— Подожди! — чёрные когти впились опустившемуся рядом Ною в грудь, не давая тому приблизиться сильнее, чем есть. — Ты же не собираешься…
— Ещё как собираюсь.
Широкая ладонь обхватила, слегка сжимая, напряжённую юношескую плоть, а большой палец аккуратно огладил головку с выступившими на ней каплями смазки. Вместо протестов из горла Аллена вырвался лишь судорожный вскрик, бёдра против воли хозяина подались вверх, навстречу руке, призывая к движению.
— Ты и сам этого хочешь, разве нет? — Тикки навис над Алленом, вынуждая его лечь, слегка придерживая за спину. — Не ударься, Малыш, я знаю, что здесь неудобно, но придётся довольствоваться тем, что есть.
— Что есть? — Аллен мелко дрожал, обливался потом несмотря на то, что в зале было прохладно, и с трудом фокусировал взгляд на лице Ноя, стараясь ориентироваться хотя бы на эти сияющие потусторонним светом жёлтые глаза. Он нервничал, смущаясь и понимая, как всё это ни к месту, адреналин от осознания с кем и что именно он собирается сделать так же не придавал ясности его разуму. Что уж говорить о возбуждении и желании? — А есть мы двое, — рука Тикки начала неторопливо двигаться, а вторая опустилась на грудь, начиная лёгкими, щекотными кругами исследовать область вокруг одного из сосков. Аллен закрыл глаза, приоткрывая губы и начиная рвано, с присвистом втягивать в себя воздух, и только сжал зубы, стараясь не выругаться, когда пальцы Ноя больно ущипнули горошину соска. Больно, но почему-то волнующе, приятно. Аллен даже не догадывался о том, что так может быть. Впрочем, Тикки Микк и раньше был неплохим учителем.
И он не отрывался от своей дегустации, продолжая самозабвенно изучать это юное, но порядком подросшее за то время, что они не виделись, тело языком, руками, собственным телом, нагибаясь над юношей, почти ложась на него, но продолжая опираться на локти. Аллен восхитительно извивался, не в силах вернуться обратно к дороге здравого смысла, да и не видя на то причины, а Тикки думал только об одном: у него получилось. Аллен лежал под ним, смотрел на него широко распахнутыми, но вряд ли видящими что-то глазами, закрывал раскрасневшееся и блестящее от пота лицо рукой, кусал собственную ладонь, стараясь сдержать наиболее громкие стоны. Такой невинный, несдержанный и чувствительный, такой настоящий и только его.
Страшно остановиться, замереть, потерять хотя бы мгновение из этой обжигающей вечности, потому что юноша мог очнуться, прийти в себя, перестать дрожать от страсти и наслаждения. Тикки с содроганием представлял, как серебро глаз потемнеет от ненависти при взгляде на него, как это уже было сегодня, и целовал снова, с удвоенным усердием, вновь поднимался к лицу юноши, дабы видеть глаза, дабы знать, что они затуманены страстью и пробудившейся похотью. Он отодвигал узкую ладошку Уолкера, старательно вылизывал оставленные острыми зубками юноши следы, некоторые из которых слабо кровоточили, и снова следил за взглядом. Наблюдал за движениями расширенных зрачков, за трепетанием слипшихся от пота ресниц, дотрагивался до них пальцами мягко, дабы не потревожить шершавую кожу злополучного шрама. Аллен недовольно дёрнул головой, пытаясь избежать этого прикосновения и только побуждая Ноя сфокусировать своё внимание на красноватой звезде-шраме. Микк приподнялся и аккуратно, почти невесомо коснулся центра звезды кончиком языка, левая рука Аллена тут же схватилась за его плечо, но не отстранила, будто предупреждение. Но Тикки уже стало слишком любопытно, и он, слегка выгнувшись, потёрся собственной плотью и стоящий колом член Аллена. Юноша изумлённо дёрнулся, и Тикки нагнулся, для того чтобы уже обстоятельно лизнуть огрубевшую кожу шрама, пытаясь почувствовать, ощутить на вкус тьму и боль отцовского проклятия. Но ощутил лишь едва ощутимую кислинку обречённости. Он никого ни к чему не принуждал. — Мы оба этого хотели. Ты сам этого желал. Его правая рука, до этого медленно и мучительно гладившая налитый кровью член юноши, переместилась, мягко поглаживая мошонку, и постепенно под ободряющие, едва слышные стоны переместилась поближе к анусу. — Мы решили это сами, оба. Наплевав на остальных, не так ли, Малыш? Тебе до этого приходилось принимать самостоятельные решения? Тикки изнывал от желания. И Тикки же знал, что должен услышать подтверждение. Пальцы кружили вокруг тугого колечка мышц, глаза юноши осмысленно наблюдали за неторопливыми действиями Ноя с некоторой опаской. И эта осознанность будоражила, заставляя фантазию распаляться, а кровь кипеть в едва сдерживающих её венах. Его тёмная сущность, сейчас принявшая первую роль в теле, пульсировала, глухим эхом вторя сердечному ритму, но не вырывалась наружу. Копилась внутри, сгущалась, но не представляла ни малейшей опасности. Примерно как дезактивированная левая рука Аллена.
Искусанные, влажные от слюны губы разомкнулись, и юноша шепнул едва слышно, так, что слова, пробравшись под кожу тоненькими иголочками, станцевали по без того натянутым нервам.
— Всю жизнь... Всю жизнь я так думаю…
Ной резко приподнялся. — Ты… Ты удивителен, Аллен, — его взгляд был наполнен чем-то до горечи напоминающим нежность, слишком напоминающим, но ей не являющимся. Пожалуй, больше это было похоже на гордость. — Ты восхитителен. Или восхищение.
Аллен не мог не улыбаться в ответ.
— Мне казалось, что ты считаешь меня идиотом! — почти обиженно выдохнул он, но обида тут же сменилась гримасой неудовлетворённости, он всё же пытался держаться. — Ох, ты и впрямь не собираешься больше ничего делать? Юноша в подтверждение своего недовольства сжал руку Тикки, словно пытаясь вернуть её обратно, туда, где он желал бы её ощутить, но Ной отрицательно покрутил головой. — Тикки? — удивление проскользнуло в голосе Уолкера. — Секунду. Разведи ножки пошире, Малыш. Сделай это для меня?
Что-то в просьбе Тикки заставило Аллена покраснеть ещё сильнее, но он всё же повиновался просьбе Микка, сгибая ноги в коленях для лучшей опоры на скользком полу и разводя их в сторону. Тикки, едва сдерживаясь от того, чтобы опустить взгляд, продолжал глядеть Аллену в глаза и облизнул собственные пальцы, обильно смазывая их собственной слюной.
— Идиотские у нас условия, — шепнул он, снова наклоняясь к юноше для поцелуя, сжимая его сосок и проталкивая первый палец сквозь плотное кольцо мышц. Слишком плотное, непривычное. Что бы там о Микке не думали, но спать он предпочитал именно со шлюхами, а от них подобной узости и девственности ожидать было глупо. Это было слишком ново, чтобы не нервничать. Иначе, почему у него подрагивали пальцы?
— Малыш?
— Да?
— Всё хорошо, Малыш, да? — Тикки осторожно провернул палец и осторожно добавил к нему второй.
— Не... да… — ноги юноши обхватили талию Ноя, желая сдвинуться, не дать Тикки такого доступа. Тикки протянул руку, поощрительно поглаживая бедро. — Хорошо, Малыш… — Только не называй меня так. — Юноша нерешительно заёрзал, пытаясь не то уйти от неудобного проникновения, не то для того, чтобы найти положение получше, но опустившаяся ему на грудь рука не дала юноше двинуться.
— Я не люблю твоё имя. Аллен — тот, кого мне было приказано убить, — пояснил мужчина, добавляя ещё один палец, и юноша болезненно поморщился, уже не пытаясь скрыть свои ощущения. — Но это не лучшая тема для подобной ситуации.
— Отвратительная… — Аллен и сам не мог решить: ситуация или всё-таки тема. Всё же не каждый день ты решаешься вот так лечь с раскинутыми ногами перед своим врагом, выставив на обозрение всего себя. Он только пытался скрыть свои внутренние и совсем неуместные метания, ещё сильнее сжимая ноги не в силах побороть страх. — Расслабься, Малыш, так получится гораздо лучше.
Очередной поцелуй, и пока пальцы уже не больно, но всё ещё очень необычно скользят внутри, сгибаясь, разгибаясь, мучительно медленно проворачиваясь. Вторая рука Тикки прошлась по яичкам поглаживая, обхватила всё ещё напряжённый член, снова начиная двигаться и слегка сдавливать. Аллен снова всхлипнул от удовольствия, а Тикки нетерпеливо вынул пальцы, не давая юноше опомниться, подумать, передумать, принять любое другое решение.
Решение Тикки было принято уже давно. Как можно быстрее и обильнее смазав собственный член слюной, ничего стоящего здесь всё равно найти бы не удалось, мужчина понадеялся на то, что растянул юношу достаточно, он ещё не имел дел с девственниками. А ещё он никогда никого не желал до такой степени, что одновременно с этим испытывал иррациональный страх перед близостью с этим юношей. Руки ловко перехватили узкие ножки юноши под коленями, водружая их себе на плечи, серые глаза его юного любовника были закрыты, и мужчина наконец-то двинулся вперёд одним движением сразу, проникая. Он хотел сделать это медленно, но руки на бёдрах мучительно сжимались, юное тело выгнулось, и внутри было так горячо, узко, что остановиться или помедлить он был более не в силах. Бархатная поверхность мышц сжимала его, будто призывая противостоять ей, толкаться вперёд, агрессивно вбиваться, завоёвывая себе каждый новый дюйм.
Беззвучный крик сорвался с открывшихся ярких губ Аллена, глаза мучительно закатились, а твёрдые, словно сталь, когти левой руки вонзились в каменный, мутный и ненастоящий пол. Ему было больно — это единственное, что понимал юноша в первое мгновение, но мужчина, распирающий его изнутри, двигался уже медленно, смотрел в глаза своими золотыми омутами, убирал пальцами упавшие на лицо волосы и сцеловывал слёзы.
Юноша криво улыбнулся в ответ, ведь улыбаться всегда было проще, чем говорить, оправдываться или благодарить.
— Ты моё солнце, Малыш, — с неожиданными нотками прошептал Тикки. — Ты мой светоч. Удивительный светоч.
Бёдра юноши были приподняты ещё немного, угол вторжения сменился, но юноша продолжал лишь криво улыбаться и тяжело вдыхать пропахший двумя людьми и их страстью воздух. Он чувствовал, как одна рука поддерживает его бедро, больно впиваясь в кожу пальцами, как другая рука ласкает его грудь, опираясь локтем о пол пощипывая сосок, и как удовольствие пытается тщетно потеснить затухающую, и уже всё более привычную боль от движения внутри. Аллен даже сумел слегка расслабиться, когда мужчина вновь вошёл в него, наконец-то задевая что-то внутри. Что-то, заставившее разноцветные искры заплясать перед глазами, что-то порождающее вспышку, пронзившую всю тело. Уолкер хлопнул влажной ладонью по полу в поисках опоры и поддался назад, вызывая довольный рык со стороны Ноя. И снова, снова та же точка внутри посылала по телу горячие волны удовольствия, побуждая просить Тикки двигаться быстрее.
И Тикки не мог отказать. В этом полутёмном зале юноша со светлой кожей и белоснежными волосами казался дополнительным, новым источником света, света которого так не хватало Ною, света, который он жадно впитывал с каждым движением бёдер, насаживая послушно выгибающегося Аллена ещё сильнее, глубже.
— Тикки… Да… — горячо, почти как в бреду шептал Аллен, его юное, светлое наваждение. Шептал, потому что так желал. Потому что чувствовал каждое движение, разрядом удовольствия разносящееся по его телу, скручивающемуся внутри, прожигающему изнутри хрупкий кожный покров. Это пламя искало выхода, и только Ной, для которого он открылся, мог дать выход этому жару.
И Тикки продолжал двигаться, шепча что-то о красоте Аллена, о его неповторимости, что-то неразборчивое в ответ на каждый стон и всхлип Аллена, в ответ на его открытость и жадность в глубине затуманенных серых глаз.
Подходя к черте, Ной обхватил жаждущий внимания член Аллена, и юноша закричал, обхватывая шею Ноя руками, неразборчиво хныча и наконец-то выгибаясь в последнем всплеске удовольствия, содрогаясь, сжимаясь внутри и выплёскивая семя. Всего пары движений хватило Ною, чтобы последовать вслед за Алленом, на мгновение ослепнув и оглохнув от накатившего наслаждения и погружаясь в него с головой, полностью, присоединяясь к разморенно отдыхающему на полу почти разрушенной залы Ковчега Аллену.
Тишину нарушало лишь дикое сердцебиение да успокаивающееся дыхание двух существ, жадно переплётших свои конечности и уткнувшихся друг в дружку. — И что дальше? — хрипло спросил Аллен в плечо Ноя. Тикки приоткрыл глаза, втягивая приятный запах тела юноши, и ответил, усмехнувшись тому в макушку. — Это то, что от нас больше не зависит, Малыш.
====== Глава 12. Плохие и хорошие. ======
Ему снилось что-то мягкое, тягучее, текущее. Кажется, это была река, и он брёл в ней по колено в тёплых, ленивых волнах, брёл против черепашьего течения. Как именно он оказался в этой реке, он уже не помнил: до этого сон был стремительным, наполненным движением и перескоками из одного в другое место, и Аллен ни одного из них никогда не видел в реальности.
Но сейчас он медленно пробирался вверх по совсем нескользкому илистому дну, ноги едва увязали в нём. Было хорошо, тихо и спокойно. Только почему-то на берегу стоял его Учитель и грязно ругался.
На него ругался. — Да просыпайся ты, тупица! Аллен изумлённо распахнул глаза, по старой выучке тут же вскакивая на ноги, оглядываясь по сторонам в попытке сориентироваться и выдавая негромкое: «Да Учитель, я не сплю, что случилось?» И до него не сразу дошло, что он в Ковчеге. А потом дошло и главное, и это было вовсе не то, что Ковчег пришёл в движение, не то, что Учитель действительно нашёл его, и не то, что Тикки куда-то исчез. Нет, это было то, что он должен был сейчас предстать перед Генералом Кроссом в весьма компрометирующем виде, но отчего-то Кросс ничего не говорил. Нет, Аллен помнил, что после некоторого времени ему стало прохладно, и они с Тикки сошлись на мысли, что штаны неплохо было бы натянуть хотя бы. Во время их поисков он ненароком окончательно порвал собственную рубашку. А ещё, судя по ощущениям, он не смог бы отделаться без синяков и засосов – особой прелести секса. Но, кажется, Кросс ничего этого не замечал. — Не время мечтать, не видишь, что ли, эта штука пришла в движение, — Кросс небрежно кивнул. А Аллен понял, что что-то не так. Он не был раздет. Он опустил взгляд, стараясь сделать это максимально незаметно, чтобы Учитель не заметил его замешательства, и первое, что он осознал на сей раз, так это то, что при наклоне головы его подбородок уткнулся в высокий, туго охватывающий шею воротник. А ещё на нём было пальто. Пальто почти до пола из мягкого, прочного и удивительно тёплого серебристого материала. По краю нахлёста, скрывая прозрачные каплевидные пуговицы, расположился серебристый знакомый пушок, который ранее крепился к воротнику плаща. Плаща его чистой силы. Он оказался одет в свою изменившуюся чистую силу. Чистая сила решила позаботиться о своём хозяине и превратилась вот в это, пока он ещё спал. Разумеется, Мариан Кросс не заподозрил за своим учеником ничего неблаговидного. Да и кто бы в здравом уме предположил бы, что Уолкер, оставшись один на один с убийцей-Ноем Тикки Микком, переспит с ним? — Учитель? — робко позвал Аллен, наблюдая за тем, как Кросс прохаживается по периметру уцелевшей площадки. Учитель его проигнорировал. А площадка слегка покачивалась при каждом оглушительном ударе в стены, трещины разбегались по ним, яркий свет, заливающий разрушенную башню, порождал кривые, раскачивающиеся тени, которые неведомыми монстрами подбирались всё ближе, ближе и ближе к своей цели. Ковчег снова жил. Или, что скорее, агонизировал, доживал последние мгновения пожираемый чудовищной, отданной неизвестным командой. — Плохо, — наконец-то выдохнул Мариан Кросс, выглядевший вопреки обыкновенному очень собранно и сосредоточенно, словно выискивая необходимую им прореху, недостаток в плане врага. — Похоже, остаётся только одно. Что ж, с такими врагами надеяться на целый ворох ошибок с их стороны или недочётов было бы слишком наивно. А Аллен, не смотря на почти физическое желание оставаться наивным, должен был признать, что желание это не соответствует реальности и давно погребено слишком глубоко в нём бедами, горечью и борьбой, чтобы обращать на него внимание.
А затем Уолкера схватили за шиворот так, словно ему было не больше семи лет от роду, и грубовато отшвырнули в сторону. Юноша едва успел сориентироваться и плюхнуться на колени, выбрасывая руку с лентой Плаща вперёд и затормаживая прямо перед самой пропастью.