Сакуру теперь уже ничего не сдерживало, и она орала во всю глотку что-то нечленораздельное, казалось, на совершенно другом языке. Итачи с предельным спокойствием терпел эту истерику и великодушно позволял себя бить даже ногами. Хотя такая вольность для обычных смертных означала немедленную казнь. Девушка как-то странно влияла на Учиху, заставляя его мириться с подобным неуважением.
Когда силы девушки заметно поубавилось, Итачи молча схватил кисти её рук и потянул легкую, словно перышко, барышню на себя. Сакура вырывалась и орала дуром. Казалось, вот-вот и она сорвет голос.
— Не надорвись от перенапряжения, — отметил Итачи, открыв дверцу машины и выскочив из неё, ухитрившись вытащить за собой и упирающуюся девицу.
Комментарий парня только подлил масла в огонь. Сакура попыталась высвободить свои кисти из мертвой хватки Учихи, но всё тщетно. В лесу было темно и страшно. Часы перевалили за полночь. Всё спало мирным размеренным сном, но только крикливая девушка решила внести что-то новое в ночной покой. Единственным источником света служили фары машины.
Сакура чувствовала босыми ногами грязь и слякоть. Видимо, недавно прошёл дождь.
— Отпусти! — вырывалась она. — Немедленно! Итачи, отпусти меня! Отпусти!
— Чего ты орешь-то? — с неким укором проговорил парень, поднимая её над землей, точно маленького ребенка. — Я тебя не насилую, не пытаю и не ругаюсь. Чего тебе надобно-то еще?
— Свободы, — сказала, как отрезала, девушка. — Вы оба уже порядком достали меня! Все мои проблемы только из-за вас!
— Твои слова мало что изменят, — спокойно парировал Итачи, закатив глаза. — Я считаю, что тебе безопаснее находится у нас, нежели разгуливать на твоей излюбленной свободе. К тому же, дурнушка, ты у меня в долгу. Если бы не я, то твои косточки были бы зарыты где-нибудь в лесу. Так возьми себя в руки и отработай свой должок. Я больше ничего у тебя не прошу.
— Это из-за Саске я оказалась в ту ночь в машине тех проклятых насильников! — плюнула Сакура.
— Мне плевать на то, что делает мой брат. Я помог тебе, теперь твоя очередь помогать мне.
— Тогда какого хрена мои вещи в вашем гребанном доме?! — вспылила снова девушка, срываясь на крик. — Отработать должок? Запросто! Но решать за меня, где я буду жить, и как это буду делать — не ваше дело!
Итачи с каким-то неподдельным любопытством смотрел на юную девушку и никак не мог надивиться этим свободолюбием и свободомыслием. Такие четкие приоритеты в столь раннем возрасте — нонсенс. Обыкновенно, такие, как она, до последнего не могут определиться, чего именно желает их душенька, никогда не упускают возможности пожить в богатстве и роскоши. А чего хочет эта? Свободы… Свобода, которая для Итачи была всего лишь непонятным словом.
Учиха опустил разъяренную барышню и с той же невозмутимостью наклонился к ней. Девушка ожидала всего — удара, насилия или грубые слова, но только не этого… Итачи из хладнокровной и бездушной греческой статуи превратился в мгновение ока в беззащитного ребенка, требующего тепла и ласки. В его стеклянных глазах появилась не свойственная ему мягкость, как и в ту последнюю их ночь…
Итачи обнял Сакуру, прижав ту к своей крепкой груди. Весь гнев, который мощными волнами вырывался из сердца девушки, вдруг исчез. Ей позволили увидеть слабость еще одного сильного человека. Притом в этом случае слабость обволакивала толстая корка льда, которую не растопить никакими силами. Харуно уткнулась в плечо Учихи и успокоилась. На душе стало легче. Кошки больше не скребли.
— Твой брат на волоске от смерти, а тебе хоть бы хны… — тихо промычала девушка. — Неужели ты его совсем не любишь? Неужели и правда относишься к нему, как к глупому ребенку?
Этот вопрос сбил Учиху с толку. Только что Харуно кричала одно, а теперь задает вопросы, никак не относящиеся к делу.
«Удивительная девушка», — подумалось ему.
Итачи отстранился и молча пошел к машине. Девушка, как ни странно, без слов направилась за ним. Добровольно. Её уже никто не принуждал…
***
Сакура стояла перед зеркалом и разглядывала своё нескладное тело. Кое-где царапины и гематомы от пережитой аварии, но ничего серьезного. И вправду: словно в рубашке родилась…
Она понятия не имела, как очутилась в этом доме. В той же комнате, где и в прошлый раз. Одна, наедине со своими мыслями и чувствами. Харуно казалось всё это какой-то злой шуткой. Вселенная словно насмехалась над ней, издевалась и подбрасывала всё новые несуразные задания, которые были заведомо невыполнимыми. Пережить всё это? Немыслимо! Только вдумайся в ситуацию, и голова пойдет кругом!
Сначала её целует в кафешке какой-то больной придурок, а спустя месяц Сакура стоит нагишом перед зеркалом в его доме и ждет стилистов, которые должны сделать из серой мышки королеву на один вечер. Притом при всем, что в этом посодействовал уже не тот самый «больной придурок», а его старший брат… Это ничто иное, как насмешки судьбы…
Могла бы она когда-нибудь подумать, что вляпается в такое дерьмо? Да никогда! Что в детдоме, что в школе, что в университете — она была последним человеком, с которым могло случиться что-то из ряда вон выходящее. А тут вдруг такие страсти… А ведь скоро сессия, сдача экзаменов, учеба, да и работу со счетов списывать не стоит… Но теперь всё это, видимо, не имеет значения, ведь, наплевав на всех и вся, Харуно ждет стилистов, чтобы те помогли ей преобразиться.
«Да что же я за недоразумение такое?», — невольно подумалось Сакуре. Она сжала кулачки так сильно, что костяшки побелели. А затем её мысли вдруг кардинально изменили направление. Теперь они стали хаотичными и совершенно друг с другом не связанные. Кавардак в голове!
«Надо бы волосы подкрасить…» — подумала девушка, разглядывая себя в зеркале.
А вот что касается волос… Да черт её один знал, почему именно розовый. Натуральный цвет — нежно-карамельный с оттенком рыжеватого. Очень странное сочетание. Покрасив свои волосы в безобразный ярко-розовый цвет, что Харуно хотела этим сказать? О, нет… Это не привлечение внимания! Это всего лишь способ выражения, показатель её независимости. Этим цветом Сакура словно бы отгородилась от суеты повседневности и жестокой природы человека.
Может быть, в каких-то случаях она и спаслась, но вот до конца отгородиться от внешнего мира не смогла. Девушка обладала мощным недостатком, который был бомбой замедленного действия, и это было способно подорвать хрупкое душевное равновесие. Проблема заключалась в том, что Сакура не воспринимала реальность такой, какая она была на самом деле. Утверждала, что мир — это сплошная череда грязи и помоев, состоящий из таких вот, как Учихи и те насильники, но сама же никогда в это не верила. Скрытая наивность. Что может быть хуже, чем когда любое насилие на глазах девушки становилось потрясением и нервным срывом? Казалось, она была сильной и независимой, со стальными нервами и терпением, трудолюбием и мозгами, но такая хрупкая душа…
«Она слабая, — думал Итачи, медленно шагая по коридору своего дома. — Такая слабая…»
Стилисты должны были прибыть с минуту на минуту, но Итачи хотелось навестить девушку прямо сейчас. Всегда уравновешенный и спокойный, он больше всего на свете желал увидеть свою дурнушку.
Добравшись до нужной двери, Итачи застыл, превратившись в каменную статую греческого божества. Только на современный лад — в черном костюме от Dolce Gabbana и дорогим парфюмом. Брюнет провел рукой по непослушным волосам, затем вздохнул тяжело, будто готовился к этой встрече всю свою жизнь, и медленно повернул дверную ручку. Перед молодым парнем предстала хрупкая девичья фигурка во всей своей красе. От его внимательных черных глаз не ускользнули эти «боевые» шрамы на нагом теле. Итачи осмотрел её с ног до головы и только затем прикрыл за собою дверь.
Учиха-старший запустил руки в карманы брюк и шаг за шагом принялся сокращать расстояние между ними. Девушка казалась ему хрустальной. Он смотрел не на её тело, а в её душу, как смотрит читатель в книгу. В глазах Итачи не было похоти и жадности. Конечно, будучи мужчиной, вожделение белой дымкой все же застилало ему глаза, но не более чем на начальном этапе.
Сама же Сакура не была глупой: видела и прекрасно понимала, какой она предстала перед брюнетом. Однако ни одной смущенной мысли не проскользнуло в её голове, ничто не заставило прикрыть стыдливую наготу. Её душа была обнажена в этот краткий миг, ведь ей надоело закрываться каждый раз, когда кто-то пытается заглянуть в самые потаенные уголки её хрупкого мирка. К тому же, зачем прикрывать своё тело, когда Итачи уже видел всё? Сакура почувствовала к нему стальное доверие: не мог такой, как он, убить такую, как она, на пустом месте. Это было очевидно.
Брюнет подошёл к ней вплотную и посмотрел на неё в отражение зеркала. Она выглядела смертельно уставшей. Черные круги под глазами и тлеющий зеленый огонек в глазах. Улыбка не играет на лице, волосы спутанные и неуложенные. Сутулится, голову понурила, зажалась вся — всё равно стесняется.
Итачи был выше её, и рост девушки едва достигал сильного мужского плеча. А какой контраст наблюдался! Мужчина необъяснимой красоты, уверенный в себе, умный, богатый и с чувством собственного достоинства, а на фоне него — загнанная в угол серая мышь с безобразными розовыми волосами… Что за ирония?
— Ты так красива… — прошептал Итачи, проводя кончиками пальцев по нежному женскому плечу. — Дурнушка…
Сакура горько усмехнулась.
— И ты туда же… Сначала Саске, теперь ты… Дурнушка! Фи…
Итачи обворожительно улыбнулся и опустил руки на плечи, слегка массируя их. Она еще не знала, что несло в себе это безобидное словечко…
— Это глупое прозвище тебе дал я, — спокойно прошептал брюнет, приблизившись еще ближе.
— Ты? — удивилась Сакура. — Зачем?..
Учиха коснулся щекой её головы, зарылся носом в волосы и часто задышал, жадно вбирая в легкие пьянящий аромат. Он слегка сжимал её хрупкие плечи и с тем же боялся, что сломает их. А ведь его прикосновения были так нежны, что девушка невольно прикрыла глаза в блаженстве.
Итачи склонился к уху и прошептал своим бархатным гипнотизирующим голосом:
— Потому что для каждого Учихи существует своя дурнушка…
Сакура глубоко вздохнула, потому что кислорода ей катастрофически не хватало. Её легкие горели, как и участки кожи, к которым прикасались немного грубоватые мужские руки. Что она делала? О чем думала, когда запрокинула голову, положив её на плечо Итачи и открыв ему свою шею?
А что делал он? О чем думал, когда пришёл к дурнушке? Неужели Учиха и правда рассчитывал на свою сдержанность? Возле неё-то? Наедине-то? Она сводила его с ума. Заставляла сердце гонять кровь по венам в сотни раз быстрее. Умело манипулировала его чувствами, вызванными ею. Руки его медленно поползли от плеч к кистям тоненьких белых рук, а затем их пальцы переплелись. Итачи только слегка коснулся губами её шеи, а на глазах девушки навернулись горькие слезы. Они быстро скатились по её щекам, оставляя влажные дорожки.
— Ты так красива… — шептал он. — Выпрямись. — Она расправила плечи. — Выше голову. — Она подняла подбородок. — Посмотри на себя. — Она взглянула на девушку, стоящую перед ней. — Окунись в свои глаза. — Она увидела зеленый огонек. — Как можно не любить такую, как ты?
— Я ужасна… — с прискорбием прошептала Сакура.
— Разве?
— Ты сам так сказал…
— Я сказал, что у каждого Учихи своя дурнушка.
— И что это значит?
— Это значит, что у меня есть ты.
Сакура видела, как Итачи смотрел на неё. Бывает взгляд, полный похоти, когда он устремлен на тело. А бывает взгляд желания, когда он устремлен в душу. Учиха смотрел на неё всеми этими взглядами и хотел её любую. Хотел без остатка.
Внезапно Итачи отстранился. Не резко, а вдруг. Он грациозно вытащил из внутреннего кармана пиджака маленькую коробочку и протянул её Сакуре. Та с неподдельным удивлением покосилась на маленький подарок, который она не приняла в прошлый раз, в свой День Рождения. Харуно покачала головой, мол, я не принимаю подарков, однако Учиха мигом вытащил из маленькой коробочки небольшую цепочку с медальоном. Он был округлой формы с четырьмя камнями: золотым сверху, синий и зеленый по бокам, а в середине получившегося треугольника — переливающийся всеми цветами радуги.
Итачи молча надел медальон на тонкую шею девушки и ловко застегнул застежку. Это украшение безусловно шло Сакуре. Оно вносило во внешнюю простоту девушки некоторый странный умысел, загадку, головоломку. Это нравилось им обоим.
— Сколько оно стоит? — тихо поинтересовалась Сакура, покрутив в пальцах медальон.
— Безделушка, — равнодушно бросил Итачи. — Камни не настоящие. Жалкая подделка. Я знал, что ты не примешь дорогой подарок.
Девушка была довольна таким ответом. Она вздохнула с облегчением и только вымолвила:
— Красиво…
В это самое мгновение дверь в комнату распахнулась, и пустое пространство заполнила группа стилистов, весело беседующая между собой. Заметив Итачи Учиху собственной персоной, беззаботные профессионалы замерли.
— Работайте, — сухо буркнул Учиха-старший и летящей походкой покинул комнату.
Стилисты еще долгое время стояли столбами посредине комнаты, разинув рот. Им было невдомёк все эти странности Учих, но это было что-то за гранью возможного. Им казались абсурдными те обстоятельства, из-за которых Итачи оказался в комнате с обнаженной девушкой, причем не самых лучших форм и размеров. Что заставило его прийти к ней? Что за важные дела побудили этого жестокого бездушного человека явиться к этой простушке? Ведь его никогда толком никто не видел. Он всегда посылает своих шестерок выполнять грязную работенку. На памяти стилистов Учиха не раз приглашал «левых» девиц на подобные званые вечера, лишь потому, что так было принято. Брюнет не питал к ним никаких чувств. Абсолютно. Порой даже не желая видеть их вплоть до самой последней секунды. И хоть все они и были на подбор, моделями с мировым именем, Итачи почти ни с кем из них не ложился в кровать. Для него вообще секс был лишь потребностью и не более.
А тут вдруг пригласил девушку, ничем не отличающейся от простой деревенской жительницы, в свой собственный дом (!) да еще и навестил её до кучи. Что за аномалия?! Что за дурдом?! Стилисты не переставали обсуждать это ни на секунду, не стесняясь даже присутствия бедной Сакуры. Правда, она их не слушала, погруженная в свои безобидные мысли.
Девушку терзали по полной программе. Процедуры для тела и волос, эпиляция, маникюр, педикюр, макияж. На это добросовестные стилисты потратили почти шесть часов. Было сложно замаскировать все ссадины и синяки, да и вообще превратить серую мышку в настоящую королеву было непросто. Однако на этом испытания не закончились. Девушка была на грани своих возможностей, но не жаловалась, мужественно и стойко преодолевая весь этот дискомфорт и трудности.
— Настоящий боец, — удовлетворенно отзывалась одна очень милая девушка с черными волосами, отмечая про себя, что дурнушке навряд ли когда-нибудь до этого приходилось проворачивать такие «операции» со своим телом.
На очереди был выбор одежды, и с этим испытанием Сакура справилась, пусть и не без труда. После пятичасовой работы, включающей в себя больше сотни платьев, туфель и других деталей, стилистам всё же удалось найти ту единственную вещь, которая была сшита, как будто специально для Харуно. Трудности заявили о себе в самом начале. Во-первых, макияж уже был сделан, а во-вторых, медальон Итачи-сама собственной персоной строго-настрого запретил снимать. Жизни бедной команде стилистов эти мелкие неприятности не облегчили, и медальон они под конец называли геморроем в заднице.
В конечном итоге выбранное платье было бежевого цвета и со стороны выглядело простовато. Однако на Сакуре оно сидело, как влитое. Ничего лишнего, всё просто и со вкусом. Поверх бежевого шифона была сшита легкая прозрачная ткань с черными незатейливыми узорами. Не слишком пошлое, не слишком скромное. Как раз то, что нужно. Платье подчеркивало достоинства и скрывало недостатки.
— Идеально, — высоким сопрано пропела статная блондиночка, вступая в сугубо женский разговор со своими подругами.