым повезло очнуться, совершают суициды. Я не думаю, что пойду на такое, а вот за Эффи мне действительно страшно. Она выглядит странно. Может это из-за меня, но… Хеймитч, почему ты сейчас не с ней?

- Потому что с ней Фликерман, - подумал он, но ответил, что-то в роде “не знаю”.

- Просто иди к ней.

- Чёрт, ты точно только что с комы вышла?

Октавия швырнула в него апельсин, но Хеймитч ловко увернулся, спрятавшись за дверью.

- Ты все та чокнутая стилистка, которую я помню, - бросил Эбернети вместо прощания.

- А ты всё тот же мудила, Эбернети, - шепнула Октавия, как только дверь закрылась. По ее щеке покатилась слеза, - которого я не помню.

***

Её руки сложены на груди, и она прижимает их к телу до боли, сжимая кулаки на локтях. Ей хочется кричать. Эффи искренне верит, что если усилить хватку, то желание испарится. И она сжимает локти сильнее. Тринкет готова рухнуть на колени и согнуться пополам, поэтому слегка выгибает спину назад, надеясь, что это пройдет. Но оно не проходит. Она до боли в ключице хочет кричать. Так долго и громко, чтобы вместе с воздухом вышла душа.

Это был не первый капитолиец, покончивший с собой, и алое пятно крови, расплывающееся на одежде. Она не боялась мёртвых и ей никогда не приходилось задаваться вопросом отчего так происходит. Но именно сегодня девушка прекрасно осознавала зачем он спрыгнул, она боялась этого мёртвого, и он стал первым, чья смерть вселяла в неё поистине ужас.

Он просто не смог смириться. А если Тави тоже не выдержит? Что если ты не сможешь, Тринкет?

Она медленно считает до десяти. Кажется, ей это помогает.

Эбернети находит её внизу, в обители Логана, через четыре с половиной часа после их с Фликерманом визита в больницу.

Наручные часы показывают половину десятого.

Он усмехается, останавливаясь сразу около закрывшейся за спиной двери и склоняет голову набок, глядя на единственную фигуру в душной полутьме лаборатории.

Он практически слышит, как закипает крик внутри неё.

Эффи резко отводит взгляд от окна и разворачивается, а Хеймитч останавливается, не доходя до неё нескольких шагов.

Глаза девушки воспалены, на светлых щеках тени - он не может понять, то ли это размазалась тушь, то ли она настолько извела себя, что совершенно лишилась сна. Они смотрят друг на друга несколько долгих секунд,

- Что ты здесь делаешь? - хрипловатый голос вызывает у неё лёгкие вибрации где-то на уровне груди.

Она оборачивается и приподнимает брови, молча возвращая ему его же вопрос.

- Пойдём, уже поздно, - отвечает Эбернети.

Хеймитч взял её за руку и вывел на улицу. Нет, он не переплёл свои пальцы с её, и не держал бережно её хрупкую ладонь. Он почти грубо впился в её запястье. Может потому, что сомневался, что она не последует за ним, может потому, что думал, что сможет удержать её в этой реальности, если покрепче схватиться. Он не смотрел на неё, она смотрела по сторонам.

В стекле витрины странного магазина Эффи замечает отражение незнакомого женского лица, размытое отблесками неоновых вывесок, уличных фонарей и светом фар, проезжающих мимо машин.

Да, это ты. Это твоё лицо, глупая.

Она отворачивается, удивляясь, что могла забыть, как выглядят её волосы, лоб, нос. Какого цвета у неё глаза. Чёрт. Она не может вспомнить цвет глаз.

- Эбернети, - дергает за рукав она, заставляя Хеймитча обернуться. - Какого цвета мои глаза?

Он посмотрел на неё, но ничего не ответил. Проходя мимо неоновой вывески, светящейся бирюзово-фиолетовым светом, который подчеркивал выразительность её лица, Хеймитч не мог избавится от ощущения, что вопрос она так и не озвучила. Он просто додумал его. Шумно выдохнув прохладный воздух, мужчина заметно ускорил шаг, а через несколько минут нырнул в нужных подъезд, волоча за собой Тринкет.

Стеклянный лифт медленно поднимал их над городом. Ночное небо было затянуто тучами, а в воздухе копилась влага, и вот-вот должен был начаться дождь. Эбернети ужасно устал от дождя, от свинцовых туч и мрачного Панема. Он хотел вернуться домой. Неужели так сложно купить билет и сесть в поезд?

- Сложно. Чертовски сложно! – подумал он, бросая тяжелый взгляд на Тринкет, которая изо всех сил старалась не расплакаться. Или не закричать.

Он снова коснулся пачки с сигаретами, но в этот раз вытащил её с кармана, заглядывая внутрь. Две. Две последних сигареты торчали из смятой упаковки. Эбернети заметил на себе изучающий взгляд.

“Ты будешь?”

“Нет.”

“Как хочешь.”

Хеймитч не знал, когда она научилась понимать его взгляды, когда это произошло впервые: на первых совместных Играх, во время революции или после того, как её сознание вдруг стало мёртвым. Эбернети осознал, что им совсем не обязательно сотрясать воздух нелепыми словами. Он понимал её, а она его. Шокирующая правда.

Они поднимались всё выше и выше, и Эффи чувствовала, что ещё несколько метров и можно будет выйти в космосе. Смотреть на Эбернети не получалось. Он раздражал своим спокойствием. Поэтому она отвернулась к стеклянной стенке лифта, чтобы как можно лучше осмотреть свой любимый город. Ей захотелось спросить Хеймитча, что он чувствует к Капитолию. Что-то в роде:

- Как я люблю свой муравейник. А тебе он нравится, Эбернети?

А он бы непременно ответил:

- О, да, солнышко. Пылко. По-моему, это самое прекрасное место во всем мире.

Как всегда, в своей манере. С грудой сарказма в каждой букве. В каждом звуке. С ужасной ухмылочкой на губах. Улыбнувшись, Тринкет дала себе обещание. Что обязательно спросит его, чтобы посмотреть, как он выплевывает из себя эти слова.

Лифт остановился еле заметным толчком, раскрывая дверцы и выпуская пассажиров на самом верхнем этаже. Не длинный пустой коридор вмещал в себе несколько окон в полный рост и засохший фикус, продвинутый в дальний угол. Эбернети открыл единственную дверь и прошествовал внутрь, оставляя Тринкет рассматривать полуживое растение. Осторожно поглаживая листья, сметая с них пыль, она думала о мёртвых капитолийцах. И о том, что возможно очень скоро она пополнит их ряды, если хотя бы ещё один день будет таким же сложным, как и сегодняшний. Досчитав до десяти, Тринкет всё же вошла в квартиру, следуя по уже проложенному маршруту.

Квартира Хеймитча Эбернети. Кто бы мог подумать.

Пройдя в просторный холл, Эффи инстинктивно начала разглядывать помещение, размышляя, что бы она поменяла здесь и как расставила мебель. В итоге пришла к тому, что настоящее расположение предметов идеальное. Не потому что Эбернети хорошо разбирался в дизайне, а потому, что он ничего в нём не менял.

- Это книги? Не знала, что ты умеешь читать… – она коснулась разом двух корешков стоящих рядом томиков.

- Воруешь мои шуточки, солнышко?

- Больше нет желания их сочинять.

В других обстоятельствах они бы обязательно стали делить кровать, подушки и спорить, и ссориться, и кричать. Но он грузно опустился на огромный диван и зевнул, в предвкушении нового дня, а она стояла в душе, ловя телом прохладные капли.

Думая о том, что Эбернети больше не вызывает в ней злость. Может только уверенность, что сегодня ночью она наконец-то выспится. И когда ей вдруг показалось, что всё решено, всё отлично, одна мысль, ворвавшаяся в её сознание, словно оглушающим выстрелом раздалась в каждом уголке её сознания:

Разве ты сможешь спать, зная, что произошло с тем парнем? Зная, что чувствует сейчас Тави? Или Цезарь…

Она закрывает себе рот ледяной ладонью и сильно жмурит глаза, давясь закипающим в горле огнём. Кричать нельзя. Она чувствовала, как её тело содрогалось мелкой дрожью. Слёзы были горячее чем мощные струи воды. Она плакала от непонятного, неприятно-дерущего чувства внутри. Будто бы гнусно, или противно, даже отвратно. Эффи невыносимо устала от того, во что медленно превращается её жизнь и жизнь всех, кого она успела узнать. Устала от того, с чем приходится тягаться ежедневно, а тянет она действительно слишком много.

Вода с кончиков пальцев медленно капала на пол. Её хрупкая ступня упёрлась в щиколотку другой ноги. Слишком холодно стоять на крупной плитке ванны Хеймитча.

Сейчас ты пойдёшь, и скажешь ему, чтобы он может спокойно съёбывать обратно в свой Дистрикт, если ты его так не устраиваешь. Чтобы он вдруг не пострадал. Снова. Из-за тебя, Тринкет.

Всего несколько минут, чтобы настроится и вот она уже идёт в холл в одном банном халате. Но увидев его таким впервые - расслабленным, она поджала губы и как можно тише подошла к дивану, присаживаясь около изголовья. Нет, не сейчас. Возможно утром она скажет ему.

Эффи неосознанно начала вглядываться в лицо Эбернети. Сейчас оно было спокойным. Не нахмуренным, как обычно, а… никаким. Создавалось впечатление, что на мужчине сейчас маска, будто он не испытывал никогда никаких эмоций кроме раздражения, гнева и возможно - грусти, а когда он спит, то остается абсолютно пустое выражение. Тринкет попыталась вспомнить, но не смогла найти ни одного момента, когда Хеймитч улыбался. За исключением злобной или раздраженной ухмылки, которая напоминала больше оскал.

Коснулась пальцами его светлых волос, оставляя в месте прикосновения всю нежность, на которую сейчас была способна. Эффи почти заставила себя вернуться в спальню, и уже утром, да, она точно знала, что утром, всё же скажет ему.

Утро не всегда начинается так, как мы того хотим. И новый день для Тринкет начался с маленького разочарования. Не лучшее начало дня, как принято замечать уже вечером, словно подбивая результаты. Но Тринкет подумала об этом сразу же, как только открыла глаза.

Девушка проснулась от хлопка закрывающейся двери. Знакомый хриплый голос бывшего ментора дал понять, что в доме они не одни, и Эффи слегка напряглась, почему-то думая о Логане. Вчера он дал ей порцию странных медикаментов, и ей казалось, что он пришел убедиться в том, что она не забыла их принять.

Так по-детски, так глупо, Тринкет.

Она осмотрела комнату. Тяжелые плотные шторы были задвинуты, поэтому в спальне царил полумрак. Кое-где мглу прорезали сочащиеся с улицы лучи осеннего солнца, в свете которых лениво плавали пылинки. Желание остаться просочилось в мысли, и Эффи слегка поежилась, её план послать Эбернети медленно ржавел изнутри. Ей срочно нужно было чем-то себя занять.

Вспоминая вчерашний вечер, она вспомнила об огромной библиотеке, что никак не сочеталось с образом Эбернети, конечно же. Осторожно проникая в холл, девушка осталась незамеченной, так как гость занял кухню. Эфи облегчённо выдохнула. Ей не хотелось никого видеть сегодня.

Сев на диван, где провёл отличную ночь бывший ментор, девушка принялась за чтение. Она всегда читала в кромешной тишине, но сейчас как бы она не старалась сосредоточиться на книге, строчки переплетались между собой, буквы путались и Эффи приходилось перечитывать один абзац несколько раз, чтобы уловить смысл.

Наверное, потому что с соседней комнаты доносились непонятные знакомые звуки. Прокручивая одну единственную фразу в голове, что подслушивать чужие разговоры очень некультурно, она попыталась вернуться в мир исторической драмы, но голоса становились все громче и громче, и наконец знакомый раздражающий смех заставил подскочить на месте. Тринкет не смогла бы не проверить, даже если бы была уверенна на сто процентов.

Дафна.

Взгляд Тринкет упал на приоткрытую дверь, и Эффи прикусила губу, лихорадочно соображая на тему, как заставить себя уйти в спальню. И у неё почти получилось уйти, но странный стон заставил развернуться всем телом и остановиться лишь у приоткрытой двери.

- Что ты делаешь, дура? – кричало сознание, но глаза упрямо цеплялись за улыбку Эбернети.

Дафна прижалась к нему всем телом, и, улыбаясь, что-то трещала на своём птичьем.

Эффи забывала, как дышать, когда он мягко касался ее кожи. Она не понимала, как можно сохранять спокойствие, когда он был так близко. Как Дафна могла спокойно улыбаться, когда у неё подкашивались коленки, а сердце дико стучало, сбивая дыхание. Ей нравилось, как он целовал ее. Нежно, но в то же время напористо. Из всех людей, с которыми целовалась Эффи, Эбернети один вызывал мурашки по коже простым, легким прикосновением его губ к ее. Она любила, как он тихо говорил ей что-то на ухо, чтобы те, кто были вокруг ничего не услышали. А с Дафной он говорил громко, рассыпал перед ней пошлости без стеснения.

Что он нашел в ней? Неужели теперь нас станет трое: я, он и его пассия. Боже… О чём я думаю…

Назад Дальше