Вчера они выпили. Прямо в его кабинете и в чисто альфьей, дружеской компании. Ну, Ходзуки, конечно, не альфа, но свой человек и лучший друг, да и не засиживался омега с ними допоздна, уехав домой после полуночи. А они с Шикамару остались и выпили ещё. Потом ещё. И ещё по чуть-чуть, разговаривая на истинно-альфи темы. Истинно-альфи, то есть об омегах, хотя сами омеги считали, что на таких посиделках о них говорят в последнюю очередь. Нет, в последнюю очередь вспоминают о том, что завтра – рабочий день, и, валетом заваливаясь с лучшим другом на диван, убеждают друг друга в том, что это было в последний раз, а после смеются, понимая, столь нелепо и невыполнимо это обещание, а омеги – это всегда омеги. С ними сложно, но и без них никуда. Таково уж было наследие Предков, что альфа и омега – это единое целое, Пара, которая, в идеале, конечно же, создается на всю жизнь, но и тут люди внесли свои коррективы. Первородность – это и дар, и проклятие, ценящаяся в обществе столь высоко и оберегаемая кланами столь скрупулезно, что Первородных осталось не так уж и много. Именно в Японии всего три семьи – Учиха, Хьюго и Собаку.
В общем, Саске признавал, что Сакура имела полное право сердиться на него хотя бы потому, что он не предупредил её о своих планах, тем самым заставив волноваться, но и без скандала можно было легко обойтись. Наверное, его стандарты все-таки необоснованно завышены, потому что где это видано, чтобы омега и без скандала, когда её альфа/жених/супруг проводит ночь неизвестно где? Учиха Микото не в счет. Это особенная омега и его мать. Саске сказал бы, что Микото была исключением из всех омежьих правил. Впрочем, Саске и сам не знал, какие именно у него стандарты, потому что до Сакуры он даже не думал о том, чтобы оценивать омегу, исходя из каких-то личностных пунктов. Харуно идеалом тоже не была, но именно ей удалось максимально к нему приблизиться. Эта омега, и правда, была удобной. Она, если образумится и поймет, что значит быть Учиха, станет хорошей женой и родит ему законных наследников. Но Сакуру он не любил, более того, был уверен в том, что никогда не полюбит. Для Первородных любовь никогда не была приоритетом, уступая чистоте крови.
Нужно было извиниться – это Саске понимал, пусть и не считал себя виноватым. Суйгетсу тоже так считал, но из-за глупой омежьей солидарности даже не намекнул, как это правильно сделать, а Саске и без его подсказок знал, что одних слов тут будет недостаточно. Он оскорбил Сакуру, прямым текстом указав на то, что она – пустое место без него, своего альфы, и хотя Саске считал, что омега омегой, но нужно же реализовать себя и как личность, Харуно не была обязана работать, тем более, при столь состоятельном женихе. Да, общество преподносило не только Первородность, но и состоятельность, породив глупое убеждение в том, что количество жен, официальных любовников и фаворитов – это показатель зажиточности и успешности любого альфы, причем это убеждение уже несколько веков было нормой. Общепринятой, но не лично Учиха Саске. Жена у него точно будет одна, ещё не хватало, чтобы сыновья от разных жен перегрызли друг другу глотки за наследство, а с остальным альфа собирался разобраться по мере течения их с Сакурой семейной жизни.
Коробка, как ему собственной омежьей честью поклялся продавец, самых вкусных конфет в мире покоилась на пассажирском сидении, но все равно чего-то не хватало. Нет, не уверенности в качестве презента – Саске имел достаточно опыта общения с омегами, чтобы в свои двадцать шесть лет со стопроцентной точностью, с первого взгляда и вдоха, определять осталась при омеге её честь или же нет – так что конфеты, может, были и не самыми лучшими в мире, но вкусными, что было важнее их брендовости и стоимости. Но поймет и оценит ли это сама Сакура? К тому же, извиняться, протягивая только коробку конфет, было как-то… скудно, как для альфы, который за день зарабатывает миллионы.
«Цветочная романтика»… Альфа фыркнул, краем глаза, в виду медленно-ползущего потока машин, заметив какую-то пеструю вывеску. Почему-то она выделилась среди остальных, таких же пестрых и броских, блестящих и сверкающих, заманивающих и влекущих… Саске нахмурился. Учиха не считал себя черствым и бездушным, просто он уже вышел с того возраста, когда бежишь на свидание с плиткой шоколада в кармане и наспех купленным у бабульки-цветочницы букетом, да и не было в его жизни такого, только дорогие рестораны, корзины цветов от лучших флористов, роскошные подарки и пентхаусы в почасовых отелях, но то, что он сразу же не додумался до элементарного, альфу слегка озадачило. Либо он, и правда, очерствел, общаясь с такими же, как и он, заядлыми холостяками-тружениками, либо же, что более вероятно, Сакура значила для него намного меньше, чем он думал. Возможно, стоило пересмотреть свое отношение к этой омеге, раз уж он собрался на ней жениться.
«Цветочная романтика»… Припарковавшись на, как по его мнению, крохотной стоянке у, как оказалось, небольшого здания, Саске даже было усомнился в том, что в столь… узкоцелевом магазинчике ему смогут подобрать достойный букет. Но времени не было. Он обещал Сакуре, что будет к ужину, а свои обещания Учиха Саске выполнял всегда, так что либо покупать букет сейчас, либо звонить Ходзуки, которого минут десять придется умасливать и подкупать, чтобы он заказал на его адрес лучший во всем городе букет. Ну, да, в каких-то, не слишком уж и важных мелочах Учиха Саске был совершенно беспомощен.
«Цветочная романтика»… И кто только придумал такое название?.. Ну, такое… Толкая входную дверь, Саске ещё не знал, чем именно ему не угодило это название, просто было в нем что-то из той категории, которую сам альфа считал уровнем мечтательных и впечатлительных омежек, которые долго и упорно верят в то, что все альфы – принцы на белых, впряженных в золотые обозы лошадях, или же в то, что с милым рай и в шалаше. Одним словом – романтика. Цветочная…
Колокольчики над входной дверью тихонько звякнули, и Саске замер, осматриваясь, удивлённо и даже чуточку восторженно, потому что от такой скромняжки снаружи он явно не ожидал подобного великолепного света внутри. Да, магазинчик был узким, с обилием полок под стенами, на которых возвышались, громоздились, извивались, плелись и переплетались цветы, и длинным, словно коридор, цветочный, сотканный из мириады радуг и переливов, заполненный ароматами. Казалось, обилие запахов должно раздражать и терзать чувствительное обоняние альфы, но в магазинчике пахло не цветами, а цветочной прохладой, и Саске вдруг стало очень, до настойчивости, любопытно, как же владельцу удалось достичь подобного эффекта.
Мягкий свет и обилие выбора влекли за собой. Саске просто пошел вперед, присматриваясь к каждому, как он раньше считал, венику и думая над тем, что все цветы свежи и благоухающи. Казалось, что на их лепестках дрожит роса, а запах некоторых был настолько привлекателен, что он наклонялся и принюхивался, понимая, что если так пойдет и дальше, то выбрать какой-то один букет будет очень сложно.
Почему-то у него сложилось такое впечатление, что даримые цветы должны соответствовать человеку, вот только Сакура, ну, кроме цветов вишни-сакуры, ни с какими другими не ассоциировалась. Убого как-то. И неприятно, словно Сакура, женщина, которую он сам выбрал, не значила для него ровным счетом ничего.
- Здравствуйте, о-кяку-сама*. Я могу вам чем-то помочь? – Саске вздрогнул, резко выпрямляясь и оборачиваясь, словно его только что застукали на месте преступления. По сути, его, и правда, застукали, что, в принципе, было невозможно, потому что Учиха Саске обладал исключительным обонянием, если дело касалось особей, а его сущность Предка была настолько сильна, что, даже если особь использовала средства, маскирующие запах, могла с точностью распознать сущность внутри любого человека. Но, почему-то, не в этот раз. Впервые. Из-за цветочного эффекта, наверное.
- Приветствую вас в магазине «Цветочная романтика». Меня зовут Намикадзе Наруто, - продавец, одетый в обыденную форму, состоящую из белой рубашки, черных брюк и темно-синего, длинного передника, вежливо поклонился. – Буду рад вам помочь, - консультант поднял голову и улыбнулся. Улыбнулся ничего незначаще, просто приветливо, так, как бы он улыбнулся каждому потенциальному покупателю, который заходит в этот магазин, потому, что это его работа. Саске никогда не обращал внимания на дежурные улыбки: они существуют потому, что таковы правила общения и, по сути, не несут никакой информации, - но сейчас, вновь-таки впервые, дежурная улыбка неприятно царапнула по сущности, заставив ту, сущность Первородного, обиженно свернуться в клубок. Шок – это не то слово, которым можно описать тот поток эмоций, который в единый миг пережил Учиха Саске.
- Собираетесь купить букет или же вас интересуют офисные растения? – чуть наклонив голову вбок, негромко, но четко, каким-то непонятным образом перебирая на себя все его внимание, спросил мальчишка.
- Я, да… – пробормотал Саске, пытаясь стряхнуть эту пелену наваждения, которая воспринималась его сущностью, как теплое, мягкое, уютное покрывало золотистого цвета, обвивающееся вокруг них двоих витиеватым серпантином. – В смысле, букет, - смог собраться, пусть для этого и пришлось сконцентрировано, в приказном порядке заставлять собственную сущность сопротивляться этому омежьему дурману, который мальчишка, скорее всего, применял на каждом своем клиенте, зарабатывая деньги для хозяина магазина.
По сути, винить омежку было не в чем: его доход напрямую зависел от дохода магазинчика и того, на какую сумму он продаст цветов, цветочков, букетов и горшочков, - а вот то, что подобный прием умасливания покупателя применялся и на других, альфах в особенности, Саске не устраивало. К тому же, а Учиха это оценил сразу же, просто не с первой же минуты понял это ввиду эйфорийного состояния собственной сущности, омежка был умен: он смог выделить покупателя из десятка заглянувших в магазин зевак и так сказать, на глаз определил, что такой альфа, как он, будет покупать цветы либо для свидания, либо в кабинет, ибо дома «веники» холостяку ни к чему. Более того, омежка сразу же сориентировался в том, как с ним разговаривать и вести себя в принципе. Ушлый омежка – ничего другого и не скажешь, хотя… Может, Саске и показалось, но, похоже, мальчишка был заинтересован в нем только как в покупателе, не более. Его сущность гадко ухмылялась, скалясь так, словно знала что-то, о чем не знал сам альфа. И Саске это не нравилось ещё больше.
- Уже решили, букет из каких цветов вы хотите подарить? – предельно вежливо, удерживая дистанцию, ни золотистая бровь не изогнулась, как бы на что-то намекая, ни в глубине сапфировых глаз не трепетал страстный огонек, ни язычок не порхал по пухлым губкам, ни румянец не заливал щечки – похоже, он, свободный альфа, был совершенно не интересен этому свободному омеге, как мужчина или же партнер. Только как покупатель. Оскорбительно. И в тот же момент просто невероятно интересно.
- Да… - Саске торопливо заозирался по сторонам: ничего он не выбрал, но и признать собственную беспомощность, тем более в столь незамысловатых вещах, было недостойно альфы. – Конечно… – уголки его губ дрогнули в победной улыбке, а сущность лишь фыркнула внутри, словно насмехаясь над своим носителем, который, всегда будучи собранным и предельно серьёзным, растерялся от простого вопроса.
- Розы, - сделав шаг в сторону, он подошел к большой напольной вазе, в которой, алея жаром, благоухали цветы. – Да, пусть это будут розы, - розы нравились всем, так почему они не могли понравиться Сакуре? Выбор, конечно, был сомнительным, опрометчивым и нерациональным, но альфа считал, что главным в этой ситуации будет то, что он приедет домой не с пустыми руками, и если Сакуру удовлетворит сам факт, то, так сказать, материальная сторона вопроса будет не так уж и важна.
- Хороший выбор, - мягко ответил омежка, тоже делая шаг, к нему, ближе, но все равно сохраняя почтительную дистанцию, - но позвольте предложить вам нечто другое, - легкий наклон головы, вежливая, сдержанная улыбка и прядка золотистых волос, выбившаяся из заколки и упавшая на открытый лоб – омежка был само очарование, и Саске, как альфа, мог подписаться под каждым словом из этой фразы. – Можно?
- Конечно, - он пошел на поводу. Альфа у омеги. Пусть и в такой мелочи, как выбор цветов. Да, мальчишка, так сказать, специалист, но ведь он уже принял решение, пусть и опрометчивое, но альфье, которое должно быть твердым и непоколебимым. Но ведь ему ничего не стоит просто выслушать? Тем более, разве он мог отказать этому прекрасному цветку в столь невинной просьбе.
- Прошу за мной, - омежка развернулся, неторопливо, плавно скользя по коридору, словно плывя в этом море цветов, а Саске последовал за ним, как на поводке… Нет – Учиха мотнул головой, грозно супя брови – не было и не будет такого, что он, Первородный альфа, пошел на поводу у омеги, даже если бы этот омега тоже оказался Первородным.
Сегодня с ним вообще творилось непонятно что. Точнее, все было нормально, пока он не принял столь опрометчивое решение войдя в магазин «Цветочная романтика», где его встретил столь необычный продавец. Омега, запах которого, между прочим, он почему-то не чуял. Бесы с запахом: мальчишка, что не удивительно при его работе, мог пользоваться маскирующими средствами, да и аромат в магазине стоял такой, что у него уже пощипывало в носу, так что он вполне мог перебивать естественный запах омеги со слабой сущностью Предка, - главное, что он не чувствовал ответности омежьей сущности мальчишки. Словно в стену упираешься или с обрыва прыгаешь в неизвестность – вот как чувствовал себя Учиха, пытаясь отследить исток силы Предков в сущности этого блондина.
Мальчишка резко притормозил возле больших кадок, и Учиха едва не налетел на него, таки успев вовремя остановиться. На них как-то странно смотрели – Саске это заметил, причем не только альфа-продавец, который и выглядел и ощущался так, словно был потомком дворовой собаки, но и другие покупатели. У Саске сложилось такое впечатление, что мир резко, с громом и молниями, раскололся на две половины: омежью, которая ненавидела мальчишку-продавца за то, что он стал центром внимания Первородного, и альфью, которая буравила его тяжелыми, пусть и признающими его исключительное право взглядами, похоже, за то, что он, словно коршун, хотя сам Саске заметил это только сейчас, следует за омегой, будто тот уже принадлежит ему. Впрочем, первое было понятно: каждая омега мечтала о том, что Первородный альфа, словно сказочный принц, вырвет её из лап обыденщины и преподнесёт ей целый мир, - а вот второе. По его собственному мнению, да, омежка был красив, можно даже сказать, что в его, Саске, очень, к слову, переборчивом, вкусе, но судить об особи, не чуя её запаха и не ощущая исток силы её Предка… Нет, быть настолько опрометчивым просто опасно.
- Вот, - омежка резко обернулся, а Саске… Одни Предки знают, чем только он был занят, что не заметил этого движения. Между ними был только благоухающий букет. И все. Саске был выше мальчишки больше чем на голову и теперь шокировано смотрел на его золотоволосую макушку, от которой рваные пряди каскадом уходили к затылку, чуть завиваясь на кончиках. А ещё вдыхал запах. Не цветочный. Не поддающийся определению. Тонкий, словно ниточка, тянущаяся к источнику и влекущая за собой.
Поддавшись порыву, Саске вдохнул ещё глубже, наслаждаясь этим невероятным сочетаниям. Обычно, омеги пахнут как-то однотонно, пусть и индивидуально. Обычно, запах каждой омеги можно с чем-то сравнить. Обычно, запах омеги – это всего лишь дополнение к истоку силы сущности её Предка. Обычно… Омежка пах чем-то, что альфа не мог распознать только по обонянию. Может, он смог бы определить на вкус?
Мальчишка-продавец точно пах розовым перцем и апельсинами. Естественно, в сочетании. Ни хрена не естественно! Потому что для свободной особи не характерно сочетание запахов. Но не все ли равно на остальных, если именно этот странный запах, едва уловимый и только вблизи, был таким же отдаленно-знакомым, как и эти сапфировые глаза, смотрящие на него с едва заметной капелькой любования.
- Белый тюльпан – символ любви, чистой и безмятежной. На протяжении всех времён он считался цветком, который приносит большое счастье и удачу. Чистое счастье, без каких-либо «но» или «может быть», - продавец лучисто улыбнулся, протягивая ему огромный букет белоснежных цветов. – В общем, без подвоха. Вы при дарении так и скажите получателю: «Вот тебе символ чистого счастья, любви и удачи!». И, лучше всего, - омежка скромно опустил глаза, прикрывая их длиннющими, пушистыми ресницами, - такой букет дарить юной и нежной девушке.
- А почему не милому омеге? – Саске вскинул бровь, одновременно взывая к своей воспрянувшей сущности, будто та только и ждала, когда носитель позволит ей продемонстрировать себя во всей красе. Предки! Ему двадцать шесть лет, а он ведет себя, как подросток, распуская хвост перед омегой. Но сколь же, и правда, милым оказался этот, таки вспыхнувший румянец на щечках с притягательными родимыми пятнами-полосочками, по три на каждой, добавляя к аромату омеги ещё и пряно-жгучую нотку кардамона.