В глазах Гарри потемнело от боли, когда Малфой ввел член в его напряженный, судорожно сжатый анус до упора. Парень глухо застонал, сжимая зубы, и в очередной раз с отчаянием попытался вырваться из рук слизеринца, за что получил звонкий шлепок по ягодицам. Поттер подался вперед, чтобы хоть немного отстраниться от своего насильника, и тогда блондин обнял его, опустил руку вниз и принялся гладить его пушистый лобок, перебирая пальцами густые волоски, начал сжимать член и мять крупные яички.
– Потти, терпи, сейчас боль пройдет, обещаю, – прошептал Малфой, навалившись всем весом на гриффиндорца, и стал слегка покусывать мочку его уха.
Слизеринец не двигался, давая своему партнеру возможность привыкнуть к новым ощущениям. Все внутренности Гарри распирало от инородного предмета, находящегося сейчас в его кишечнике, растянутый анус невыносимо болел острой, пульсирующей болью. Драко продолжал ласкать рукой его яйца, перекатывая их, и шептал на ухо успокаивающие слова, обещая, что все будет хорошо и ему понравится. Дав немного привыкнуть к новым ощущениям, Малфой начал сначала медленно, а затем уже сильнее, набирая темп, трахать очко гриффиндорца с невероятной энергией и силой, то вынимая член почти полностью, то с силой погружая внутрь по самые яйца. Поттер ревел, хрипел и постоянно пытался выползти из–под своего насильника, соскочить с огромного, распирающего нутро хуя, но блондин легко настигал его, прижимал к унитазу, наваливался и, подмяв под себя, продолжал трахать. Толчки были мощными и резками, член Малфоя жестко долбил жопу Поттера, сотрясая все тело. Слизеринец уверенно двигался внутри Гарри и буквально через секунду задел чувствительную простату. Поттер пронзительно вскрикнул, но уже не от боли, а от внезапно пронзившей вспышки удовольствия и инстинктивно прогнулся, прижимаясь задом к паху Малфоя, а затем глухо застонал. В ответ движения Драко стали еще резче. Острая боль от первого проникновения стала отходить на задний план, и сейчас неприятные ощущения для Гарри уже смешивались с каким–то извращенным удовольствием. Каждое прикосновение лобка Малфоя к его жопе отдавалось внутри странным, а потому совершенно непередаваемым чувством – было и больно, и стыдно, и очень приятно. Член Малфоя погружался глубоко в его задний проход и задевал какое–то чувствительное место, у Гарри перехватывало дыхание, а перед глазами то вспыхивали золотые звездочки, то начинало темнеть. Гриффиндорец внезапно ощутил сильное возбуждение, и это сразу же отозвалось приятной напряженностью в паху. Драко, почувствовав состояние своего любовника, навалился на него сильнее, в бешеном ритме вдалбливая в его истерзанную дырку свой пульсирующий хуй. Прижимаясь к Поттеру и обхватив его эрегированный член, слизеринец принялся поспешно дрочить его в такт своим движениям.
Вскоре боль действительно притупилась, и Гарри стал получать какое–то неведомое ранее извращенное удовольствие. Возбуждение все нарастало, и он невольно стал подмахивать задом. Может быть в тот момент он находился в состоянии аффекта, был в шоке от происходящего, но он уже сам хотел, чтобы его трахали, как шлюшку. Фрикции участились, слизеринец быстро двигался, при этом постоянно задевая простату Гарри. Когда Драко с силой давил своим членом на чувствительную эрогенную зону, Поттер хрипло стонал от удовольствия, замешанного на боли, растворяющейся в наслаждении. В один из таких моментов, когда Малфой засадил свой хуй до упора в насилуемое очко, Гарри громко закричал от сладкой боли, но почти сразу же заткнулся, получив хороший подзатыльник. В следующий раз, когда член «хорька» возносил его на пик блаженства, он старался не орать, хотя очень хотелось, а только сдавленно стонал через стиснутые зубы. Малфой до упора погружал свой напряженный ствол в задний проход гриффиндорца, у которого уже все тело ныло и болело от желания, а хуй слегка подрагивал при каждом прикосновении Драко. Поттер наслаждался каждым движением, ощущая в себе горячий, пульсирующий член Малфоя и сильные руки, до боли сжимающие бедра. На Гарри нахлынуло море сладких ощущений, которые он испытал впервые в жизни. Парень учащенно дышал и отчаянно подмахивал задом в такт движений слизеринца, отчего яйца парней с громким, влажным звуком шлепались друг об друга. Драко продолжал яростно ебать гриффиндорца, растягивая его анус и стимулируя стенки кишечника интенсивным трением о них своей залупой. Гарри вздрагивал всякий раз, когда хуй Малфоя задевал его простату, и он сдавленно хрипел, выгибаясь и подставляя жопу под член своего насильника. Драко понял, что Поттеру нравится боль, и стал с оттяжкой шлепать его по сочным ягодицам, оставляя на них розовые отпечатки своей ладони, отчего Гарри запрокинул голову назад и протяжно застонал.
– Поттер, а ты, оказывается, похотливая сучка, – с восхищением произнес Малфой, тяжело дыша от возбуждения, и вдруг почувствовал, как его любовник содрогнулся всем телом, анальные мышцы свело судорогой, и они начали сокращаться, туго сжимая хуй, отчего слизеринец громко вскрикнул. Он замер, член, до отказа вошедший в Гарри, пронзило судорогой, первая горячая струя ударила в кишечник Поттера, который застонал и в следующий миг тоже начал кончать. Волна страсти и нестерпимого наслаждения захватила обоих. Стоны усилились, парни мощно извергались – Драко в жопу Гарри, а тот на грязный школьный унитаз. Во время оргазма Малфой совершил несколько мощных толчков в задницу своего любовника, каждый из которых сопровождался сильным извержением семени. Внутри Гарри взрывались горячие потоки. Парень физически ощущал тепло влитой в него жидкости и ее давление в распираемом кишечнике. Он сам содрогался всем телом под своим насильником, забрызгивая пол и унитаз спермой, и непроизвольно сжимал очко, чтобы усилить остроту ощущений. Прежде чем Драко извлек хуй из горячей дырки своего любовника, он вновь глубоко погрузился в него, продлевая экстаз и ловя эти сладкие мгновения наслаждения. Несколько струй, сопровождающихся сильнейшей пульсацией члена, снова выплеснулись в кишечник гриффиндорца. Глаза Гарри широко распахнулись, с губ слетел громкий стон, и он обессиленно навалился грудью на толчок, с трудом восстанавливая дыхание. Малфой, прижимая оттраханного героя к унитазу, нежно поцеловал его в шею, а Гарри, продолжая постанывать, еще чувствовал пульсацию хуя в своей жопе. Драко очень медленно извлек член из заднего прохода гриффиндорца, приподнялся и посмотрел на развороченную, только что выебанную им дырку, из которой вытекала сперма.
– Потти, прости, что сделал тебе больно, – произнес Малфой, застегивая ширинку. – Я не хотел, но это же твой первый раз… Надо было расслабиться…
Гарри все еще стоял перед унитазом с откляченной жопой и раздвинутыми ногами, из раскрытой дырки медленно сочилась сперма. Он чувствовал, как эта мерзкая жидкость тонкой струйкой течет вниз между ягодиц, на яички. Из очка с громким, неприличным звуком начал выходить воздух, добавляя народному герою большего позора. Гарри громко всхлипнул носом, отстранился от толчка и присел на пол, поджав под себя ноги. Судя по всему, после пережитого экстаза он сейчас находился в шоковом состоянии. Драко ожидал от Поттера соплей и пьяных слез, но осекся, увидев совершенно трезвого гриффиндорца с ясным, незатуманенным алкоголем, взглядом. Видимо, после случившегося парень протрезвел моментально.
– Потти, послушай… – начал было Драко.
– Уйди, Малфой, пока я тебя не убил, – произнес Гарри, продолжая сидеть на грязном полу со спущенными штанами, чувствуя, как под него вытекает липкая жидкость.
– Ладно, хорошо, я уйду, – кивнул слизеринец, и, помолчав, добавил: – Поттер, недавно ты спас мне жизнь в Выручай–комнате… Если кому–то станет известно о том, что я с тобой сделал, мне грозит смертная казнь. Моя жизнь снова в твоих руках. Тебе решать…
– Уйди, – выдавил из себя гриффиндорец, и Малфой, резко развернувшись, быстро покинул туалетную комнату.
Гарри вздрогнул всем телом, когда за слизеринцем громко захлопнулась дверь. После произошедшего Поттер действительно находился в состоянии шока, когда он уже осознавал, что случилось, но принять страшную правду не мог и не хотел. Его колотило от нервного стресса и снова начало подташнивать, хотя это уже не было реакцией организма на алкоголь. Парень протрезвел почти моментально, когда понял, что с ним хочет сделать Малфой, и, как он не сопротивлялся, как отчаянно не хотел вырваться и не допустить этого, слизеринец изнасиловал его. «Даже нет, не так», – мысленно поправил Гарри сам себя. «Малфой выебал меня в жопу, просто загнул над унитазом и оттрахал очко, поимел как последнюю блядь, опустил, сделал из меня грязного пидораса… »
Поттер шмыгнул носом. На душе было так паскудно, что снова захотелось выпить. То, что сделал с ним Малфой, приводило его в панику, он не знал, что теперь с этим делать. Всего час назад он был другим человеком – народным героем, которым восхищались все, а сейчас, сидя голой жопой на грязном полу в сортире, в луже малфоевской спермы, и слушая звук собственного пердежа, он превратился в презренного пидора и извращенца, и теперь ему придется жить с этим и знать, что он не как все нормальные парни, а выебанная в жопу блядь. И самое ужасное, что приводило Гарри в отчаяние и панику, осознание того, что ему это понравилось. Его изнасиловали, но было в этом что–то щемяще–сладкое, что–то покорно–податливое, запретно–желанное. В это невозможно было поверить, его оттрахал Малфой, и очко до сих пор болело и сильно саднило, а где–то глубоко внутри все еще сохранилось ощущение пульсирующего, двигающегося инородного тела, будто бы хуй насильника все еще был в нем и продолжал двигаться. Но Гарри, глядя на собственную сперму, стекающую струйкой с грязного унитаза, должен был признать жестокую правду – он обкончался под Малфоем, с его хуем в своей жопе. Поттер чувствовал себя так, будто его изваляли в дерьме, а вытекающая из задницы липкая жидкость только укрепляла его в этом убеждении. «Хорек», изнасиловав его, убил в нем чувство самоуважения и достоинства, и гриффиндорец сейчас ненавидел и презирал себя больше, чем своего насильника. Он знал, что когда–нибудь, когда первый шок пройдет, он прибьет слизеринского мерзавца за то, что он сделал, но сейчас его волновало совсем другое – как ему жить дальше с осознанием того, что он стал педиком и ему самому понравилось трахаться с парнем. Мысль о том, что он не такой, как все, приводила Гарри в отчаяние. Ощущать себя извращенцем было невыносимо.
Парень медленно приподнялся с пола. Почувствовав, как холодные липкие струйки потекли по ногам, его передернуло от отвращения. Он оторвал кусок туалетной бумаги и принялся тщательно подтираться. На бумаге остались следы спермы, кала и немного крови. Гарри поморщился, скомкал бумагу и швырнул ее в унитаз. Очко дергало тупой, пульсирующей болью, а ощущение постороннего предмета в кишечнике так и не проходило, но было в этом нечто такое, что доставляло какое–то извращенное удовольствие. Тонкая струйка жидкости снова потекла по его ноге, Гарри оторвал еще бумагу, чтобы подтереться, но потом присел на унитаз и начал тужиться, выдавливая из себя всю мерзкую жидкость, оставленную насильником. Он опять болезненно поморщился, когда анус приоткрылся и из него вместе с остатками спермы потекли струйки жидкого говна. Очко сильно саднило, дерьмо попадало на трещины, усиливая болевые ощущения.
– Что б ты сдох, Малфой, – искренне пожелал Поттер, болезненно испражняясь и громко выпуская из себя накаченный в кишечник воздух.
Он долго приводил себя в порядок, панически боясь, что кто–то сможет заметить на нем следы изнасилования и догадается о случившемся. Гарри неоднократно применял очищающее заклинание, и теперь даже унитаз, забрызганный его спермой и в некоторых местах покрытый слоем давнишней грязи, выглядел как новый. С внутренним содроганием Поттер покинул туалетную комнату, понимая, что затягивать больше нельзя, иначе его начнут искать и придут сюда. Очень многие видели его в том состоянии, в каком он покинул банкет, понимая, что народному герою необходимо уединиться, и никто не посмел его беспокоить в это время. Но его отсутствие очень затянулось, и необходимо было предстать на балу и стараться делать вид, что ничего не произошло. Гарри панически боялся, что кто–то может узнать правду о случившемся. Еще раз тщательно осмотрев себя в зеркале, тяжело вздохнув, Поттер, наконец, покинул туалет. Идти было больно, анус саднил и пульсировал, поэтому приходилось пошире расставлять ноги и слегка отклячивать жопу, при этом из растраханного очка время от времени выходил воздух и Гарри не мог сдержать громкого пердежа. Герой магического мира густо краснел, а на душе было так паскудно, что хотелось выть или биться головой об стену, а лучше придушить Малфоя, хотя это уже ничего не изменит. Слизеринский гаденыш весьма оригинально отблагодарил его за спасенную жизнь, и теперь, болезненно морщась при ходьбе, Поттер уже сто раз пожалел о том, что вытащил «хорька» из огня. Если бы он знал, как тот его отблагодарит, оставил бы в Выручай–Комнате вместе с Крэббом, и пусть бы эта белобрысая сука сгорела заживо.
По мере приближения к Большому Залу звуки музыки и смеха все усиливались, в темном коридоре и потаенных углах стали появляться парочки, которые стремились уединиться, а из–за одной малоприметной ниши в стене, которую закрывали массивные рыцарские доспехи, доносились весьма характерные стоны, и Гарри, ускоряя шаг, пошел дальше по коридору. Жизнь продолжалась, люди веселились, праздновали и трахались, но в жизни Гарри Поттера все изменилось, сломалось и пошло под откос. Сначала он тоже веселился и праздновал, и тоже трахнулся, только как–то не так, как все нормальные люди – трахнули его, и теперь он стал опущенным педиком, и с этим ему придется жить, ощущать себя неполноценным парнем, ущербным, и знать, что он уже никогда не станет нормальным мужчиной, потому что Малфой поимел его, как девчонку. Этот факт теперь до конца жизни будет как позорное клеймо на его теле и в его душе.
Даже под страхом смерти Гарри никогда бы в жизни никому не открыл этот позорный факт своей биографии, зря Малфой опасался огласки, но ему самому придется как–то жить с этим, и Поттер не знал, сможет ли он смириться с тем, кем он стал. И как он теперь будет учиться в Академии вместе с нормальными парнями, постоянно думая о том, что он сам – шлюха с разъёбанной жопой? И еще Гарри было очень стыдно думать о том, что изнасилование принесло ему удовольствие. Но в те мгновения, когда хуй Малфоя задевал какую–то очень чувствительную точку у него внутри, он испытывал такое наслаждение, что был на грани обморока. Он никогда ничего подобного не ощущал, а простое самоудовлетворение не шло ни в какое сравнение с тем, что он недавно пережил. Теперь гриффиндорец уже склонялся к мысли, что секс и мастурбация – очень разные вещи, и какая–то паскудная мысль где–то на задворках его сознания говорила о том, что ему очень бы хотелось еще раз испытать это удовольствие, которое он совсем недавно пережил. Он гнал от себя эту гадскую мысль, она казалась ему таким же извращением, как и то, что с ним сделал «хорек». И еще Поттер пытался убедить себя в том, что теперь не только он педик, Малфой такой же грязный извращенец, как и он, и хотя слизеринец выебал его в жопу, но ведь он тоже трахнул Драко в рот. Эта мысль немного возвращала Гарри былое самоуважение и чувство собственного достоинства, которое, казалось, было растоптано окончательно. Думать о том, что Малфой сам отсосал у него, Поттер не хотел, и предпочитал видеть этот факт только так, что он первый выебал слизеринца в рот, дал ему за щеку, натянул по самые гланды, отвафлил сукина сына. И хотя это было не так больно и унизительно, как быть выебанным в жопу, но хоть как–то компенсировало недавний позор и бесчестие. Мысль, что Малфой – защеканец, грела Поттеру душу, и пока он дошел до Большого Зала, то почти сумел убедить себя, что все так и было, и счет между ними 1:1, ничья Гриффиндор–Слизерин, а когда он набьет «хорьку» его мерзкую наглую морду и отвафлит еще раз, победа снова будет за «гриффиндорским львом».
Гарри глубоко вздохнул, подтянулся, распрямляя плечи и выпячивая грудь. Он вошел в распахнувшиеся перед ним двери Большого Зала и снова очутился в атмосфере праздника, всеобщего веселья и ликования. Поттер медленно шел мимо смеющихся людей, мимо вальсирующих пар, и снова начинал чувствовать себя изгоем, не таким, как все эти нормальные люди, будто бы он только что подцепил какую–то позорную заразную болезнь, которая разъедала его душу и тело изнутри. Парень старался идти, не поднимая глаз, поэтому очень часто наталкивался на танцующих или проходящих мимо него, поспешно извинялся и краснел, но все только доброжелательно улыбались ему в ответ – народный герой и всеобщий любимец имел право немного выпить на своем собственном празднике, на торжестве, устроенном в его честь, и даже не должен был извиняться за такую мелочь, как отдавленная нога или толчок в спину.