А глядеть в эти смеющиеся золотые глаза было и вовсе невыносимо, Аллену казалось, что эти нечеловеческие глаза принадлежат кому-то, кто отлично понимает все его чувства и знает о лжи.
Да, Тикки Микк некоторое время назад был для Аллена едва ли не образцом понимания и всезнания! Даже круче Мариана Кросса. Наверное, потому что тому частенько было совершенно не до ученика, который сутками вкалывал лишь бы оплатить огромную гору остающихся за ними долгов. А Тикки был рядом постоянно, ждал, выслушивал, сидел рядом, обнимал… Лапал. Да, почти как сейчас обнимает. Хорошо хоть, что ещё не лапает. — Я тоже не оправдываюсь. Но предпочел бы, чтобы твоя чистая сила так и не восстановилась. Не хочу видеть тебя в этой войне. Даже сейчас не хочу. Даже когда я сижу перед тобой тёмной стороной, ты всё равно умудряешься задевать меня до глубины души, напоминая, что она у меня есть. В чём твой секрет, как ты умудряешься это делать?
— Ты... ты серьёзно? — вполне обоснованно, не доверяя словам Ноя, переспросил Аллен.
— Да, я и сейчас не прочь ампутировать твою прелестную ручку. — Я о другом. — А что, не заметно? Аллен пожал плечами. — Ты помнил обо мне всё это время? — Ага, и представь мой шок, когда обнаружил тебя в поезде в экзорцистком плаще? И в тот же день меня вызывает Граф и даёт задание. А я ведь не знал твоего имени. — Тикки задумчиво запрокинул голову, с горькой улыбкой вспоминая прошлое. Но затем скривился и резко встряхнулся. В глазах загорелся огонь. — Знаешь, как мне повезло, что Граф дописал это проклятое «экзорцист» на карте? Иначе я бы точно не выпутался и... возможно, и убил бы тебя тогда. А так… Я был вполне согласен с Тысячелетним Графом насчёт того, что тебе не следует быть экзорцистом! Чёрт, Малыш, неужели непонятно, что я хотел, я действительно желал увидеть тебя много позже? Да если бы ты не носился со своим учителем, терпя даже его громадные долги, не рассказывал о его секретном деле с таким затаенным восторгом в глазах, я ещё тогда бы тебя похитил! Никто не был против! Никто! Знаешь, чего мне стоило отпустить тебя тогда? Ты был словно болезнь, которая пропитала меня с ног до головы! Пробуждение генов Ноя стало для меня сродни спасению, и всё равно, всё равно я помнил о тебе! Помнил даже тогда, когда почти забывал о друзьях, когда убивал, когда был поглощён тьмой!! И Граф, которому нельзя отказать, даёт мне задание убить именно тебя! Тикки тяжело треснул по полу ладонью и вздохнул. — Граф — зло, — пробормотал Аллен, не понимая, шутит он или говорит серьёзно, намекает на все его злодеяния, или на то, что именно Граф дал Тикки задание убить Аллена. Он был ошеломлён. Щёки горели от стыда и чего-то ещё, сердце сжималось в груди почти болезненно, и так хотелось верить, просто верить тому, что говорит Ной, говорит искренне. Ведь и впрямь даже чистая сила перестала отгораживать его своими щитами! — Ты спас меня. — Я причинил тебе нехилую боль, оторвал руку и бросил погибать в тех зарослях. Хотя... ну, я не отдал сразу команду акума следовать за твоим шустрым големом. Я хотел, чтобы тебя нашли. Да. Но я же не был в этом уверен. — Но ты же Ной. — Выходит, неправильный я Ной. А Граф… А Граф — зло. И я тоже. И ты. Покажи мне существо, которое не будет хотя бы частично, хотя бы по отношению к кому-то злом? Аллен не имел ни малейшего желания даже пытаться думать на эту тему. А потому он молчал. — Ты действительно не хотел меня убивать? — А как иначе? — И потому не хочешь, чтобы я был экзорцистом? А кем ещё мне быть тогда? Это мой путь и я выбрал его не просто так! — Спокойнее, разве сейчас я пытаюсь лишить тебя чистой силы? Видишь, мы нашли с ней общий язык. Аллен недовольно попытался отодвинуться, но Тикки прижал его ещё сильнее, не давая
выскользнуть из своих объятий.
— А ты вспоминал обо мне? И что ему сказать на этот вопрос? Что он считал Тикки первой влюблённостью ровно до тех пор, пока не услышал пару ласковых от Кросса в сторону подобных отношений? И что после этого решил, что это могла быть и любовь?
Запретная, опасная… да-да, иногда на Аллена нападал зверь романтизма, и его несло. А так как наблюдая за Учителем Аллен мог убедиться, что прекрасных принцесс нет, а женщины глупы и доступны, раз достаются его Учителю, то идеалом его мог стать только мужчина…
Интересно, догадывался ли Кросс, что именно он сыграл одну из решающих ролей в становлении ориентации Аллена? Вот девушки юношу вообще не привлекали, ни в каком виде, а он видел их во всяких видах. — Ну так что? — нехорошие пальчики Тикки уже пробирались Аллену под рубашку, и это тоже было чем-то удивительно знакомым и желанным. Каждое прикосновение зажигало новый щекочущий огонёк внутри, прямо под кожей. — Помнил, конечно, — максимально спокойно ответил Аллен, — Я же не страдаю амнезией. — А то чему я тебя учил? — Много чему учил, может быть, даже большему, чем Кросс, — старательно игнорировал очевидный ответ Аллен. Тикки только едва слышно цокнул и, устроив свою голову на плече юноши, принялся деловито расстегивать его продранную в нескольких местах рубашку. Пуговичку за пуговичкой, аккуратно продевая в петли, постепенно оголяя ровно приподнимающуюся от дыхания грудную клетку. Длинные сероватые пальцы выполняли это простое действие словно какое-то колдовство, по крайней мере Аллен смотрел за ними, как зачарованный. Да и Тикки Микк, неровно дышащий ему прямо в ухо, так же не отводил взгляда. — Какого хрена ты делаешь? — перехватывая ладонь на последней пуговице, поинтересовался юноша. — Осматриваю твою рану, разумеется, — Тикки невозмутимо рванул в сторону полы рубашки попросту отрывая последнюю пуговицу, покатившуюся прямо в бездну. Проследив за ухнувшей в никуда пуговицей, Аллен вновь опустил взгляд на себя с некоторой долей удивления, обнаруживая, что сбоку его рубашка в крови, кожа под ней рассечена и окружена большим, почти с ладонь багровым синяком. — Ничего серьезного, — проводя по засохшей корочке, произнёс Тикки, — а крови натекло, как будто ты вот-вот сдохнешь. — Меня не так-то просто убить! — уж чем-чем, а своей живучестью Аллен мог гордиться. — И это делает меня счастливым.
====== Глава 11. Чем бы не тешились... ======
Крепкое кольцо рук обхватывало юношескую талию, слегка сдавливая и причиняя ране лёгкий дискомфорт, если сравнивать с тем, что Уолкер уже успел испытать в этой войне. Тикки нагло пристроился рядом и никуда не собирался деваться. Но Аллен не спешил выбираться из этих чересчур крепких, будто бы заявляющих свои права объятий. — Так что, помнишь, чему я тебя учил? — А ты решил принять экзамен? Да, помню, и да, ты говоришь таким тоном, что я сразу понимаю, о чём идёт речь. — А произнести это вслух? Аллен дёрнулся вперёд, пытаясь выбраться из кольца рук, но сразу не получилось, а потом его ухо опалило горячее дыхание Ноя, от которого мурашки протоптались вдоль позвоночника. — Наш маленький, храбрый экзорцист боится произнести вслух о своих сомнительных достижениях? — Ты учил меня целоваться! И я бы не сказал, что ты делал это так уж хорошо! — О? — то ли от удивления, то ли по какой другой причине Тикки даже прикусил кончик юношеского ушка, от чего Аллен вновь ощутимо вздрогнул.— Ты понимаешь, что только что не просто задел, но потоптался по моей мужской гордости? Ной облизнул обиженное им местечко кончиком языка, и Аллен судорожно выдохнул, понимая, что, прижимаясь спиной к Тикки Микку, уже начинает оценивать его накаченный торс и сильные руки, как будто желает быть в их власти. — Просто констатирую факт, — слова были произнесены с некоторым замешательством. Рука Тикки слега опустилась, очерчивая круги, тщательно прощупывая выступающие рёбра, и скользнула ему под ремень, немного щекотно и всё же приятно.
— Прекращай меня лапать! — резким и слишком высоким голосом попросил он, однако пока не делая попыток выбраться. Юноша уже ощущал, как приятное тепло начинает скапливаться в низу живота, ускоряя сердечные сокращения и учащая дыхание. Ещё немного в таком темпе, и стояк ему будет обеспечен, подростковое тело всё же жило своими законами.
— С чего бы это вдруг? Ты мне тут рассказываешь, какой ты опытный стал, развратный, и мои поцелуи для тебя детская забава, так что же мне сидеть и слушать, бездействуя? Ты за кого меня держишь, за монаха, обязавшегося хранить целибат?
— Я не о том! Не то имел в виду! — Аллен наконец-то сумел вскочить на ноги и, обернувшись к Ною, отступить на несколько шагов, осознавая, как дико он, наверное, смотрится со стороны: в расстегнутой рубашке, смущённый, растрёпанный, отступающий от смотрящего на него голодным взглядом Ноя. Ноя. Он сидит рядом с Ноем.
Чертовски привлекательным Ноем.
Он попытался сглотнуть, утихомирить самого себя, но ничего не получилось: в горле пересохло. — Ты ещё предложи меня тут трахнуть! — отчаянно выкрикнул он, и громкие слова эхом отразились от высоких стен, заставляя щёки юноши пылать ещё сильнее, чем прежде. — А что? Чудесное предложение. — Ты несерьёзно. — Почему же? — Тикки медленно, с явной неохотой поднялся с насиженного, прогретого собственным теплом места и стал подходить к Аллену. — Мы застряли здесь ещё часов на пять, в крайнем случае на четыре. Напомню, если не говорил: шесть часов это минимум для блокировки, а так возможно мы здесь и на неделю или месяц. Нас никто не слышит, не видит, не следит. Мы одни! И что мы будем делать всё это время? — Я не собираюсь слушать твой бред! — резко взмахнул рукой Аллен, удивлённо осознавая, что расслабился настолько в объятиях Ноя, что даже дезактивировал чистую силу. — Собираешься сдохнуть девственником? — деловитый тон врага, который совсем перестал походить на врага, заставил Уолкера поперхнуться воздухом и снова попятиться. — А вот я предпочёл бы успеть… Увидеть тебя со всех сторон. К счастью, Аллен не понял, что Тикки вместо «увидеть» хотел употребить совсем другое слово, но, что было для Ноя совсем не типично, смутился и заменил слово более мягким. — Это теперь так называется? — возмущение распирало изнутри, требуя вылиться наружу во всём своём разгромном обличии. — Даже если я обязан тебе жизнью, то это не повод! — Конечно не повод, иначе тебе бы уже пришлось стать шлюхой. И не говори, что есть хоть один товарищ, который не прикрыл тебя в бою хотя бы раз! — теперь уже рассерженно шипел Ной, медленно и почти угрожающе надвигаясь на хрупкую с виду фигурку экзорциста. — Поводом должно было стать что-то более романтичное, но, как видишь, ни цветов, ни свеч здесь нет. — Не люблю свечи. Твоя сестрёнка постаралась. — Она тоже та ещё озорница, — лицо Тикки потемнело — Она тоже меня любит? Об этом кричала на весь зал, по крайней мере! — Не знаю. Не верю. Не отдам! — на последнем слове голос Тикки чуть вновь не превратился в рычащий инструмент ненависти, — Ты мой, Малыш, я решил это ещё до того, как влился в эту бредовую семью, и то, что я теперь Ной, ничего не изменит! — Кроме того, что я твой враг? — Кроме того, что… Чёрт, Малыш, — Тикки уже стоял совсем близко, непозволительно близко, так что Аллену приходилось почти задирать голову, чтобы смотреть ему в глаза, но он всё равно ощущал расходящийся от Ноя жар. Жар и жажду обладания. Очень порочную жажду, собственническую, такую, в объятия которой хотелось скользнуть послушной куклой, отдаваясь во власть по сути незнакомого типа. Врага. — Малыш, разве не ты, увидев, кто я такой на самом деле, развернулся, чтобы броситься ко мне на помощь? — Я успел пожалеть об этом раз тридцать. На лице Ноя, что странно, отразилась гримаса боли, а его ладонь остановилась в дюйме от лица Аллена. В тот раз он сказал, что Аллен холодный, как покойник, и юноша отлично слышал в голосе Ноя горечь. В тот раз он в образе холодной беспощадной смерти поцеловал его на прощание. Боялся ли он и впрямь того, что Аллен умрёт? — Хотя это ложь, — всё же не сумел удержаться Аллен. — Я… Я только подумал о том, что должен жалеть об этом. Возможно, мы бы успели выскользнуть в двери. — Но кто знает, что бы ждало вас там, не поменяла ли Мечта перед тем как исчезнуть ваш пункт назначения? — И правда… — до подростка только дошло, что те врата могли быть совсем не безопасными. — Малыш? Он коснулся щеки юноши, и в его голосе были такие странные, не характерные для Ноя нотки, что-то похожее на мольбу, на мягкий уговор.
— Ты действительно хочешь…
— А нам есть что терять? Если бы мой брат Правосудие уже пробудился, то за то, что я не убил тебя, нарушив планы Графа, меня бы точно оставили в Ковчеге. Но Граф может быть более… милостивым? Но я не уверен, что он пожелает помочь мне, если это будет мешать его планам. Правда. — А мой Учитель — единственный человек, который, возможно, знает, что делать с Ковчегом, как им управлять и тоже не сможет ничего сделать. Значит, я обречён в любом случае, как и мои друзья, а ты... Ты, по крайней мере, переродишься. — Но я человек, тот самый, что повстречал тебя в баре, тот самый что проводил с тобой столько времени, тот самый, что соблазнился твоей изящной фигуркой и удивительным духом, тот самый что учил тебя целоваться… Тот самый я — умру. — Ты же сейчас Ной, почему ты так говоришь? — Потому что Нои тоже люди? Но ведут себя так лишь со своими близкими, а близкие у них только члены Семьи? А у меня вот ещё ты от чего-то. Пальцы Тикки продолжали легонько поглаживать щёку, так что Аллену нестерпимо захотелось прикинуться котиком и начать о неё тереться, подставлять то щёки, то подбородок, то шею, позволять длинным пальцам зарываться в волосах, растрёпывать их, как нравилось когда-то Тикки Микку. И бесконечно нравилось самому Аллену. Португалец, смеясь, называл это массажем головы. И смех у него был грудной, а глаза блестели, а потом они обычно снова начинали практиковаться в поцелуях, потому что раз встретившись глазами, уже не могли не столкнуться губами. И сегодняшний случай не был исключением. Рука Тикки обхватила Аллена за талию, слегка подрагивая, но бережно поддерживая, ещё в тот момент, когда юноша сделал шаг навстречу, трусливо прикрывая глаза, уходя от этого завлекающего янтарного блеска и наконец-то ощущая, как губы Тикки накрывают его собственные. Слегка сминая, обводя языком, Ной не спешил углубиться внутрь, будто гурман, дорвавшийся до особенно ценного и удивительно напитка, смакуя каждое мгновение, запоминая юношескую сладость и делясь собственной горькой – не то от сигарет, не то по природе – опытностью. Чувственно, неторопливо, горячо. А его Малыш, как это бывало и раньше, робко принимал правила знакомой игры, уже сам приоткрывая губы, слегка высовывая язычок, переплетая его с чужим, куда более опытным, в волнующем танце. Голова кружилась, пол под ослабшими ногами ходил ходуном, руки Тикки жадно гладили его по спине, будто пытаясь ощутить мягкость кожи и каждый шрам даже через тонкую, но определённо мешающую ему ткань.
— Ты должен раздеться сам, я порву всё к чертям, — выдохнул Тикки ему в губы, когда они оба с явным нежеланием оторвались от своего занятия, чтобы глотнуть воздуха. Впрочем, воздух вокруг них уже успел стать таким же пылающим и только вызывал всё большее кислородное голодание, которое Аллену отчего-то хотелось заглушить лишь новым поцелуем.
Несмотря на предупреждения Ноя, он снова потянулся вперёд, приподнимаясь на цыпочки, чтобы сделать как можно более незначительной разницу в их росте, запустил правую руку в волосы мужчины, заставляя того нагнуться ближе, не отстраняться, продолжать лизать и кусать друг другу губы. И Тикки, вжавшийся всем телом в Аллена, демонстрируя ему тем самым заметную выпуклость в штанах, тихо застонал и неловко дёрнул пряжку ремня. — Ты за кого меня держишь? — не совсем понятно выдохнул он, наклоняясь ниже, к шее юноши, которую тот так охотно ему подставил, будто всю жизнь готовился стать жертвой вампира. Вампира, который будет нервно дёргать его ремень, его ширинку и штаны, который будет сосать и прикусывать нежную кожу прямо над ключицами, оставляя яркие метки. А Аллен, вздрагивая от проскакивающих в его теле искр, ахая от особенно болезных укусов, нетерпеливо кусал себе губы, прижимаясь к Тикки сильнее, прочнее, уже вовсе не отрицая того, что хотел бы, желал бы… Правда, пока он не вполне понимал чего. Но когда Ной наконец-то разобрался с его штанами и бельём, выпуская напряжённый член, Аллен понял, что хотел именно этого. Правда, Тикки почти сразу же отстранился, торопливо срывая одежду с себя и нервно оглядываясь по сторонам. — Плевать, кажется, перины для принцесс здесь не предусмотрены! Тикки с трудом удержался, чтобы не повалить юношу на пол, но вместо этого Ной максимально сдержанно дёрнул Аллена за плечо, призывая опуститься прямо на пол, и только тогда юноша испугано пискнул.