Ей казалось, что это она умерла, а не ее ребенок.
И Дима… он пытался помочь как мог, как умел. Окружал ее вниманием, сочувствием, заботой. И от этого становилось тошно. Каждый сочувствующий взгляд напоминал о том, что она не выносила этого ребенка. Каждая попытка поговорить, каждое признание в любви било по незажившей ране снова и снова.
Но сдержаться сейчас Аня не могла. Она любила мужа. Любила до боли, так было всегда. И от этого становилось только хуже.
— Я люблю тебя, — тихо сказал Дима в Анино ухо, когда она немного успокоилась. Поток слез прекратился, она вздрагивала и судорожно дышала. — Я люблю тебя. И не виню в том, что произошло.
Аня ничего не ответила, только поглубже зарылась мокрым красным носом куда-то в димину подмышку. Она слышала гулкое диение его сердца, и это немного успокаивало. Хотелось спать.
*
В кои-то веки Дима проснулся раньше жены. Аня сопела под боком, тесно прижавшись к нему. Мужчина осторожно поцеловал ее в макушку, боясь разбудить. Но жена даже не вздохнула. Дима обнял ее покрепче.
Николай был прав. Весь этот кошмар можно пережить только вместе.
Дима помнил, как Аня растолкала его ночью. Тогда было душно. Сентябрь все еще носил в себе отголоски лета, но уже был по-питерски дождливым. Первое, что увидел Дима при пробуждении — это блестящие напуганные Анины глаза. Он рывком включил свет на прикроватном светильнике и обомлел.
Анины шелковые пижамные шорты промокли от ярко-красной крови, которая буквально стекала по бедрам на подушку. Дима тут же набрал скорую, они приехали через десять минут. Потом была больница, гинекологическое отделение, куда Диму не пустили. Мужчина сидел перед входом отделение и молился всем богам, чтоб все обошлось. Чтоб они выжили. Перед галазами стояло застывшее от страха лицо жены, изредко искривляющееся маской резкой боли.
Диме пришлось сидеть до утра, чтоб узнать, что их ребенка спасти не удалось. Кровотечение было слишком сильным, слишком внезапным. Никаких симптомов ведь не было…
Цаплин рвался к жене, но старенький врач сказал, что она спит и проснется нескоро: дали сильнодействующее успокоительное. Он же и сказал Диме, что это все очень печально, но не конец света: с большой вероятностью Аня сможет в будщем иметь детей, что надо переждать немного, а потом попробовать снова. Обязательно попробовать. Тогда Дима узнал страшную статистику: около тридцати процентов женщин постигала такая же трагедия, как и его жену. Часто это случалось на совсем ранних сроках, у женщины просто начинались преждевременные месячные, как она думала. Редко кто обращался к врачу.
— Шли бы спать, молодой человек, — негромко сказал врач, глядя Диме в глаза. К несчастью, ему далеко не первый раз приходилось говорить эти слова. Уже привык. — Вашей жене нужна будет поддержка. Вы не сможете ее оказать, если будете клевать носом. Идите. В отделение вас все равно не пустят.
И он просто ушел, не дожидаясь ухода Димы.
Но поддержка Ане не потребовалась. Вернее, она нуждалась в ней, но отказывалась принимать. Дима с ума сходил, набирая ее по десять раз в день и слушая автоответчик. Новости он узнавал от докторов. Аня только прислала смс-ку с датой выписки. Дима тогда обрадовался, что девушка наконец-то вышла на связь. Как оказалось, зря.
За время пребывания в больнице Аня покрылась своим панцирем. Мужчина заметил это сразу, как увидел, но надеялся что в домашней обстановке, омытая его любовью, жена оттает. Но, казалось, чем больше Дима к ней лез, тем больше она отдалялась.
Он приносил ей ее любимые конфеты, она принимала их со светсткой улыбкой вежливости, и они оставались нетронутыми в ее тумбочке. Дима купил ей серьги, а они остались в футляре, в гардеробной, затем исчезли в маленьком изящном сундучке для украшений и больше не показывались никогда. Так повторядось не раз и не два, но Дима упрямо бился лбом об непробиваемую стену.
Проблема была еще и в том, что он ни с кем не мог это обсудить или посоветоваться. О беременности никто не знал, Аня, в которой вдруг проснулась суеверность, просила никому не говорить, пока само не станет заметно. На двадцатой неделе у девушки еще ничего не было видно, поэтому о сорвавшейся беременности так никто и не узнал. В первый же день дома жена попросила никому это не говорить и ни с кем не обсуждать. Сказала еще, что ей было бы легче, если они и между собой не будут об этом вспоминать. Что будут делать вид, будто ничего не произошло.
Но чуда не случилось. Проблема не рассосалась сама собой, а только приобрела впечатляющие масштабы.
Последней каплей стало то, что Аня стала увиливать от близости, даже когда врач разрешил ей снова заниматься любовью, хотя и предохранься. Сначала Дима не настаивал, он давал ей время, думал, что потом станет легче. Но нет. Каждый день Диме казалось, что он главный герой фильма «День сурка», и застрял в этом проклятом дне, когда привез Аню из больницы. Время шло, а ничего не менялось, что бы мужчина не предпринимал.
Он понимал, почему Аня от него бегает.
Ей нельзя было принимать гормональные противозачаточные по медицинским показаниям, и супруги всегда пользовались презервативами. За все время, пока они были вместе, всегда все было в порядке.
Они всегда планировали ребенка гипотетически. Никто не был чайлдфри, в перспективе, когда-нибудь им хотелось иметь детей. И вот внезапно Аня стала нервничать, злиться. Дима списывал все на женские заморочки, пока жена не пришла к нему с десятком положительных тестов. Прежде чем Дима успел хотя бы рот открыть, Аня в свойственной ей категоричной манере заявила, что аборт делать не собирается. Мужчина облегченно вздохнул. Ему всегда казалось странным, диким когда замужние, состоявшиеся женщины делали это. Они с Аней могли позволить себе завести ребенка, хотя бы финансово это было возможно.
Дима открыл окно и закурил. В последние полгода он стал курить значительно больше. Оно и понятно, внутреннее напряжение, которое отпускало его только во сне, не находило выхода, а от сигарет как-то становилось легче.
— Ты опять куришь? — хрипло спросила Аня, внезапно появившаяся на пороге. Погруженный в мрачные думы, мужчина не услышал ее шагов в коридоре. Девушка по-детски, кулаками потерла глаза. Дима внимательно на нее взглянул: как всегда пытается держаться, но лицо все еще слегка опухшее не то ото сна, не то от моря слез. Аня села за стол и прикрыла глаза ледонью, чтоб закатное оранжевое солнце не слепило.
— Курю, — кивнул Дима. Он затушил сигарету в раковине и прикрыл окно, а затем сел рядом с женой и обхватил ее за плечи. Аня попыталась отстраниться.
— От тебя пахнет сигаретами, — тихо пояснила она, уставившись куда-то в пол.
— Если схожу за жвачкой, смогу тебя поцеловать? — так же тихо спросил Дима. Жена ничего не ответила, только коротко вздохнула. Приняв это за согласие, мужчина отправился в прихожую, где выудил из кармана пальто мятный Орбит и закинул сразу пару подушечек в рот.
Аня все так же сидела за столом, жмурясь от быстро садящегося солнца.
— Нам надо все-таки поехать за подарком Васе, — сказала девушка, мельком глянув на мужа.
— Я позвонил и сказал, что мы не приедем. Что я заболел в Америке, и мы боимся ее заразить. Завтра она получит цветы от курьера, так что не переживай, — спокойно сказал мужчина, снова садясь рядом с женой. Он осторожно, будто боясь спугнуть момент, взял ее за подбородок и чуть приподнял ее лицо. Аня не сдалала попытки отстраниться вопреки ожиданиям. Неужели растеряла свой боевой дух? — Ань, я люблю тебя. Обними меня, — ласково попросил Дима, привлекая неподатливое тело девушки к себе. Аня глубоко вздохнула и ткнулась ему в шею, обхватив торс руками. — Да, вот так. Все будет хорошо, слышишь? Мы справимся. Обязательно справимся.
— Да, я знаю, — шепотом ответила жена. Дима снова услышал в ее голосе близкие слезы. Мужчина обнял ее покрепче. — Просто… мне очень… больно.
Ее голос начал прерываться, Дима слегка отстранил ее от себя, чтоб посмотреть в лицо. Да, так есть. Вот-вот снова начнет плакать.
Но Дима был даже рад этому. Если плачет, хначит лед тает. Значит, есть надежда что-то изменить, исправить. Достучаться. Пускай плачет. Это лучше пустой улыбки и мертвого безразличия.
— Пойдем-ка обратно в постель, черепашка, — тихо сказал Дима, поднимаясь со стула и выждая подняться жену, мотающую головой и стороны в сторону в знак несогласия. — Пойдем, пойдем, — словно маленького ребенка уговаривал ее мужчина, ведя по коридору. — Я и Юсупову позвонил, сказал, что мы с тобой берем откулы, которых уже накопилось до фонаря. Так что будем отдыхать. Спать, есть. Разговаривать.
Аня забралась на кровать, Дима лег рядом и обнял жену со спины. Она прижалась к нему, крепко-крепко обхватив сильную руку, оказавшуюся у нее на животе, и поднесла ее к своему лицу. Дима послушно начал гладить ее по щеке, а Аня первый раз за почти полгода стала тереться своей щекой об его ладонь. Это было очень старое, знакомое выражение ее нежности, которое Дима обожал. Мужчина убрал спутавшиеся волосы с шеи и легко поцеловал едва заметную маленькую жилку, убегающую куда-то за ухо.
Аня плакала.
— Потом, когда выспимся, закажем пиццу. Огромную, с тонной сыра. Неполезную. Слышишь, Ань? — тихо спросил Дима. Жена мелко закивала, не в силах ответить. Ее душили рыдания, вырывая лишь судорожные всхлипы вместе с иканием. — И два литра колы. И мороженое. Твое любимое, шоколадное, и польем его шоколадным сосусом. И сверху присыпем шоколадом.
Аня сдавленно рассмеялась, а затем совершенно неприлично шморгнула носом. Дима улыбнулся. Это была его жена. Живая, настоящая, несовершенная, желанная. И сейчас он обнимал ее, мог касаться, слышать запах ее шампуня, утирать слезы. Внутри разливалось какое-то тихое, спокойное счастье.
Аня закопошилась и развернулась лицом к мужу. Она прижалась к нему потеснее и приложила ухо к груди. Ей нравилось, как ухает большое сердце где-то внутри, мерно качая кровь. Дима гладил ее по спине, постепенно спуская руку ниже, к кромке джинсов. В конце концов, если уж пробивать панцирь, так до конца.
Но стоило забраться рукой под водолазку и переместить ее на талию, как Аня заметка напряглась.
— Дима? — настороженно спросила девушка, попытавшись сменить положение. Этот тот напомнил мужчине их первый раз. Аня тогда спросила точно так же, чуть испуганно.
— Все будет хорошо, — упокаивающе проговорил Дима, удержав жену на месте. — Я знаю, чего ты боишься, — он поцеловал ее в макушку, а рука спустилась к молнии на обтягивающих джинсах. Аня замерла. — Не волнуйся, в этот раз у нас не получится ребенка.
— М-мы в т-тот раз тожа так д-думали, — заикаясь ответила девушка, уперевшись мужу в грудь обеими руками.
— Аня, опусти руки, — негромко, но твердо проговорил мужчина. Аня каротко вздохнула. — Сейчас, — он слегка надавил свободной рукой жене между лопаток, привлекая к себе. — Верь мне. Я тебя люблю, — уже мягче произнес мужчина, глядя жене прямо в глаза. — Не бойся. Я не буду входить. Если ты не попросишь. Давай, ляг на спину. Я просто хочу тебя почувствовать. Только и всего.
Аня судорожно вздохнула. Она решалась долгие несколько секунд, Дима терпеливо ждал, пока жена медленно, неохотно сдастся, позволив опрокинуть себя на лопатки. Аня просто устала сопроситвляться. Она слишком любила мужа и не могла устоять против его слов, хотя несколько месяцев назад ей это удавалось. Видимо, ресурсы для обороны были окончательно истощены неутихающей болью.
Дима положил голову жены на сгиб локтя, улыбнулся ей краем губ и медленно наклонился. Поцелуй вышел очень осторожным, мягким. Дима не давил, неспешно целовал девушку, давая привыкнуть и вспоминая ее вкус. Аня ответила очень робко, не сразу. Точно как в их первый раз. В ее первый раз.
Мужчина расстегнул пуговицу и молнию на ее джинсах и положил ладонь на белье между бедер. Аня прикрыла глаза. Она страшно нервничала, боялась чего-то, сама понимая чего, чувствовала неожиданно просыпающееся странное смущение. Дима снова ее поцевал и стал легко поглаживать внизу, через белье, ожидая, когда жена сможет расслабиться настолько, чтоб захотеть слегка раздвинуть бедра. Девушка разорвала поцелуй, потерлась щекой о предплечье мужа, несмело, коснулась его лица кониками пальцев. Дима глубоко вздохнул.
Господи, как он скучал.
Чувствуя, как напряжение потихоньку начинает спадать, мужчина запустил руку под трусики. Аня прикусила губу и задышала чуть глубже. Медленно и неумолимо тело начинало реагировать на ласковые прикосновения, пробуждаясь, умоляя капитулировать окончательно.
— Раздвинь немного ножки, черепашка, — хрипловато попросил Дима. Собственное желание было настолько сильным, что хотелось рывком стянуть эти чертовы джинсы и войти одним плавным толчком. Останавливал только страх отпугнуть Аню, заставив этим закрыться или вообще сбежать от него из квартиры. И ему было невероятно приятно наблюдать, как медленно у жены появляется румянец и начинают блестеть глаза, как она расслабляется от ласк, льнет к нему, сама того не замечая, приоткрывает рот, стоит задеть особое местечко.
Дима прижал ее голову к своей груди и погрузил палец в влажное тепло ее тела, заставив глубоко вздохнуть. Через несколько мгновений он добавил второй палец и стал неторопясь двигать ими внутри. Аня громко засопела и с силой ухватилась за плечи мужчины. Дима прижал ее крепче к себе и положил ногу между ее бедер, не давая им закрыться и одновременно удерживая на месте. Пальцы покинули ее лоно и принялись дразнить маленький едва заметный бугорок, скрытый между нежными складками.
Аня тихонько застонала. Ее бедра уже не могли оставаться неподвижными, стади ритмично подниматься, сводя Диму с ума. Девушка обхватила его за шею принялась целовать, забыв обо всем. О стахе, боли, отчаянии.
Она так скучала.
— Прости меня, прости, — зашептала Аня, скользя руками по спине мужчины. — Прости. Пожалуйста, прости меня.
— Прощаю, — свистящим шепотом ответил ей Дима. Он чувствовал, как напрягается каждая частичка тела жены в ожидании разрядки, и стал двигать пальцами скорее. Аня до боли вцепилась в него. Если б не водолазка, остались бы следы от ногтей. — Но если ты еще раз посмеешь от меня закрыться, — надломленно начал Дима, — мне будет плевать на все твои доводы. Возьму там, где стоишь, и буду трахать до тех пор, пока не выбью все мысли из головы.
Аня зажмурилась и выгнулась, кажется, перестав дышать. Судорога облегчения прошла от макушки до пят, и полностью опустошенная, она откинулась на спину. Дима не стал убирать руку, ему нравилось касаться жены там. Ощущения подтверждали, что это все не сон, что он после пробуждения не обнаружит, что Аня все еще холодная и чужая.
Девушка приоткрыла глаза и потянулась к Диме за поцелуем. Рука с пухленькими пальциками потянулась к паху.
— Ань, не делай этого, — севшим голосом попросил Дима. Жена только мотнула головой и принялась поглаживать впечатляющий бугор на джинсах мужа. Его дышание мгновенно снова стало рваным и учащенным, девушка убрала руку, обхватил мужа за талию и принялась тереться своими бедрами о его, имитируя слияние.
— Не сдерживайся, — тихо попросила она, прижимаясь к нему теснее. Дима сцепил челюсти, лицо потемнело от желания, накопившегося за эти месяцы.
Ему хватило и пары минут, чтоб прийти к оглушительному оргазму, вырвавшим сдавленный хрип. Аня поцеловала его и переместилась чуть выше, чтоб положить голову муза себе на грудь. Ей нравилось так лежать.
Дима послушно лег и положил руку ей на живот. Аня лениво, привычным движением галадила его по голове. Дыхание мужа постепенно выровнялось, он не шевелился. Девушка приподняла голову, чтоб понять, уснул муж или нет. В голове было совершенно пусто, даже гулко как-то.
— Нам надо в душ, — пробормотал мужчина, чуть отстранясь. — Особенно мне. Чувствую себя школьником, который некрастати открыл журнал для взрослых.
Аня вяло улыбнулась.
— Иди первым, потом я, — тихо ответила она, пикрыв глаза.
— Я вместе хочу.