Паша очень старается вести себя как обычно. Реагировать на шутки Сулу, проверять курс искомой планеты – это было очень важно, поскольку своей орбиты у неё не было. Она дрейфовала, повинуясь какому-то остаточному импульсу, а периодически её траектория должна была сдвигаться под воздействием гравитации встреченных планет и звёзд. Правда, столкновения с метеоритами предугадать было невозможно, а информации от зондов ждать было нельзя.
Приходилось корректировать предполагаемую траекторию, ориентируясь на карту нужного квадрата, плюс учитывать информацию о звёздной обстановке.
Это занимало время. Следить за тем, чтобы корабль шёл чётко по просчитанному курсу, тоже занимало время. Общение с Сулу занимало время.
А Паше было плохо. Хотелось не находиться на мостике в альфа смене, а сидеть в своей каюте и бездумно листать электронные книги. Или смотреть в люк – холодное чёрное пространство космоса занимало его с детства. Взаимодействовать с другими людьми, делать вид, что всё в порядке, было слишком тяжело. Это давило, лишало воздуха, заставляло внутренне сжиматься.
Два года хранить в себе растущее чувство к нелюдимому доктору. Два года пытаться встречаться с другими, а любоваться всё равно им, редкими улыбками, умным взглядом, как величайшее сокровище хранить воспоминания (и видеозаписи) об их разговорах. Он даже взломал систему видеонаблюдения и втихую перекачивал себе те файлы, на которых был доктор.
Паша не влюблялся так раньше, чтобы в чувство как в омут, с головой. На плановый медосмотр бегал как на праздник, хотя от каждого прикосновения пальцев доктора внутри всё сжималось, предвещая очередное ночное просыпание со стояком.
Да, снился ему МакКой тоже часто. По-разному. От ничего не значащих разговоров до горячих ночей. А утром оставались только воспоминания и мокрое бельё.
Паша мечтал о том, что всё-таки решится и поцелует доктора. Каждый раз, когда они разговаривали наедине, хотелось подойти, подтянуться на носках, прижаться губами, обнять. Отчего-то казалось, что оттолкнуть МакКой не сможет. Он же так улыбался Чехову, так смотрел…
Теперь там, где зрело это чувство, тоскливо сжималась пустота – она отвлекала, сводила с ума, занимала всё внимание. А когда из коммуникатора капитана доносился знакомый ворчливый голос, начинала завывать в несколько раз сильнее. В остальное время сознание находилось в каком-то ватном коконе, практически не пропускающем информацию из внешнего мира.
Иногда туда пробивался голос Сулу – друг искренне старался отвлечь Пашу, таскал в спортзал, в оранжерею, хвастался распечатками русско-английского словаря.
Иногда пробивался голос капитана или Спока. Они что-то спрашивали, давали поручения, распекали за невнимательность. В последний раз Кирк поймал Павла по дороге к турболифту, схватил за плечо.
– Чехов! – Его голос звучал решительно и настойчиво. – Лейтенант Чехов, доложите о своём состоянии.
– Я в норме, капитан. – Заученное.
– Не бреши, лейтенант. И… – Немного тише, – иди-ка ты к себе. Ещё одного резкого торможения из-за твоей ошибки нервы Скотти не переживут.
– К себе?
Вот эта информация до сознания дошла. Присоединилась к боли от ноющей пустоты.
Чехов поражённо воззрился на хмурого капитана.
– Павел, – Кирк сочувственно потрепал его по кудрям, – ты опасен. На тебя сейчас надеяться нельзя. Так что отдыхай, приходи в себя. Я к тебе бортового психолога пришлю.
– Да. – Чехов опустил голову. – Я постараюсь.
Теперь Сулу смотрел на Кирка как на врага народа. Кирку и самому было не по себе лишать бедного влюблённого парнишку единственного занятия, но интересы Чехова в одной стороне, а безопасность всего экипажа – в другой.
Проблема только от его отстранения не решалась. Лучший навигатор в неадеквате, шеф медицинской службы почти в неадеквате, что с этим всем делать – непонятно. А база, последний рубеж, где можно будет позволить команде такое расхлябанное состояние, всё ближе.
Кирк и так сомневался слишком долго. Поэтому после окончания первой альфа-смены, на которой не было Паши, он даже не стал заходить к себе. Пошёл в каюту Боунса, послушал шуршание душа (целых несколько секунд), а потом не выдержал.
Хотя созерцать охреневшую физиономию доктора, к которому капитан в душ ворвался, было смешно.
– Боунс, меня это достало! – выпалил злобно прямо в его облепленную пеной рожу.
– Угу. Это же я к тебе в душ врываюсь.
В Кирка плеснули горячей водой. Хрен с ней, с форменкой, а вот глаза начало щипать.
– Блин, да понимаю, что ты не виноват!!! – Кирк стоит и трёт глаза, ощущая себя как-то по-дурацки. – Но ситуация… всё, финиш. Я Чехова от работы отстранил.
Боунс смыл с себя пену, отфыркался от воды и уставился на Джима злобно и устало. Во взгляде явственно читалось «вы меня достали».
– Джим. Что. Я. Могу сделать? Что?
– Фу блин.
Кирк не стал закрывать дверь душа, отошёл и врубил воду в умывальнике. Отфыркиваясь, умылся, вытерся. Опёрся о раковину двумя руками.
– Никогда больше не возьму в экипаж никого младше двадцати одного. Это, блять, магический какой-то возраст, до него люди неадекватные.
– Твоя магия объяснима с точки зрения возрастной психологии.
Вода шуршать перестала. Боунс вылез из душа и влез в халат.
– Короче, капитанский приказ. Возобновляй общение с пацаном.
В последний раз провести пальцами по влажным волосам и развернуться, разглядывая несчастного доктора.
– Не знаю, как ты чего сделаешь, но кроме тебя некому. Чехов мне нужен в адекватном и рабочем состоянии. Или я его на базе оставлю, под присмотр добрых дядь-психологов.
– Да из него же всю душу вытрясут!
Кажется, теперь доктор был потрясён. Замер с незавязанным халатом посреди ванной. Опомнился, завязал и вышел.
– Как ты себе вообще это представляешь… – донеслось из комнаты убитое.
– Никак!!! – Рёвом. – Мне вообще плевать, как это будет, но мне нужен навигатор, а не тоскливое привидение! А навигатору скоро рубашка с длинными рукавами понадобится!
Боунс ломанулся ему навстречу, хватая за плечи. Уставился прямо и бешено.
– На том корабле был человек… – голос сорвался, он кое-как сглотнул, – дорогой мне. Ты хочешь, чтобы я сейчас влюблённого изображал при мальчишке, которого за младшего брата считаю?! Этого ты хочешь, морда твоя капитанская?!
– Я хочу, чтобы мой экипаж не пострадал из-за ошибок навигатора или шефа медицинской службы.
Джим берёт Леонарда за грудки правой рукой, крепко и чуть притягивает к себе.
– На нас с тобой ответственность за хренову кучу людей. За каждого. Я вас обоих кастрировать готов, если понадобится. И ты тоже должен быть готов!
Боунс вглядывался в его глаза. Разжал руки.
– Это приказ? – осведомился он неожиданно спокойно. Только губы перекривил. – Вы приказываете мне соблазнить лейтенанта Чехова?
– Блять, дерьмо!!!
Оттолкнуть его, вцепить пальцы в мокрые волосы.
В голове голос Спока: «Это логичное решение, капитан».
– Да!!! Да, чёрт, я приказываю тебе любой ценой восстановить душевное равновесие лейтенанта Чехова!!!
– Есть, сэр, – так же спокойно ответил МакКой и отошёл от него на шаг.
Твою мать
Надеюсь я не потерял друга
Боунс не особо представлял, с чего начать, но выполнять было надо. Кирк не отдал бы приказ из своей прихоти, это ясно.
Однако это никак не помогало придумать слова, с которыми он собирался войти в каюту к Чехову.
Потому топтался у дверей минуты полторы, и только после этого постучал.
– Открыть, – Чехов отдал голосовую команду с замедлением. Когда Боунс вошёл, тот лежал на кровати и перелистывал электронную книгу на падде. И, вроде, собирался что-то сказать, но потом резко перевёл взгляд на вошедшего и соскочил (руки по швам) с кровати.
Падд полетел на пол, жалобно хрустнув.
– Офицер МакКой, сэр! Я… думал, что это Сулу, простите!
– Отставить… в смысле… Я к тебе неофициально. – Боунс поднял с пола пострадавший гаджет. – Совсем необязательно швыряться книжками при моём появлении… – Указал паддом на стул, – Сесть можно?
– Да… сэр…
Чехов неловко примостился на краю кровати, искоса посмотрел на усевшегося доктора. Глаза светлые такие.
– У вас проблемы из-за меня… сэр?
– Нет, – МакКой покачал головой. Сцепил пальцы. – Просто я задолжал тебе объяснение. Тогда. Дело не в… – Он осёкся, вспомнив, что так саркастически говорила жена, когда они ругались в последний раз. «Дело, конечно, не в тебе, а во мне, Леонард…» Он ненавидел, когда его звали по имени. – Я сказал, что не хочу с тобой встречаться, из-за того что думал… Зачем обременять твою жизнь своим присутствием. Я старый, унылый и вечно ворчащий, короче… решил, что лучше не портить тебе жизнь. А в итоге, кажется, сделал только хуже.
Вот оно. В светлых внимательных глазах появляется надежда.
– В смысле… Я вас… то есть, я вам тоже…
– Д…да, – выдохнуть через силу. Пальцы слегка побелели. – Думал, ты забьёшь на меня и… найдёшь кого-то более подходящего. А ты… не забил.
Боунс внимательно разглядывал пол. Слишком внимательно. Из-под кровати высовывался краешек журнала и тарелка. Журнал был инженерный. Тарелка – немытая. И как-то из внимания выпал момент, когда Павел поднялся со своего места и присел перед ним, заглядывая в глаза. Всё ещё не может поверить в своё счастье.
– Можно… поцеловать вас? Просто… хотя бы раз…
– М… – МакКой подавился воздухом. Так дерьмово он не ощущал себя со дня, когда надо было сказать дочке, что они с её матерью больше не одна семья. Он с усилием расцепил пальцы. – Можно.
На небритые щёки ложатся его осторожные тёплые ладони, а потом глаза Павла совсем близко.
Лучше не смотреть. Просто закрыть глаза, просто не думать и отвечать робким недоверчивым губам. Хорошо, что это длится недолго.
Когда поцелуй прерывается, Чехов мокро прикасается губами к кончику его носа, потом к щеке.
МакКой неловко треплет его волосы. На ощупь чем-то на триббла похоже. Триббл. Дурацкая ассоциация.
Глаза открывать попросту страшно.
– Ты извини, – тихо и хрипло. – Непривычно.
– Да мне тоже. Доктор Мак… Леонард… можно завтра с вами… тобой… в шахматы сыграть?
Лысые трибблы Кирку в кровать
Цветочек
Вспомнилось как на одной какой-то планете во время увольнительной Кирк сорвал цветочек и некоторое время им пристально любовался. МакКой решил, съесть хочет, но нет, подарил девушке из инженерного.
Боунс мотнул головой и открыл глаза.
– Можно хоть сегодня. Смена у меня через четыре часа. И не зови Леонардом. По фамилии или Боунсом, там как хочешь.
– А как так-то? Мне нравится ваше имя. Твоё. Не привыкну никак.
Ладони Павла скользят по плечам, но ниже не спускаются. Останавливаются.
Святая Энтерпрайз как я с тобой буду
Чёрт
– Ладно, зови как хочешь. – Похлопать его по спине. Жест откровенно жалкий. – Чайку нам наколдуешь?
– Наколдую! – Тряхнул кудрями радостно, с энтузиазмом. Прямо в голове возникает его счастливое «семнадцать!» в первый день на корабле.
Не семнадцать уже.
Девятнадцать.
– Я тут недавно заметил, что в меню репликатора новый чай появился, – заявляет уже от репликатора. – Какой-то вулканский травяной сбор. Я думаю, это капитан Кирк для старпома напрограммировал, после пломикового супа и зелёного безалкогольного эля. Ну кто ещё-то мог? Я не делал, Скотти это ни к чему…
– Кирк мог. Погоди, у нас половина меню ещё вегетарианским станет. – Пальцы, стоило их без внимания оставить, опять сцепились друг с другом. Но возможность поговорить на другую тему радовала. – Особенно после их обручения.
– Стой… они обручились?
Да, теперь Чехов выглядит определённо счастливым. Вон как сияет – обернулся, глаза раскрыл.
– Так, даже если да, то это тайна капитана до официального оглашения.
– А, ну… тогда Сулу не буду говорить… – Кивнул, – хорошо, я понял. Я это к чему, тебе какой чай?
– Зелёный, – Боунс оторвался от созерцания своих рук. – Да, зелёный. Без сахара.
====== Я собираюсь от тебя огребать ======
Утро. Капитан Кирк совершает запланированный акт взаимодействия со своим старшим помощником. До начала смены полчаса.
И раздаётся стук в дверь. Кирк вжимает Спока глубже в кровать, жадно целует – открывать не хочется, не сейчас, когда у старпома так чувственно запрокинута голова, открывая беззащитное горло, так эротично прикушены губы. Но сам старпом настроен иначе – упирается ладонями в разгорячённую Джимову грудь.
– Тебе нужно открыть, – заявляет хрипло.
– Нет, – Кирк тянется к его губам. Спок (зараза) от поцелуя уходит. – Спок... хочу тебя...
– Иди. – Снова толчок в грудь.
В итоге пришлось вставать и даже набрасывать на себя халат, потому что голый капитан со следами спермы на животе – зрелище, субординации не внушающее.
За дверью оказался лейтенант Чехов. Увидев растрёпанного, раскрасневшегося капитана с тёмными припухшими губами, парнишка явно смутился.
– К... капитан... – Пробормотал стандартное приветствие, начиная краснеть.
– Капитан, да, Чехов... – Кирк страшно хочет побыстрее закончить разговор и вернуться к Споку. А то с него станется – решит, что до смены мало времени, и сам додрочит. – Говори.
– Капитан, я могу вернуться к своим обязанностям.
Чехов мнётся на месте, не решаясь поднять глаза выше пояса халата. Вроде бы, Спок вчера оставил там шикарный засос.
– Я в... рабочем состоянии, – лейтенант всё ещё гипнотизирует халат, но теперь со счастливой улыбкой.
Состояние у него рабочее.
Кирк тоскливо рассматривает светящуюся радостью мордочку Павла. Понятно, откуда такое “состояние”. Жертвенный агнец МакКоя машет выпущенными кишками с алтарного камня.
Дерьмово, когда долг диктует одно, а дружба – другое.
– Тогда сегодня альфа-смена твоя. Это всё.
Кивнув, попрощавшись, лейтенант уходит.
Капитан возвращается к Споку, приглашающе приоткрывшему край одеяла. Уже заползя внутрь, Кирк целует уголок его губ, щёку, скулу, и шепчет:
– Как же мне повезло с тобой, Спок...
На следующий день на падд МакКоя пришло сообщение от капитана.
Чехов восстановлен навигатором.
Работает хорошо.
Ты молодец.
Слава всем богам, с утра видеться с Павлом было не нужно. В обед тоже. А вечером к Боунсу, решившему расслабиться за хорошей книгой, в каюту зашёл Хикару Сулу.
Даже не стал здороваться (хотя они не виделись), заблокировал за собой дверь и воззрился на доктора очень обеспокоенно.
И молчит. Кусает губы.
– Что ещё от меня требуется? Изобрести варп-одиннадцать? – пробормотал МакКой, откладывая падд и садясь прямее. К Сулу обратился уже громче: – Вы по личному вопросу, лейтенант?
– Да, офицер, по личному.
Сулу чешет затылок. Выглядит сбитым с толку.
– Понимаете, Пашка – мой друг. И я хочу знать, что моему другу ничего не угрожает.
– Это чёртов космос, – завёлся Боунс, поняв уже, к чему рулевой клонит. – Тут каждый день всем что-то угрожает.
– Вы знаете, о чём я. – Хикару упрям. В Звёздном флоте нет не упрямых. Такие экзамены не выдерживают. – Пашка чах два года, и тут резко – сияет. Понятно, что это неспроста.
– Я его в обиду не дам. Это все вопросы?
– Я так и думал, что вы всё понимаете. – Сулу кивает. – Спасибо.
– Рад был помочь.
– Если возникнут трудности – я буду рад вам помочь.
Когда лейтенант уходит, МакКой встаёт с кровати и принимается ходить по каюте. Не особо большая. От стенки к стенке, от двери к стенке, и снова...
Теперь ты увяз ещё больше.
Поздравляю
Сраная жизнь
В этот раз Паша решил быть осторожнее. Доктору определённо не нравилось, когда что-то нарушало его привычную жизнь. Поэтому напоминать о себе слишком часто не стоило.
Хотя страшно хотелось забежать к нему хотя бы на пару минут в обеденный перерыв или перед сменой. Или после. Или отправить сообщение на падд. Но нельзя. Зато зайти вечером на пару часов, как раньше, поговорить о чём угодно и получить перед уходом поцелуй – можно. И уже одно это было настоящим счастьем.