Эрен вслушивался в его вкрадчивый голос — усмехнулся. Бертольд удивленно смотрел на него — но не Эрена он видел — ледяные блики кристалла Энни, стертую гримасу боли на ее губах.
— Я просто хочу снова увидеть Микасу, — пожал он плечами. — И сказать ей, что люблю ее. И как сестру, и как женщину, и как человека. Оставь свой пафос и рассуждения. Мы были рождены, чтобы любить жизнь и людей вокруг нас. Я хочу, чтобы мои родители вернулись, но этого не случится. Тогда я хочу, чтобы Армин и Микаса были рядом. Хочу вернуть то время, когда они были со мной.
— Это справедливо, — согласился с ним Бертольд. Мимо них проплывали деревья — а вдалеке виднелись бледные стены — точные копии Розы, Марии и Сины.
========== XV ==========
Ирвин все предусмотрел — но забыл самое основное. Едва смута, связанная с его торопливым приездом в столицу, стихла, Найл Док сумел взять себя в руки — и сделал первый шаг. На утро возле его гостиничного номера не было никого, зато Микаса на телефонный звонок не отвечал — и Райвеля найти у него не получилось. Тайна открылась лишь к обеду — и это был удар ниже пояса. Микасу взяли под арест из-за подозрения в саботаже, а Райвель последовал за ней, чтобы воспрепятствовать ее задержанию. Это полностью меняло планы Ирвина — но не в его правилах было сдаваться. Он с аппетитом позавтракал, сменил одежду и навестил Дота Пиксиса. Когда ближе к обеду он решил, что время уже выждано, и приехал в управление — Найл Док уже успел поссориться с Райвелем, который запрещал ему допрашивать Микасу без ее прямого руководства в лице Ирвина.
— Твои собачонки с цепи сорвались, — сердился Найл. Он уважал Райвеля и знал его силу, но принять то, что Райвель его ни во что не ставит, он не мог. — Отвратительное поведение твоих подчиненных.
— Они не собачонки, — усмехнулся Ирвин. — Боевые псы — да, быть может. И с цепи они не сорвались… Они на ней, на цепи твоей, никогда и не сидели.
— В любом случае, Аккерман останется тут, — сразу же перешел к делу Найл. — Наша разведка доложила, что она, навещая Энни Леонхарт, говорила с ней — и мы не знаем, что на уме у сестры Эрена. Я уважаю ее силу, но не доверяю сейчас никому. Пока королевы нет в столице…
— Королева сейчас в своем отряде под защитой моих солдат, — ни один мускул в лице Ирвина не дрогнул, хотя он врал сейчас своему старому другу. — И твое сомнение в ее безопасности говорит о недоверии нам, твоим же товарищам. Понимаешь? К тому же указом королевы я был назначен как главнокомандующий всеми воисками… И, стало быть, сейчас я и твой начальник, Найл.
— Пошел ты к черту, Ирвин, — устало выпалил Найл. Он сел и с остервенением вцепился в стакан с бренди — Ирвин заметил, что на грудном платке следы от варенья — будто бы детские пальчики держали отца за платок, пока он целовал ребенка на прощание.
— Ты устал, — сказал спокойно Ирвин. — Тебе нужно отдохнуть. Позволь мне самому решить мои проблемы, и…
— Я знаю, что Эрена Йегера нет в стенах, — вдруг сказал Найл. — И знаю, что ты разрушишь наш мир руками этого мальчика. То есть — то, что ты чудовище, и методы твои чудовищны, я знал всегда, но теперь…
Он торопливо помотал головой из стороны в сторону — перед глазами стояла сияющая Мария и ее дети, его дети, их дети… А могли быть детьми Ирвина, если бы он предпочел позаботиться о ней. Она, Мария, любила его, Ирвина. И до сих пор любит, наверное. Но сил злиться на него больше нет — не было никогда.
— Ты всегда был лучше во всем, — напомнил Найл. — Но ты анархист и разрушитель по природе своей. Ты погубишь то, что я люблю. И этого я не могу тебе позволить. Как отец и муж — к черту королевскую стражу.
— Я разрушу только то, что позволит разрушить себя, — спокойно сказал Ирвин. — Твоя семья — твой долг. Береги ее сам, не впутывая в это дело мир. К тому же ты не удержишь нас тут, Найл. Ты слаб — ты правильно заметил. Ты слабее нас. Ты стал слабее нас, когда выбрал Марию и ее детей, вместо целого мира. Плевать тебе на то, что мы заперты в стенах, если в этих стенах ты трахаешь свою жену и целуешь своих детей в их испачканные вареньем пальчики, так? Ты слаб, — закончил он. — И в этой слабости ты виноват сам.
— Все дело в том, что мне никогда не нужна была такая сила, — напомнил Найл. — И если ты сейчас злишься, что у тебя нет жены и детей, то…
— Я не могу позволить себе их завести, — спокойно сказал Ирвин. — Потому что завтра я умру. Или послезавтра. Или через год. И пока мои подчиненные не могут также завести семьи и зажить спокойно — я должен следовать их же путем. Разделить с ними общую долю. Это то, как должен поступить командир.
— И ты думаешь, что твоим подчиненным близок твой же путь? — Найл еще раз плеснул себе в стакан. — Черт тебя дери, Ирвин, да ты просто слепой идиот! Посмотри на Эрена! Посмотри на Микасу! Посмотри на Райвеля! Он чуть не убил меня и моих солдат, когда мы надели наручники на эту азиатку… Он ее любит, любит так сильно, что сам не может себе в этом признаться. И тут он уже не ради тебя, не ради нас, не ради мира и стен. Он тут ради Микасы. И если ты промахнешься… — усмехнулся Найл. — Он тоже будет рад жить в этих стенах, трахать ее и целовать детей от нее. Ясно?
— Я знаю, что он ее любит, — спокойно сказал Ирвин, чуть помолчав. — Он полюбил ее недавно, хотя проникся к ней в самого начала. Они одной крови, одной породы, если уж говоришь о них, как о моих собачонках. Смелые и искренние. И да — быть может, им и понравятся эти стены. Им. Но не в пределах страны. Они силой своего желания жить раздвинут их до краев твоего маленького мира, Найл. И, быть может, именно поэтому я поддерживаю их. Пусть будет так. Так намного лучше.
Он вдруг вспомнил редкую улыбку Микасы — и сердце его сжалось. Не гоже ей, ключу к Эрену, Энни, Кристе, быть тут, в застенках полиции. Ирвин рассердился на самого себя за слабину — и пожалел Найла, тяжело, наверное, быть единственным нормальном в этом смутном мире… Он встал и хлопнул его по плечу. Разговор теперь был окончен и пересмотру не подлежал.
— Ты скажешь, что Микаса арестована тобой за подозрение в саботаже, — сказал он твердо. — А мы сегодня ночью уйдем за стены с западных ворот. Мы. Я, Райвель, Микаса, Энни Леонхарт, несколько солдат, которые еще верны нам. И ты будешь врать всем до нашего возвращения. А если мы не вернемся…
— Тогда ты постараешься жить долго и умереть в один день со своей супругой… — добавил Ирвин.
— Пошел ты к черту, Ирвин Смит, — еще раз сказал Найл. Он допил свое бренди, встал и поправил платок — спрятал на груди.
— Вы покинете стены сегодня ночью, — сказал он. — Но я еду вместе с вами. Я, видишь ли, не могу быть уверенным в том, что ты не уничтожить мой мир, пока я далеко от вас. Поеду с вами, и, если я погибну… Тогда в один день с моей женой умрешь уже ты, — добавил он.
***
Микаса безвольно подставила руки — Райвель, который добился разрешения находиться с ней в одной камере, снял с нее наручники, растер покрасневшие запястья.
— Довольно жестоко, — заметил он. — Ты и так без сна. Отдохни. Скоро все закончится.
— А если не выйдет? — тихо спросила она. — Эрен и ребята… Слишком долго, понимаете? Долго… Времени у меня нет.
— Время — есть, — сказал ей Райвель. — И мы оба знаем, что у нас все получится. А иначе — нет. Не выйдет. Не теперь.
Он задержал на лишнее мгновение ее руки в своих — и вдруг, поддавшись бессильному порыву, уткнулся в них лицом, вдыхая ее теплый запах. Пахло от Микасы мылом, тканью, съеденному за завтраком тостом — и вербеной, теплый такой запах, напомнивший Райвелю о матери.
— Моя мать умерла, — сказал он.
— Мою мать убили, — прибавила Микаса. — Мою вторую мать сожрал титан. Я осталась одна — и больше этого в моей жизни не произойдет.
— Никогда, — сказал ей Райвель. Он легко нагнулся, оставляя на ее губах еле ощутимый второй в ее жизни поцелуй.
— Никогда уже, — согласилась с ним Микаса, отвечая на него.
Смеркалось — и восемь лошадей стояли у западных ворот, ожидая своих всадников.
========== XVI ==========
Когда Армин перестал осознавать себя ребенком — перед лицом встала новая проблема, он был труслив и слаб, и ничем не мог сравниться ни с Эреном, ни с Микасой. С Микасой особенно.
Дедушка — любимый и единственный родственник — учил, что мужчина всегда должен быть на голову выше женщины, и маленький Армин испуганно спрашивал, как ему быть, если в его жизни всегда будут присутствовать девочки выше него. Когда Армин вырос, он понял, что именно имел в виду дедушка — но рядом всегда была Микаса, и уверенность в завтрашнем дне осталась с ним. Микаса — сильная — она защитит и спасет, и им с Эреном никогда не будет угрожать опасность, пока Микаса остается собой.
Армин не стал выше нее — они одного роста — но Армин стал сильнее, и теперь он должен был доказать на деле, что Микасе тут, за стеной, нужно спасти только Эрена — Армин спасется сам.
Он очнулся, и с удивлением отметил, что вокруг него не было охраны — только девушка в переднике. Она убирала пустые постели и принесла ему завтрак — его друзей нигде не было.
— Где они? — спросил он, и страх затуманил его разум. — Они не…
— Девушка с хвостиком завтракает в общей столовой, — сказала служанка. — Высокий парень и лысый парень в душевой. Ты был ранен при перевозке, никто не смог разбудить тебя, и они оставили тебя здесь. Поешь, а потом можешь присоединиться к ним, — дружелюбно предложила она.
— Я за стеной, да? — тихо спросил Армин. — В деревне гигантов?
Девушка с удивлением посмотрела на него, забрала корзину с грязным бельем и подошла к двери. Ее улыбка мягко коснулась Армина изнутри, она покачала головой и открыла дверь.
— Ты дома, — поправила она его, уходя — и он почему-то поверил ей.
— Дома, — произнес он еще раз отчетливо, чтобы услышать себя самому. — Я, видимо, дома теперь.
***
Микаса и Райвель собирались к вылазке — они были уже одеты, и теперь торопливо ели, чтобы не чувствовать голода там, за стеной. Микаса собрала отросшие волосы в низкий хвост, поверх формы надела теплую куртку с шарфом — Райвель сменил одежду на отороченное мехом пальто. Они ели — и впервые не чувствовали вкуса еды, мясо казалось пресным, чай — горьким и безвкусным.
— Его привезли из Троста, — сказал Райвель. — Но раньше он напоминал о летних полях, теперь — о застиранных тряпках.
— Волнуетесь? — спросила Микаса. — Не похоже на вас.
На самом деле волновалась она, и по-ребячески пыталась приободриться. Она сжимала тонкие свои плечи, водила носом из стороны в сторону, улыбалась глупо и беспричинно, напоминала ребенка, который попал в новый класс. Райвелю стало жаль ее. Сильной своей рукой он накрыл ее ладонь — и Микаса вдруг как будто очнулась. Она распрямила плечи и легко освободила свою руку. Прижавшись лбом к горячей кружке с чаем, она закрыла глаза — все ее тело наполняла непроходимая усталость.
— Как думаете, капрал Райвель, — спросила она. — Они там в порядке? Им не навредили? Над ними не проводят опытов? Эрен…
— Я не могу этого знать, — сказал ей Райвель. — Как и ты. Узнаем, когда будем там. Быть может, они целы и невредимы. Но может быть и иной вариант. Если ты хочешь узнать, что с ними и спасти их — ты должна покинуть стены.
— Все просто, — в тон ему протянула Микаса. — Неведенье убивает, а знания ужасают и причиняют боль.
— Жизнь вообще гораздо проще, чем хочется людям, Аккерман, — сказал Райвель. — Когда ты снова увидишь Эрена, ты вновь почувствуешь, что хочешь быть рядом с ним.
— Я чувствую это и сейчас, — возразила Микаса. Она вдруг подняла глаза на Райвеля, и ей стало неловко — этот человек любит ее, но спокойно признает то, что у нее есть чувства к Эрену. Насколько нужно быть сильным, чтобы уметь держать себя в руках даже в такой ситуации.
«Наверное, так ведут себя все взрослые люди, — пронеслось в ее голове. — И только глупые девчонки, типа меня, сбегают, когда перестают понимать, к кому и что они испытывают»
— Простите меня, — сказала она резко. Микаса встала и поклонилась.
— За что? — удивился Райвель. — Почему ты всегда говоришь странные вещи невпопад?
— За мой побег, — вырвалось у нее. — За то, что я не умею нести ответственность за свои чувства и поступки. За слабость. Этого больше никогда не повториться. Если бы я не уехала за город, вы бы не поехали за мной — и тогда никто бы не похитил ребят. И сейчас мы бы могли все вместе…
— Не нужно так говорить, — Райвель отвернулся. — Ты причиняешь боль и себе, и мне этими словами. Я не нянькаться с тобой поехал, Аккерман. Я поехал за тобой, потому что хотел быть с тобой. И тогда, и сейчас, — спокойно признался он.
— И сейчас, — повторила за ним Микаса. Она очень хотела заплакать, но держалась из последних сил. Райвель встал и вышел из-за стола, закурил. Курил он очень редко — только в особенные моменты.
— Ты знаешь, что я к тебе чувствую, — сказал он спокойно — потому что теперь ему стало так легко и хорошо, и никакие волнения не могли заставить его потерять воспоминания об этом вечере — Микаса напротив, они принимает его чувства, и больше он не будет их скрывать.
— И я знаю, — хрипло сказал он. — Разве этого мало? В нашем мире, Аккерман? Мы можем умереть уже через час — а можем умереть в старости. И я буду рядом. Или даже Эрен. Какая, к черту, разница…
Он выпустил дым и замолчал. Его слов не хватало, чтобы рассказать ей, как сильно он счастлив, что встретил ее, как хорошо ему от мысли, что он успел осознать всю глубину своих чувств, и как жаль будет, если и она не успеет осознать свои чувства — пусть даже и не к нему.
— Это действительно способность взрослых, — сказала Микаса отчетливо. — Бесстрашие взрослых. И их искренность.
Она допила чай, надела куртку, успев плотно завязать на шее алый свой шарф.
— Он тебе очень идет, — сказал Райвель с грустью. — Я никогда не думал об этом раньше — но он тебе к лицу, Аккерман.
— Спасибо вам, — сказала она искренне. — Теперь мне намного легче, капрал Райвель. Пожалуйста, поговорите со мной снова, если я когда-нибудь в своей жизни снова остановлюсь или растеряюсь.
— Я обещаю тебе это, — усмехнулся он.
— Вы готовы? — спросил Ирвин, входя в помещение с улицы. — Нам пора выдвигаться. Энни Леонхарт в повозке. Наша охрана готова. Кони ждут нас у западных ворот. Нам придется проехать несколько часов до стены Розы — а там будет территория стены Марии. Помните?
— Да, — звонко ответила ему Микаса. — Я изучила карту и номера перевалочных пунктов. Но у меня одна просьба — рядом с Энни должны находиться мы с капралом, — она покраснела, но Ирвин сделал вид, что не заметил это.
— Чертовски верно, — сказал он. — Только ты сможешь остановить Энни, если вдруг она потеряет контроль, — он перевел взгляд на Райвеля.
— И только Райвель сможет остановить тебя, если контроль потеряешь ты, — добавил он.
========== XVII ==========
Там, где Микаса появилась на свет, летом разливалась река — и тихая вода покрывала зеленые ковры, поя их досыта.
Там, где Микаса росла, шумели высокие деревья, а солнце зимой играло на первых сугробах — отец охотился, мать варила похлебку, пока их маленькая девочка спала, убаюканная шумом пламени в очаге.
Туда, куда Микаса ехала сейчас, вела единственная извилистая дорога — и только она могла сейчас показать ей, где Эрен — ночь, как защита от титанов, как способ скрыть то, что она, Микаса, украла у целого мира — ночь, капрал Райвель, и она.
— Энни, — сказала Микаса негромко — но Энни услышит, она точно знала, — То место, где ты сейчас, прохладное и безопасное. В пределах стен ты по-прежнему человек, и никто не опротестует этот факт. Потому что все перемешалось, Энни, люди и титаны, титаны и люди. Но я везу тебя туда, откуда ты родом. Это нужно для нас обоих, Энни — и потом я обещаю вернуть тебя в стены снова.
Она молчала, потому что теперь очень внимательно подбирала слова для себя и для Энни — Райвель слушал ее, Ирвин слышал ее — и целый мир, казалось, навис над ней в ожидании самых главных слов, самого сокровенного обещания.