Тот уже избавился от рубашки, купаясь в лучах светильников, и похлопал рукой рядом с собой. Гарри вдруг подумал, что на пальцах Люциуса должны быть перстни, но их не было. Наконец он стянул кроссовки и джинсы с трусами, и пошел вперед, щурясь от света, бьющего в глаза. В комнате было достаточно тепло, но Гарри, которого только что пробирал жар, трясся от холода.
Времени смущаться, однако, ему не дали. Он сразу оказался на диване, на спине, а Люциус навис над ним и сначала долго целовал в губы, а потом вернулся к прерванному занятию. И не успел Гарри ахнуть, как рот только что ласкавший его сосок, занялся кое-чем пониже, и это ощущение — когда тебя сжимают плотные, твердые губы — послало по всему телу такие разряды удовольствия, что Гарри сам чувствовал себя светильником, состоящим сплошь из белых вспышек. Раздвигать ноги было стыдно, но тут они разъехались сами собой. Люциус, казалось, делал все неспеша, но и медлить не стал. Его губы и язык переместились вниз, к яичкам, а пальцы стали поглаживать там, куда Гарри сам так ни разу и не рискнул дотянуться.
Когда один из них оказался внутри, больно не было, но неприятных ощущений — хоть отбавляй. От них мутнело в голове, и Гарри дрожал всем телом, не понимая, чего хочет больше, насаживаться на палец или поскорее от него избавиться. Внутри одновременно смешивались и желание, и ужас от того, что он делает. А язык Люциуса облизывал головку, заставляя изнывать член и отчаянно вскидывать бедра, и мешал сосредоточиться и понять, что же выбрать.
Момент, пока Люциус добавлял пальцы, Гарри пропустил и опомнился только, когда тот развел его ноги еще шире. На несколько мгновений он запаниковал, когда Люциус, уже совсем голый, навалился на него, и Гарри почувствовал его твердый, сочащийся смазкой, член на своем бедре. Но немного успокоился, когда настойчивые губы легкими поцелуями прошлись по его шее, глазам, вискам, а ласковая рука нежно отвела волосы со лба.
— Не зажимайся, — шепнул Люциус. — Сначала может быть немного больно, потом пройдет.
Насчет «может быть» и «немного», это он, конечно, погорячился. Больно было так, что Гарри взвыл и попытался отползти назад. Но когда тебя вдавливают в диван, отползать особо некуда. А Люциус, поймавший его в этом порыве, скользкий змей, вышел из него и стал целовать бедра и живот, и снова брать его член глубоко в рот. И через пять минут какая-то там боль стала совсем неважной. Гарри принял Люциуса, позволил войти до самого конца, протаранить себя, и, выгибаясь от судорог, выбивающих из него дух, сам стал подаваться вперед и прижимать навалившееся тело к себе до хруста ребер, как будто это могло обозначить принадлежность Люциуса ему. Потом, после этих безумных, бешеных толчков, после оргазма, который вымел из мозгов Гарри остатки разума, они еще долго лежали на постели, сцепившись, вцепившись один в другого, и никто из них, казалось, не решался пошевелиться первым.
Потом они сидели на коврике у камина, кутались в одеяла и пили искристое вино, чокаясь бокалами в серебряной оправе. Гарри чувствовал себя несколько обалдевшим от всего произошедшего, но, пожалуй, это того стоило — быть здесь. Чертовски болела задница, отдавая в низ живота, но при одной мысли о том, почему она болит, тело начинало настойчиво доказывать, что не худо было бы и повторить. А вот спать, как ни странно, не тянуло, хотя время, должно быть, подходило уже часам к четырем утра.
— Ты хочешь еще, — с улыбкой заметил Люциус, и было понятно, что он говорит не о вине.
— Нет, — ухмыльнулся Гарри, слизывая последние сладкие капли со стенки бокала.
Люциус улыбнулся шире и выразительно посмотрел на складки одеяла, под которым, видимо, топорщился его член.
— Нет, — со смехом сказал Гарри. — Моя задница говорит «большое спасибо, на сегодня хватит».
— К заднице нужно прислушиваться, — согласился Люциус. — Тем более что она точно заслуживает некоторого отдыха после первого раза. Но есть еще масса способов доставить друг другу удовольствие, кроме как испытывать ее на прочность.
Гарри почувствовал, что краснеет.
— А… можно тебя кое о чем спросить?
Люциус окинул его внимательным взглядом:
— Любопытство замучило? Нет, мой отец не делал этого со мной. Он был жестоким, но прогрессивным человеком. Мне повезло, я всегда был только с теми, кого хотел.
Гарри не решился спросить, кому же не повезло.
— А если я?..
Люциус усмехнулся и, подняв бокал, подмигнул:
— Считаешь, что есть какие-то правила? Ну же, Поттер, смелей…
— — — — — — — — — — — — — — — — — —
Почувствовав, как ласковая рука ерошит его волосы, Гарри потянулся, не открывая глаз, и подставил лицо горячим лучам полуденного солнца. Тут же ему пришлось мотнуть головой, чтобы отогнать назойливую муху, жужжавшую слева, и в ту секунду его губы встретились с губами того, кто склонился над ним.
Не узнать еле заметный запах лаванды было невозможно. А потому Гарри обеими руками притянул к себе голову своего любовника и, зарывшись пальцами в тонкие пряди, поцеловал его. Губы, такие вкусные и твердые, раскрываться, однако не спешили. Тогда Гарри прибавил настойчивости и нежно погладил шею Люциуса там, где начинали расти волосы. Тотчас же ему ответили. Рот Люциуса приоткрылся и впустил язык Гарри, начав игру. И это было самое лучшее начало дня.
…до той секунды, пока Люциус не отодрал Гарри от себя, и комнату не перекрыл задыхающийся, гневный вопль:
— Да что вы себе позволяете, мистер Поттер?!
========== Глава 7 ==========
— Люциус, ты что? Что случилось? — воскликнул Гарри, пытаясь проморгаться и окончательно разлепить ресницы. Но уже сейчас он видел, что они находятся в той самой спальне, где раньше лежал Снейп. Только мебель была другая. — Как мы тут оказались? Что случилось? Почему ты привел меня сюда?
На лице Люциуса отражалась полная растерянность. Он стоял у стены и перебирал перстни, лежавшие на старинном комоде. А ведь этот комод переставили в другую комнату до того, как Гарри забрал Снейпа из Мунго…
Кружилась голова и тошнило, но важнее было прояснить обстановку, и Гарри спустил ноги с кровати:
— Люциус! Перестань играть в эти игры! Тебе никто здесь ничего не сделает! Не молчи!
Тот надел на палец кольцо с печаткой и, наконец, перевел взгляд на Гарри:
— Что последнее вы помните, мистер Поттер?
— Как мы были в твоем доме, увитом северным мхом. Мы занимались любовью и заснули, когда уже рассвело, — конечно, все это звучало ужасно глупо.. Тем более что при словах «занимались любовью» на лице Люциуса проступило такое презрение, что у Гарри половина слов застряла в горле.
— Вот как? — уронил Люциус, растягивая гласные в своей самой отвратительной манере. — Может быть, вы еще и сверху были, мистер Поттер, поимели меня?
— Вообще-то да, — Гарри совсем запутался. Неужели это было только сном? Но для сна все происходило слишком по-настоящему… — А Снейп?! Где он?!
— Снейп, — лицо Люциуса исказила гримаса, будто тот надкусил что-то кислое. — Снейп — там, где он находится с пятого мая. На кладбище.
Гарри вцепился в одеяло.
— Но он же был здесь, в доме. Ты же должен был готовить ему лекарства, — неверяще пробормотал он.
Люциус, очевидно, начал терять терпение.
— Послушайте, — сказал он, — я знаю только то, что вечером второго мая вы потеряли сознание и с тех пор не приходили в себя. Потом ваши приятели с чего-то вообразили, что если вы беспрестанно зовете меня, да еще по имени, то мое присутствие повлияет на вас благотворно. Мне же хотелось как можно скорее выбраться из азкабанской камеры. Это — единственная причина, почему я здесь. И если вы полагаете, что я стал бы готовить лечебные зелья, как какой-нибудь дешевый аптекарь!.. В любом случае, вы пришли в себя — мне больше нечего здесь делать, — и Люциус сделал шаг к двери.
— Постой! — Гарри ухватил его за полу мантии. — Ты хочешь сказать, то, что между нами… ты… вы… я… все это было сном?
— Сном или плодом вашего воображения, меня не интересует, мистер Поттер. Не могу сказать, что я об этом сожалею. Я позову ваших друзей. Прощайте! — освободившись, Люциус скрылся за дверью.
Гарри несколько секунд ошеломленно смотрел ему вслед, потом его внимание привлекло что-то на комоде. Он встал, цепляясь за стену, подошел поближе и дотронулся до забытого Люциусом кольца.
— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —
— Мы правда не знали, что делать, Гарри, — всхлипнула Джинни. Она сидела в кресле, поджав под себя ноги и изо всех сил натягивая на колени и так уже безобразно растянувшийся желтый свитер. Рон устроился на полу, прислонившись затылком к комоду. Гермионы не было — она на несколько дней уехала из города, и, видимо, сова до нее еще не успела долететь.
— Кингсли пригласил самых лучших целителей со всей Европы и даже из Америки, специалистов по проклятьям, зельеваров, — продолжала Джинни. — Рон подслушал разговор Доу с Кингсли. Тот сказал, что все они пришли к одному выводу — у тебя магическое истощение, а магическое истощение — это однозначно никаких шансов.
— Он так и сказал: «Я никогда не слышал о чуде, которое могло бы спасти волшебника с магическим истощением. Готов поручиться своей репутацией, что для мистера Поттера, как это ни прискорбно, больше ничего нельзя сделать. Он все равно что мертв. Вы можете сколько угодно поддерживать его тело зельями, министр, но рано или поздно вам придется посмотреть правде в глаза». Брр! До сих пор не верю, что вижу тебя живым, приятель! Кажется, что это сон.
Гарри с горечью фыркнул:
— Не многовато ли снов?
Он все еще чувствовал себя очень слабым. Недавний осмотр отнял остатки сил, и ему ужасно хотелось остаться одному. А еще — чтобы сном оказалось именно это, то, что происходило сейчас.
— Так как Малфой оказался здесь, я не понял? — спросил он, поплотнее закутываясь в одеяло.
Рон потянулся к вазе с засахаренными фруктами, которая стояла на столике у кровати.
— Ты его звал во сне, — пояснил он с набитым ртом. — Мы как услышали, что Доу сказал, решили покараулить — мало ли, вдруг тебя и вправду зельями перестанут поить? Ну, в первую ночь я сидел, а на вторую Джинни осталась.
Рон оглянулся на сестру.
— Сначала все было тихо, я задремала, а потом проснулась от твоего истошного крика: «Люциус! Люциус! Люциус!», — Джинни вздохнула. — Мы сначала обрадовались, что ты видишь сны, но Доу сказал, что это еще ничего не значит. Потому что магическое истощение наступает, когда волшебник теряет смысл жизни, а сны его не вернут. В снах он может видеть только то, что переживал в прошлом, то есть именно то, что привело к истощению. Для того чтобы смысл жизни появился, нужно переосмыслить пережитое, а это можно сделать только проснувшись. Короче, замкнутый круг. Ну и, — она опустила голову, вновь растягивая свитер, — мы сидели, обсуждали это, и тут…
— Вообще-то изначально это была моя идея, приятель, — сказал Рон. — Я подумал — вдруг это не никакое не истощение, а проклятье, которое наложил Малфой, и ты пытаешься дать нам знать… — Он усмехнулся: — Так что, когда он здесь появился, первое, что я сделал — расквасил ему рожу. Два таких хороших, мощных фингала поставил — по одному на каждый глаз. И знаешь, хоть он тебя и вылечил, я не жалею об этом.
— Он меня вылечил, — пробормотал Гарри. Он по-прежнему ничего не понимал.
— Выходит, что так, — пожал плечами Рон. И широко улыбнулся: — До сих пор не верится.
Джинни тоже улыбнулась и вытерла последние слезы тыльной стороной ладони.
— Но как он вообще это сделал? Он же не целитель! — Гарри с недоумением обвел взглядом лица друзей.
— Про это нам ничего неизвестно, — сказала Джинни. — С Малфоем договаривался Кингсли, и нас не то чтобы часто сюда пускали. По правде говоря, нас начали пускать сюда вообще только тогда, когда Малфой уже должен был уйти.
— Куда уйти? — растерянно заморгал Гарри. Он всё сильнее запутывался.
— В змеиное логово свое, конечно, куда же еще, — хмыкнул Рон. — Уж не думаешь ли ты, что он лечил тебя просто так? Конечно, он выторговал себе освобождение и поставил условие, что нас в этот месяц здесь не будет. Я даже удивился, когда он решил остаться, думал и дня лишнего не пробудет, а он три недели проторчал. Так и сидел все время в кресле рядом с тобой. Даже не выходил, когда мы приходили.
— То есть, если я правильно понял, Малфой с Кингсли договаривались, что Малфой проведет здесь, в доме, какое-то определенное время и все это время будет как-то меня лечить? — уточнил Гарри и потянулся за палочкой, чтобы наложить согревающие чары. Его знобило.
— Месяц или около того, — сказала Джинни. — С начала июня.
— Слушай, друг, это надо с Кингсли поговорить, он тебе наверняка все расскажет, не то что нам.
Гарри кивнул, прикрывая уставшие глаза. Тотчас же под веками будто полыхнуло, и как наяву перед его внутренним взором встал дом, освещенный мягким зеленоватым светом.
Месяц. А когда срок истек, Люциус не ушел. И все же это ничего не значит.
Мерлин, неужели он ищет оправдания этому мерзавцу? Похоже, что так.
Он почувствовал, как Джинни обнимает его, прижимает к себе.
— Все будет хорошо, Гарри, — твердо сказала она. — Все будет хорошо.
Гарри, в отличие от нее, не был в этом уверен, но он так устал, что сделал то, что хотелось больше всего — провалился в сон.
========== Глава 8 ==========
- А как ты думаешь, что я мог подумать? – Кингсли пожал плечами и откупорил очередную бутылку пива, стоявшую на маленьком столике перед камином. – Разумеется, что Малфой успел подсуетиться и наложить на тебя проклятие, пока ты был на поляне или бегал по Большому залу. И сейчас продолжаю так думать, кстати. Иначе с чего б он тебе помог?
Гарри алкоголь во время лечения не полагался, поэтому он просто залез в кресло с ногами и спрятался под плед: от слабости его все время знобило.
- У него вроде палочки не было? – заметил он.
- Знаешь, Гарри, ты, конечно, сильный и сообразительный волшебник для своих лет, но ни ты, ни даже ваша Гермиона и понятия не имеете, на что способны опытные темные маги. Этого даже лучшие бойцы Аврората порой не представляют. - Кингсли осклабился и покрутил серьгу в ухе. – Пока не столкнешься с этим на практике, просто не можешь этого понять.
- Угу, «темные искусства – многочисленны, разнообразны, изменчивы и вечны. Бороться с ними – все равно, что сражаться с многоголовым чудовищем…» - процитировал он, вспомнив картинки, развешанные по стенам класса Защиты. И ответил на немой вопрос: - Тронная речь Снейпа.
Кингсли медленно кивнул:
- Жаль, что так получилось с Северусом. Мне-то он всегда казался подходящим парнем.
- А мне – нет, - отрезал Гарри. Обсуждать еще и это было невыносимо. Да и бессмысленно.
Кингсли, кажется, понял и перевел тему на Аврорат.
––––––––––––
Только на четвертый день Гарри смог остаться один. Он еще не слишком крепко стоял на ногах, и встречи с друзьями его совершенно вымотали. Особенно с Джинни. Та приходила каждый день и сидела допоздна, а он думал только о том, как бы решиться порвать с ней. Какой из него к боггарту жених, если он до сих пор не может отделаться от мыслей о Малфое? Люциусе…
Кольцо – змейка, обвивающая изумруд, - так и лежало у Гарри под подушкой, и он был уверен, что Люциус не собирается заходить за ним.
В библиотеке на полу, на полках, креслах и светильниках – повсюду – лежали горы пыли. В отличие от сна, в котором Гарри привел в порядок большую часть дома, в реальности это никому и в голову не пришло. Рон стажировался в аврорате, Гермиона проводила все время с родителями, которые до сих пор не оправились от шока после возвращения из Австралии. Джинни помогала матери, тяжело болевшей после смерти Фреда… Да и к чему было убираться, если его почти похоронили?
Неудивительно, что при таких прогнозах они схватились за единственную ниточку - имя Малфоя. Гарри помнил этот момент из сна: он ходил по спальне и повторял имя «Люциус», просто потому, что было забавно, как человека могут так назвать. Это случилось дня через два или три дня после истории с «учебником» в библиотеке, когда они с Люциусом уже работали над зельем.