И вот тут Джейсон не выдержал. Он вскочил и закричал на Тима:
— Если тебе есть, что мне сказать, говори, говори любые гадости, но Мери не трогай! Она самый светлый человек, которого я знаю, и ты не имеешь права говорить ей такие вещи! Это не она не может разобраться со своей жизнью, а ты! Зацикливаешься на чем-то одном и не видишь остального! Ты в лесу деревьев не видишь, а ей пытаешься указывать? Мери по крайне мере не перекидывает свои обиды на других, а кому как жить — не твое дело!
— Да что ты говоришь? Заступник выискался! Что-то ты раньше двух слов сказать не мог, а тут вон как запел — что с человеком страсть делает!
— Это не страсть! — вспыхнул Джейсон и замолчал.
— Дааа? Тогда чего же ты на нее вешаешься, как шарик на новогоднюю елку?
— Замолчи, Тим! Если у тебя ко мне претензии, предъявляй их мне, не вмешивай сюда других! — тут же вернулся к Джейсону боевой дух.
— Так, хватит! Вы портите мне праздник! — возмутилась Лили. — Тим, ты уходишь!
— Да пожалуйста! В этой компании мне всё равно не рады!
Он вышел из комнаты, и вскоре мы услышали, как хлопнула входная дверь.
— Да что с ним сегодня? Никогда его таким не видела! — возмутилась моя кузина. Она еще долго что-то бурчала про неуравновешенных парней, которым место в джунглях, а не в приличном обществе, но всё мое внимание было приковано к Джейсону. Парень угрюмо ковырял вилкой индейку, но было видно, что есть он сейчас совсем не хочет: он был мрачнее тучи. «Да как Тим мог? Кто ему дал право? Джейсон… он… Он как ангел, такой доверчивый, такой добрый, такой искренний и честный, как можно издеваться над таким человеком?» Я смотрела на угрюмого паренька и не могла отделаться от мысли, что человека, который чем-то выделяется, люди готовы заклевать в любой момент, по поводу и без, стоит лишь ему сделать один неосторожный шаг или резкое движение. «Он слишком добрый и слишком не уверен в себе, и окружающие считают это поводом для издевок. Они просто не видят его настоящего», — подумала я и накрыла руку Джейсона своей. Парень резко поднял голову, но руку не убрал. Я улыбнулась ему:
— Не слушай Тима.
— Да нет, он прав…
— Так, приехали.
Я встала и потащила Джейсона за собой.
— Мы сейчас, — крикнула я Эрику, Робину и Лили, и направилась в свою комнату. Когда дверь закрылась, я устало спросила парня:
— И как это понимать? В чем он прав? В том, что ты маменькин сынок? Так припомни случай, когда твои родители тебя перед кем-то выгораживали. Или, может, в том, что ты не знаешь жизни? А разве это самое «знание» обуславливается тем, сколько тебе лет и каких высот ты достиг?
— Нет, он прав, что я никогда ничего не пытался добиться. Если мне казалось, что я не справлюсь, я просто ничего не делал. Опускал руки и отказывался от мечты, только вот забыть ее не получалось. Это больно — когда знаешь, что проиграл без боя. Я трус…
— Да нет, Джейсон, ты не трус. Знаешь, есть довольно грубая поговорка: «Говори человеку, что он свинья, и он захрюкает». Это правда. Мнение окружающих очень мощный фактор формирования личности. Всю жизнь ты слышал, что ни на что не годен, ни на что не способен. В твоем сознании прочно укрепилась мысль, что за чтобы ты ни взялся, тебя ждет провал. К тому же, братья всегда издевались над тобой, если у тебя что-то не получалось, и отсюда возник страх, что если ты снова попытаешься что-то сделать, и ничего не получится, тебя опять унизят. Тем, кто ты есть, тебя сделала жизнь, нелегкая жизнь, и говорить, что ты ничего о ней не знаешь, — абсолютная глупость.
— Но я и впрямь всего боюсь, разве это не трусость?
— Скажи, ты испугался вступиться за меня перед Тимом?
— Конечно нет, он был не прав!
— Ты испугался и бросил меня, когда дядю ограбили?
— Нет, но…
— Тогда, может быть, ты боялся прикрывать Тима перед дядей, когда он забывал о своем обещании помочь? Разве ты не брал в таких случаях вину на себя?
— Но это же было правильно!
— Вот именно, Джейсон. Ты не боишься делать что-то для других, ты боишься сделать что-то для себя. В тебе есть такая замечательная черта характера, как самоотверженность, но при этом абсолютно отсутствует хоть капля любви к самому себе. Иногда создается впечатление, что тебе вообще плевать на себя, но это не так. Тебе больно оттого, что ты не пытаешься ничего достичь, но, в то же время, тебе настолько страшно рискнуть, что ты просто ходишь по кругу. Рискни хоть раз. Рискни, несмотря ни на что. И не важно, чего ты достигнешь — ждет тебя успех или провал — ты будешь знать, что попытался. Проиграть обидно. Сдаться — больно. Не бороться вовсе — страшно.
Повисла тишина. Парень бегал взглядом по полу, словно искал там ответ на все вопросы, но панацеи от комплексов не существует, ее может заменить лишь искреннее желание измениться. Я подбадривающе улыбнулась парню, а он вдруг глубоко вздохнул, словно перед прыжком в воду, и как никогда прежде решительно сказал:
— Я попробую.
Ответить я не успела: поймав робкую улыбку Джейсона, я была вынуждена отвлечься на ворвавшуюся в комнату кузину, которая с порога объявила:
— Ребятки, завтра я буду праздновать в клубе, кто со мной?
— Я с тобой, — поднял руку Робин, стоявший у нее за спиной. — А то оставаться на Рождество дома — тоска зеленая.
— Умница, ответ правильный. Джейсон?
— Нет, к нам сегодня приезжает родня, и я должен помочь прибраться, а завтра буду развлекать гостей, — сконфужено ответил парень.
— Ясненько. Мери?
— Извини, но меня как-то не тянет в шумную толпу. Я лучше почитаю.
— Сидеть в Сочельник дома с книгой? Ты мазохистка! — фыркнула девушка.
— Мне с тобой остаться? — спросил Робин.
— С ума сошел? Повеселись там за меня! — ответила я, и фальшиво улыбнулась. Мне хотелось побыть одной. То, что через день меня здесь не будет, угнетало, и я не хотела расстраивать друзей видом своей печальной физиономии. Когда мы прощались, Джейсон так грустно посмотрел на меня, что сердце сжалось от тоски.
***
«Тик-так, тик-так», — говорили часы тишине. Тишина ловила их слова и растворяла в себе. Читать не хотелось, идти никуда не хотелось, спать тоже не хотелось, хотелось просто забыться.
— Я буду скучать, Олд-Гемпшир, — прошептала я. Лили и Робин ушли еще утром, и сейчас, когда время подползало к четырем часам дня, я чувствовала себя вымотанной и разбитой. Мне было жутко одиноко. Наверное, впервые за долгое время. Я чувствовала, что чего-то не хватает, а точнее, кого-то… вот только думать об этом хотелось еще меньше, чем читать, спать или куда-то идти. Однако вечер преподнес мне неожиданный сюрприз: внезапно раздался стук в дверь. «Кто это может быть? Дядя же уехал в Сиэтл», — подумала я и поплелась открывать.
— Привет… — Джейсон держал в руках большую спортивную сумку и застенчиво улыбался.
— Какими судьбами? Ты же должен быть с семьей, — удивилась я.
— Ну, я сбежал, — отчитался парень. — Думаю, они меня уже хватились, но точно не знаю: я выключил телефон. А то заставят вернуться.
— Что-то случилось? — поинтересовалась я, пропуская его в дом, однако, он отказался заходить.
— Нет, ничего не случилось. Просто я подумал, что ты здесь одна, а быть одной в Рождество — это грустно.
— Спасибо, что заботишься обо мне, — улыбнулась я, а на сердце у меня потеплело. — Так чего же ты не заходишь?
— Ну, я подумал, что сидеть дома — не самый лучший способ праздновать. Если ты не против… — он набрал в грудь побольше воздуха. — Если ты не против, давай проведем Рождество вместе?
— Конечно, я за! — обрадовалась я и быстро начала одеваться. На сердце стало удивительно легко и тепло. Уютно… — А куда мы?
— Есть одно место, — загадочно улыбнулся парень. — Только там холодно, одевайся теплее.
Мы шли по безлюдным заснеженным улицам, ветра не было, а солнце сияло, отражаясь от снега мириадами королевских бриллиантов. Я ловила снежинки и улыбалась, а Джейсон тихонько наблюдал за мной. Немного погуляв, мы пришли в старый заброшенный парк. Я там еще ни разу не была, и очень об этом пожалела. Тропинки почти заросли кустарником, могучие деревья стремились ввысь и простирали длинные ветви навстречу дневному светилу, а тишина стояла такая, будто ты был в глухом лесу.
— Здесь так красиво, — прошептала я, восторженно глядя на заснеженные деревья.
— Это мое любимое место. Я часто прятался здесь, когда был ребенком, — улыбнулся Джейсон. Мы побродили по заброшенным аллеям и присели на лавочку. Парень выудил из своей сумки два теплых одеяла и вручил одно мне: — Держи, так будет теплее.
Завернувшись в одеяла, мы пили горячий шоколад, припасенный Джейсоном, и смотрели на закат.
— Твоя мама здорово готовит, — сказала я, наливая второй стакан горячего напитка из термоса.
— Эээ, вообще-то это я сделал… — смутился парень.
— Серьезно? Не знала, что ты умеешь готовить, — удивилась я.
— Немного. Когда дома толпа мужчин, не знающих, как зажигается плита, и норовящих стянуть кусок с твоей тарелки, волей-неволей учишься обращаться с ножом, — улыбнулся он. Я не ответила, да это и не нужно было.
Закат догорал, небо становилось всё темнее, но с нашего места открывался прекрасный вид на тонкую линию алевшего багрянцем горизонта. Я улыбнулась и прошептала:
— Какой красивый закат… День умирает, чтобы возродиться. Это бесконечный цикл, цикл жизни и смерти. Мы видим, как угасает свет солнца, но мрак не наступает: его разгоняет свет звезд и луны. Возможно, когда свет нашей жизни погаснет, нашу смерть озарит иной свет.
Джейсон призадумался, а затем сказал нечто странное:
— Ты умеешь видеть прекрасное в страшном, а глубокий смысл в мелочах, меня всегда это в тебе поражало. Ты удивительная.
— Не такая уж и удивительная, — смутилась я. — Просто смотрю на вещи с разных сторон.
— Не каждый так может. Ты видишь людей, ты их чувствуешь. И не только людей — всё вокруг.
Я усмехнулась:
— Ты меня переоцениваешь.
— Ну, ты же говорила, что каждый имеет право на собственное мнение, — лукаво улыбнулся парень. Я рассмеялась:
— Научила на собственную голову! Ладно, Джейсон, уже стемнело, нам не пора возвращаться?
— Пора… но не возвращаться. У меня для тебя сюрприз.
— Какой?
— Сейчас увидишь, идем.
Он быстро спрятал термос и одеяла обратно в сумку, и мы поспешили в дальний конец парка. Там, на холме, стояло небольшое заброшенное здание.
— Надеюсь, это не дом с привидениями? А то я трусиха, — поежилась я.
— Нет, скорее, это дом с чудесами, — таинственно ответил мой спутник и открыл дверь. Внутри оказалась лишь одна комнатка, а потолок почти отсутствовал. Зато в центре этой комнаты стоял большой самодельный телескоп.
— Джейсон! Это потрясающе! Неужели ты сам его собрал? — восхитилась я. Парень зарделся:
— Ну да… Я только начинал тогда конструировать, поэтому он не очень хорош, но многие созвездия всё же можно рассмотреть. Что ты хочешь увидеть? — спросил он.
— Эээ… не знаю… Честно говоря, я плохо разбираюсь в астрономии.
— Это ничего. Тогда я покажу тебе самые красивые звезды, хорошо?
Парень настроил телескоп, и я приникла к окуляру.
— Как красиво! Это просто потрясающе, Джейсон! Словно время застыло. Такая глубина, такая торжественность, такое безмолвие… Это прекрасно…
Он показал мне еще множество звезд, а потом мы расстелили на полу одеяло, сели на него, достали второй термос с шоколадом и посмотрели на небо. Удивительный мир открывался моему взору. Тысячи галактик несли свои радости и печали в бесконечном потоке времени, обходя нас стороной, но посылая нам свой свет и надежду.
— Это лучшее Рождество в моей жизни… — прошептала я, а Джейсон сказал:
— Скажи, тебе сейчас хорошо?
— Очень. Ты даже не представляешь, насколько, — честно ответила я. И тут случилось неожиданное: Джейсон повернул мое лицо к своему и быстро приник губами к моим губам. Этот поцелуй длился лишь мгновение, но сердце мое забилось так часто, будто хотело вырваться из груди.
— Вот… я… я должен был… — прошептал парень. — Я люблю тебя. С самой нашей первой встречи люблю. Ты единственная, кто понимает меня, ты единственная, кому я могу довериться, ты единственная, кто дает мне надежду, я… я тебя люблю!
Я молчала. Я была потрясена, ошеломлена, я не знала, что сказать. Я знала, что нравлюсь Джейсону, но чтобы настолько… Неужели это и впрямь любовь? А я? Что я чувствую к нему?.. Ответ пришел сам собой, в виде воспоминаний. Его руки на моих плечах, его губы на моих губах, его тихий голос, который повторял, что не оставит меня… «Джейсон, это ты изменил меня. Это ты показал мне, какой должна быть настоящая любовь, а не первая ветреная влюбленность», — подумала я и улыбнулась. Парень этого не видел: он растеряно ковырял пальцем одеяло и о чем-то лихорадочно думал.
— Эй, ты попробовал…
— Попробовал… Ты была права, лучше попытаться и проиграть, чем вообще не пытаться… — сказал он, но голос его дрожал. Я легонько коснулась губами его виска и спросила:
— А кто сказал, что ты проиграл?
Джейсон резко выпрямился и распахнул глаза.
— Ты хочешь сказать… Не может быть…
— Может. Я и сама не понимала, что чувствую к тебе, почему не могу ни в чем отказать и почему мне так больно, когда ты грустишь. А теперь знаю… Я тебя люблю… — шепнула я прямо в его губы и поцеловала. Джейсон растерялся, но тут же взял себя в руки и ответил на поцелуй. Его губы были мягкими и нежными, а руки теплыми и ласковыми. Я растворялась в ощущении абсолютного счастья и покоя. «Мне никогда не было так хорошо…» — подумала я.
— Джейсон… — прошептала я, отстранившись. — Знаешь, кто ты?
— Кто?
— Ты истинный брат Гермеса, — рассмеялась я и чмокнула всё еще влажные губы парня.
— Ты о чем? — не понял он.
— Ну, почитай мифы о богине Майе и Зевсе, — подмигнула я и пошла к выходу.
Джейсон нагнал меня в парке. Закинув сумку на плечо, он бодро шагал по ночной аллее, и я надеялась, что теперь он будет также шагать по жизни. Около моего дома он осторожно взял меня за руку и спросил:
— Можно я тебя обниму?
— Зачем ты спрашиваешь? Тебе всё можно, — ответила я и прижалась к нему. Он нежно обнял меня, словно боялся поранить, а я чувствовала, что так спокойно мне не будет нигде и никогда — только рядом с ним, только в его объятиях.
***
Я уезжала. Уезжала из Олд-Гемпшира, уезжала от своих друзей, но не уезжала от Джейсона. Я увозила его с собой, в своем сердце, а сама оставалась в его душе. И пусть мы не знали, когда сможем увидится вновь, я всё же надеялась, что когда-нибудь мы снова будем вместе. Я обнялась с Лили, которая заплакала и поспешила уткнуться носом в Робина, обняла Эрика, который был мрачнее обычного, обняла дядю Мартина, который косился на ненавистного Джейнза так, будто тот был прокаженным, и тут из-за угла показался Тим. Повисла неловкая тишина.
— Ребят… Я хотел извиниться. Я поступил подло. Я был идиотом, простите.
— Я не обижаюсь, — ответил Джейсон, — но извинись перед Мери.
— Да, я извиняюсь. Если можешь, прости. Ну, балбес я вспыльчивый.
— Ты хоть объясни, что случилось, — ответила я.
— Да понимаешь, позвонил декан и заявил, что ректор предлагает меня отчислить за то, что я, якобы, был замечен на фотографиях в журнале с обнаженкой. К счастью, мы только что разобрались: тот тип был просто на меня похож. Они заявили, что им жаль, что они перепутали — всё равно я красивее. Вот ведь… Ладно, молчу.
— Жуть какая, — передернула я плечами.
— Ага. Так что, простите меня?
— Раз Джейсон простил, то и я прощаю, — улыбнулась я.
— А? Я что-то пропустил? — удивился Тим.
— О, да. Вчера они провели вместе весь день, и… всю нооочь, — пропела Лили.
— Ничего себе, Джей, ну ты выдал! — притворно ужаснулся Тим.
— Вы не поняли! Мы просто… — забормотал мой парень.
— Джейсон, не оправдывайся. То, что между нами было — наше личное дело и никого не касается. К тому же, они тебя просто подкалывают, — устало сказала я. Парень промычал что-то неопределенное, посмотрел на меня и осторожно обнял.
— Мы же еще встретимся? — спросил он.
— Обязательно, — ответила я, чувствуя, как сердце сжимается от тоски.