========== Глава 1. Кровавое воцарение ==========
1584 год.
Мечеть султана Мехмета III.
Высокая и стройная не по годам женщина с темными когда-то, седеющими волосами, собранными в высокую и простую прическу, увенчанную серебряной короной с инкрустированными в нее черными агатами, чуть сгорбившись, неподвижно стоит у недавно выстроенного тюрбе.
Чуть позади с мрачным видом молчит одна из ее дочерей — самая любимая и преданная общим идеям — Хюррем.
— Признаться, даже не знаю, что мне и чувствовать, Хюррем. Он был моим отцом, но был и тем, кто казнил мою мать, а меня на протяжении всего своего правления унижал, как только мог. Из ссылки в Эдирне я вернулась лишь на склоне лет, когда выходила замуж в третий раз в прошлом году.
— Не знаю, Валиде, что и ответить… — грустно вздыхает темноволосая, худощавая девушка с темно-карими глазами, как у матери. — Каким бы он ни был, но покойный султан Мехмет был вашим отцом. Он любил вас. Просто между вами разверзлась такая глубокая пропасть, которую никакая любовь преодолеть не в силах. Пусть покоится он с миром.
— Аминь.
— Как же мне тяжело осознавать то, сколько крови прольется в ближайшее время, Валиде, — нахмурившись, прошептала Хюррем, бросив мимолетный взгляд на мать, облаченную в траурные одежды. — Достопочтенный Шехзаде Орхан уже в пути сюда, в Стамбул, дабы взойти на престол, который принадлежит ему по праву старшинства. Едва он объявит себя новым султаном империи, то остальные Шехзаде будут казнены.
— Пусть так, Хюррем, — равнодушно отозвалась Шах, отворачиваясь от тюрбе покойного отца и направляясь неспешно прочь. — Селим, Мурад и Махмуд — всего лишь побочные недоразумения, рожденные от рабынь Нурбахар и Сейхан, которые, слава Всевышнему, умерли от собственной глупости. Они были рождены для того, чтобы умереть. Мой отец знал это. Все знали. Даже они сами. Так пусть с достоинством примут свою судьбу.
С грустью и мрачностью бросив прощальный взгляд на тюрбе покойного деда, Хюррем поспешила в след уходящей матери.
Амасья.
Широкоплечий молодой мужчина со светлыми волосами, что в лучах утреннего солнца отливали золотом, задумчиво стоял на террасе, облокотившись руками о перила.
Его голубые глаза мрачно и меланхолично наблюдали за жизнью провинции, распластавшейся под холмом, на котором стоял его дворец.
Жизнью, которая вскоре продолжится без него.
За его широкой спиной послышались легкие, невесомые шаги и шелест подола платья, волочащегося по полу, и вскоре на террасу несмело вышла черноволосая девушка с бледной кожей и со светлыми серо-голубыми глазами, контрастирующими с цветом ее волос.
— Селим.
Обернувшись на нее через плечо, Селим нахмурился и отвернулся обратно в сторону раскинувшегося вдали города.
Грустно вздохнув, девушка подходит ближе к Шехзаде и кладет свою руку ему на плечо.
— Неужели ты ничего не предпримешь, Селим? — раздался на террасе ее пропитанный отчаяньем звонкий голос. — Я более не могу молчать и ждать, пока Шехзаде Орхан воссядет на престол и отдаст приказ о твоей казни и нашего Коркута! Отправляйся в столицу, умоляю. Путь из Амасьи можно сократить и добраться быс…
— Замолчи, Инджи, — твердо процедил Селим, ожесточившись. — Я не из тех, кто в страхе бежит от своей судьбы. Если мне суждено умереть, то я приму это, как волю Всевышнего. Так сделала моя покойная Валиде, которая, как и многие, не избежала гнева отца.
— Аллах милостивый, за что мне это?! — со слезами на глазах прошептала Инджи, а после повернулась в сторону мужчины и в отчаянии схватила его за рукав кафтана, тем самым привлекая к себе внимание. — Неужели ты не понимаешь, что я лишусь не только тебя, но и нашего сына?! Молю, Селим…
— Оставь меня одного, — раздраженно прервал ее Шехзаде.
Мрачно поджав губы, Инджи Султан поклонилась и, чувствуя, как по лицу струятся горячие слезы, покинула террасу, где оставила свои последние надежды.
Конья.
Высокий и темноволосый мужчина нервно расхаживает по своей опочивальне, а его темно-карие глаза горят нетерпением и волнением.
Раздался стук в двери и, пригласив пришедшего, мужчина устремил волнительный взгляд к вошедшему Лале, который почтенно поклонился.
— Шехзаде Махмуд, приготовления закончены. Мы можем отправляться в путь.
— Немедленно выступаем в столицу, Лала. Седлай лошадей!
— Вы уверены, Шехзаде? — сухо осведомился Лала, хотя внутренее страшился решимости Махмуда и ее последствий. — Путь опасен. Не думаю, что Шехзаде Орхан не позаботился о том, чтобы помешать вам добраться до Стамбула и трона.
— Мне все равно, Лала! Я тоже позаботился об этом, как и о своей защите. Руки в страхе и безделье я опускать не намерен. Если умру, то как воин, в борьбе за престол, на который я имею законное право. Валиде бы этого хотела. Она никогда не сдавалась.
Поджав губы, Лала покорно склонился перед волей престолонаследника и покинул опочивальню.
Кютахья.
Неспешно проходя мимо садовых деревьев и кустов, темноволосый Шехзаде Мурад чуть улыбнулся, взглянув на сопровождающего его на прогулке в дворцовом саду Араса-агу, который был его помощником и другом здесь, в провинции, куда его определил покойный ныне отец.
— Надеюсь, вы приняли то решение, о котором не пожалеете, Шехзаде. На вашем месте я бы…
— Но ты не на моем месте, — спокойно перебил его Мурад, улыбнувшись шире, будто дивясь его упрямству. — Решение мое окончательное.
— В борьбе за престол нет места состраданию, Шехзаде. Я знаю вас и ваше доброе сердце, но…
— Довольно, Арас, — выдохнул Мурад, помрачнев. — Я не стану бороться с родными братьями за власть. Что это за власть, раз в семье рождает необходимость убивать друг друга? Я на это никогда не пойду! Пусть, я распрощаюсь с жизнью, но покину этот мир достойно. Без крови братьев на руках. Думаю, моя покойная Валиде меня поняла бы. Она ради семьи, ради нас, готова была на все. Бросила когда-то все то, что кровью заслужила: султанство, власть над гаремом, покойного отца и даже от нас отказалась, бежав в Геную в попытке сохранить нам жизнь от интриг Султанш династии. Жаль, нет ее с нами. Интересно, что бы она сказала?
— Вероятно, пыталась бы вас вразумить и избавить от излишнего сострадания, которое вас губит, — с мрачной иронией заметил Арас-ага.
Темноволосый Шехзаде лишь чуть улыбнулся уголками губ, спокойно шествуя по саду и также спокойно принимая свою судьбу, веря в то, что силы родства между ними, тремя братьями, помогут им избежать смертей.
Дорога из Манисы в Стамбул.
Устало восседая верхом на коне, Орхан едет впереди экипажа вместе с сыновьями Баязидом и Сулейманом, скачущими позади него.
Сзади плетутся кареты с имуществом и сидящими в них Султаншами и наложницами.
В своей карете рыжеволосая Гюльхан устало откинулась на спинку сидения, чувствуя, что от долгого нахождения в сидячем положении у нее разболелись спина и ягодицы.
Напротив нее сидела ее верная служанка Керсан-хатун, на плечо которой облокотилась заснувшая рыжеволосая Зеррин Султан.
Взглянув на спящую дочь, Гюльхан вздрогнула от неожиданно раздавшихся криков, топота копыт и лязга схлестнувшегося оружия.
Проснувшись от шума, испугавшаяся Зеррин пересела к матери и отчаянно обняла ее, напрягшуюся и переглянувшуюся со служанкой.
Достав из-за ворота платья кинжал, Гюльхан с трепещущим от страха сердцем решительно повернулась к выходу из кареты, прикрываемому бархатной занавеской.
— Не бойся, Зеррин. Аллах да поможет нам живыми добраться до столицы.
Вскоре занавеска дрогнула и Гюльхан успела даже замахнуться, как узнала своего рыжеволосого сына Сулеймана, левая щека которого была залита кровью, сочащейся из небольшой раны.
— Что происходит, сын? — волнительно проговорила Султанша, внутренне облегченно выдохнув от того, что вовремя узнала сына.
— Не беспокойтесь, Валиде, — покровительственно ответил запыхавшийся Сулейман с окровавленным мечом в руках. — Нам устроили ловушку. Вероятно, один из братьев отца. Мы с ними справились. Отец позаботился об охране. Едем дальше.
Гюльхан кратко кивает, улыбнувшись сыну и тот скрывается на занавеской, которую запахнул обратно.
Плачущая от страха Зеррин чуть отстраняется от матери, которая успокаивающе гладит ее по голове.
— Мама, нас могли убить?
— Не думай об этом, родная. Все позади…
В другой карете Дэфне, растерявшая свою свежую и ясную красоту, светлые волосы которой покрылись серебром прожитых ею долгих сорока шести лет, а лицо покрылось зарождающимися морщинами, чувствующая, как испуганно трепещет сердце в груди, волнительно заламывает руки, порываясь выйти из кареты и убедиться в том, что Орхан и Баязид в порядке.
— Вероятно, напали на нас, — шепчет она, пытаясь выглянуть из-за занавески. — Надеюсь, с Баязидом и Орханом все в порядке… Может, выйти и посмотреть, что там?
— Что вы, Султанша? — беспокойно отозвалась Миршэ-хатун, качнув седеющей головой. — Оставайтесь здесь, в карете. Упаси Аллах нас от беды.
Спустя три дня…
К своему счастью, Орхан первым прибыл в столицу, которая встретила его радостными криками толпы, приветствующей нового султана Османской империи.
Проезжая триумфально по Стамбулу в сторону отдаленного Топ Капы, он, наконец, мог облегченно выдохнуть и отпустить беспокойство по поводу жизней своей, жен и своих детей.
Гордо войдя в Топ Капы, черноволосый Орхан, возмужавший с течением лет, отрастивший, подобно отцу и деду, длинную бороду, которая делала его внешне старше своих сорока двух лет, бросил взгляд в сторону совершенно пустого гарема.
За его широкими плечами стояли старший сын — Шехзаде Сулейман, бывший рыжеволосым, как мать, и таким же изворотливым и честолюбивым, что часто рождало между ним и отцом недопонимание и ссоры, и Шехзаде Баязид, больше похожий как внешне, так и внутренне на отца, чем и заслужил его предпочтение.
Нового султана встречали состарившийся Локман-ага, чьи брови поседели, а лицо исказилось морщинами, все также худощавая, но седовласая и сгорбившаяся Фахрие-калфа и относительно свежая лицом и телом Зейнар-калфа, возраст которой еще не достиг сорока лет.
Все они почтенно склонились, опустив головы, стоя рядом с закрытыми дверьми пустого гарема.
— Да здравствует Топ Капы, — довольно выдохнул Орхан, по-хозяйски осматриваясь.
— Добро пожаловать, господин, — прохрипел Локман-ага севшим голосом. — Примите поздравления от своих рабов.
— Разместите Султанш, моих Шехзаде и наложниц в гареме. Локман-ага, идем со мной.
Кратко кивнув сыновьям, Орхан размашистыми шагами последовал в сторону султанской опочивальни, сопровождаемый хромающим Локманом-агой, в которую вскоре волнительно вошел и вздохнул, бросив взгляд темно-карих глаз к пустующему трону.
— Как долго ждал я этого дня… Сколько перенес потерь и горестей.
Локман, зашедший следом за ним в покои, напряженно молчал, сложив перед собой руки в замок, как полагается рабам.
— Он мучился? — обернувшись к нему лицом, осторожно поинтересовался Орхан, нахмурившись.
— Покойный султан Мехмет Хан Хазретлери скончался во сне, господин. Несколько месяцев тяжело болел, не вставал с кровати. Бредил. Много о вас говорил и о покойной Сейхан Султан.
— До сих пор ее помнил? — изумился черноволосый мужчина, внутренне вздрогнув от упоминания Султанши.
— Да, господин, — глухо отозвался Локман. — Покойный султан очень дорожил памятью о ней. Помнится, возвел мечеть несколько лет назад в ее честь. Часто посещал ее. Видимо, тосковал.
Насупившись, Орхан решил перейти непосредственно к делу, которое рождало в нем противоречивые чувства. Но разве мог он поступить иначе?
— Ты служил хранителем султанских покоев еще при моем деде султане Сулеймане, Локман-ага. Ты уже в возрасте, но пока что мне некем тебя заменить, поэтому повелеваю тебе остаться на этом посту.
— Почту за честь служить вам, господин, — благодарно склонился в поклоне ага, радостный тому, что не придется скитаться вне Топ Капы в нищете.
— И вот первое мое поручение, — дрогнувшим голосом от внутренней борьбы воскликнул Орхан, опустив темно-карие глаза в пол. — Войдя в эти покои, Локман, я стал новым султаном империи и Повелителем всего мира. Ради сохранения мира в государстве отдаю приказ исполнить закон моего предка Мехмеда Фатиха. Да простит Всевышний мне братские смерти, ибо совершаю священные убийства во имя благоденствия нашего великого государства.
— Как вам угодно, Повелитель, — мрачно проговорил Локман-ага и, поклонившись, покинул опочивальню.
Тяжело вздохнув, Орхан перевел взор в сторону трона и, волнительно сглотнув, медленно подошел к нему, прислушиваясь к ощущением, а после опустился на него.
Но вместо триумфа и радости единственным его ощущением была мрачная тоска, вызванная кровавым началом его правления.
Покои Эдже.
Беспокойно расхаживая по покоям, высокая и темноволосая девушка жесткой и необычной для востока красоты, передавшейся ей от матери, а той от генуэзского рода Дориа, перевела встревоженный взгляд зеленых глаз к вошедшей в покои служанке Гезде-хатун, которая поклонилась своей госпоже, опустив русоволосую голову.
— Султанша. Шехзаде Орхан прибыл в Топ Капы. Шехзаде Махмуд не смог его опередить…
Яростный возглас огласил покои, а после прошелся эхом по коридору дворца, от которого Гезде содрогнулась.
— Только не это… — отчаянно прошептала Эдже, заламывая руки. — Неужели он осмелится исполнить этот кровавый приказ?!
— У Шехзаде нет выхода, госпожа, — проговорила служанка в попытке успокоить свою вспыльчивую госпожу. — Либо он, либо ваши братья…
Возгоревшись гневом и негодованием, Эдже спешно покинула покои.
Шествуя с царственной осанкой по коридору, Эдже с горящими в отчаянном гневе зелеными глазами прошла мимо оживившегося гарема, у дверей которого стояли поседевшие в годах Дэфне Султан и Селин Султан, которые проводили ее осторожными, непонимающими взглядами.
Престарелая Фахрие-калфа хмуро посмотрела в след Султанше, а после повернулась к окликнувшей ее Дэфне Султан.
— Фахрие, кто это?
— Это — Эдже Султан, госпожа. Дочь Сейхан Султан и сестра нашего нового Повелителя.
Дэфне и Селин настороженно переглянулись, наслышанные о Сейхан Султан и, очевидно, обнаружившие в Эдже Султан что-то от матери, о чем знали из рассказов о ней.
Султанские покои.
Не обращая внимания на попытки Локмана остановить ее, Эдже грубо постучала в двери, а после, с силой распахнув их, вошла в опочивальню султана.
Орхан, стоящий у письменного стола и рассматривающий документы и записи отца, непонимающе обернулся на вошедшую и содрогнулся от схожести девушки с Сейхан Султан.
Что-то всколыхнулось в его сердце. Те же зеленые глаза, налитые обжигающим гневом и надменность в движениях и взоре.
Опомнившись, Орхан приходит к выводу, что это его единокровная сестра — Эдже.
Отложив читаемый до этого документ на стол, Орхан настороженно повернулся к девушке и нахмурился от подобной дерзости.
— Эдже?
— Даже имени моего не смейте произносить!
Орхан неосознанно вздрогнул от схожести голосов Сейхан и Эдже.
— В чем причина твоей злости?
— Вы еще спрашиваете? — горько усмехнулась Эдже. — Добравшись сюда, в Топ Капы, первым, вы подписали смертный приговор моим братьям!
— Такова реальность, Эдже, — осторожно ответил новый султан, качнув широкими плечами. — Я делаю это ради благополучия всего нашего государства, моих женщин и детей. Да и я не в силах что-либо изменить. Закон о братоубийстве мне не подчинен.
— Вы столь спокойно говорите о том, что ваших братьев и их детей удушат шелковыми шнурками?! — задохнулась в возмущении темноволосая Султанша, сверкнув в пламенном гневе зелеными пронзительными глазами. — Я думала, что мой дед и отец были жестокими тиранами, без зазрения совести проливающими кровь родных и близких… Но я ошибалась. Просто вас не знала.
Тяжело вздохнув, Орхан медленно подошел к ней ближе, но Эдже вскинула предупреждающе руки перед собой, будто защищаясь.