- Подтверди догадку. А то я уже стал забывать, как моя жена выглядит в сексуальном белье, - негромко проронил мужчина. Аня с тяжелым вздохом поставила бумажный пакетик на кровать. Муж неожиданно обнял ее сзади. Она чувствовала, как намокает блузка на спине из-за того, что Дима толком не вытерся. - Я соскучился, Ань.
- Дим, не надо, пожалуйста, - тихо ответил она и отстранилась. Муж, к счастью, не стал удерживать. - Мы уже об этом говорили. Прости, но я не могу. Прости.
Аня старалась на него не смотреть. Ей было очень тяжело говорить это снова, зная, что это не последний раз. К тому же, видеть раздражение и разочарование на лице любимого человека было попросту больно.
- Я помню, что мы говорили, - мрачно ответил Дима. Он смотрел на жену в упор. - Это было пять месяцев назад.
- Я помню, сколько времени прошло, - абсолютно ровно сказала Аня. - Закончим этот разговор, хорошо? Ты, кажется, просил вишневый пирог? Я сделаю сегодня к ужину, если успею.
Дима усмехнулся. Пирог вместо любви. Как будто ему уже сто лет. Но мужчина промолчал. Он чувствовал, как внутри разлилось раздражение и тупая боль. С каждым разом она становилась все менее и менее острой. Наверное, это и есть привычка.
- Спасибо, - наконец нарушил повислую тишину мужчина. Он почти физически ощутил облегчение жены. Это снова резануло по живому. - У Васи день рождения в вокресенье, будет вся родня. Нас тоже ждут.
- Х-хорошо, - ответила Аня. - Что подарим?
- Не знаю, надо походить по магазинам, - Дима внимательно посмотрел на жену. - Если хочешь, не пойдем. Скажем, что нас послали в командировку и все.
- Нет, не надо, - ответила Аня, спокойно встретив взгляд мужа. - На каком Вася месяце?
- Не знаю, наверное, на восьмом.
- Тогда, я думаю, будут актуальны детские вещи и прочие прибамбасы.
- Да, наверное, - пожал плечами Дима. Он размотал полотенце и надел домашние брюки. Аня нарочно не стала отводить глаз, чтоб муж не понял, насколько ей сейчас тяжело. - Но Василисе тоже надо какую-то безделушку. А то получится, что подарок не ей, а неродившимя пока племянникам.
- Посмотрим, можно завтра с утра поехать.
- Только дай проснуться сначала, ладно?
- Постараюсь, - улыбнулась Аня. Только улыбка вышла какой-то неестественной и печальной. Девушка прошла мимо мужа и скрылась за поворотом коридора.
Димин взгляд упал на злополучный розовый пакет. Тихо ругнувшись, он запихнул его на самую верхнюю полку шкафа и прикрыл старой толстовкой, которую надевал только на рыбалку с отцом.
========== Глава 3 ==========
Супруги легли спать по отдельности. Нет, не в разные кровати, просто в разное время. Дима свалился раньше, а Аня работала допоздна и только после законченного отчета последовала за мужем.
Дима спал, разлегшись по всей кровати. Аня осторожно перелезла через него и притиснулась к стенке. Мужа пришлось все же немного подвинуть, но тот даже бровью не повел. Он всегда спал крепко-крепко. Аня, просыпавшаяся разве что не от тиканья часов, иногда сильно ему завидовала. Особенно последнее время, когда сон совсем не шел. Но принимать снотворное или успокоительное девушка категорически не хотела, у нее был принцип по жизни: пока еще можешь справляться сама, справляйся.
Только это становилось все труднее.
Дима глубоко вздохнул и перевернулся на бок, к Ане лицом. Девушка легко погладила мужа по коротким волосам. На шее они кололись. Ане это всегда нравилось. Она провели кончиками пальцев по шее мужа, по плечам ключицам, снова вернулась к горлу, проскользила по губам, колючим от щетины щекам, чуть подрагивающим векам…
Она скучала по нему, особенно когда он вот так лежал рядом. Когда всего несколько часов назад предлагал ей близость. Это было невыносимо больно. Но переступить через себя Ане не хватало сил.
*
Они втсали поздно. Аня все-таки сделала вишневый пирог, Дима радостно умял половину. Супруги обсуждали повседневные дела, возможный подарок сесте Димы. Словом, по негласному соглашению делали вид, будто вчера вечером ничего не было. Аня отправилась одеваться, когда Дима допивал вторую чашку кофе. Ему было очень тяжело проснуться: восьмичасовая разница с Чикаго давала о себе знать.
— Я готова, — проронила жена, появившись на кухне в джинсах и водолазке. Волосы собрала в пучок на затылке. — Ты тут не уснул еще?
— Что? — тупо переспросил Дима. Аня улыбнулась кончиком губ. — Сейчас оденусь, подожди минутку.
Мужчина залпом допил горький остаток на дне чашки и отправился в спальню. Как всякому мужчине, ему на все сборы требовалось минут семь, поэтому одевался он всегда последним, чтоб не ждать жену по часу, стоя в прихожей.
Мудрствовать Цаплин не стал, тоже надел джинсы и темный бадлон какого-то неопределенного цвета. Мужчина вышел в коридор, взгляд упал на шарф, который валялся на чемодане.
— Ань, а ты не помнишь, где мой черный шарф? — крикнул Дима. — Я свой кофе в самолете залил.
— Тот шарф, который ты терпеть не можешь? — осведомилась девушка. — Я не знаю. Посмотри в стенном шкафу.
— Тот который в спальне или в прихожей?
— В прихожей.
Дима безрадостно глянул на огромный шкаф-купе с зеркалами выше человеческого роста. Если шарф был здесь, то в самой верхней секции, а до нее еще добраться попробуй. Кряхтя и ругаясь как старый дед, мужчина взгромаздился на табуретку и открыл первую секцию. На него тут же вылетела коробка с Аниными туфлями, едва не заехав по голове. Поняв, что тут ему ничего не светит, Дима запихнул коробку обратно и быстро закрыл дверцу, чтоб не вывалились все коробки сразу. Анька его тогда убьет.
Во второй секции обнаружились два древних лыжных костюма и прочая экипировка для зимник видов спорта. Дима с удивлением обнаружил свои коньки, которые искал полгода назад. Что это за закон подлости, он не понимал: почему полгода назад он осмотрел в этом чертовом шкафу каждый сантиметр и их не нашел?
В третьем отделении тоже ничего не было.
— Ань, я не нашел, — проорал Дима, глядя на пыльную люстру. Видимо, сюда Лидия Львовна добраться была не в силах.
— Мне прийти? — со вздохом спросила девушка, уже встав из-за стола.
— Нет, подожди. Я сейчас еще поищу. Кофе там попей пока.
Аня беззвучно хмыкнула, смотря на чашку прямо перед собой. Она слишком хорошо знала мужа, чтоб ждать резльтата поисков без кофе.
Дима спустился с табуретки и открыл главное отделение шкафа. Там висело какое-то огромное количество курток и пальто, Анина шуба в специальном чехле, от которого разило нафталином так, что Дима постарался отодвинуться от него как можно дальше. Внизу были полки, на которых валялись старые зонтики, перчатки без пары и прочий хлам, который надо было выкинуть лет пять назад. Мужчина не стал все это скидывать на пол, а принялся наобум искать рукой. В конце концов, если шарф тут, то шуршащий пакет Дима отличит от старого зонтика и наощупь.
Искомый пакет нашелся, кажется. Мужчина осторожно вытянул его, стараясь не вытащить вместе с ним почти весь шкаф. Он заглянул в пакет. Внутри были какие-то цветный тряпочки, Дима не мог разобрать, сидя против света. Он запустил руку внутрь и вытянул одну тряпочку.
Это оказалась зеленая хлопковая распашонка. Дима тупо на нее уставился.
Она казалась крошечной, как на куклу. С трудом верилось, что существуют настолько маленькие дети, мужчина казалось, что даже три его пальца не пролезут в рукав, не то что детская ручонка. Дима сел на пол и принялся вытаскивать из пакета каждый предмет одежды по отдельности.
Это были ползунки, пинетки, распашонки. Совсем немного, все нейтральных цветов, чтоб можно было надеть и на мальчика, и на девочку.
В горле у мужчины разом пересохло. Он чувствовал, как внутри него что-то натягивается, как пружина. Хотя, может быть, она была натянута давно и вот-вот грозилась лопнуть.
Послышались Анины шаги в коридоре. Дима не сделал ни единой попытки убрать детские вещи в шкаф.
— Ну что ты там… — Аня замерла в арке, мертвыми глазами уставившись на Диму, с распашонкой в руке. Девушка молчала, кажется, физически не в сотоянии разомкнуть губы.
— Я не знал, что у нас есть детские вещи, — хрипло сказал Дима. Аня сглотнула.
— П-положи на место и не трогай, — тихо и быстро сказала она. Сердце в одну секунду поднялось куда-то к горлу и застучало там, каким-то непонятным образом отдаваясь неприятным покалыванием в затылке.
— Ты купила их, когда мы еще не знали, что у нас будет дочь? — словно не слыша ее, будто размышляя вслух, спросил Дима.
— Закрой пакет и одевайся, — резко бросила девушка и быстрым шагом ушла на кухню.
Она оперлась о столешницу, дышать стало тяжело, будто кто-то тяжелый сидел на груди и не давал вздохнуть. Аня открыла кран с холодной водой и плеснула пару раз в лицо, чтоб прийти в себя. Девушка спиной чувствовала взгляд Димы.
Медленно она обернулась. В руках муж по-прежнему держал распашонку.
— Я же попросила убрать, — голосом, не предвещавшим ничего хорошего, сказала Аня.
Ей так казалось. Но Дима услышал только страх и бесконечное отчаяние. Оно очень хорошо резонировало о его собственную тупую боль, которая вдруг стала очень яркой, острой. Будто кислоты глотнул и чувствуешь, как оня течет по пищеводу вниз, разъедая все на своем пути.
— Почему я должен это убрать? — тихо спросил Дима. — Это был и мой ребенок, Аня.
— Замолчи, — выдохнула девушка. — Умоляю, замолчи.
— Я молчал пять месяцев. Ты запретила мне об этом говорить, и я молчал, — Дима сел на стул, распашонка оказалась на столе. Мужчина смотрел на нее, не отрываясь, обхватив руками голову. — Я не могу больше, Ань. Мы оба не можем больше молчать. Нам надо поговорить.
— Не надо, — надломленно, едва сдерживаясь попросила девушка. Она с силой сжала руку в кулак, чтоб ногти впились в ладонь и хоть немного отвлекли ее от страданий, которые не прекращались вот уже почти полгода. Сейчас это уде не помогало. — Я не хочу. Это мое право не говорить об этом. Прошу тебя, пожалуйста, положи все в пакет. Если хочешь, подарим Василисе, только убери.
— Почему ты сама тогда не избавилась от этого? — Дима поднял галаза на жену. — На всех форумах пишут, что надо избавиться от любого напоминания. И забеременеть снова, как только врачи разрешат.
— Только нигда на форумах не пишут, как это больно. Как хлопок… жжет руки, — голос изменил ей, и она запнулась. Аня закрыла глаза. — Я хотела. И не смогла.
Они молчали. Аня так и стояла в противомоложном конце кухни с закрытыми глазами, ожидая, когда муж окажется в коридоре. Но сидел на столе с этой чертовой распашонкой и, не мигая, смотрел на девушку.
Вот она услышала, как отодвигается стул. Но вместо того, чтоб уйти, Дима прошлепал босыми ногами по плитке и остановилася в сантиметре от Ани. Она ждала. Почти молилась, чтоб муж к ней не прикасался сейчас. Иначе она сорвется, потеряет рассудок, который с трудом сохраняла эти месяцы.
Руки рывком опустились на ее плечи, Дима прижал своим телом к столешнице и обнял изо всех сил, не заботясь, делает ли жене больно. Ее руки оказались прочно зажаты между их телами. Аня не сопротивлялась, тяжело коротко дышала мужчина в основание шеи и старалась удержаться на этой стороне разума. Дима прижался щекой к ее виску, тяжело вздохнул.
Давно, когда он еще делала попытки поговорить, он представлял, что скажет. Представлял себе реакцию Ани и вот этот момент. Но момент наступил, заготовленные речи вылетели из головы. Тяжело было отрыть рот, чтоб начать. Будто губы сшиты.
Но он не мог ее отпустить. Не мог, не хотел. Родную, теплую, сейчас настоящую. Он слышал ее боль в рваном дыхнии, чувствовал в напряжении каждой мышцы, в стиснутых зубах. Аня отчаянно пыталась строить из себя «железную леди» до последнего.
Это был ее способ. Она привыкла выживать так, сцепив зубы и покрываясь новым слоем непробиваемого панциря.
— Ань, — голос внезапно сел. Дима кашлянул пару раз, чувствуя, что жена напряглась еще сильнее. — Аня, я тебя люблю. Слышишь? Очень люблю. И… и ребенка я хотел. Я не знал, что можно чего-то так хотеть. Я.
— Дима, не надо, — чуть не плача перебила его девушка. Она сделала попытку дернуться, но муж, кажется, этого даже не заметил.
Его слова проникали будто прямо в мозг, многократно там повторяясь как эхо в горах. Это невозможно вынести.
— Я хотел этого ребенка. Я представлял… — Дима судорожно вздохнул, — представлял, что из зала сделаем детскую, а сами будем ходить. ходить… в фитнес. Рядом с работой, — говорить становилось все труднее. Но мужчина чувствовал, что это было необходимо сказать. Хотя бы потому, что Аня сотрясалась от беззвучного плача в его руках. В первый раз после выкидыша.
— Мы сделали все неправильно, — Дима перешел на шепот, чтоб дрожь была не так заметна, и стал говорить быстро-быстро. Аня стала всерьез вырываться. Как будто его руки, слова жгли ее словно раскаленное железо. — Мы бросили друг друга. Это можно пережить только вместе, понимаешь? Аня, Анечка, любимая, пожалуйста, — Дима ухватил ее руки и стал хаотично целовать мокрое, уже распухшее от слез лицо. Девушка мотала головой и кусала губы. Она не пыталась сдержать слезы, они заливали ее щеки, стекали по подбородку, капали на водолазку, на бадлон мужа.
Аня просто пыталась не закричать. Не завыть как смертельно раненое животное.
— Мы сделали все… неправильно, — упрямо повторил Дима. — Нам надо было разго… — он завел ее руки за спину и перехватил запястья одной рукой, — варивать. Делиться этой болью друг с другом. Посмотри, что с нами стало? — мужчина с силой прижал голову жены к своему телу. Бадлон начал промокать насквозь. — Я люблю тебя, — сорвавшись сказал Дима. — И ты ни в чем не виновата. Это… случается, — горло спазматически сжалось, и мужчине пришлось несколько раз глубоко вздохнуть. Аня чуть поутихла, хотя бы перестала яростно вырываться, и зарыдала в полный голос. Дима отпустил ее запястья и обнял двумя руками. У него страшно болела голова и глаза горели, словно их присыпало песком. Анин плач перешел в вой. Дима никогда не слышал, чтоб так плакали. Только в кино.
Но в жизни это было страшнее любого ужастика в кинотеатре. Страшно обнимать любимого человека и слышать такое. Страшно чувствовать эту боль. Чувствовать, как она перемешивается с твоей, как где-то глубоко в груди рождается такой же звериный вой, почти крик.
Аня вдруг сама обняла его, вцепившись до боли, сжав так сильно, что едва не хрустнули ребра. Дима чуть раскачивал ее, ему и самому было так легче. Мужчина подхватил ее на руки и отнес в спальню, посадил на кровать. Аня обхватила себя руками и раскачивалась с закрытыми глазами. Со стороны это выглядело как полное безумие.
Дима присел перед ней и принялся снимать с нее тапки. Стоило коснуться стопы, как Аня дернулась.
— Нет! — вскрикнула она и резко подтянула колени к груди. Заплаканные галаза расширились от шока. Кажется, она не ожидала такой реакции.
— Не останавливайся. Кричи, — тихо сказал Дима. — Когда я узнал, что мы ее потеряли, я орал, пока… пока не охрип. От этого становится легче. Попробуй.
Аня уронила голову на колени, волосы закрыли лицо. Дима сел радом с ней на кровать и обнял за плечи, привалив к себе. Она свернулась калачиком у него под боком. Мужчина ухватил ее руку, которой она пыталась закрыть рот, чтоб приглушить всхлипы.
— Кричи, — повторил Дима. Он лег рядом и обнял жену, крепко прижав к себе. — Кричи. Так громко, как можешь. Давай. Тебе же больно. Люди от боли кричат!
Аня тяжело глубоко дышала. У нее это выходило с подвыванием. Подвывание снова медленно перешло в вой. И нечеловеческий вопль не заставил себя ждать.
Просто она больше не могла. Она не кричала в больнице, когда ей сказали, что произошел выкидыш, что ребенка, ее девочку, не удалось спасти. Что нечего было спасать. Что надо выскоблить из нее остатки.
Аня не проронила ни слова. Она даже не могла плакать. Она видела других женщин с большими животами-дирижаблями, которые медленно, как пингвины передвигались по коридорам, взволнованные предстоящими родами. Слышала детский плач.