А потом она забирала его с собой и использовала по собственному желанию: где-то притащить на светский прием, где-то просто провести с собой, потому что ей хотелось иметь компанию, а когда-то… Просто заняться с ним сексом.
Теперь, спустя два месяца, она может сказать, что он делает успехи. Значительные, по сравнению с тем, что было, успехи. И, ох Дракон, как он касается ее груди.
Бледные пальцы вцепляются в край кровати, потому что это невыносимо, это слишком. Лучше, наверное, бывает только тот момент, когда он проникает в нее - не резко, не быстро, но и не медленно. Что-то среднее, свойственное только ему, Яну, достаточно внимательному, чтобы вести аккуратно, но не слишком романтику, чтобы удариться в нежность.
Она совершенно не сдерживает гортанных стонов. Оргазм всегда настигает ее приятной, не слишком сильной волной - это не похоже на тот взрыв, который частенько описывали ее “подруги” - ее компаньоны тех закрытых сборищ. Он длился всего лишь секунду-две, и, в общем-то, Серверджина никогда не находила в нем ничего такого особенного - во всяком случае, это точно не было тем, как обычно его представляют. Приятная разрядка - не более. Но не фейерверк, наполняющий каждую клеточку тела. Такое, пожалуй, происходило только во время погружения в моделированные сны.
И все-таки с Яном ей приятнее, чем со всеми ее предыдущими партнерами. Пожалуй, следующего ей тоже искать на такой почти постоянной основе.
Так это обычно бывает.
А потом она впадает во сны. Тягучие, туманные. Ее прекрасная тайна, ее изумительный мир. Сейчас, правда, она сбегает в них не каждый день. В реальности все не так отвратительно, все складывается очень даже так, как именно ей хочется, но иногда, порой… Хочется обостренных ощущений, хочется ярких красок, удовольствия, способного наполнить каждую клеточку. Мурашек, бегущих по голове. Ей хочется почувствовать реальность на все сто десять процентов.
И вот тогда Серверджина сбегает во сны. Правда, сейчас все становится как-то хуже. Тяжелее вырываться из спасительной пелены, тяжелее возвращаться в серую и тускнеющую сразу на половину реальность. Совсем недавно она, кажется, вырвалась далеко не сразу, впадая обратно и выбираясь, снова впадая, в течение часа. Так странно, так непохоже… Но сны звали, и Серверджина к ним шла.
Удивительно, но в их преддверии почему-то сильно подводит память, все как-то мутнеет и тускнеет еще больше. Серверджина не помнит, договаривались ли они с Яном на сегодня. Может быть, да, а может быть, нет, но какая ей сейчас, собственно, разница? Магия говорит: никакой.
Сейчас важнее лечь на диван, даже не в собственной комнате, лечь и прикрыть глаза. Нырнуть в себя и начать моделировать. Да, именно так. Движения становятся невероятно тяжелыми. Серверджина чувствует себя грузной и пригвожденной к полу, Дракон, да она бы рухнула прямо там, на этом дорогом паркете, но нет, нельзя… Рафстеры не валяются на полу, Рафстеры…
Дивана она наконец-то достигает, наскоро сбрасывает туфли на каблуке, ложится на спину, не боясь помять дорогое платье… И тут же закрывает глаза, чувствуя, словно бы падает вниз. Все подождет, Дракон, мир подождет. Главное сон. Сон, сон…
***
Она не сразу понимает, что происходит.
- Серверджина, Серверджина!
Страх, страх в его глазах. Мутным взглядом она пытается взглянуть на него, даже чувствует его руки, трясущие ее за плечи, пытающиеся растормошить. Пытается взглянуть… И снова проваливается в спасительный сон. Прекрасный, смоделированный сон. Сон…
- Не смей спать!
И снова ее возвращают в реальность. В серую, замутненную, бескрасочную реальность. Тусклую, как ее волшебство. Как ее бледный свет, никогда не отливающий теплом. И снова провал.
Сон красочен. Здесь она жива, здесь ее спасение, здесь…
- Не спи!
Она чувствует легкие удары по щекам, болезненно морщится, снова широко распахивает глаза и встречается с очень серьезным взглядом Яна, который склонился над самым ее лицом.
- Прости, прости, я не знаю, как привести тебя в чувство, - он снова хлестает ее по щекам, но Серверджина с трудом удерживает налитую свинцом голову, ее взгляд снова теряет осмысленность. - Нет, не засыпай снова!
Но сон не закончен, он словно полупрозрачная шелковая лента скользит по оголенным плечам, словно крепким обручем обхватывает голову и тянет за собой, тянет вниз, тянет в спасительное… Забвение. Ее голова тяжелеет.
- Нет, ты не заснешь, я тебе не позволю.
Дракон, зачем? Зачем он все это делает? Откуда в нем этот альтруизм? В этом светлом мальчике, лучше всего в школьной программе освоившем именно яды? Откуда? Зачем, зачем…
- Прошу, оставь меня там… - невнятно бормочет она.
- Спокойно, Серв, спокойно, - Дракон, ее называли Миленой, называли игриво-полушутливо Раф, но… - Я знаю, что это опасная штука. Я знаю. Из нее очень сложно выбраться. Я говорил тебе, что хватит, пора заканчивать с этими снами. Но ты продолжаешь сбегать от реальности.
Все верно. Всю жизнь она только и делает, что сбегает туда. Сбегает в яркие моделированные сны, формирирующиеся с помощью собственной магии, собственного желания. Туда, где все легко можно переиграть. Зачем тормошить ее снова. Но в Серверджине шевелится другой вопрос. Когда она успела сказать ему о своих снах? Когда? Неужели тогда, когда вспомнила бурную молодость и приняла…
- Не спи! Не уходи в себя! Не спи.
Провалов и вырываний из них следует еще много. И каждый раз Ян терпеливо вытягивает Серведжину из них, тормоша за плечи, хлестая по щекам, слишком сильно сжимая кисти рук, но не давая ей снова заснуть. Каждый раз она спрашивает то ли себя, то ли его, то ли про себя, то ли вслух: зачем? Зачем он это делает? Зачем?
Но каждый новый провал меркнет по сравнению с предыдущим, тускнеет, яркие краски исчезают, а потом Серверджина понимает, что уже и не спит, смоделированный сон окончательно покинул ее, она сидит на том же диване, на котором и в очередной раз сбежала в спасительную ирреальность. Она пытается вернуть контроль над телом, но оно словно ватное, руки, ноги, все это так плохо слушается.
И не упасть, не откинуться назад ей не дают руки Яна, которые очень крепко держат ее за плечи.
- Серверджина, так нельзя, ты что, решила раньше времени свести себя в могилу?
Она вспоминает. Да, она уже говорила ему. Тогда, однажды, не выдержала, выпила слишком много, и состоялся у них такой внеплановый разговор по душам. Тогда он уже так неодобрительно посмотрел на нее и сказал, чтобы она завязывала. Что это нехорошо. Она еще тогда посмотрела на него, как на несмышленного ребенка, который не понимает особо в этой жизни. А действительно, много ли он понимал в ней?
И все-таки в этот раз возвращаться в реальность как-то… Странно. Может быть, дело в том, что ее никогда не вырывали насильно? А еще может, может быть… Она там настолько долго не задерживалась? Смогла бы вырваться в этот раз сама? Беда в том, что Серверджина не совсем уверена в том, что могла бы сейчас дать положительный ответ.
По ее телу волна за волной пробегает крупная дрожь. То ли от нервов, то ли еще от чего-то. Ну, вроде пару раз у нее такое было. После секса с удачными вроде бы партнерами, но что-то было тогда не так. Тогда, оба пьяные, двигаемые лишь желанием и человеческой природой, в каком-то трансе срывающие друг с друга одежду. Наспех брошенное противозачаточное, бурная ночь, а потом сон. Первые провалы в трезвость, осознание какой-то неправильности при вроде бы удовлетворении. И наспех принимаемое решение о том, чтобы смоделировать спасительный сон. Вот после такого просыпалась она с трудом. Один раз ее тоже достаточно грубо (но не как Ян, он еще пытался аккуратно действовать) растормошили. Смотрели в глаза, пока она с трудом приходила в себя, с раскалывающейся от принятого вчера алкоголя и затягивающего сна головой. Ничего не говорили, одевались и молча уходили.
А она сидела еще некоторое время обнаженная, среди смятых простыней, а по телу пробегала все та же дрожь.
Она вспоминает.
Но в этот раз ее глаза от удивления расширяются, когда она вдруг понимает, что ее заворачивают в теплое одеяло, словно в кокон. И это настолько… Настолько странно, что вопрос сам собой срывается с губ.
- Что?
- Ну и зачем? - мрачно уставляется на нее Ян, присаживаясь рядом. - Зачем, ты можешь мне сказать? - Дракон, оказывается, он умеет смотреть, как его отец. Серведжине бы сейчас застонать, но в ее глазах отражается только… Растерянность?
- Ты понимаешь, что с этим не шутят?
- Ян, - ее хватает только на то, чтобы назвать его по имени, но Серверджина замолкает, снова встретившись с ним взглядом.
- Это, конечно, не астрал, - вдруг усмехается Ян, причем как-то… Зло, отстраненно, по-чужому, что у Серверджины вдруг сжимается сердце, а внутри раздается вопль: пожалуйста, перестань! Пожалуйста, вернись, милый мальчик по имени Ян, у которого не бывает вот такого серьезного взгляда и таких почти ледяных интонаций, от которых внутри от ужаса все сворачивается. Пожалуйста, не надо. - Но тоже опасная штука. Несмотря на то, что эти твои сны ты моделируешь явно с помощью собственной магией, которая вроде бы безопасна, затягивает это так же.
- Причем тут астрал? - чуть удивленно спрашивает Серверджина.
- Не думай, что я тебе читаю просто нравоучения, - Дракон, убери, пожалуйста, эти интонации. Будь таким, каким был ты раньше. Не ломайся, не давай себя сломать, пожалуйста. Да что с тобой. Неужели он так переживает из-за… Из-за нее? Дракон… - Мне отлично знакомо это чувство, когда… Нечто, сильнее тебя во много раз, затягивает. И один ты уже в конце концов не справишься. В моем случае это был астрал.
И она заторможенно слушает, пока он рассказывает. Даже не спрашивая, хочет ли этого она сама. С какой-то поспешностью, той же злостью, пока она зачем-то отчаянно молится про себя, чтобы он замолчал или хотя бы… Хотя бы заговорил так, как раньше.
Но Серверджина слушает все, до самого последнего слова, а Ян все говорит и говорит. Она узнает и про то, как его родители приняли решение родить его на свет, и как он сходил в астрал и какие (не)последствия оттуда вынес. Что если бы не вмешательство знакомой ведьмы, кто знает, рассосалась бы эта связь сама собой или нет.
- Я ни за что не сунулся бы туда просто так, - сухо продолжает Ян. - Но даже когда я ходил туда с определенной целью, мне хватило ума прекратить это, когда я почувствовал, что ситуация вышла из-под моего контроля. А ты продолжаешь моделировать свои сны снова и снова. Зачем ты намеренно себя губишь?
Он чужой. Абсолютно чужой. Хотя он всегда был таким, но сейчас особенно. Серверджина не хочет признаваться, но ей страшно, она понятия не имеет, как вести себя с таким Яном. Видел ли кто-нибудь его вот таким?
- Зачем ты вообще вытаскиваешь меня? - она все-таки не может не спросить его. - Зачем тратишь силы на…
- Может быть, потому что мне не все равно, что происходит с тобой, Северджина? - а вот это сказано, пусть и с теми же ледяными интонациями, которые словно стальные иголки закрадываются под кожу, но с какой-то поспешностью и… Укором?
А вот Серверджине почему-то рассмеяться хочется.
- Не надо, - мотает она головой, все также завернутая в одеяло, - не надо врать. Ты любишь ее.
- А ты сбегаешь в сны к моему папе, - парирует Ян и, встречаясь с ошарашенным взглядом Серверджины, поясняет: - Тогда ты все мне рассказала.
Она замирает. Что? Она не могла. Не могла столько наболтать ему. Или… Но даже если и так…
- Я уже давно делаю своим тебя, - шепчет Серверджина в каком-то полубезумстве, леденяя от собственных слов и не понимая, кого ей хочется убедить в них больше, себя или его, - он уже давно не моя панацея.
- Никого не надо делать своим. Ни его, ни меня. Люди - не вещи, чтобы принадлежать кому-то. Их не надо ломать и поглощать до самого конца. Ты можешь сильно желать обладать кем-то, но знаешь, вот что точно не панацея, так это попытки такого обладания. Можно сделать только хуже и больнее другим людям. Когда поглотишь их без остатка и разочаруешься, в конце концов оставив их, они с трудом вернутся к жизни без тебя, если вернутся вообще. Потому что к тому времени ты уже слишком сломаешь их и подстроишь под себя.
Серверджина почему-то дрожит, слушая эти слова. Дрожит, широко распахнув свои глаза. Его слова как будто проходят сквозь нее, долго не задерживаясь. Но легче от этого не становится, ведь они звенят, крупными буквами закрепляясь внутри.
Ян говорит страшные, даже ужасные вещи. Потому что их не хочется слышать. Хочется попросить его заткнуться, но Серверджина не может, потому что впервые за двадцать три года своей жизни почувствовала себя абсолютно беспомощной. У нее словно выбили почву из-под ног.
Раньше у нее была собственная подушка безопасности, ее сны. Но теперь забрали и ее. Оставшись без надежного тыла, Серверджина словно пошатнулась.
И это оказалось ужасно - чувствовать себя такой. И вдобавок еще и слышать сухие, ранящие, врезающиеся в сознание слова. Сказанные без всякой деликатности, присущей Яну. Он не пытался щадить ее. Он просто говорил: отстраненно и зло, так, как оно есть.
Она бы правда поняла, если бы он злился на то, что она представляла в течение долгого времени, как крутит роман с Велигдом Лайтмером. Но он злился совершенно не на это, а на что, Серверджина пока понять не могла. Но все это ей очень не нравится.
Все внутри кричит о том, чтобы вернулся прежний Ян, но Дракон будто ее не слышит.
- Разрушающее обладание никому счастья не приносит, - продолжает он, - ни тебе, ни тому, кем ты так стремишься обладать.
И Серверджина, к своему ужасу, даже не понимая этого, кивает. Кивает, соглашаясь с каждым его словом. Беззащитная, беспомощная, она просто сломалась под его напором.
Его ледяной, тяжелый взгляд и ее - растерянный. Они словно поменялись местами. Серверджина нервно сглатывает, потому что во рту вдруг становится сухо-сухо, а внутри поселяется такое ощущение, как будто все это похоже на… На то же самое. На тех же партнеров, случайных и не очень, но труднейшее пробуждение после крепкого алкоголя и парочки принятых голубых таблеточек. Еще ночью вы были ближе друг другу, чем кто-либо в этом мире. А теперь - снова чужие. И хорошо, если хоть какое-то пристойное или дружеское слово будет брошено в ее адрес.
Ничего не меняется.
А он еще спрашивает ее, зачем она сбегает в эти сны. Чтобы выжить. Чтобы не сломаться.
Но тут происходит что-то совсем странное, Ян словно бы выныривает из своей злости, его глаза вдруг так же широко распахиваются, как и у нее. Он смотрит на Серверджину, а затем присаживается к ней и… Обнимает. Вот такую: беспомощную, слабую, завернутую в одеяло, ошарашенную от его слов, абсолютно не понимающую, что делать дальше.
- Тише. Успокойся. Я тебя вытащу.
Что? Она не могла ослышаться.
- Я тебя вытащу, - повторяет он. Глупый-глупый, в чем-то упрямый ребенок. Или не ребенок? Или это она сама так и не выросла? Серверджине крайне не хочется этого признавать, но, кажется, она совершенно и в край запуталась.
- Зачем, зачем тебе это? - бесцельно шепчет она в пустоту. - Я тебе никто, ты мне…
- Помолчи, пожалуйста, - Дракон, а вот сейчас ей впервые почему-то расплакаться хочется. - Тебе плохо, я же вижу. Я не оставлю тебя.
Серверджина судорожно выдыхает, потому что, потому что…
- Послушай, - она готова благословлять Его просто за то, что Ян, пусть и говорит серьезно, говорит снова так, как и обычно, она снова видит в нем Яна, а не этого чужого незнакомца. - Ты просто запуталась, и это нормально. Все люди могут ошибаться. Ничего страшного. Все хорошо. Скажи, ты никогда не думала о том, почему твои сны с моим папой ни к чему так и не привели? - она растерянно поднимает на него глаза. - Ты сама говорила, что твои сны с ним в конце концов зашли в тупик. И даже не потому, что ты поняла, что они никогда не станут реальностью.
- Я не знала причины, - почти шепотом произносит Серверджина.