====== Часть 1. Жертва плачет. Пролог. ======
Марианна медленно перенесла ногу вниз, пытаясь убедиться, что и следующая ступенька прямо у неё под ногами и ей не грозит рухнуть прямо здесь, да ещё и сегодня. При этом придерживаясь кончиками пальцев левой руки за стену, правой рукой она отчаянно пыталась придержать собственные высоко забранные волосы.
Она ненавидела эту лестницу.
Казалось бы, чего страшного в походе на странный, импровизированный чердак наверху башни? Но если у вас полгода как проломили лестницу, а вместо неё установили криво сколоченные друг с другом балки, то положение сразу же изменяется.
Марианна сделала ещё один неуверенный шаг, пошатнулась, почувствовав, как под её весом прогибается ступенька и, наконец-то, с негромким вскриком спрыгнула на прочную поверхность пола.
Облегчённо вздохнув и бросив полный негодования взгляд на светлый прямоугольник прохода на чердак, она вздохнула, снова попыталась осторожно ощупать свою причёску и едва не чертыхнулась, но вовремя спохватилась и пугливо осмотрелась. Марианна отлично знала, что поминать чёрта нельзя, иначе он может услышать и прийти, как только солнце скроется за горизонтом. Не обязательно сам, но впитанные с детства страхи никуда не уходили с возрастом. Конечно, она ещё не была взрослой…
Марианна тихонько хихикнула и, залившись румянцем, подумала о том, что сегодня прибывают гости, а среди них будет и Маркус, сын далеко не бедного владельца какого-то чрезвычайно доходного заведения, который неоднократно позволял себе в её сторону некоторые откровенные намеки. Марианна была отнюдь не простушкой и отлично знала, что это значит, и в прошлую встречу даже позволила себя поцеловать. Правда она так волновалась, что даже не поняла чего в этом такого хорошего, но… Она точно знала, что дальше будет лучше.
Собственно, именно поэтому она сегодня так и крутилась с самого утра у зеркала, игнорируя крики старой Оливии, что разгоняла слуг, назначая дела на день. К счастью сама Марианна сегодня оказалась практически свободна и даже смогла найти своё особенное платье. Правда на его рукаве было небольшое масляное пятно, которое она получила в позапрошлый раз, расставляя еду на столе в обеденном зале, но оно было совсем маленьким и незаметным. А собранные наверх в причудливой прическе волосы и вовсе преображали её в леди.
Ещё бы эта гадкая заколка, на которой держалась практически вся конструкция, не вылетела из волос в самый ответственный момент, и всё было бы превосходно!
А вот теперь она боится даже лишний раз повернуть голову, а уж заниматься делами будет и того сложнее. Марианна снова вздохнула и подумала, что попадаться на глаза Оливии не стоит.
По крайней мере сегодня этот дом снова оживёт. Из-за чудаковатости хозяйки делами управляла племянница погибшего хозяина, которая, как перешёптывались по всем углам, не имела права даже находиться здесь. А хозяйке было всё равно, всё этот её траур.
Марианна осторожно покосилась в окно, туда, где ветер раскачивал тёмные макушки деревьев, и начиналась невысокая каменная ограда семейного кладбища.
Марианна была слишком суеверна, чтобы не бояться хотя бы приближаться к этому месту, а вот прямо сейчас наблюдала, как одинокая женская фигурка следовала туда прямо через густые заросли, игнорируя удобную дорогу с восточной стороны. Девушка пригляделась, но узнать эту девушку с такого расстояния даже с её отличным зрением было невозможно. Правда отличное зрение у неё было, только когда она смотрела вдаль, что-то расположенное вблизи она видела отвратительно, кажется, это даже как-то называлось.
Она вышла к одной из лестниц, пытаясь вспомнить, что ещё можно было бы сделать до того, как начнут прибывать гости, как ей в спину кто-то врезался, едва не сбив с ног. Но девушка вовремя ухватилась за перила, треснулась о них же грудью и почувствовала, как ей в закрытый глаз ударилась заколка с окончательно растрёпанных волос.
— Извините, Мари, я вас не заметил!
С этими словами наглый ураган бросился дальше вниз, не задерживаясь возле чуть не убившейся девушки, возмущённо хватавшей ртом воздух.
— Майкл! — разъяренно закричала она, тут же вскакивая и пытаясь броситься вниз, вот только правая нога тут же наступила на подол платья, послышался неприятный хруст и…
Её наряд был полностью испорчен.
Едва сдерживаясь от того, чтобы не разрыдаться и дрожащими от обиды и злости, руками пытаясь собрать обратно рассыпанные в страшном беспорядке волосы, Марианна пыталась успокоится.
— Ах вот ты где, бездельница!! — в старом потрёпанном и перешитом уже раз сто переднике перед ней возникла Оливия, грозно потрясая перед собой какой-то посудиной, — а ну как собралась и отправилась отнести хозяйке обед! Это же надо, про Леди совсем все забыли…
— Эй, но я видела, как к ней только что пошли.
— Никого я не посылала, а ну собрала этот беспорядок и пошла взялась за дело, ленивая дрянь!
Марианна открыла было рот, чтобы возразить, но с нижнего этажа раздались крики, полные ужаса….
Неровное пламя свечи шелохнулось в сторону, мелко задрожало, подчиняясь одному из множества сквозняков, и потухло, погружая всё вокруг во мрак. Она привыкла к подобному, она даже научилась видеть в неярких силуэтах предметов то, что на самом деле там находится.
Она никогда не боялась ночных демонов, что таятся по углам. Люди были страшнее.
Она кусала себе губы, опираясь одной рукой о холодный, уже такой родной, но всё такой же ненавистный камень Его могильной плиты.
Она чувствовала, как по подбородку скользила капелька крови, но страшно было хотя бы шелохнуться, хотя бы облизать губы и почувствовать вкус, которого она давно не ощущала.
В дальнем углу уже привычно плёл свою паутину большой мохнатый паук из той породы, при виде которых дамы, громко визжа не запрыгивают на столы лишь потому, что им не позволяет воспитание. В его паутину никогда не попадают мушки или прочие летающие насекомые. Он ловит лишь тех, кто ползает. Летающие насекомые сюда не являются. Наверное, здесь слишком тяжело даже стоять, не то что летать, пусть даже речь идёт не о людях.
Она скребла камень своими сломанными ногтями и пыталась дышать ровно, не смотря на то, что плесневелый воздух прочно застревал в ноздрях, заставляя приоткрывать рот и с негромким свистом вдыхать нужную организму порцию кислорода.
Кажется, она провела здесь немало времени, но в то же время она хотела бы провести здесь ещё вечность.
Дыхание становилось всё тяжелее.
Глаза неприятно щипало, а веки опухли и открывались с таким трудом, словно весили раза в три больше, чем положено. Грудь едва-едва приподнималась при каждом новом тяжёлом вздохе, как будто кто-то сзади обнял её ледяными руками и дышал прямо в затылок.
Она хотела бы пробыть здесь вот так ещё целую вечность, которой не было бы конца. Она не хотела умирать. Но знала, что время вышло.
Она давно уже не смотрела в зеркала. Слуги считали, что она боится увидеть себя в подобном абсолютно уродливом виде, шептали за спиной, что она сошла с ума, что она больна.
Она просто боялась зеркал. Просто не хотела лишний раз напоминать себе о будущем.
Темнота, неясной дымкой покрывающая глаза, задрожала, пошла рябью, и она зажмурилась, чтобы открыв глаза встретиться взглядом с нечеловеческими прекрасными светло-зелёными глазами.
Фигура девушки медленно проходила всё ближе, всё глубже в склеп. В горле образовался ком, мешавший дышать и говорить, но сглотнуть не получалось. Ледяной ветер плёткой ударил в и без того почти слепые глаза.
— Мне жаль…
Мысль ещё не сформировалась в тугой кокон из разрозненных волнений и ожиданий, и губы уже слегка приоткрылись, чтобы прошептать всего одну фразу. Фразу, в которую вкладывались совсем не те слова.
«За что? Почему я должна положить всю жизнь на ненависть?» — вот что кричало её сознание, вот что смиренно произносили её губы, пусть даже и с них врывались совсем другие звуки. Она знала, что не может быть не понятой.
— Не получилось.
А это она произнесла уже самой себе. Потому что на губах всё ещё ощущался привкус давно безвкусной собственной крови, а камень уже перестал быть холодным. Но ведь он не мог прогреться, не так ли?
Она так неистово желала жить дальше, жить не смотря ни на что, улыбаться, дрожать, плакать, но жить. Как глупо. Почему именно она?
Лицо напротив, эти тонкие губы, эти прекрасные глаза, всё выражало лишь скорбь.
— Мне жаль.
Ответ прозвучал твердо. И за этими словами снова скрывалось что-то не произнесённое, но она сама никак не могла расшифровать, что именно. Шуршание длинного платья замерло прямо перед ней, и она просто не могла опустить взгляд.
Пальцы судорожно сжимали камень, глаза смотрели не отрываясь, глубоко в груди отбивало свой срок сердце.
Девушка, стоящая напротив, задумчиво посмотрела по сторонам, почти безразлично рассматривая окружающую её темноту.
Гостья делала это так, словно пришла просто так, заглянуть на пару минут, проведать и уйти обратно. Словно такое возможно.
Почти неслышно отступив назад, девушка снова посмотрела вперёд. Дышать стало почти невозможно, слишком густой воздух был непригоден для дыхания.
Что-то негромко щёлкнуло, и она замерла. Никаких лишних эмоций на лице собеседницы не возникло, а вот она сама неуверенно посмотрела вниз, привставая и чувствуя, как обессилено подгибаются коленки.
— Нет…
Она даже не услышала своего голоса, только холод ворвавшийся в её тело вместе с всеобъемлющим страхом.
— Нет…
Что-то звякнуло, упав на пол, а она продолжала шептать это одно единственное слово. А странная девушка развернулась и пошла к светлому дверному проёму. Похоже таинственную гостью больше здесь ничего не интересовало, возможно, у неё ещё были дела.
Та, что осталась, одна в склепе негромко захрипела и расплакалась, чувствуя, как жизнь покидает её тело. Стремительно, безостановочно, безвозвратно.
А платье странной уходящей гостьи уже шуршало в траве, когда та, что находилась в склепе, пыталась встать и пойти за ней, пойти и выпросить, вымолить… сделать что угодно.
Тень тонкой, хрупкой девочки-подростка на стене шелохнулась, потянула руки вперёд и растворилась в ворвавшихся в склеп лучах солнца.
====== Глава 1. Отправление. ======
Атмосфера медленно, но верно подходила к той критической точке, в которой её обычно именуют взрывоопасной. Однако, словно и не замечая происходящего, Комуи продолжал с наслаждением обмахиваться одним из многочисленных отчётов и в вполголоса жаловаться на жару. Для каких-то новых опытов в лаборатории нужна была повышенная температура, что влияло на всё отделение.
Ривер грозно возвышался прямо за спиной Смотрителя, скрестив руки на груди, то и дело бросая взгляд на большие настенные часы, которые были обнаружены в старом кабинете Комуи во время переезда. Каждый раз, когда Аллен начинал думать о том, как именно вытаскивали всю эту макулатуру во время переезда…. Нет, он, конечно, и сам помогал, таскал огромное количество коробок и всё такое, но всё равно не верил, что кабинет Смотрителя может выглядеть как-то иначе. Собственно, его новый кабинет тоже уже был застелен толстым бумажным ковром, и различия почти не было.
Аллен покосился на Ривера и понял, что ещё немного, и тот снова вспылит и попытается заставить Комуи работать. А это было одним из самых бесполезных занятий в мире, особенно сейчас, когда у Комуи была шикарная отговорка: он ждал сбора всех заинтересованных лиц, для того чтобы отправить молодых экзорцистов на новую миссию.
Самого юношу к Комуи отправил ещё Линк, также проговорившись, что на этом собрании присутствовать не будет, так как ему нужно побеседовать с Рувелье. Рувелье Аллену откровенно не нравился, а вот с Линком он был не прочь попробовать подружиться. Раз уж он так прижился в Ордене, то почему же и нет?
Разумеется, сейчас было не так спокойно и хорошо как раньше. После того, как его начали подозревать в сговоре с неким Четырнадцатым Ноем, о котором даже известно почти ничего не было, спокойные дни закончились. Конечно, у юноши были куда более странные предположения об этом таинственном Ное, но он предпочитал держать их при себе, так же как и историю о том, откуда он знает те ноты.
Рувелье совершенно ему не нравился, а нелюбовь к высшим слоям начальства Ордена была привита ему ещё Учителем, когда тот иногда пробалтывался и говорил о них такие вещи и в таких выражениях, что в пору было бежать, искать листы бумаги и ручку чтобы записывать. В жизни всякое бывает, вдруг пригодилось бы?
О самом Ордене Учитель предпочитал не рассказывать. Ну состоит он там и состоит, свободу передвижений объяснял своим званием Генерала, а в остальном просто ни перед кем, а уж тем более перед Алленом, не отчитывался.
А самому юному Уолкеру в то время было совершенно наплевать на почти мифический Орден; его беспокоили более приземлённые и реальные вещи, например астрономические суммы на новых, оставленных Кроссом, счетах.
Аллен раздосадовано тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя очень неприятные мысли, и попытался отвлечься разглядыванием окружающих его людей. Рядом с ним свободно развалился Лави, демонстративно посапывающий и натянувший свою старую добрую повязку на оба глаза. Рассматривать Лави можно было бесконечно, он постоянно пытался выделиться и налепливал на себя по максимуму ярких вещей, вот и сейчас бандана была зелёная, странная повязка на одной из рук — ярко красная, как впрочем и слегка расслабленный ремень. Серебряные знаки Ордена местами были увешаны дополнительными тоненькими цепочками, а в ушах появилась новая пара колец.
Аллен никак не мог до конца определить, Лави действительно нравится так одеваться, или же он преследует какие-то свои цели?
Хотя, если подумать, то тут все кругом преследуют известные только им самим таинственные цели. И речь здесь шла не только об Управлении, но и вообще обо всех и каждом, кто находился Ордене. У каждого своя цель, и он добивается её достижения, используя все те методы, которые позволяет ему использовать его мораль. Аллен тоже от них не отличается, у него тоже есть своя цель, свой путь, который он избрал уже несколько лет назад, и пока не намерен от него отступать.
Вот только последние события поселили в нём некоторые каверзные сомнения, которые, прорастая из самых глубин медленно, но верно протягивали свои щупальца прямо к поступкам Аллена, намереваясь совершенно их изменить. Но юноша был уверен в своей правоте и в том, что ничто не сможет помешать ему следовать своей, пусть и не самой простой, дорогой.
Пусть даже для того, чтобы следовать этому пути, Аллену придётся терпеть эти подозрения, странные взгляды со всех сторон, перешёптывания и, вызывающее мерзкое ощущение, будто тебя вываляли в грязи перед всем честным народом, отношение начальства. Словно он уже их всех предал, ни в чём не раскаивается, и это всеми было трижды доказано.
Ну вот, он снова скатывается в эту унылую тему. Подумать только, разве ему не надоело каждый раз перед сном, не смотря на усталость и желание сразу же отрубиться до самого утра на оставшееся пару часов, размышлять об одном и том же? Разве он не обдумал всю эту историю вдоль, поперёк и по диагонали? Тогда сколько ему ещё терпеть выкрутасы собственного обиженного сознания?
Аллен снова посмотрел на спящего или притворяющегося Лави, а затем осторожно скосил взгляд на Канду, который неподвижно стоял прямо у двери и не сводил с Комуи такого многообещающего взгляда, что Аллен на месте Смотрителя уже давно что-нибудь бы сделал. Например, запустил бы в Канду очередной подшивкой бумаг и побежал искать спасения. Хотя, на месте Смотрителя можно было бы ещё и вызвать какого-нибудь Комурина, и все тут же забыли бы о том, что такое работа, и как она делается. Ведь Комуи обычно даже если и попадает после очередного нашествия Комурина, то только от Линали, а это не так страшно, как попасть под гневный взгляд мечника.
Собственно Линали они здесь и ждали, и только поэтому и Канда, и Ривер просто молча пытались дождаться запаздывающую девушку, отлично понимая, что просто так, без причины, она теряться не стала бы.