- Ты хотела им обладать без остатка, - вот он же умеет сказать те же самые слова без ледяных интонаций, но они все равно все режут внутри. - Я говорил тебе, что это разрушающее обладание. Не получилось с ним, ты переключилась на меня. Ведь так же, Серв? - Серведжина. Очень. Медленно. Цепенеет. Как… - Ты пыталась найти во мне его копию, заменить его мной. Но ты же не воспринимала нас как людей. Ни моего папу, ни меня. Ты увидела в папе только определенной набор черт, который привлек тебя. Ты не хотела считаться с ним целиком. Ты не хотела видеть в нем человека. Ты только желала им обладать. Ведь в конце концов ты получила то, что хотела, так? Получила. Но испытала ли ты от этого счастье?
- Нет, это было не то, - очень слабым голосом, напоминая самой себе маленькую девочку, говорит Серверджина.
- Игрушки, вещи, мы для тебя все кто угодно. Кроме живых людей со своими чувствами и желаниями. Но тебе неинтересно с послушными куклами, да? А вот моего папу в своих снах ты почти таким и сделала. Поэтому и зашла в тупик. Не знала, что делать дальше.
Она не хочет думать, насколько он прав. Но ее больше заботит другой вопрос, и почему-то от того, как именно он ответит, сейчас, как ей кажется, зависит гораздо большее, чем даже от этих страшных выводов.
- Как ты можешь так спокойно говорить об этом? Если ты знаешь, что и тебя я хочу сломать, почему вообще сидишь здесь? Ты должен…
- То, что я должен, решаю я сам, - как-то странно цедит Ян, и внутри Серверджины все сжимается. - Да, я знаю. Знаю это очень хорошо. Но мне почему-то не кажется, что ты такая… Способная идти по головам и не способная видеть в людях людей. Ошибаются все. Это нормально. Ты просто ошиблась. Но никогда не поздно исправить…
- Иногда поздно, - зачем она это говорит, непонятно.
- Да, - как-то слишком легко соглашается с ней Ян, - иногда поздно. Но, слава Дракону, мы вроде до такой степени еще не дошли. Послушай, - вдруг его тон снова меняется и становится каким-то озабоченным. - Если тебе никто этого не говорил, я скажу. Ты хорошая, Серверджина. Ты очень, очень хорошая. И то, что ты в чем-то ошибаешься… Идеальных людей не бывает.
- Бывают. Ты, - шепчет Серведжина, по губам бежит какая-то странная улыбка. Дракон, она просто… Да просто не заслуживает такого человека рядом. Такого доброго и отзывчивого человека. Он прекрасно знает, как она к нему относилась - и относится? - но все равно хочет помочь, причем искренне. И совсем не держит на нее зла. А сердился он потому (осознание всегда приходит внезапно), потому что она подвергла себя опасности по его мнению. Он волновался за нее. Подумать только, он за нее волновался.
- Не бывает идеальных, - чуть хмурится Ян, а Серверджина вдруг как будто бы впервые за весь вечер замечает, что он ее обнимает. Это странно, потому что даже во время секса он никогда так долго не держал ее в своих руках. И вдруг в ней формируется странный порыв, которому Серведжина поддается, но с большим сомнением. С большим сомнением она кладет голову ему на плечо. И замирает. Странные ощущения. От этого не легче и не тяжелее. Но не сделать она этого… Любопытство сгубило? Возможно. Но все-таки голову она не убирает, так и склонив его набок, чувствуя, как тоннель в мочке уха врезается в ее кожу.
Пускай, пускай думает, как ему хочется. Бывают. Бывают идеальные люди. Только они, как правило, совершенно себя такими не считают. И когда им начинаешь это доказывать, они только отнекиваются, и меньшее, что хочется в итоге сделать - это просто врезать им по лицу.
Будь Серверджина не сдержанной, воспитанной в традициях аристократии Эраклиона и рода Рафстер, с обязательным умением держать лицо и выходить победителем из любого сражения, она бы, может, и сделала так. Будь она горячее, эмоциональнее, порывистее, она бы так и поступила. Увы, упрямство не всегда шагает рука об руку с упрямой головой.
Но сегодня держать лицо с каждой минутой становится все сложнее и сложнее. А то, что она уже давно уронила его, Серведжина понимает только сейчас, все еще лежа на его плече.
И - что самое главное - он так и не высказал ни слова против.
- Слушай, - наконец после некоторого времени молчания задумчиво, но все еще взволнованно говорит Ян. - Серверджина, ты можешь сделать то, что я тебя прошу? Пожалуйста, - и это так звучит, что Серверджина готова сделать что угодно, лишь бы он перестал, перестал так печалиться. - Иди спать, пожалуйста. Тебе нужно поспать, ты и сама знаешь. Но… Без моделирования. Пожалуйста.
Серверджина не говорит слов “после того, что было, я уже не смогу заснуть”.
- Хочешь, я могу остаться с тобой? - предлагает Ян, и Серверджина резко поднимает голову, глядя на него как-то… Даже серьезно.
- Зачем? - а в голосе - сталь. Почти как всегда. Но дрожь-то тоже пробивается.
- Тебе нельзя сейчас оставаться одной, - замечает Ян. - Если хочешь, мы можем спать сегодня вместе.
- Спать?
- Да, спать, - уверенно повторяет Ян, но тут же поспешно уточняет. - Без секса, Серв. Я имею в виду, я просто могу заснуть рядом с тобой, чтобы ты… Не чувствовала себя одинокой.
И снова у Серверджины в горле образуется противный ком. Спать… Никогда и ни с кем просто так в одной кровати она не спала. Заснуть с кем-то для нее уже давно стала синонимом “сначала потрахайтесь после того, как хорошенько надрались”. До беспамятства, с теми, голубенькими. Потрахаться и вырубиться, чтобы было все равно, с кем, где и по какой причине. В такие моменты все равно ни один не замечл другого - каждый находился глубоко в самом себе.
Даже с Яном она не спала… Вот так. Просто ей даже в голову это не приходило.
- Хорошо.
- Тебе нужно в душ, Серв, - Ян по-прежнему обнимает ее, - и приготовиться ко сну. Мне тоже. Давай, чтобы было быстрее, сразу телепортируемся в твою комнату?
Серверджина лишь согласно кивает. Когда живешь в огромном родовом поместье, где большинство комнат пустует, где чувствуешь себя своим-чужим, где вроде бы близким людям нет друг до друга ровным счетом никакого дела и все сразу же стремятся разбежаться по своим покоям, то тогда меньше всего заморачиваешься по поводу того, кого приводят твои вроде бы родные и кого приводишь ты сама.
Ян очень аккуратно переносит их обоих в ее комнату, путь к которой он уже успел запомнить - сколько раз он прерывисто дышал на огромной кровати с шикарнейшим балдахином - в лучших традициях богатых семей.
И свой пристроенный к спальне Серверджины душ - чтобы хранить свои секреты и чтобы никто не покусился на ее пространство. Ян отправляет ее прямиком под струи горячей воды. Почему-то Серверджине кажется, что он вполне мог стоять под дверью все это время, просто карауля, чтобы она не отключилась прямо там. Нет уж, она не настолько… Как он думает.
И все-таки под горячими струями Серверджина думает обо всем и одновременно ни о чем. Выскальзывает она - заходит Ян, и на какое-то время она остается одна, в полутемной тишине спальни.
- Я никогда не понимал, как можно спать на таких огромных кроватях, - Серверджина цепенеет, когда Ян легко пробирается к ней и снова закутывает ее в одеяло, наглейшим образом сминая прекрасную композицию, которую прислуга, работающая на Рафстеров, так тщательно сооружала утром.
- Вообще-то так не…
- Вообще-то ты по-прежнему дрожишь, - замечает Ян. - По-моему, эта огромная кровать с такими холодными одеялами, которые толком и тронуть нельзя, - просто издевательство.
Возможно. Она не думала об этом.
Просто не осталось сил на такое. Но вдруг Ян делает что-то странное, что заставляет Серверджину вздернуть брови от удивления. Он не устает поражать. Легко скользя по ее щекам большими пальцами, он осторожно распускает ее забранные волосы и тихонько гладит ее по вискам.
Серведжина с сомнением замирает. Не приятно, но и не мерзко. Странно. Она никогда в этом не нуждалась. Но попросить его прекратить почему-то не хочется, так же, как и убирать голову с его плеча тогда.
- Папа всегда так успокаивал маму. Это всегда действовало, - видя ее замешательство, поясняет Ян.
- Я знаю. Я знаю его потребность в нежности. Мне она никогда не нравилась, и я делала все, чтобы ее искоренить.
- А сейчас нравится?
- Не знаю.
- Хорошо.
Странные ощущения.
Но это почему-то почти укалывает сейчас. Это его снисходительность, почти такое себе превосходство.
- Я знала о нем больше, чем Анастейша, больше, чем ты, больше, чем он сам, - он должен понимать, в каких отношениях она состояла с его отцом. Пусть и в собственных снах. Должен знать, что ей известно о нем.
- И все же это не помогло тебе построить с ним счастливых отношений, так? Знать не значит принимать.
Так? Наверное, так. Странно, что такие мысли приходят ей в голову. Но Серверджина слишком, слишком слаба, чтобы как-то спорить. Возможно, он прав, возможно, нет. Силы словно покинули ее тело, и больше всего ей хочется просто забыться. Неважно, как, лишь бы просто уснуть. До утра. Пусть даже и обычным бесцветным сном.
Однако позже, ночью, возможно, почти в четыре она просыпается. Шевелится, возится в постели, со вздохом понимая, что забыть сегодня крепким сном - несбыточная мечта. Но оказывается, не спит она одна.
- Не волнуйся, ты заснешь еще раз, - шепотом говорит Ян.
- С моделированным сном такого не было бы.
- Все люди могут просыпаться несколько раз за ночь. Ты заснешь, время еще есть. И я рад, что ты все-таки сдержала обещание и ничего не моделировала, - в его голосе и правда слышится радость. А Серверджине почему-то приятно, что она не подвела его в такой пустяковой вещи. И поэтому, и еще по какой-то причине делится самым сокровенным, что у нее осталось: всем, что касается моделированных снов.
- После них входить в нормальный режим всегда сложно.
- Ничего. Это не страшно. Ты же не страдаешь бессоницей? Ты проворочаешься какое-то время, а потом усталость все равно возьмет свое, и организм вырубится. Все хорошо. Нет ничего такого в том, что ты сейчас проснулась. Если ты не забылась сегодня крепким сном до утра, значит, в этом нет необходимости.
Он говорит, и кажется, что все в этом мире легко и просто. Жаль, что это немного не так. Но почему же ему хочется верить?
- Джина, - успокаивающе произносит Ян, - все будет хорошо. Ты обязательно заснешь сегодня еще раз. Если ты устанешь, то заснешь, но если нет… Значит, тебе было достаточно.
Но она слышит только одну вещь из всех его слов.
- Джина?
- Ну да, Джина, - Ян, кажется, немного смущен. - Твое имя все-таки длинное, и мне кажется, его все-таки стоит как-то сокращать. Я думал, как лучше… Серв… Мне кажется, слишком бесцветно для тебя. Ты же не против, чтобы я тебя сокращал? - вдруг его интонации меняются.
Серверджина чувствует себя слишком уставшей, чтобы вздергивать бровями от изумления. Ее сокращали по-разному. Каждый на что горазд. Она сама заставила Велигда Лайтмера сократить ее имя, не спрашивая, нравится ему это или нет. А Ян еще и разрешения спрашивает. Единственный, надо сказать, кто спросил у нее это чертово разрешение. И это…
- Я не против. У меня много вариантов сокращений имен, - как-то глухо произносит она.
- Знаю. Милена, Раф, Серв, Джина, Джин… Даже перечислять не буду. А какое нравится тебе? - Ян по-прежнему улыбается. Как бдуто это более чем нормально - то, что она прервала его сон. Будто он по-прежнему не злится. И частенько так болтает посреди ночи.
- Я не буду против Джины, - наконец говорит она.
- Хорошо, - легко соглашается он. - Давай все-таки попытаем заснуть, Джина? Ничего страшного, если не получится. Просто не пытайся делать это слишком… Усердно. Потому что чем больше об этом думаешь, тем сложнее все-таки заснуть. По себе знаю, - с грустью вздыхает Ян. - Спокойной ночи, Джина, - и замолкает.
Серверджина ничего ему не отвечает. Не видит смысла. Или просто не находит сил. Но Яну, кажется, и не нужен ответ: ему вообще не очень поймешь нужно. Скоро он засыпает, это Серверджина слышит по ему ровному дыханию, а сама она долго еще лежит, глядя в высокий потолок и, кажется, все-таки забываясь под утро примерно на час.
А может, ей только кажется.
========== Глава 5. Солнце светит не всегда ==========
Она не успела испугаться, когда это было нужно, но когда к ней пришло осознание того, что случилось… Вот тогда, пожалуй, Серверджина задрожала всем телом, ее не по-человечески затрясло, а по спине и шее крупными каплями покатился холодный пот. Потому что осознать, что… Что она лишилась… Нет, не лишилась, предательски потеряла свою власть по всем фронтам, потерпела оглушительное фиаско, будучи слепо уверенная в своей победе, она даже не заметила, как над ней огромной тенью навис Ян Лайтмер без всяких злых намерений, лишь с искренним желанием помочь – это было как раз страшнее всего.
Серверджина никогда не оказывалась в таких ситуациях. Она не знала, что делать. Не знала, как ей нужно реагировать. Потому что когда она проснулась на следующий день, то увидела взгляд внимательных голубых глаз Яна, и какой это был взгляд. Абсолютно спокойный, абсолютно уверенный. Глаза в глаза. Впервые он смотрел на нее так и впервые они были равны, и вот тогда, столкнувшись с подобным, она… Ее собственные глаза предательски расширились, и на секунду, всего лишь на одну предательскую секунду Серверджина потеряла контроль – то, с чем представительница рода Рафстер с самого детства должна идти рука об руку. Тогда ее рот некрасиво искривился, и, может быть, она чуть не выдала эмоций больше, чем за всю свою жизнь – закричала беззвучно, с отчаянием. И страшнее всего стало, что взгляд Яна не изменился, казалось, он ожидал подобного. Это была всего лишь одна секунда, которая показалась Серверджине целой вечностью.
А потом начался новый день, где нет места подобным проявлениям слабостей и прочим неудобствам. Дела не требуют отлагательств. К Серверджине вернулось ее самообладание, она снова взяла себя в руки, вот только… Вот только взгляд Яна не изменился совершенно, и как Серверджина не пыталась вернуть все на свои места… У нее ничего не выходило.
Но чуть позже она столкнулась с другим более важным вопросом, напугавшим ее не меньше: а хотелось ли ей возвращать все на свои места? Потому что с огромным неудовольствием и все тем же страхом Серверджина признала одну неприятную вещь: в борьбе со своей магией она проигрывала по всем фронтам. Потому что это была ее сила, которая всегда по умолчанию идет за своей хозяйкой. Все ее аспекты, и свет, и считывание информации о других существах, заинтересовавших ее, и моделированные сны. Отказаться от чего-то – предать собственную силу, бежать от собственной силы. Дать слабину – сломаться внутренне. А Серверджина проигрывать не умела. И никогда не ломалась внутри. Она чувствовала себя, словно дрожащий осиновый лист, готовый сломаться под натиском грозного ветра. Магия тревожно замолчала, притаившись внутри, и словно нависла над Серверджиной грозовой тучей.
Она просто больше не могла оставаться наедине с собой. Поэтому она просто подняла свои глаза с мольбой на Яна Лайтмера, который единственный знал… И который единственный мог ей помочь. “Я вытащу тебя”. Так вытащи, Дракон. Она не могла сказать это вслух, потому что… Слишком много собственных принципов пришлось бы переступить. Но Ян понял все без слов.
Вернее, его даже просить не нужно было, просто пока позиция Серверджины временно пошатнулась, он мягко и ненавязчиво взял власть в свои руки. И она не могла понять, то ли он возвысился над ней, то ли она опустилась до него. Но, кажется, начало происходить то, о чем говорил ей Ян: Серверджина, пожалуй, впервые с того дня, когда повернула их отношения в нужное русло… Увидела в нем живого человека. Так? Она не совсем понимала, что изменилось кардинально, не понимала также, нравится ей это или нет, но просто ее власть немножечко сместилась. Раньше ведущей была она… А теперь, когда она ослабела, ее мягко стал направлять Ян. Внешне, казалось бы, не изменилось ничего, но… Вот внутри Серверджина больше не ощущала себя в безопасности.