========== Norma: Scratched becomes completely broken ==========
Before I knew you, before I saw your face
Life had its reasons for keeping love away
Spring turned to summer and summer then turned to fall
Then came September, we began it all
Before I go, please know that I love you
With all of my heart, my heart, my heart is beating for you
I want you to know that I’ll be thinking of you
Wherever I go
Wherever I go
“September” by Spoken
хХхХх
Норме всегда казалось, что уж она-то отлично знает, как выглядят сломанные вещи. Потому что, если вдуматься, она сама довольно близка к тому, чтобы оказаться причисленной.
Хотя иногда она ощущает в этом осознании значительное преувеличение. Ведь вот же она. Вечная Норма Луиза. Живая и сильная. А всё оттого, что в своё время подучилась выживать и приспосабливаться. И эти навыки помогают.
Поглядите хорошенько. Норма широко улыбается, даже когда на самом деле ей хочется свернуть чью-нибудь шею или испуганно забиться в угол, закрыв лицо руками. Норма повышает голос, чтобы быть точно уверенной, что хотя бы кто-то да услышит её слова и то, что за ними стоит. Норма чуть прищуривается каждый раз, когда входит в незнакомое ранее помещение, окидывая его незаметным внимательным взглядом и на автомате прикидывая в голове несколько способов побега, на всякий случай. Норма зрительно преувеличивает каждую свою эмоцию, рассчитывая найти благодарную публику, потому что ей хочется запомниться. Хоть чем-нибудь. Пожалуйста.
“Пожалуйста” - популярное слово в её лексиконе.
Норма умеет умолять, да. У неё было достаточно времени отточить это мастерство.
Пожалуйста, братик, миленький, не нужно этого делать, только не снова, я прошу тебя, не нужно, нет, я не хочу, пожалуйста, оставь меня, ну пожалуйста
Пожалуйста, папочка, перестань, это не его вина, наверное, это всё я, я виновата, прости, пожалуйста, я, я виновата
Пожалуйста, убери от меня руки, ты, чудовище, видеть тебя не хочу
Пожалуйста, успокойся, Сэм, хватит, пожалуйста, не при ребёнке
Психологи великодушно рекомендуют оставлять прошлое позади, но что поделаешь, иногда оно не просто тащится за тобой мёртвым грузом: оно с наслаждением превращает в мёртвое всё, что ты можешь создать в настоящем. Куда бы ты ни сбежал, где бы ни находился.
Пожалуйста, уйдите с моей земли, Вы не имеете права, клянусь богом, в следующий раз я застрелю Вас
Пожалуйста, нет, о нет-нет-нет
Пожалуйста, Норман, помоги, спаси меня, Норман, где ты
Пожалуйста, не смотрите так, всё в полном порядке, нет необходимости проверять
Пожалуйста, уезжай отсюда, я серьёзно, Дилан, покинь этот дом, тебе здесь не место, послушайся хоть раз, просто уйди
На самом деле, даже лучшие из талантов иногда пропадают втуне. Умения не всегда можно применить с пользой – на некоторых людях они просто не срабатывают. Но это не для того, чтобы человек сдался после ряда неудач, но затем, чтобы привести его к совершенству.
Пожалуйста, выслушайте, честное слово, я не причём
Пожалуйста, Зак, господи, остановись, во имя всего святого
Пожалуйста, не убивай моего сына, только не убивай моего сына
Пожалуйста, сэр, уезжайте, я ничего не знаю, у меня нет этих денег, у меня ничего нет
Пожалуйста, пойми меня
И совершенство вполне себе достижимо, иначе Норма не была бы настолько хороша в том, чтобы быть Нормой. Ведь всякое случалось. А сколько ещё предстоит? Норма старается не думать об этом слишком много.
хХхХх
Поганые вещи происходят. Это такой у Вселенной наиглавнейший закон. Норма могла бы написать огромный философский трактат на эту тему, знаете, с элементами мемуаров.
Каждый раз, когда случаются тёмные времена, она утешает себя тем, что уже сталкивалась с чем-то подобным, и всё оно проходит, так или иначе. Остаются, правда, последствия.
У Нормы есть масса наглядных свидетельств этих самых последствий. Шрам на ноге. Старший сын. Мотель, близкий к разорению. Обвинения в убийстве, дурная слава и косые взгляды горожан. Пистолет, которым она теперь даже почти умеет пользоваться. Этого всего хватило бы на недурную коллекцию, приводящую в восхищение любителей и вызывающую зависть у знатоков. Норма с лёгкостью выменяла бы её хотя бы даже на какой-нибудь просроченный проездной талон. А впрочем, не жалко, забирайте даром, окей. Но желающих совершить бартер закономерно нет.
xXxXx
Потом, её растрёпанный и запыхавшийся малыш прибегает к ней, просится под крыло, изнутри колотясь в чём-то, близком к отчаянью.
Она сама пережила за эту ночь тысячу чужих ночей; она воочию видела, как страшный-престрашный человек упал, и как всплеснулась вода, и как свершился праведный суд; она всё ещё дрожит, но тут такое дело: Норману худо. Ему нужна его мама. Норма привычно берёт себя в руки, она подчиняет себе своё тело, свои мысли, своё дыхание, ради сына.
Норма привычно берёт его за руки, прижимает к себе, успокаивает, игнорирует холод вокруг и этот нелепый солоноватый запах ржавого железа. Она уверенным тоном убеждает своего ребёнка, что всё будет хорошо. Теперь-то уж наверняка.
Должен же этот чёртов город когда-нибудь перестать приносить неприятные сюрпризы, верно?..
хХхХх
Мисс Уотсон, ужасная женщина, она едва снова не пускает всё к чертям. Ну честно, как же она не вовремя, со своими мутными глазами, кружевным бельём и перерезанным горлом. Стерва.
хХхХх
Расследование завершается достаточно быстро. Шериф Ромеро, демонстрируя всегдашний свой профессионализм, и его новый заместитель ловят мистера Плохого парня и садят его за решётку. Это бой-френд погибшей, тот ещё подозрительный тип, и его следы обнаруживаются повсюду в доме Уотсон, и его отношения с жертвой последнее время оставляли желать лучшего, и он был критически пьян и непредусмотрительно одинок в ночь убийства, и, господи, да кому это важно, виновен он в действительности или нет? Пф. Ему самое место в тюрьме.
- Я же говорила, малыш, всё будет хорошо, – шепчет Норма на ухо младшему сыну самым доверительным тоном, когда хорошая новость достигает их, и Норман скромно улыбается, он и так прекрасно знает – мама никогда не ошибается. Это тоже вселенский закон. Может, даже, поважнее предыдущего.
А вечером того же дня героический шериф Ромеро даже приезжает к дому над мотелем, чтобы лично рассказать о том, что злодей обнаружен и наказан. Норма кивает головой и самыми лучшими словами расхваливает оперативную работу правоохранительных органов, шериф держится отстранённо, но слушает комплементы не без удовольствия, Дилан закатывает глаза и уходит к себе наверх уже через пять минут этого действа, а Норман остаётся.
Он не двигается с места, и это, признаться, слегка огорчает Норму, потому что в визите шерифа Ромеро есть что-то такое, что заставляет её спросить, можно ли, наконец, называть его просто Алексом, и что-то, что позволяет тому удивительно легко согласиться. И, если бы не присутствие сына, Норма с радостью предложила бы гостю посидеть на кухне, выпить кофе и поболтать наедине. Ну, то есть, Норма бы болтала, а шериф со всей возможной своей хмуростью делал бы вид, что терпит это через силу и, честное слово, остаётся у Бэйтсов только потому, что его приковали к стулу за щиколотку… хотя, эй, постойте-ка, его ведь никто не приковывал, чёрт возьми, он просто хочет находиться именно здесь.
Всё было бы мило, но Норман никак не уходит; даже когда Норма тонко намекает ему на это, легонько подталкивая в сторону лестницы, он продолжает быть рядом, как натренированный сторожевой пёс (о, да бросьте, просто верный щеночек). Поэтому, вероятно, шериф ещё немного задерживается, и неловко топчется, пытаясь найти дополнительную тему для разговора, и злится на себя за испытываемую неловкость, и, в конце концов, бросая что-то резковато-вежливое на прощание, убирается восвояси.
Норман удовлетворённо выдыхает, прежде чем поцеловать мать в щёку и уйти умываться перед сном. Норма тихонько ворчит, обращаясь к какому-нибудь божеству на свободной линии, жалуясь на всех мужчин в её окружении. Ведь те, как один, сложные, трудно читаемые и, дай ей бог терпения, упрямые до невозможности.
Может, кто-то наверху нарочно устроил кастинг с этими критериями отбора, и всех, кто подошёл под категорию, презентовал Норме? Во всяком случае, особой благодарности за такую заботу она как-то не чувствует.
хХхХх
Однако же шериф Ромеро – человек интересный. Нет, конечно, он не тот тип мужчин, которые будут водить вас на весёлые городские праздники, устраивать романтические вечера, раскованно целовать вас в шею. С другой стороны, и не тот тип, что будет держать взаперти азиатских невольниц, шантажировать вас разоблачительными уликами, целиться в ваших детей из заряженного оружия. Да, Ромеро не такой, и это настоящее везение, если спросите Норму. Уж кто-кто, а она способна оценить эти очаровательные плюсы по достоинству.
В общем-то, Алекс остаётся верным себе даже в период ухаживания (и – да, Норма сама слегка в шоке, когда осознаёт, что происходящее – именно ‘ухаживания’, ха-ха, кто бы мог предположить). Он хмурится даже чаще, чем прежде; он беспардонно ругает Норму, когда она проявляет в очередной раз свою неосмотрительность; он осаживает её, когда она пытается закатить пафосную сцену или начать небольшую истерику; он мастерски держит Норму в неких расплывчатых рамках, а его неумелые, мрачные приглашения на свидания больше смахивают на попытки похищения, но Норма не жалуется. Временами, конечно, возникает желание хорошенько пнуть этого мужчину, но преимущественно, чувства, которые она испытывает рядом с ним, это благодарность и, ох, наверное, безопасность.
По этой причине, вероятно, Норма не спорит с Алексом, когда в каком-то разговоре он скупо замечает, словно между делом, что всё у них серьёзно.
По этой же причине Норма решается, наконец, выложить Норману начистоту. Теперь можно. И, в конце концов, мальчик заслуживает знать.
хХхХх
- Что за важная новость, мама?
Норман сидит за пустым кухонным столом, спина идеально прямая, руки покоятся на коленях, в глазах добродушное любопытство. Норма улыбается (её малыш такой замечательный), и слегка лохматит волосы на его макушке, и рассказывает о своих новых отношениях.
Спустя три минуты, как она заканчивает, Норман всё ещё сидит за пустым кухонным столом, его спина напряжённо прямая, руки неосознанно сжались в кулаки на коленях, и глаза лишены сколько-нибудь понятного выражения. Норма улыбается нервно (почему её малыш молчит?), и тянется к его макушке, но отчего-то останавливает руку на полпути, и, вместо того, оборонительно подбоченивается, впиваясь пальцами в собственные бёдра.
Что-то не так. Что-то очень, очень не так.
- Э-э, поздравляю вас с шерифом, то, что вы вместе, даже хорошо, – комментирует с едва слышной неуверенностью в собственных словах Дилан, напоминая Норме, что тоже находится в комнате. И Норма хотела бы сказать ему, мол, держи своё мнение при себе, ведь оно никого не интересует, но через секунду до неё доходит, что, кажется, он поддержал её, и это ей на руку.
- Конечно же, хорошо, – быстро соглашается Норма, глядя на младшего сына с надеждой.
- Вроде бы, шериф неплохой мужик, да и, в конце концов, он тут единственный, кто обладает иммунитетом против твоих заскоков. – Продолжает Дилан, и Норма торопливо кивает Норману:
- Так и есть, милый, слышишь? Твой брат прав. Алекс чудесный человек, и если он будет на нашей стороне, это только к лучшему, понимаешь? – Норман хранит молчание. – Хотя с ним порой трудно, но он нравится мне, и я ему очень небезразлична. Думаю, он меня любит.
Норман мотает головой, а Дилан вполголоса странным тоном вопрошает: «Чтоб меня. И как ты только это делаешь?..», хотя Норма не понимает сути вопроса, впрочем, ей нет большого дела, потому что она продолжает всматриваться в глаза младшего сына, пытаясь найти там что-нибудь, напоминающее одобрение. Ей нужно это.
- Он будет защищать меня, – приводит Норма последний значимый аргумент, на что Норман резко вскидывается:
- Это лишнее, он нам не нужен! Я тебя защищаю!
Дилан хмыкает, и Норме страсть как хочется дать ему затрещину за неуместную иронию, но вместо этого она приближается к Норману и прижимает его голову к себе, умиротворяя.
- Я знаю, дорогой, защищаешь, и спасибо тебе. Просто, Алекс… – Норма не знает, как закончить предложение и только молча гладит притихшего сына по волосам, словно рассчитывая, что вдруг случится чудо, и он сам поймёт. Отчего-то так выходит, что самая нестерпимая горечь ситуации заключается даже не в том, что чудес как таковых не бывает, а в том, что Норма уже давным-давно поставлена об этом в известность, но как последняя кретинка на что-то надеется.
хХхХх
Счастливые семьи по определению совершенны. Они демонстрируют собой оплот всего лучшего, что было придумано и освоено человечеством. Даже одна-единственная счастливая семья самим фактом своего существования перекрывает ужас таких напастей, как войны, болезни, голод или насилие. Она как бы говорит окружающему миру о том, что у него ещё есть шанс.
Норма всегда мечтала именно о такой семье, и, закрывая глаза, ей иногда удаётся представить, что её мечта исполнена. Что она никогда не бежала, чтобы спастись, никогда не придумывала историй, чтобы забыть, никогда не чувствовала необходимости, разговаривая с людьми, отводить взгляд.
Но штука в том, думается Норме устало, нейтрально и почти философски, штука в том, что в настоящей счастливой семье, поймите правильно, не пытаются всеми силами выжить нового её члена. Не-а.
хХхХх
Надо отдать Алексу должное: при всех его недостатках, он старается. Действительно старается стать частью жизни Нормы и её мальчиков. Не навязывается, привычно сохраняет дистанцию, выглядит прохладно вежливым и как бы вынужденно заинтересованным, но на деле старательно заботится о них.
Норма прыгала бы от восторга вокруг ритуального костра, воздавая благодарности в кои-то веки снизошедшим до милости для неё богам, если бы не одно “но”. Не сказать, чтобы фатальное, но весьма себе весомое такое “но”.
Её сыновья не принимают Алекса. Никак.
Что бы Норма ни предпринимала, как бы достойно её бой-френд себя ни вёл, это как будто никому не нужно. Обидно даже. Столько стараний впустую.
Норман внешне дружелюбен с Ромеро, но не подпускает к себе и близко. И, как только появляется возможность, демонстрирует своё пренебрежение. Всё поведение мальчика буквально кричит: дайте мне мизерную возможность, и я навсегда вышвырну ЭТО из моего дома, как мусор.
Дилан строит из себя этакого большого, понимающего взрослого, который выше мальчишеских выходок брата, но на поверку каждое его слово, обращённое Алексу, есть тонкое высмеивание, каждое действие – плохо завуалированное унижение.
Мальчики в кои-то веки кажутся идеально слаженным тандемом в своей кампании против шерифа как потенциального отчима, удивляя Норму единством. Она, конечно, не была посвящена в подробности того конфликта, который между её сыновьями спровоцировала та маленькая вертихвостка Мартин, но, Норме казалось, это в любом случае достаточная причина, чтобы Дилан и Норман терпеть друг друга не могли хотя бы ближайшие несколько лет.
Однако её надежды беспочвенны: даже несмотря на то, что Брэдли проводит в доме Бэйтсов оскорбительно много времени (причём, Норме даже кажется, что старший сын намеренно выбирает такие часы и места для встреч с девицей, чтобы мать увидела и, простите, подавилась своим осуждением), уделяя внимание исключительно Дилану, в обход Нормана, мальчики находят общий язык, дабы сплотиться перед общим врагом.
Норму, собственно говоря, почти смешит и откровенно бесит само определение «враг» по отношению к Алексу Ромеро, но её упёртые как бараны дети, судя по всему, предпочитают рассматривать его именно с этой точки зрения.
- Господи, Дилан, – как-то утром обращает Норма сыну с осуждением. – Уж ты-то!
- М-м? – тянет тот вопросительно, делая вид, что не понимает, о чём речь.
- Ты ведь сам говорил, что наши отношения с Алексом – удачная идея. Я надеялась, что хотя бы ты будешь на моей стороне!