— Если бы вы ушли — выжил бы не только ты.
Карвер стиснул зубы, огромным усилием гася клокочущую внутри гневную бурю:
— Ага, через два поворота к Казематам на нас налетели бы кунари, которые шли к Крепости, и не выжил бы никто. Не надо, ладно?
Глупая, детская просьба. Чего он собирается достичь, говоря такую чушь?
Орсино прикрыл глаза. Опустевшая склянка из-под зелья выскользнула из его руки и с глухим звоном упала на ковёр. Не разбилась, чуть прокатилась под стол и затихла.
Карвер сделал шаг вперёд. Что он, право слово, мог сейчас сделать, кроме телесного контакта, кроме того, чтобы безмолвно разделить чужую скорбь по людям, которых Орсино был должен — нет, даже призван — защищать, а в итоге получил очередные трупы магов на совесть? Какая тут вообще могла быть помощь, если не та, которую совсем недавно Орсино предложил самому Карверу — тактильное утешение?
И поэтому Карвер просто чуть коснулся его руки повыше локтя и тихо выдохнул:
— Иди сюда.
Без идиотской неловкости, без ещё более идиотского официоза и прочих псевдоорлесианских плясок. Хватит, надоело. Орсино сейчас был предельно открыт, и стремительно стирались границы привычных ролей ученика и учителя, между которыми не было равенства.
Да пошло оно ко всем Порождениям и демонам сразу.
Орсино замер, потом медленно повернул голову, фокусируя, наконец, взгляд — и именно на лице Карвера — и тот сжал руку сильнее, потянул к себе, каким-то краем сознания понимая, что контроль — на нём, что ведёт сейчас он, и что очень скоро само понятие о ведущем и ведомом станет неважным. Только нужно добиться того, чтобы Орсино сделал шаг.
— Карвер.
И не было в его голосе ни отрицания, ни попытки поставить на место — ничего, кроме удивления. Давай, оживай, ну же! Потом ещё наудивляешься. Будет чему.
Карвер поднял левую руку и опустил её на чужое плечо. Ещё раз потянул к себе — мягко, ненавязчиво, словно намекая: я не буду настаивать, но посмотри же, сейчас обоим станет от этого легче, я хочу помочь, тебе нужно, мне нужно, ты можешь не соглашаться, но зачем, зачем же тебе отказываться?..
И когда Орсино под его руками подался навстречу, шагнул ближе, ломая расстояния, что-то внутри болезненно сжалось, а потом вдруг отпустило, раскрылось целиком, окутывая теплом и непонятной пока горькой нежностью.
— Я надеюсь только на то, — на грани слышимости выдохнул Орсино почти Карверу в щёку, — что ты отдаёшь себе отчёт в том, что делаешь.
Карвер почти против воли улыбнулся на эту попытку поддерживать привычный менторский тон, и коснулся губами кончика уха:
— Именно потому, что я отдаю отчёт — прекрати, пожалуйста, думать.
Принять решение, предложить, взять на себя ответственность — кажется, Карвер этому незаметно для себя научился.
Где и когда — сейчас было всё равно.
Лириум тоже горчил. Горчил, чуть цеплял язык, немного вязало во рту, но отчего-то его горечь была сейчас правильной. Не то, чтобы очень нужной, но правильной. А когда Орсино, выдохнув в губы что-то бессвязное, коснулся спины Карвера между лопаток, бездумно чуть прочертил рукой ниже, Карверу стало уже не до привкуса поцелуя — остался только вкус.
Все жалкие остатки, крохи напряжения между ними трещали, лопались, осыпались на ковёр невидимым пеплом, чтобы уйти с первым же сквозняком. Карвера тянуло куда-то — в какую-то безграничную, заставляющую задыхаться эйфорию, но этим он ещё сумеет сполна насладиться потом. Потом, когда они выдохнут, когда можно будет сжать тонкую руку, упавшую рядом на простыню, когда можно будет коротко поцеловать висок, одним махом вернув прикосновения пальцев, когда он услышит ровное, глубокое дыхание спокойно уснувшего около него Орсино. Вот тогда он себя отпустит и рухнет в водоворот застилающих всё прочее эмоций, а сейчас — сейчас можно было трогать, вплетать пальцы в волосы, бессчётное множество раз оглаживать затылок, наверняка вечно ноющий, тянуть и — наконец-то! — прижимать к себе вплотную уже не за плечи, а обвив рукой талию, целовать, чувствуя в ответных касаниях губ оттенок искреннего исследовательского интереса — странно было сомневаться, что он его и тут проявит! — можно было очень многое, но никак не терять контроль.
Тем сильнее отрезвила упершаяся в грудь ладонь. Карвер чуть отклонился назад, бездумно погладил пальцы и выдохнул:
— Что?
А ведь всего этого Орсино вполне могло хватить для того, чтобы прийти в себя и вспомнить привычный уклад. И он вполне мог сейчас выдать что-нибудь в духе «идите спать, Карвер, нам обоим необходим отдых».
Только попробуй…
— Не здесь, — Орсино шагнул вперёд, Карвер, повинуясь его движению — назад, ко входу в кабинет. — Я не собираюсь заниматься сексом ни на столе, за которым работаю, ни в кресле, где иногда сидит кто-то, кроме тебя.
Карвер спрятал ухмылку и вжался спиной в дверь. Контроль, чтоб тебя, помни о нём, вам нужно выйти отсюда в максимально приличном виде — случайные встречные не смогут списать все детали на последствия боя за город.
— Да, сейчас. Сейчас, подожди…
Орсино поймал его за пальцы, пытавшиеся нащупать ручку, мягко отвёл ладонь в сторону и открыл дверь. Карвер поспешно шагнул вправо, пропуская его, кое-как пригладил волосы, оправил мантию и вышел следом.
…С успокаивающим звуком закрылась щеколда, Орсино, повернувшись спиной к двери, поднял руку к вороту, расстегнул удерживавший его аграф, и от этого простого жеста Карверу пришлось едва ли не орать на себя внутренне, чтобы не рвануть к нему одним движением, не стиснуть в объятиях до хруста, не дать вырваться душившей его дикой смеси страсти и нежности бешеным напором. Не он сейчас нужен. Не он.
Сам он был готов сдёргивать мантию через голову, а идея порвать исподнее уже в процессе казалась всё более привлекательной, но шагнувший к нему Орсино именно в эту секунду просто взялся за пряжку Карверова пояса.
Если до этого Карвер ещё был способен прикидывать, как оно будет, то теперь эта способность разлетелась на куски с ледяным звоном, и он, подавшись навстречу, жадно припал губами к открывшейся распахнутым воротом шее.
Раздавшийся в ответ тихий, легчайший стон над ухом его едва не оглушил.
Пояс брякнул об пол, Карвер уткнулся пылающим лицом в прохладную кожу Орсино и замер — всё ещё не хватало уверенности, всё ещё хотелось задавать эти глупые вопросы — «позволишь?», «можно?», «я продолжаю?»…
С плеч сбросили накидку, и это пришло ответом на всё. Ведомый чем-то, чему он и названия дать не мог, Карвер жадно втянул носом запах чужой кожи и опустился на колени, скользя руками по телу, ловя едва заметную дрожь, прижимаясь в итоге щекой к пока ещё слегка напряжённому под мантией члену, кусая нывшие от желания коснуться не через тряпки губы, не считая нужным давить острое желание обнять за бёдра.
— Карвер, — его звали к себе — негромко, ненавязчиво, но так, что отказать не возникало и мысли, звали подняться, гладя по щеке снизу вверх, звали прижаться и снова поцеловать — медленно, глубоко, словно он не распробовал в первый раз — да он и правда не распробовал. — Карвер, идём.
Что? Куда? Зачем?..
Орсино, мягко утягивая Карвера следом, улёгся на застеленную кровать, ненамного шире, чем у Карвера в комнате, но всё же — и опустил его руку на свой пояс.
Расстегнув и скинув его на пол, Карвер дёрнул мантию вверх, снял, отбросил, тряхнул волосами и застыл безмолвным созерцателем, глядя, как Орсино избавляется от своей.
Тонкокостное, без намёка на физическую силу, прекрасное в своей лёгкой непропорциональности и худобе тело не портило даже бельё. Но без него, конечно, оказалось ещё лучше. Настолько лучше, что Карвер не сдержал стона и поцелуев — хаотичных, беспорядочных: осыпал ими плечи, прижимался к ключицам, чуть втягивал в рот кожу над сосками, обнимал губами сами соски, и не было никакого страха сделать что-то не так. Что могло быть не так, когда тебя ведёт что-то такое, что не даёт ни единого шанса ошибиться? Что делает любую ошибку не ошибкой, а наоборот: чем-то уместным именно в этот момент?
Карвер коснулся впалого живота, скользнул ниже и обнял губами головку члена — от ощущений прострелило сразу под обеими лопатками, а на головокружение он уже давно не обращал внимания — привык.
Рука прошуршала по покрывалу, пока он укладывался поудобнее — сейчас, когда он, наконец, получал желаемое с избытком, не хотелось никакой спешки, казалось преступным закончить всё слишком быстро — и почти сразу пальцы Карвера столкнулись с накрывшей и сжавшей их ладонью Орсино.
Он не стонал. Он дышал чуть хрипло, часто и неглубоко, и Карвер, вылизывая и накрывая ртом его член, дурея от ощущений, от вкуса, от запаха, от контакта, тонул в звуках его дыхания, понимая остатками разума: если бы он стонал, было бы не так хорошо. На самую чуточку, на волосок, но не так.
Он не сразу успел поймать ртом сперму, и несколько капель осело на подбородке. Вытирать их не хотелось, так что Карвер просто повернул голову и прижался к бедру Орсино щекой.
Собственное возбуждение воспринималось как-то отстранённо, хотя Карвер понимал: ещё немного, и ощущения станут почти болезненными. Но пока… пока ему хотелось просто лежать вот так. Чувствуя щекой тепло бедра, чувствуя неожиданно сильную хватку вокруг пальцев — кончая, Орсино сжал, да так и не отпускал — чувствуя и слыша, как он старается восстановить дыхание, и как пульсирует у него под кожей.
— Я всё же попрошу тебя, — Орсино заговорил через пару минут, — не засыпать так.
В голосе его угадывалась нега и робкая, словно давно забытая весёлость — искренняя и чистая. Карвер поднял голову, запоминая: вот каким он умеет быть, вот что тебе доверяют — держи осторожно, не расплескай, не вырони, не разбей хрупкое.
— Я не собирался, — он приподнялся и снова лёг, но уже рядом, глядя в глаза, не считая нужным прятать эмоции, которые наверняка легко читались с его лица даже в темноте. — Я ещё…
Оставшиеся слова надёжно затолкал в горло судорожный вдох — рука Орсино огладила его член. Карвер захлебнулся воздухом ещё раз, хрипло кашлянул, хотя бы пытаясь дышать, закрыл глаза и бездумно толкнулся в ладонь. Зря: его почти без усилий поймали за бедро другой рукой и чуть надавили, но этого было достаточно, чтобы замереть и отбросить всякую идею о самоуправстве.
Лежи, принимай ласку. Всё, что ты сейчас мог сделать сам, ты сделал. Принимай.
Тело выгнуло в сладкой судороге очень скоро. Да и глупо было бы надеяться, что на эти руки Карвер не отреагирует быстро.
Карвер ткнулся лбом в костлявое плечо и прерывисто выдохнул. Ещё надо было как-то вывернуться, чтоб вытащить из-под них покрывало и влезть в постель — уйти было выше его сил, даже если того потребуют.
…И когда Орсино, повернувшись спиной к Карверу — такая простая демонстрация доверия ожгла и оглушила — ни словом, ни жестом не возразил против прижавшегося сзади тела, против перекинутой через талию руки, против поцелуя в затылок, Карвер закрыл глаза, вслушался в его дыхание и упал в сон, успев ещё подумать какую-то глупость, что если в Тени на него нарвётся демон Желания, то мигом поймёт, что ей здесь нечего делать.
***
Киркволл, 9:37 Века Дракона
Карвер перевернулся со спины на бок и вздохнул. Спать не получалось. Казематы бурлили, что там твой муравейник, на днях сбежали три мага, обычно дружелюбный Траск вдруг начал здороваться с сильным опозданием, а иной раз и вовсе игнорировать, Ален тоже вёл себя как-то странно: мог скомкать разговор на середине и уйти, а ещё всё чаще и чаще Карвер видел его рядом с Грейс, с которой сам старался не пересекаться: неприязнь их была довольно сильной и взаимной. К тому же Ален, и Грейс тоже, повадились ночами куда-то исчезать из Круга, но к началу дня уже были в Казематах, и как Орсино вообще удалось узнать про их побеги, было Карверу даже не очень понятно. Мередит, уже долгое время вроде как исполнявшая обязанности наместника города, и та казалась ещё более жёсткой, чем была — и это сильно волновало Орсино, который вообще, похоже, где-то внутри себя сел на бочку с гаатлоком и ждал, пока она рванёт, всеми силами пытаясь отдалить этот момент. Петля затягивалась.
А Карвер… а что Карвер. Он мог только подставить плечо или держать за плечи, брать или отдавать, разговаривать, улыбаться, учиться и учить кого-то, видеться с братом и его друзьями — Гаррет в последнее время в Казематы зачастил, титул стал ключом, и он заглядывал к Карверу напрямую, необходимость встречаться во внутреннем дворе отпала — и просто, чтоб им всем подавиться, быть рядом с Орсино. Поддерживать. Как умел.
Вот и сейчас — он спал, едва касаясь ступнёй Карверовой лодыжки, и подумалось мельком, что надо бы прыгать в кровати поаккуратнее. Пусть выспится. Завтра ему с Гарретом встречаться. Практически официально: решил обратиться к нему с просьбой выяснить, куда его маги по ночам бегают, и почему по утрам возвращаются. Вообще-то это действительно было странно: сбежали, так сбежали, зачем?.. И если уж возвращаются, то дело явно нечисто.
А Гаррет умел распутывать подобные дела. И неплохо умел.
Перехватить его завтра, что ли, перекинуться парой фраз… хотя нет. Пусть придёт по делу, возьмёт дело в свои руки, а как размотает, так они и поговорят.
Плечо Орсино холодило щёку, и Карвер машинально подтянул одеяло повыше. Замёрзнуть ему только не хватало.
***
— Карвер?
Ален встретил его в коридоре. Карвер одновременно и удивился, и обрадовался: приятель давно уже не обращался к нему первым.
— Здравствуй, — он широко и искренне улыбнулся. — Ну как у тебя…
— Остановил? Хорошо, — раздался за спиной резкий голос.
И стало темно.
…Он лежал на чём-то горячем и жёстком, над головой от души матерился родной голос, ещё пара знакомых хором, хотя и разными словами, ругали на чём свет стоит магию крови, и ещё кто-то добродушно ворчал: «Зато выспался на пляже, Младшенький!».
Карвер сел и осмотрелся. Песок, трава, босые ступни Фенриса, стоптанные сапоги Андерса, пропылённый подол мантии Алена, сапожищи Гаррета, ноги Варрика, кровь и трупы. Не самое лучшее пробуждение, но, впрочем, бывало и хуже.
— Ален? — он нашёл в себе силы встать. Приятель старательно смотрел в землю. — Почему?
— У вас локальный заговор под носом творился, Карв, — зло бросил Гаррет. — Траск, Грейс, Керан… Ален твой тоже. Траск хотел таким образом сместить Мередит, а Грейс был нужен я. Месть, все дела.
Карвер вспомнил коридор. И резко глянул на Алена:
— Магия крови? Подчинение разума?
Ален кивнул с несчастным видом. У Карвера зачесались кулаки. Твою же мать.
Сколько, блядь, ещё времени эта хренова магия крови будет портить ему жизнь, а?
— Мы вас проводим, — Гаррет воткнул меч в землю, резко выдернул и убрал в ножны. — Мне тебя, — кивок на Алена, — ещё Первому Чародею сдавать. И тебя тоже.
— Сам сдамся, — рявкнул Карвер, начиная злиться и на брата. — Не лезь не в своё дело!
Мда. Похоже, злость им сильно овладела: давненько он не огрызался такими словами.
И тут откуда ни возьмись появился сер Каллен, поговорил с Гарретом, а поскольку Карвер ещё не до конца отошёл от воздействия магии крови, то окончательно опомнился он только на входе в Казематы. Мрачно подумал, что являться пред очи Орсино у него сейчас нет сил, поэтому нагло прошёл прямо в его спальню, стянул грязную мантию и упал в постель. Усталость то отступала, то накатывала тошнотворными волнами, Карвера мутило, голова после солнцепёка и влияния на сознание трещала и кружилась, и очень хотелось пить.
Орсино, впрочем, сам появился довольно скоро — конечно же, знал, где искать. Поставил на столик у кровати кувшин с водой, сел рядом на одеяло и, глядя, как Карвер жадно пьёт, и струйки стекают по его обнажённой груди, сказал вполголоса:
— Надеюсь, похищать тебя, чтобы воздействовать на меня, а не на твоего брата, никто не догадается.
Карвер чуть не захлебнулся. Отставил кувшин, благодарно кивнул, когда ладонь Орсино похлопала его по спине, и потрясённо уставился ему в лицо: