В моей комнате ничего не изменилось. Да и в доме, в общем-то, ничего не изменилось. Только если раньше я с радостью возвращался сюда, то сейчас мне хотелось убежать отсюда как можно дальше.
Пройдясь по 2-му этажу, я завернул к родителям в спальню. Кровать была аккуратно застелена, шторы наполовину закрыты, на стуле возле выхода висел мамин свитер. Сняв его и натянув на себя, я улегся на мамину половину кровати и свернулся клубком.
Вдыхая запах подушки, я начал понимать, что, даже если очень захочу обнять Её, погладить по волосам, просто поболтать, никогда больше не смогу этого сделать. Никогда. Это было худшей мыслью.
Подтянув колени еще ближе к груди, я попытался заснуть.
***
Не знаю, что меня разбудило. На часах было около 11-ти вечера, когда я открыл глаза. Мне потребовалось около минуты, чтобы оценить ситуацию и понять, что произошло.
Папа сидел на кухне с альбомом в руках.
— Пап, ложись спать, — я почти бесшумно подошел, заставив его встрепенуться.
— Не могу уснуть что-то, — и мягкая улыбка, — поспал немного?
— Ну да, почти двенадцать часов. Прости.
— Брось, за что тут извиняться? Надел ее свитер?
— Д-да, он хорошо пахнет. Не против?
— Нет, конечно.
— Пап, — я присел на стул, — давай поговорим, если хочешь.
— Если честно, я не знаю, что сказать сейчас. Из меня будто вырвали кусок, оставив огромную такую дыру. У тебя вдруг отняли человека, с которым ты прожил почти 30 лет, которого любил больше жизни. И который знал тебя вдоль и поперек. Это ужасное чувство. Может быть, это эгоистично, но ты уже взрослый парень, Мэлл.
Папа вздохнул, перелистнув еще одну страничку в альбоме. Он был прав. Это эгоистично. Все мы становимся немного эгоистами, когда теряем близких. Нам сразу хочется думать о том, что же теперь будет, как будем переживать потерю, как изменится наша жизнь. Просто потому что мы продолжаем свой путь, когда как тот самый человек уже пришел к финишу. Нам сразу становится страшно: а вдруг мы не сможем пройти в одиночку?
Я иногда думал о том, что будет со мной, если мамы не станет? Но то, что я пытался представить, совсем не вяжется с реальностью: в реальности меня словно хорошенько приложили головой о бетонную плиту.
Но сейчас мне как будто больше нечего было бояться. Как будто весь страх испарился, выветрился. Теперь можно было не думать об ужасных маминых мучениях, о ее слезах. Она забрала с собой волнение, оставив только пустоту внутри. Но вот что хуже: трястись каждый день, волнуясь и переживая, или просто потерять объект беспокойств? Нужно ли мне такое спокойствие?
— Ты сказал Кассу? — спросил папа.
— Нет, пока нет. Он даже не знает, что я здесь.
— Позвони ему обязательно.
Я поднялся с места и, обогнув стол, подошел к отцу:
— Пап, мы справимся, обещаю.
Он улыбнулся и раскинул руки в стороны. Я обнял его, крепко сжимая рубашку на спине и шепча на ухо:
— Не смей уходить в себя. У тебя все еще есть сын.
***
Устроившись у себя в комнате после горячего душа, я все-таки решил набрать Касса, хотя в Гонконге было только полвосьмого утра.
Он поднял трубку сразу же:
— Мэлл, где ты, черт возьми?
Похоже, парень не спал всю ночь, и я почувствовал себя виноватым.
— Я дома. В Карлайле.
========== Один к одному /Касс/ ==========
Это был самый муторный день из всех рабочих дней. Я все думал, как бы не сдохнуть от скуки и поскорее вернуться домой. Но начальник продолжал бубнить что-то про дресс-код и опоздания. В конечном итоге, освободились мы только к 9-ти.
— Почему я все еще терплю этого индюка? — спросил Дже Минг, мой коллега, снимая очки.
— Потому что ты не хочешь вылететь отсюда, — я сочувственно похлопал парня по плечу и направился к остановке. — Счастливо.
Он только помахал мне.
Автобус пришел быстро — хоть что-то хорошее в этом утомительно-длинном дне. Фонарь возле нашего подъезда светил неестественно-белым светом. «Поменяли лампочку?» — пронеслось в голове. Зачем только, если прошлая перегореть не успела даже.
Поднявшись, я позвонил в звонок, но никто не открыл мне дверь. Через пару минут возмущений понял, что закрыто снаружи.
— Что за…
Открыв своим ключом и войдя, я обнаружил никого. Везде был выключен свет, телевизор не работал.
— Мэлл? — голос отчего-то дрогнул.
В ответ — тишина. Я разулся и прошел на кухню, сразу включив свет. Ничего необычного обнаружено не было, разве что клочок бумаги на столе. Обычно Мэлл оставлял записки на цветных стикерах и приклеивал их куда-нибудь. Я осторожно приблизился к бумажке, уже издалека разглядев содержание. «Я позвоню» — начиркано корявым почерком. Ни смайликов, ни пожеланий, буквы в разные стороны.
Внутри ёкнуло. Что-то точно случилось, я был уверен. Но хвататься за телефон не стал, потому что знал, что сейчас мне никто не ответит. Если Мэлвин сказал, что позвонит, значит, позвонит именно ОН, а мои звонки останутся без ответа. И писать ему было бесполезно сейчас. Я все это прекрасно понимал, потому что знал Мэлла как облупленного, но внутренняя дрожь не прекращалась, как бы себя ни одергивал.
Я глубоко вдохнул и полез в холодильник за пивом, чтобы хоть как-то успокоиться, но, похоже, сделал только хуже. На одной из полок в миске лежал кусок неразделанной свинины. Готовка брошена почти в самом начале. Мой взгляд сразу же обратился к мультиварке, в которой оказался сваренный рис. Значит, его что-то (или, скорее всего, кто-то) отвлек от дел.
— Твою ж налево, Мэлвин! — еще чуть-чуть и мое терпение готово было разлететься ошметками по кухне.
Выудив из кармана мобильный, я набрал номер соседки сверху.
— Да, — почти сразу ответила девушка.
— Э-э-м, Холли? Ты дома? — я снова заглянул в холодильник, чтобы хоть теперь вытащить несчастное пиво.
— Конечно. Все нормально? Поздновато для твоих звонков.
— Не знаю, если честно. Могу я подняться к тебе?
— Без проблем, конечно, — она точно улыбнулась, — и кстати, пиво у меня есть. Так что оставь свое в покое.
Теперь улыбался я, хоть и через силу.
Все-таки схватив пару бутылок, быстренько закрыл квартиру и поднялся на этаж выше. Дверь уже была открыта. Я вошел, вытерев ноги, и прикрыл за собой.
— Что стряслось? — Холли вышла из гостиной с чайным сервизом на подносе.
— Реально собралась меня чаем поить? — я хмыкнул, звякнув бутылками пива.
— Ни в коем случае, дорогуша. Чай только для родителей. Завтра приезжают, сто лет не виделись. Хоть отмою все это барахло.
Мы с Холли познакомились, когда я переехал сюда. Впервые увидев меня, она воскликнула: «Слава Богам, я не забуду английский!». Девушка с самого начала показалась мне очень дружелюбной. Уже после пары недель мимолетных приветствий на лестничных пролетах она пригласила меня поболтать за чашкой чая (именно чая, как оказалось, очень даже неплохого).
Холли рассказала, что сама родом из Бостона, но с 16-ти лет жила в Ливерпуле с бабушкой. А потом ей вдруг захотелось учить китайский и стать профессиональным фотографом. Так она и оказалась в Гонконге. Мне безумно нравился ее американский акцент, ее темноватая кожа и манера общения. Поэтому мы быстро подружились и стали часто бегать друг к другу в гости. С ней я не чувствовал абсолютного никакого напряжения. Мне всегда нравилось проводить вместе время, особенно, когда я жил один.
— Мэлл куда-то делся, — я поставил пиво на барную стойку и приземлился на стул. — Оставил только записку, мол, позвонит.
— Ну, значит, позвонит, — Холли вытащила из шкафчика пачку чипсов и надорвала руками, — не кипишуй.
— Понимаешь ли, это не в его стиле, так небрежно чиркать и сбегать непонятно куда.
— Может, он торопился.
— Торопился. Вот только куда? Еще и оставил целый шмоть мяса в холодильнике. Я в готовке полный ноль.
— Просто принеси его сюда. Этот «шмоть» превратится в произведение искусства.
Но я даже не улыбнулся в ответ.
Девушка вдруг посмотрела на меня самым своим пронзительным взглядом, как бы спрашивая: «Ты о чем-то догадываешься?». Я открыл бутылку и, сделав глоток, предположил:
— Думаю, он дома. Если это так, значит, что-то произошло в семье. Его мама…
Я замолчал. Одна мысль о том, что с Натил не все в порядке, вызывала дрожь.
— Что с ней? — тихо спросила Холли, жуя чипсину.
— Она… болеет. Довольно давно. Если честно, даже думать об этом не хочу.
— Не думай. Лучше подумай о том, какой стеллаж мне заказать в прихожую. А то старый уже развалился весь.
Я театрально нахмурил брови и почесал подбородок. Девушка хихикнула. Она заставляла меня не думать о плохом.
— У меня там еще целая мультиварка риса. Принесу, пожалуй, вместе с мясом.
— А я-то уж подумала, зажадишь.
Мы проболтали почти всю ночь, распивая пиво и заедая всем, что попадется под руку. Выходили на балкон подышать свежим воздухом и посмотреть на тучное небо.
Я ушел домой ближе к 7-ми утра, перед этим поблагодарив и обняв Холли, на что девушка лишь посмеялась.
Спать не особо хотелось, да я и боялся засыпать, потому что Мэлл мог позвонить в любую минуту.
И не прогадал. Звонок раздался в полвосьмого, я схватил трубку сразу же.
— Мэлл, где ты, черт возьми?
На том конце послышалось тихое:
— Я дома. В Карлайле.
Сердце мигом улетело в пятки, а дыхание остановилось.
— Касс, вчера ночью мамы не стало, — протараторил парень.
Я сначала даже не разобрал. А когда понял, обрадовался, что уже сидел на диване, потому что ноги подкосились бы. В ушах вдруг загудело, будто я был на взлетной полосе и смотрел, как поднимается самолет.
— Касс, пожалуйста, — Мэлл всхлипнул, — не молчи только.
— Черт, Мэлл, прости, я… Я даже не знаю, погоди минуту, дай очухаться.
— Папа позвонил утром и сказал. Я сразу же сорвался, даже толком вещей не взял. Ты прости, что сразу не позвонил, просто вымотался.
Мэлвин продолжал говорить что-то, давая мне время на размышления. Но в голову ничего не лезло. Я просто не мог поверить, что худшая догадка оказалась вовсе не догадкой.
— Я вылетаю ближайшим рейсом, — вдруг выпалил я, потирая лоб.
— С ума сошел? Давай хоть ты без глупостей.
— Мэлл…
— Касс, будь честен с собой: тебе едва хватает на оплату учебы, а ты вдруг собрался откопать где-то деньги на билет? Не надо геройствовать, ладно?
Он был прав, в принципе. И я, действительно, вряд ли смог бы сейчас позволить себе отправиться в Карлайл.
Мы оба просто молчали в трубку, пока я не начал:
— Мэлл, прости, что не рядом. Мои слова ничего не значат, но передай отцу, что я соболезную.
— Конечно, передам. Он спрашивал про тебя, — парень выдохнул и совсем тихо добавил: — Мне не хватает тебя сейчас.
Он всхлипнул. Я почувствовал, как мои глаза наполнились слезами.
— Я надел ее свитер и спал на ее стороне кровати. Папа не перестает пролистывать альбомы с фотографиями, он сказал, что боится. Он плачет. Я плачу. Я так напуган, Касс, — Мэлл плакал.
Я опустился на подушку, позволяя слезам катиться по лицу, и сжимал телефон все крепче. Сердце колотилось как сумасшедшее, словно я бежал, бежал и бежал.
— Только не оставайся один, — я пытался скрыть дрожь в голосе, — если хочешь, звони мне. Но, Мэлл, прошу, не закрывайся в себе, тебе нельзя. Мне так хочется обнять тебя сейчас, но чертово расстояние…
— Знаю, — голос парня стал твердым, — я вернусь через неделю. Похороны завтра утром, потом мне нужно навестить бабушку. Не думаю, что мы у нее задержимся, может, пару-тройку дней.
— Я понял.
Снова повисла пауза.
— Ты это, — шепнул Мэлвин, — позвони родителям. Поговори с ними, Касс. Они не вечны, как ты успел заметить. Помиритесь уже.
Я не мог угадать следующий его шаг: друг то начинал плакать, то резким голосом давал указания. И все это в течение нескольких минут. Несложно было догадаться, что он просто хочет справиться с эмоциями.
— Можешь не пытаться казаться сильным, — я поднялся с дивана, — если нужно, плачь, кричи. Но не прячься за черствостью. Я знаю тебя. И я люблю тебя, поэтому будь собой, Мэлл.
— Спасибо, — парень снова глубоко вздохнул, — спасибо за все, Касс.
— Иди спать, уже так поздно. Вам наверняка рано вставать надо. Я позвоню завтра, если хочешь.
— Хочу. Спокойной ночи, Кассиди.
— Спокойной, Мэлвин.
Отключившись, наконец дал волю эмоциям и взревел. Я боялся верить в случившееся, боялся за друга, страх как будто хотел сожрать меня. Потребовалось время, чтобы успокоиться и перестать лить слезы, прежде чем я снова взял в руки телефон, но теперь уже для очень отважного звонка.
***
— Я слушаю, — женский голос на том конце прозвучал резко.
— Мам, привет, это я.
— Кассиди? — не знаю, была ли она удивлена взаправду, или просто играла, но интонация резко изменилась.
— Ага, я.
— Ты пьян? — женщина снова попыталась вернуть свой голос в прежнее русло резкости.
— Чего? Нет, конечно, я всего пару бутылок пива выпил.
— Неужели опять какой-то дурацкий спор с друзьями?
— Да нет же! Хватит, а, — это так ожидаемо, но моему возмущению все равно не было предела.
— Тогда почему звонишь?
— Я что, матери родной просто так позвонить не могу?! — я явно повысил тон, потому что на том конце воцарилась тишина.
— Не можешь, — послышалось после небольшой паузы. — Выкладывай давай, зачем тратишь мое время. Да еще так поздно.
— Натил скончалась вчера утром.
— Что? — снова нотка удивления, на этот раз неподдельного.
— То, что услышала.
— Боже мой, — мама явно прикрыла рот ладонью.
— Я могу перезвонить позже, если тебе нужно время, — я смягчился.
— Ох, погоди секунду, не отключайся, — впервые за несколько лет в мамином голосе слышалось волнение.
Я подождал некоторое время, а потом спросил:
— Вы сейчас дома?
— Нет, мы в Лондоне, у отца командировка, он взял меня с собой. Но мы вернемся через пару дней.
— Тогда вы застанете Мэлла, он уедет через неделю.
— А т-ты, — мама выдержала паузу, — ты не приехал?
— Нет, у меня не было возможности. Но мы созвонились с Мэлвином.
— Кассиди, если хочешь… Мы с отцом… Могли бы выслать денег, чтоб ты приехал.
Я опешил на секунду. Моя мать только что сказала, что хочет видеть меня. Спустя столько лет.
— Не надо, ма, все в порядке. Мне нужно работать, да и учеба не ждет, поэтому как-нибудь в другой раз. Не хочу быть у вас в долгу.
— Нет-нет, не говори так, ты же наш сын! Никаких долгов…
— Мам, — я был настроен решительно, — я просто хотел сказать, что очень люблю тебя и папу. Как бы там у нас все ни складывалось. И сестру я тоже люблю. Просто не забывайте об этом, ладно?
Как гром среди ясного неба послышался всхлип.
— Мам, ты плачешь?
— Нет, конечно, — мама плакала, голос ее выдал. — Да, я плачу. Потому что ты — мой сын. Я не могу так долго притворяться черствым сухарем. Мы ведь тоже любим вас с Аарен. И любим одинаково. Черт, кажется, с возрастом я становлюсь размазней.
Мы вместе рассмеялись, хотя на душе у обоих было дерьмово.
— Может, все-таки приедешь?
— Ну, уж нет, а то придется тебя зареванную лицезреть. А меня к такому жизнь не готовила.
— Маленький паршивец, все не меняешься, да?
— Беру пример с лучших.
И снова смех. Я понял, как мне этого не хватало.
— Аарен в порядке?
— Да, вот, пытается привести кавалера в дом, отец негодует.
— А ей не рановато? — меня кольнуло белой завистью.
— Не всем же быть такими затворниками, как ты. Ей уже 15, пора начать ошибаться.
— Ой, не дави на больное. Между прочим, я довольно популярен среди сокурсниц.
Мама расхохоталась.
— Позаботься о себе, сынок.
— Давай созваниваться иногда?
— Только если ты будешь трезв и никому не проспоришь.
— Заметано.