- Способные решать сложные задачи очень быстро – да. Но только слизеринцы обладают достаточно твердым характером, чтобы, увидев всю картину, воплотить в жизнь необходимые жесткие меры.
- Угу. У Волдеморта тоже был твердый характер, - отрезал Гарри.
- И у Альбуса, - спокойно отреагировал Снейп. - Осмелюсь предположить, что Шляпа предложила ему Гриффиндор по той причине, что Слизерин уже ничего не мог дать.
На это Гарри нечего было ответить. Он до сих пор заталкивал мысль о манипуляциях, которые Альбус проделывал с ними всеми, как можно глубже.
- Но дело не только в характере. Идеалы сильной страны – это то, на чем аристократов воспитывают, Поттер. Их не воспитывают на идеалах, как сделать карьеру и прикарманить как можно больше министерских денег. Они уже сыты. Поэтому они с детства изучают экономику и политику. Историю. Причем не ту историю, которую вам преподают в Хогвартсе. Вы думаете, Драко слабак, однако расспросите его о какой-нибудь средневековой битве, Поттер, и вы будете удивлены, насколько полный анализ он вам выдаст. А также выдаст полную инструкцию на случай, если возникнет угроза повторения подобной ситуации в наши времена. Вы презираете Люциуса, однако в экономических решениях ему нет равных. Хотите знать, чем он покупал Фаджа? Удвоил министерскую казну за годы его правления, и все это без увеличения налогов. Возьмите новый состав Визенгамота, и вы увидите, что если в нем теперь нет пожирателей, так сидят их родственники, и что многие из тех в министерстве, кто публично поддерживал пожирателей, остались на плаву. Почему, Поттер? Знаете почему? Потому что те, кто мог бы прийти к ним на смену, и вполовину не так хороши.
- Ладно, ладно, убедили, - Гарри поднял руки вверх и развернул ладонями к Снейпу. – Вы не закончили про Слизерин.
- Что ж, это недолго. Салазар не смог убедить остальных и ушел, по некоторым сведениям, отправился в другую страну, где создал тайную школу, выпускники которой и по сей день стоят за европейской политикой. На Слизерине осталась кучка самых стойких, менее принципиальных, чем их собратья, и не настолько богатых, чтобы нанимать частных учителей. Чтобы избежать проблем придумали распределяющую шляпу, но поскольку она так и распределяла по способностям, вы можете примерно представить, куда представители каких сословий отправлялись. И аристократам и представителям духовного сословия точно так же не нравилось сидеть рядом с крестьянами, как и купеческим детям. А на Слизерин не попадали ни крестьяне, ни торговцы, ни ремесленники. Он так и состоял из аристократии. Надеюсь, вы сами в состоянии понять, Поттер, что дальше произошло.
Гарри прикинул и так и эдак, но мысль, которая казалась похожей на правду, была только одна. Снейп ждал, не говоря ни слова, не меняя выражения лица, однако Гарри мог поклясться, что тот нервничает. Пальцы Снейпа исчезали в складках мантии, но сама складка шевелилась, вероятно, тот перетирал ткань в пальцах.
- Но какой в этом смысл? – спросил Гарри. – Если они перенаправили гнев трех факультетов на Слизерин, они ведь получали в итоге мало желающих учиться на Слизерине и мало хороших кадров для управления страной? Они что, совсем хотели его закрыть?
- Нет, совсем, Поттер, это было бы нерационально. На Слизерине действительно оставались самые лучшие и самые упорные, а их характеры, как можно предположить, закалялись еще больше. И в итоге через какое-то время магическая Англия получила весьма твердое управление. Именно поэтому часть аристократических родов сохранила свои владения (и приумножила) во время норманнского завоевания, а Малфоев, пришедших в Англию во время Вильгельма Завоевателя, некоторые по сей день считают выскочками. Союз Блэков с Малфоями, например, несмотря на все богатство и блеск Люциуса, многими был воспринят как неравный. Так что Основатели сделали все верно, хоть и начиналось это, как хорошая мина при плохой игре, - сдружили за счет ненависти к Слизерину все остальные факультеты, что стало основой для объединения магической Англии в рамках магическо-маггловской, и дали ей достойную власть. Мечта Салазара все-таки сбылась. А правительство всегда ненавидят, Поттер, в любой стране, не одна группа, так другая. Кто выносит эту ненависть, тот владеет миром.
- Как вы? – переспросил Гарри.
Снейп ничего не ответил, лишь вскинул голову, и было в этом нечто горделивое и чуть-чуть великое. Что ж, наверное, он имел право гордиться. Гарри подумал, не стоит ли поблагодарить его сейчас, но потом решил, что так только все испортит. Вместо этого он спросил:
- Но неужели это так необходимо – растить власть в ненависти? Разве не будет она расти в атмосфере доверия? Разве не лучше бы это было для всех?
- Доверие рано или поздно придется предать, Поттер. Только по той причине, что тем, кто наверху, намного виднее, чем тем, кто внизу.
- Это точно. И все же я не согласен! – Гарри с вызовом вскинул подбородок.
Снейп молча ожидал продолжения.
- И потом, сейчас уже нет необходимости сдруживать остальные факультеты. Почему Дамблдор не прекратил эту дурацкую традицию, не изменил что-то, почему продолжал подогревать эту ненависть?
На этот раз Снейп засмеялся. Весело, искренне, и на лице его было написано: «Какой же вы непроходимый идиот, Поттер».
- Понял, - вздохнул Гарри. – Ему нужно было вырастить меня. Чтобы я ненавидел Волдеморта и пожирателей. Но неужели это был единственный путь?
- Как часто, Поттер, ваше намерение подпитывалось ненавистью ко мне? Знай вы, понимай, что я такой же человек, как и вы, как часто бы вы задумывались, Поттер, стоит ли делать то, что вы делаете?
Гарри опустил голову.
- Из-за этого я бросил умирать вас тогда. Из-за ненависти, - признался он. – Я думал, что такому ужасному человеку, как вы, лучше умереть сейчас и не мучиться. Гиппократ сказал, что именно из-за этого вы впали в кому. Из-за того, что мы промедлили, я имею в виду. Я промедлил.
- Я знаю, Гарри.
Это было настолько не то, что Гарри ожидал. Но Снейп смотрел ласково, и белки его глаз вдруг на несколько мгновений сделались не прозрачными, а обыкновенными белыми.
- Но я не из тех, кто полагается на случайно оказавшихся поблизости гриффиндорцев, вам не кажется? – заметил он.
- Нет, - согласился Гарри. Он вспомнил, что Сметвик говорил что-то про какое-то зелье, которое Снейп, видимо, принял перед тем как пойти в хижину. Гарри уже раскрыл рот, чтобы спросить об этом, как Снейп перебил.
- Так зачем вы здесь?
Гарри вздохнул.
- Затем, чтобы вы вернулись, разве это не очевидно? – огрызнулся он.
- И… зачем мне возвращаться?
- Послушайте… - заговорил Гарри, тщательно подбирая слова, и ожидая каждое мгновение, что Снейп опять перебьет его, - вы сами сказали про ненависть к Слизерину, и я знаю, как тяжело и неприятно было вам, когда вас в Хогвартсе задирал мой отец, и потом, в Ордене, когда присутствие Сириуса постоянно напоминало вам о том, что он хотел вас убить, и потом, этот год всеобщей ненависти, что бы вы ни говорили, это не может быть легко, это нельзя переносить легко… но теперь этого всего нет, теперь другой мир, без гнета Волдеморта, мир, который вы тоже создали, в этом мире вас любят, а некоторые даже боготворят, стоит только почитать письма к вам на страницах Пророка. И вы получили Орден Мерлина, это хорошее пособие, на него можно жить и заниматься любимым делом.
Снейп рассмеялся.
- С чего вы взяли, Поттер, что я все это время не мог позволить себе заниматься любимым делом? И что я позволял стычкам с вашим крестным портить мне жизнь хотя бы на пять минут дольше, чем они длились? Или что я и в самом деле тратил столь драгоценное время моей жизни на то, чтобы вспоминать кого-то столь недостойного, как ваш отец?
Взгляд его сузился и стал таким привычным, хогвартским, почти уничтожающим. Белки опять запрозрачнели, обнажая устрашающие сплетения сосудов и нервов.
- И для чего мне эта всенародная любовь? Это вы, Поттер, любите ходить по улице, окруженный толпой поклонников, а мне это зачем?
Снейп поджал губы.
- Вот что, когда придумаете, для чего я вам нужен, Поттер, тогда и возвращайтесь, а до тех пор – я не припомню, чтобы у вас сейчас не было дел.
- Гарри.
Снейп вопросительно вскинул брови.
- Поттер, вам пора, - довольно настойчиво сказал он.
- Назовите меня «Гарри», и я уйду.
Снейп закатил глаза. И вдруг рявкнул:
- Убирайтесь, Гарри!
И в этот момент Гарри словно что-то толкнуло в спину, картинка завертелась, превращаясь в белое табачное марево. Гарри открыл глаза и понял, что лежит на своей кровати, голый, мокрый и в луже воды. Комната была полна едкого дыма, и сквозь него слышалось недовольное бормотание Кричера:
- Бессердечный хозяин Гарри, бессердечный. Хотел покинуть старого Кричера, хотел уйти.
========== Глава 5. ==========
Теперь на Гарри дулся еще и Кричер! Нет, эльф больше ничего не говорил, только он убирал комнату так нарочито медленно и с таким красноречивым шумом, что Гарри поспешил убраться на диван в гостиную. Однако и там он не смог найти покоя. Обида старого эльфа, казалось, разбудила в глубине особняка какие-то таинственные силы, и сама атмосфера в нем стала угрожающе удушливой. При всем том, что привидения были совершенно нормальной и привычной составляющей магического мира, сейчас Гарри чувствовал себя подобно Джейн Эйр, запертой в красной комнате. Ему то и дело мерещились недружелюбные сущности, скалящие зубы по стенам и темным углам, и даже полное освещение не решило проблемы. Промаявшись всю ночь без сна и с головной болью, Гарри, едва рассвело, вернулся в Лютный.
На выходе из Косого переулка он встретил высокого мага с тростью в темном плаще с капюшоном. Капюшон был опущен слишком низко, чтобы разглядеть лицо, а трость выглядела обыкновенно, даже невзрачно, но чары маскировки не могли скрыть особенности походки, и Гарри готов был поклясться, что это Люциус Малфой. После битвы он видел Малфоя четыре раза: первый - в министерстве, второй - в зале суда, в качестве свидетеля на процессе Снейпа, и еще два раза сталкивался с ним на выходе из Святого Мунго. И уже в министерстве Гарри заметил, что Малфой как-то потяжелел и припадает на правую ногу.
Разумеется, Люциусу Малфою, непонятно, хотя нет, скорее понятно какими путями оправданному после войны, никто не запрещал появляться в Лютном переулке и вообще в этой встрече, кроме того что она произошла на рассвете, вряд ли было что-нибудь необычное. Однако Гарри, даже наконец выспавшись, до самого вечера не мог отвязаться от мысли о нем и даже рассказал Биллу.
- Да наверняка в бордель ходил, - безразлично отозвался тот.
- В бордель? – переспросил Гарри. Люциус Малфой, безусловно, казался ему воплощением многих пороков, но в таком ключе он о нем еще не думал.
- Ну, трахаться теперь не с кем – Снейп в коме, остальные соратнички – кто в могиле, кто в тюрьме.
Гарри похолодел:
- Они что, со Снейпом были любовниками? Откуда тебе это известно?
Билл дернул щекой со шрамом и задумался.
- Кто-то мне говорил, - убежденно сказал он. – А кто, не помню. Стивенс, кажется, читал протоколы допросов, у пожирателей там, похоже, все трахались со всеми, магические обряды, все дела.
Стивенс был заместителем Кингсли и кузеном Билла. А еще он не производил впечатление человека, который будет трепаться просто так.
- Все со всеми? – переспросил Гарри.
- Ну, как я понял, у Снейпа с Малфоем была особо… эээ… глубокая привязанность, - Билл уткнулся в книгу, всем своим видом показывая, что вот прям сейчас ему не до тонкостей пожирательской любви.
Гарри вернулся в свою комнату, забрался с ногами в кресло у окна, теребя в пальцах трухлявый уголок проеденной молью некогда роскошной бархатной шторы. На душе оттого, что у Снейпа был секс с Малфоем, оттого, что у Снейпа вообще мог быть секс с кем-нибудь, тем более вот так, без разбору или ради каких-то гнусных ритуалов, было удивительно мерзко. Настолько мерзко, что хотелось натворить каких-нибудь глупостей. Например, пойти в гостиную и начать кричать: «Это все неправда, Снейп вообще всю жизнь любил мою маму!» Однако, к сожалению, Гарри уже не был ребенком, и он прекрасно понимал, как можно любить одного человека и спать с другим. Они с Гермионой чуть не переспали после побега Рона, просто потому что им отчаянно хотелось тепла.
А насколько же хотелось тепла выросшему в такой ужасной обстановке и вечно дразнимому Снейпу… Гарри вспомнил, как Малфой встретил Снейпа на Слизерине, пожал руку. А в тоне Снейпа, когда тот говорил про Малфоя-старшего, было очень большое уважение. И любовь к Драко невооруженным глазом была видна. И Малфой действительно навещал Снейпа часто – из палаты не выветривался запах его духов.
Гарри вдруг с удивлением понял, что… ревнует? Да нет, глупость какая! Мерзость! Он попытался вызвать в памяти образ Джинни, чтобы развеять это ужасное послевкусие, вспомнить, как они сидели теплым вечером около сарая в Норе. Но это было так давно, еще в мае, и в вечере, несмотря на погоду, не было ничего мирного, зато была напряженность, ощущение, что Джинни – как сжатая пружина, готовая вот-вот распрямиться, чтобы убежать по делам. Гарри почувствовал укол вины. С другой стороны, чем бы он там помог? Это он дома горазд Кричеру приказывать, а хозяйственные заклинания ему особо не давались никогда… Да Джинни и не просила, зато говорила: «Извини, Гарри, не до тебя».
Он попытался отыскать более ранние воспоминания, шестой курс, поцелуи и невинную болтовню, но с ужасом понял, что все это ему неинтересно. Вместо этого хотелось думать о Снейпе, о его загадках, о том, что же это было за место, где Гарри находил его, и, черт возьми, больше всего о том, были ли у Снейпа отношения с Малфоем… И о том, как это могло быть.
Пять лет назад он как-то, шныряя по коридорам под мантией-невидимкой, наткнулся на Флинта. Тот шел в сторону гриффиндорской квиддичной раздевалки, и так оглядывался, что, ясное дело, замышлял что-то. Раздевалку Флинт за собой не запер, и Гарри легко проскользнул вслед за ним и устроился в углу, надеясь торжественно разоблачить врага на следующее утро. А Флинт просто сел на скамью и стал ждать. Гарри в первую очередь думал о том, что у Флинта, должно быть, есть сообщники, или о том, что он просто размышляет, какую каверзу придумать, или, может быть, он скрывает свои дарования и сейчас колдует невербально и результатом станет мощное проклятие, но через двадцать минут появился Вуд. И дальше, к бесконечному удивлению Гарри, в раздевалке развернулся двухчасовой порно-спектакль. Причем, судя по высказываниям, Флинт и Вуд были любовниками уже не один год. Тогда Гарри не испытывал ничего, кроме презрения, и детской обиды на своего капитана, отдающегося врагу, а теперь он понимал, насколько сильные чувства стояли за этим и чего стоило этим двоим скрывать свое влечение.
Конечно, Снейп и Малфой были на одной стороне, и они не рисковали всем в случае разоблачения, но все же рисковали, и в воображении Гарри, который забыл об их разнице в пять лет, их образы упорно накладывались на образы Флинта и Вуда. И вместо запрокинутого лица Вуда, умолявшего «Еще, пожалуйста, еще», ему представлялось вот такое же лицо Снейпа.
Неудивительно, что и рука сама потянулась, куда следует… И если потом он и чувствовал стыд по этому поводу, то самую малость.
Зато лежал полночи с открытыми глазами и думал, как все люди на самом деле похожи. Гриффиндорцы ли, слизеринцы. Все хотят-то на самом деле одного. И те, кто хочет жить благодаря зелью из девушки, и сама девушка, но почему-то нельзя сделать так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, почему-то вечно приходится выбирать из двух зол меньшее и вечно отсутствует тот золотосерединный третий вариант. И, видимо, с некоторыми вещами можно только смириться и признать, что не все тебе под силу. Или не под силу прямо сейчас? И что нужно сделать, чтобы было под силу?
И к утру Гарри уже нашел все свои ответы. И это казалось таким простым, таким очевидным, что, должно быть, все остальные уже разглядели это раньше него.