========== Глава 1. ==========
19XX год. Чечня. Лагерь русских военных.
Молодая, двадцати четырехлетняя девушка, по локоть в крови, стояла за операционном столом и орудовала скальпелем, практически в одиночку делая операцию лежащему перед ней раненому военному, так как все остальные были заняты другим военными.
На шее болталась цепочка с обручальным кольцом и серебряным крестиком. Не успев познать всю прелесть совместной жизни с мужем, она уже стала вдовой. Любимого человека на ее глазах разорвало от взрыва фугасной бомбы, заложенной под грузовик.
Работа - единственное, что спасало ее сейчас от безумия войны. Еще сигареты и водка.
Горе закаляет.
Механически свершая движения скальпелем, она краем уха уловила посторонние шумы в платочном лагере. Какие-то крики, гул… Но она не имела права останавливаться - жизнь мужчины зависела сейчас только от нее. Вот-вот она дойдет до пули и…
Но этой операции было не суждено окончиться.
В палатку медицинской помощи ворвался вооруженный, мощный, бородатый чеченец. Выкрикивая что-то на своей языке, он начал расстреливать всех, кого видит. И начал с лежащих на койках больных, которые ничего не могли сделать, так как были без сознания…
Медсестры и персонал, закричав и завизжав, попрятались, кто куда. Взрывались от пуль стеллажи с инструментами, склянки с лекарствами и спиртом. Кому-то не повезло, так как шальные пули из автомата моментально убивали всех, кто хоть как-то пытался оказать сопротивление.
Женщина, на чистых инстинктах, рухнула за кушетку с уже мертвым мужчиной-военным, и перекатилась на живот под нее, чтобы не быть начинённой пулями. В руке ее все еще был сжат скальпель. Она уже понимала - неоднократно по лагерю ходили толки, что они вот-вот будут окружены боевиками, и военные отчаянно ждали подкрепления…
В палатке уже никто не кричал; кто-то из раненых медсестер где-то стонал и плакал, зажимая кровавые страшные раны. В воздухе пахло чужим потом, кровью и медикаментами, а так же спиртом.
В разгромленную платку вошли еще двое. Рогозина, аккуратно высунувшись из-под кушетки, где истекал кровью труп, разглядела еще двух - один, по виду, точно был матерым боевиком - у него были гранаты на поясе, гранатомет за плечами и одет он был в камуфляже. Другой же…
Мужчина был черноволос; он был без оружия и в незнакомой одежде - прежде она никогда не видела такую. Но одежка явно была военной - пыльные штаны цвета хаки, порванные и разодранные на коленях, грязная майка серо-стального цвета, стоптанные кеды. Он был очень худ… Его руки украшали старые шрамы и белые следы от них.
Боевик, который только что расстрелял лагерь, обратился на своем языке к этому мужчине. Тот что-то сказал в ответ, а боевик неожиданно двинул его по шее прикладом. Мужчина, даже несмотря на то, что ему явно было очень больно, не поморщился и не вскрикнул от боли. Но зато он открыл рот и поговорил громко, на всю палатку на корявом русском:
- Внимание! Ваш лагерь полностью захвачен и стал нашим, все военные перебиты или уведены в плен. Рекомендую сдаться нам добровольно, иначе вас ждет смерть… Вам будет сохранена жизнь…
Галина сглотнула. Она знала - женщин там превращают либо в сексуальных игрушек, проституток и служанок, либо долго-долго насилуют и после жестоко убивают. Либо связываются с родными похищенных, и если семья богата, то за узников требуют огромный выкуп…
Смерть или рабство?
Выбора не было. Она, и еще трое более-менее оставшихся в живых поднялись из дальних углов, чтобы им добровольно сдаться, сложив руки за голову. Скальпель она бросила наземь.
Чеченцы оглядели их, и жестами велели подойти, сжимая свои автоматы. Одна из очень молодых девчонок дрожала с головы до пят. В сердце к ней у Рогозиной даже чуть шевельнулось сострадание.
Они снова обратились к человеку, и тут Рогозина заметила, что у него скованы наручниками руки за спиной. Очевидно, этот мужчина - пленник-переводчик. Но откуда же тут он?..
Их, угрожая им оружием, вывели из палатки. Боевики, которые были рассыпаны по лагерю, уже зачищали после себя следы - убивали тех, кто не мог идти, поджигали палатки, и волокли за волосы сопротивляющихся им других медсестер. Особо рыпающихся, они били прикладами или добивали, проводя острыми ножами по горлу.
Везде была только смерть, боль и страдания.
Пара человек таскали боевые трофеи - оружие, взрывчатку и остатки провизии и воды, так как и у той и у другой стороны с жратвой и водой была напряженка, и экономилась каждая капля и крошка.
Ее швырнули, как и остальных пленниц, в строй.
***
Из гнали, нередко избивая за разговоры, вот уже несколько часов по дикой жаре, по узкой горной тропинке. Кто-то уже валился с ног, и тех боевики били прикладами по голове - те теряли сознание, и они уносили их вперед на себе. Поднимающаяся пыль мешала дышать.
Усталость и страх на валились на нее в полной мере; Галина уже не понимала - кто, зачем и куда они их ведут. Ей стало в общем-то все равно.
Вскоре их вывели в какой-то горный массив, к каким-то руинам. Тут, очевидно была какая-то ячейка бандформирования - все, по крайней мере, было обустроенным - была вооруженная до зубов охрана, была хорошо устроенная дорога, были и другие боевики и другие палатки.
Пленников выстроили в линию.
Боевики, проходя мимо, осматривали пленных женщин похотливыми взглядами. Рогозина, волей судьбы, оказалась в строю последней. Рядом с ней и поставили мужчину в наручниках.
Она разглядела его ближе. Примерно он был ее возраста; лицо, руки и тело - в старых шрамах. Единственное, что привлекало в нем - это его ослепительно зеленые глаза, худоба и тонкие, бескровные губы. Но его лице, в глубине глаз, Рогозина прочитала сильнейшую неприязнь к боевикам, сковавшим его.
Женщин начали разбирать по одной. Их, сопротивляющихся и уже смирившихся, волокли и толкали в спину, чтобы они шли вперед, вглубь лагеря. Вот-вот могла настать и ее участь…
Мужская, грязная, волосатая рука боевика было схватила ее за горло, как вдруг стоявший рядом мужчина что-то ему сказал на незнаком наречии. У нее потемнело в глазах - рука бандита перекрыла кислород. Боевик рассмеялся, загорланил и отпустил ее. Она тяжело задышала и закашлялась, пытаясь глотнуть воздух.
Через минуту их двоих уже вели куда-то вглубь горного массива.
***
Их обоих швырнули в почти что темное помещение - без света с решеткой вверху. Наверное, это и была камера. Закрыли решетку на ключ и удалились. Несколько минут Рогозина, лежа на холодном полу и в полной темноте, переводила свое дыхание.
Зато ее невольный спутник уже вовсю располагался в камере. Он встал, каким-то чудом избавился от наручников…
- Эй, ты жива? - коротко и грубо спросил он, в темноте наткнувшись на ее лежащее тело. Рогозина все равно различила в его голосе акцент.
- Да. - хриплого голоса хватило только на это. Перед глазами все ее стояли сцены ужаса - захвата, убийств и насилия.
- Очнись, все уже произошло. Хуже уже не будет… - проговорил голос. - Вставай. Холодно. Все себе застудишь…
Рогозина только после этих слов очнулась. Смогла более-менее сесть.
- Где мы? И почему меня не… - сил сказать полностью это у нее не хватило. В горле было сухо, а все произошедшее казалось просто дурным сном…
- Мы в лагере боевиков. В моей камере. Тут есть хотя бы удобства в виде койки на полу… Так что иди сюда.
В этот миг закатное солнце осветило их тюрьму. Мужчина восседал по-турецки на жидкой постели - считай, один грязный матрас и подобие пледа-одеяла.
Делать нечего - пришлось располагаться на подобии кровати.
- Как тебя звать?
- Галя… А вас?
- Меня… Хм… Как это… Harry… - проговорил он, и Рогозина узнала английский. - Гарри, на вашем… Я, как вы понимаете, из другой страны…
- Но как вы сюда попали?!
- Все просто. Наша страна, Великобритания, стала членом НАТО… Им, чтобы покрасоваться перед Америкой, нужно было отправить контингент… И такие, как я, стали тут пушечным мясом…
- Что за…
- Вопросов задаешь ты много. Но не по делу. - Отрезал Гарри. - А у тебя у единственной я увидел этот звериный и умный взгляд… Все, кого увели - уже обречены. А ты - та, кто никогда перед ими не будешь ползать на коленях… Иначе бы я никогда тебя не заметил. Я расскажу про себя, если ты расскажешь про себя.
- Да… - взяла себя в руки девушка. - Я с отцом теперь живу в Москве… Я русская. Врач…
- Хм… Я видел у тебя на шее цепочку. Чудо, что ее не… сдернули у тебя с шеи… Тебе лучше тут ее спрятать. Пока не…
- Там крестик и обручальное кольцо.
- Ты… как это… married?
- Была. Муж подорвался на фугасе.
- Собо-лезную, - проговорил Гарри, хотя даже по голосу было слышно, что он ничуть не сочувствует ей. - А вот меня никто в жизни не любил. Никогда… never…
В его голосе послышалась легкая грусть.
- Но… почему?
- Я… си-ро-та. Мама и папа разбились на машине, когда мне исполнился год. Меня отдали родственникам. Все свои годы я… меня избивали, заставили работать и насиловали. В основном - мой дядя. Про еду и воду говорить нечего - иногда я питался по окрестным помойкам, и пил воду из текущего неподалеку озера… Так что у меня, в отличие у некоторых, - допустил он в разговоре мелкую шпильку в ее адрес, - не было теплой постели, игрушек, друзей, ласковых слов мамы и папы. А был бесконечный голод, жажда, холод и страх.
Кое-как я окончил младшую школу, и меня отправили в среднюю. Там было хуже всего - это была школа святого Брутуса для подростков с криминальными наклонностями. Там приходилось только выживать… Только самые сильные выживали в тех стенах. Слабые кончали с собой или их убивали, забивая до смерти… В школе действами телесные наказания, электрошок и другие виды наказаний…
Пока Гарри рассказывал о себе, Галина все больше и больше понимала, какие они оба разные. Ее очень все любили - Гарри так же ненавидели. Она выросла в полном достатке - Гарри же достатком называет постель, корку хлеба и стакан воды. У нее было для жизни все - у него не было ничего…
Солнце, за время их беседы, почти что закатилось; Гарри устал так же сильно, как она. В их камере становилось все темнее и темнее, и скоро она видела только силуэт и чувствовала тепло его тела рядом с собой. Боевиков позвали на молитву - ее заунывный звук наполнял окрестности многоголосым шумом.
- Нам надо ложиться. Закончим сегодня… - проговорил Гарри. - Я - у стены, ты - напротив меня. Иначе замерзнем, ночи тут очень холодные… Койка у нас одна на двоих.
Мужчина чуть сдвинул свой матрас, чтобы они легли нормально. Девушка вынуждено легла вместе с ним, деля явно рассчитанное только на одного место - уже было довольно прохладно.
- А можно спросить?
- Валяй.
- А что ты сказал боевикам, чтобы меня не трогали?
- Что мне, как и им, тоже иногда требуется разрядка, и выбираю для этого самую страшную пленницу… - она невольно дернулась в его руках. - Не беспокойся, я не зверь, и к тебе не прикоснусь… Я тебя просто пожалел… Ты не сломаешься здесь. Я знаю.
- А остальные?
- Те девчонки не выдержат всего этого. Мне жаль их… В их глазах я уже видел обреченность и покорность. А такие тут долго не живут… И я не считаю тебя страшной, имей ввиду… - он явно улыбался, произнося это.
- Спасибо…
- Рано благодаришь… Если будешь хорошей и слушать меня, то мы отсюда выйдем. Спи уже…
Холод поневоле заставил их прижаться к друг другу сильнее.
- Давай, тут нечего стесняться… Мы в одной лодке сейчас. - Прошептал мужчина. - Ну?
Галина с трудом заставил себя нырнуть к едва знакомому мужчине в объятия. Зато стало теплее. И на них волной накатил тяжелый сон…
========== Глава 2. ==========
Рогозина за ночь просыпалась два раза. Один из них, когда Гарри аккуратно вставал, перешагнул через нее, и шел в угол, условно обозначенной как туалет, а другой раз он поднял ее на ноги сам:
— Вставай… Ну же! — прошептал мужской голос во тьме. Ее сильно потрясли за плечо.
Девушка недовольно пошевелилась и привстала, еще будучи сонной. Тут она услышала гулкий громовой удар, а затем — вспышку молнии. Гроза пришла ночью в ущелье.
— Что? — прошептала она.
— Сегодня у нас настоящий праздник — гроза пришла… А значит сегодня можно набрать воды и кое-как вымыться…
Вспышка вновь перечеркнула небо. Гул превратился в рокот — и эхо громко прокатилось по горному массиву.
Гарри откуда-то (Галя вечером еще не видела) достал грубый кувшин. Тут Рогозина ясно услышала, как первые капли хлестнули по каменной стенке.
— Смотри! — Гарри легко вскарабкался по неровной стене к импровизированному окошку и просунул сквозь решетку кувшин, максимально выставив его наружу. Второй рукой он пытался набрать как можно больше дождевой воды — чтобы кувшин наполнился.
Рогозина, быстро поняв его намерения, сама смогла добраться до решетчатого окна, двумя руками сделала горсть и помогла Гарри набрать туда воды. Кувшин с их общей помощью, очень быстро наполнился доверху.
— Учти, — проговорил мужчина, ставя наполненный доверху кувшин в противоположный от туалета угол, — лишнюю влагу нам тратить не стоит; боевики не жалуют пленников. Будем жестко экономить… Кувшин — на трое суток. На двоих.
И он закрыл горлышко камнем. Чтобы драгоценная влага не испарилась.
— Я поняла…
— А теперь — мыться!
Гарри быстро разделся донага. Девушка чуть засмущалась, хотя его в чернильной тьме камеры было почти не видно.
— Галя, давай. Другого раза может и не быть… Я могу мыться в другом угле… И вообще отвер-нуться. Это хоть какая-то… чис-то-та…
— Ты прав, — и девушка смело сдернула с себя грязную и пыльную кофту, а затем рваные брюки и белье.
Гарри все равно, отдавая дань вежливости, стоял к ней спиной. То и дело прыгая и спрыгивая — на стену и со стены, они более-менее смывали с себя прохладной дождевой водой всю пыль, грязь и кровь с тел и волос. Потом оба, не сговариваясь, кое-как промыли под под дождевыми струями и всю одежду — на их счастье, ливень все лил и лил как из ведра, и повесили ее на решетке, чтобы она стекала и высыхала.
— Какой хороший дождь, — проговорил мужчина, когда они оба прекратили что-то подобие водных процедур. Оба стояли сейчас абсолютно голые и мокрые, с мокрыми волосами. Садиться куда-либо было нельзя — на мокром было спать бесполезно и опасно. Ноги обжигал холодный пол, но деваться было некуда. Девушка была коротко пострижена и природа не наградила ее особо пышной шевелюрой — из-за этого волосы были хорошо промыты. — Нам нужно и пол побрызгать водой…
— Почему?
— Как ты думаешь, на какой стороне находиться наша тюрьма? Солнце с утра поднимет жар, и тут будет не выдохнуть…
Галя послушала пленника и в этот раз. Набирая полные пригоршни воды, они как можно сильнее смачивали водой каменный, грубый пол и стены своей «клетки». В воздухе запахло и сыростью…
***
Влага на телах и на волосах высохла быстро; Гарри спокойно предложил ей лечь. Уже не слишком обращая внимание на собственную наготу — воспринимая ее как естественное, они снова легли, прижимаясь друг к другу.
Утро встретило пленников маревом и нестерпимо-ярким, поднимающимся из-за горизонта солнцем, светившем в узкое оконце. В маленькой камере было действительно не выдохнуть… Но девушка проснулась не только из-за жара — в желудке сосало от голода.
Гарри уже был одет. Он что-то ел из алюминиевой тарелки.
Девушка моментально смущенно за вернулась в одеяло.
— С добрым утром. Давай, одевайся, я отвернусь.
Гарри честно не глядел на нее, когда она надевала свои вещи обратно.
— Еду принесли… — проговорил он, — ешь.
Месиво в тарелке отдаленно напоминало кашу — по крайней мере, судя по запаху. Но было слишком голодно, и она, плюя на все, жадно набросилась на принесённую еду.
Хотела она и съесть хлеб, но Гарри снова предостерег ее:
— Экономь и еду… Мой тебе совет.
Сам он отложил хлеб в сторону. Она, поколебавшись, последовала его совету.