— Она сказала: «Привет, Уилл! Как у тебя дела? Как школа? Ты уже завел себе мальчика?» — Уилл начинает презрительно морщится. — Мальчика… — его верхняя губа вздрагивает в отвращении, открывая на миг белые зубы. — Прежде она едва не закрывала уши, а теперь ей интересно, с кем я сплю.
— Мне кажется, твоя мама не очень хотела бы знать, что ты уже с кем-то спишь, — поправляет осторожно доктор Скотт и продолжает на тяжелый взгляд Уилла исподлобья: — Ты не мог бы поподробнее рассказать о реакции своей матери на твое признание.
Уилл мрачнеет еще больше и прячется еще сильнее в свой защитный кокон.
— Она была равнодушна, — он ухмыляется с каплей раздражения в полуулыбке. — Как всегда. Она даже ничего не сказала, лишь пожала плечами, будто я рассказал ей о том, что вечером обещают дождь, — Уилл то и дело сжимает и разжимает ладони.
Доктор Скотт понимающе кивает.
— Ты ждал от нее поддержки, — утвердительно, нежели вопросительно, произносит он.
Уилл хлюпает носом и трясет кудрями, отбрасывая воспоминания назад.
— Любой реакции, любой… — вздыхает тихо Уилл. — Но она сделала вид, будто я вообще никогда не говорил этого. Она сделала вид, будто это неважно.
Доктор Скотт разглядывает Уилла, который ничем не лучше его семилетних пациентов в данный момент — маленький брошенный ребенок. Но в этот раз возникает нечто новое, что ранее упускал доктор Скотт, — раздражение и злость. Уилл не оправдывает мать, Уилл винит ее. Очередная ошибка в диагнозе доктора Скотта, и он чувствует, как растет недовольство самим собой. Ему пора сделать перерыв в своей практике, чтобы так не ошибаться.
— Ты зол за невнимание? — интересуется доктор Скотт, стараясь вновь нащупать почву под ногами.
— Мне все равно, если она считает меня ужасным, — Уилл повел плечами.
— Мы уже говорили об этом, Уилл, ты все еще считаешь, что родители развелись из-за тебя?
— Я был одной из причин, — кивает Уилл и вздыхает, как нашкодивший мальчишка, опуская взгляд в пол. — Одной из важных причин.
— Кто тебе это сказал? — доктор Скотт поправляет очки и заинтересованно смотрит на своего пациента. Уилл лишь сжимается слишком нервозно и следом выпаливает:
— Это было всегда ясно по их крикам. Особенно в конце. «Смотри, во ЧТО мы превратили Уилла! У него из-за нас теперь никогда не будет нормальных отношений! Это мы виноваты и наш идиотский брак!» — передразнивает он на повышенных тонах свою мать, всплескивая руками, и потирает шею, смущенный своим энергичным показом. — Так что, все предельно четко.
— Мне кажется, Уилл, твоя мама в тот момент больше заботилась о твоем психическом благополучии с партнером, — уверенно выдает доктор Скотт, пряча эту уверенность за предположением. Уилл усмехается и опять пожимает плечами — всякий раз, когда не согласен.
— Она никогда обо мне не заботилась, — грустный смешок слетает с губ Уилла, и вот его взгляд перемещается от лица доктора куда-то к окну в задумчивости. Он скрещивает руки на груди, добавляя: — Я понимаю, что мы с папой мешали ей жить, но она поступила более чем бесчеловечно.
— И теперь ты наказываешь ее? — щурится подозрительно доктор Скотт.
— Что… — Уилл морщится удивленно и невольно начинает качать головой, будто бы не веря в столь бредовое предположение психотерапевта.
— Я скажу, как мне это видится, — спокойно продолжает доктор Скотт, соединяя подушечки пальцев ладоней так, чтобы образовалась пирамидка. — Ты обижен на свою маму, Уилл. И теперь, когда ты нашел более чем официальную причину наказать ее — ты этим пользуешься.
Щеки Уилла краснеют от каждого нового слова доктора Скотта, и Уилл вскакивает с места, гордо вздергивая носом, оскорбленный этими словами:
— Она не объявлялась полгода! Она строила где-то там свой дом, пока я был здесь!
— А здесь есть что-то страшное для тебя? — ловит его на слове доктор Скотт, и Уилл замирает, опуская взгляд. Плечи его поникают, и он выдыхает судорожно всю свою злость, плюхается обратно на диван. — Ты бы хотел, чтобы мама тебя забрала?
— Нет. Я ей не нужен. Она доказала мне это всеми возможными методами, — есть во взгляде Уилла какая-то обреченность, что-то настолько болезненное, что заставило Уилла бежать от своей жизни так далеко, насколько это возможно. Доктор Скотт призадумался о том, сколько же в личности Уилла трещин, и возможно ли их реально вылечить?
— Она все же пытается выйти с тобой на контакт…
— Будто этого достаточно.
— А чего, на твой взгляд, будет достаточно?
— Чтобы она перестала звонить!
— Хорошо, — доктор Скотт осторожно вскидывает руку в знак поостыть. Уилл отворачивается, поджимая губы. Его темная вьющаяся челка привычно скрывает взгляд. — Тогда, может, ответишь ей и скажешь об этом прямо?
Уилл качает головой. В кабинете повисает тишина. Где-то внутри себя Уилл борется со своими демонами, а доктор Скотт не может получить доверие своего пациента, сколько бы он ни старался. Стоит ли перевести Уилла к другому врачу, если терапия помогает недостаточно? Молчание со стороны Уилла давит так, что доктор Скотт понимает, что ему придется первому вернуться к разговору.
— Уилл, ты не глупый парень и понимаешь, что без шага вперед ты не продвинешься в этой терапии, — напоминает доктор Скотт, на что Уилл лишь фыркает.
— Тогда, может, мы ее закончим? Я могу уйти, — предлагает в ответ Уилл. Ему сейчас больно — доктор Скотт наконец-то влез в зону его дискомфорта, поэтому теперь нет пути назад, следует действовать жестко.
— И куда ты пойдешь?
— Мне найдется куда, — слабая улыбка касается губ Уилла, но взгляд все так же опущен. Уилл сглатывает вязкую слюну и улыбается более естественно и явно.
— К новому Джеку, Микки или Фреду, — прямо говорит доктор Скотт.
Лицо Уилла меняется, каменеет. Он поджимает губы недовольно, чуть кривится в раздражении.
— И это не будет Ганнибал. Знаешь, как я это узнал? — доктор Скотт позволяет себе долю насмешки, зная, что Уилл реагирует лишь честной агрессией на чужую агрессию. — Потому что по твоим меркам отношения с ним слишком нормальны, и это не доказывает твой образ в глазах матери, ведь так?
Но выпад не срабатывает. Уилл вдруг улыбается легко и светло, что доктору Скотту становится не по себе, словно перед ним сидит серийный убийца с ярко выраженной психопатией, а не семнадцатилетний подросток с крайним уровнем эмпатии. Когда Уилл заговаривает, то голос его хриплый и насмешливый:
— А, может, это не будет Ганнибал, потому что Ганнибал наконец-то все осознал, и теперь встречается со своей девушкой?
Доктор Скотт удивляется и внимательно разглядывает Уилла.
— Прости, Ганнибал теперь…
Ничего. Абсолютно ничего. Равнодушный взгляд и спокойный тон.
— Ага, хорошая девчонка, — кивает Уилл. Его забавляет реакция доктора Скотта, это заметно невооруженным взглядом. Всё это слишком чётко, слишком выверено. Неправдоподобно правдоподобно, будто эта реакция на эту новость отрепетирована до совершенства, что актер верит в нее как в правду. — Ему подходит, она мне самому какое-то время нравилась.
— И что ты чувствуешь теперь, когда это случилось? — спрашивает доктор Скотт, наклоняясь чуть вперед, словно это может помочь прочесть что-то в лице Уилла.
— Облегчение? Свободу? Радость? — перечисляет Уилл, загибая пальцы, а следом коронное пожатие плечами — знак отрицания. Уилл смотрит психотерапевту прямо в глаза, чтобы тот не заметил дрожащих пальцев рук. — Скажите, доктор Скотт, что я должен чувствовать?
— Может, печаль или злость?
Уилл хмыкает и разрывает зрительный контакт. Показ окончен. Доктору Скотту вновь закрыли вход на эту территорию чужой души, потому что ответы его были неверны.
— Это говорит лишь о том, насколько сильно вы ошибались в моих чувствах, — сообщает Уилл и достает из своего рюкзака очки, надевает и тем самым отгораживается от происходящего.
Доктор Скотт качает головой несколько раз, задумываясь над ситуацией. Кабинет опять погружается в молчание. Слишком рано спрашивать о Ганнибале подробности, это может спровоцировать Уилла к тому, чтобы доказать, что Ганнибал для него ничего не значит. Сейчас Уилл настолько поглощен обороной этой темы, что у доктора Скотта, наконец, появилась возможность зайти с иного фланга.
— Давай вернемся к разводу твоих родителей, — предлагает доктор Скотт, и Уилл чуть расслабляется и мрачнеет. — Ты долго избегал эту тему, но мне кажется, мы готовы ее обсудить. Как они сообщили тебе о нем?
Уилл щелкает языком, отводя взгляд куда-то в сторону и пожимает плечами, скрестив руки на груди:
— Просто мама собрала вещи и сказала мне позаботиться об отце, — Уилл замечает, что доктору Скотту недостаточно данного объяснения и прежде, чем тот начинает уточнять, Уилл добавляет: — Она объяснила все достаточно скупо: «Мы больше не можем жить вместе, так будет лучше для всех». И ушла.
— А твой отец?
Уилл улыбается с грустью и качает головой. Он переводит взгляд на свой рюкзак, где лежит его телефон, и у доктора Скотта появляется ощущение, что он сейчас совсем не тот человек, с которым бы Уиллу хотелось поговорить. Уилл возвращает свое внимание доктору.
— Моего папу очень расстроила это ситуация. Он действительно любил маму.
Доктор Скотт медленно кивает. Такое часто случается в семейных парах, когда чувства одного угасают куда раньше, чем чувства другого, из-за слепоты партнера в отношениях.
— Он сказал тебе что-нибудь по поводу развода? — спрашивает доктор Скотт, а Уилл лишь скептично смотрит в ответ, словно это самый глупый вопрос.
— Это было ни к чему, — все же выдает Уилл чуть погодя. — Мне уже не 5 лет, люди постоянно расстаются.
— Тебе уже не 5 лет, но после этого ты решился на довольно отчаянный шаг, Уилл, — доктор Скотт дает себе право напомнить Уиллу о том, что его любовные похождения начались именно в тот момент.
— Я давно это планировал, — фыркает Уилл и разваливается поудобнее на диване, откидывая руки на ворсистую спинку — всем своим видом Уилл демонстрирует показную уверенность.
— Правда?
— Это ведь должно было случиться когда-нибудь, — кидает Уилл как бы невзначай, почти насмешливо-равнодушно.
— Когда-нибудь непременно, но не на той неделе, когда расстались твои родители, — жестче нажимает доктор Скотт, и образ Уилла ломается. Движения становятся скованными, а улыбка натянутой, будто ее пришили, и кожа порвется, если Уилл перестанет улыбаться.
В глазах появляется острый безжизненный блеск, и доктору Скотту на какой-то момент становится не по себе.
— Что вы хотите от меня услышать? — прямо спрашивает Уилл с преувеличенной радостью в голосе.
Доктор Скотт сглатывает так, чтобы Уилл этого не заметил, смотрит на него уверенно и строго, как подобает профессионалу в своем деле. Затем почти заставляет себя расслабиться и вернуть себе контроль. Ведь это он ведет здесь, не так ли?
— То, что ты хочешь мне рассказать, — медленно и внятно произносит доктор Скотт с доброжелательно полуулыбкой.
Уилл со скепсисом смотрит на перемену в своем психотерапевте, решает что-то своё в голове и все же отвечает:
— Я не считаю себя мерзким, — тяжело смотрит в глаза доктору Скотту, наконец отсекая всю лишнюю информацию о себе, на которой строились теории психотерапевта. — И глупым себя не считаю.
— Ты не глуп, Уилл, точно нет, — покачивает головой доктор Скотт в знак согласия. Он до странного благодарен своему пациенту за то, что тот наконец-то открылся ему.
В кабинете замирает тишина, в которую они оба думают о чем-то своем. Доктор — о каверзах психотерапии, Уилл — об отсутствующих звонках. Оба в неведение мыслей друг друга. Первым в реальность возвращается доктор Скотт:
— Ты упоминал раньше, что твой папа больше не так сильно скучает. Это так?
Уилл кивает.
— Он вышел вчера на работу, — поясняет Уилл, полностью возвращаясь к разговору.
— Ты не говорил, что он не ходит на работу…
Внезапно картина резко меняется. И спокойный, немного меланхоличный Джон Грэм, который когда-то привел сына на первый сеанс, теперь предстает совсем в ином образе. Удивительно, что ему хватило внимания к тому, что происходит с сыном или же кто-то открыл ему глаза? Доктор Скотт пытается представить жизнь Уилла в последние полгода. Довольно несложно вообразить, что сделал бы ребенок, на которого оставили обязанности заботиться о ком-то в столь кризисный период как в жизни, так и в личности.
Уилл начинает смущаться и пожимает плечами, привычно теребит серебряный браслет на запястье. Нервничает.
— Что он делал все это время, Уилл? — осторожно интересуется доктор Скотт, боясь спугнуть это настроение откровенности.
— Отдыхал. Развод его измотал, — теперь оправданию подлежит и отец Уилла. Доктору Скотту становится жаль Уилла, что в груди все сжимается. — Разве вам иногда не хочется отдохнуть?
— Уилл, прошло более полугода, — мягко подчеркивает доктор Скотт.
Уилл хмурится. Руки его перетягивают рюкзак так, что тот оказывается у него на коленях, становясь щитом от правды психотерапевта. Уилл пытается улыбнуться, но выходит не слишком правдоподобно.
— С людьми и не такое случается, — слегка качает своими кудрями Уилл.
Очередное заученное оправдание, но как можно винить в этом Уилла? Ему, может, и не 6 лет, но к такой ответственности он явно был не готов.
— На какие средства вы живете? — беспокоясь, спрашивает доктор Скотт.
Уилл кривится в усмешке и дерзит:
— Не бойтесь, доктор Скотт, я не торгую собой.
От озабоченности во взгляде психотерапевта Уиллу явно становится не по себе. Он молчит какие-то секунды, чтобы удерживать крупицы своего контроля, а затем поясняет так, будто это самая обычная вещь на свете:
— У нас есть сбережения. Не беспокойтесь, не всем светит Гарвард.
Доктор Скотт потирает пальцами подбородок, разбирая ситуацию по кусочкам. Выходит, что Уилл не думает о будущем не потому, что относится к себе с неприязнью, а лишь потому, что теперь для него это, вероятно, почти невозможно, ведь все его будущее растрачено на настоящее. Проще отказаться разом, чем иметь надежду. Интересно, что же на самом деле испытывает Уилл, когда все вокруг только и говорят о том, что будет дальше.
— Вы живете на твои деньги для колледжа?
— Они не мои, — отмахивается Уилл. Он уже раздражен, видя, что во всех его словах доктор Скотт видит какой-то подтекст. — И уже все в порядке. Он вышел на работу. Хотите и его обвинить в моем ненасытном либидо?!
— Нет, но, возможно, твоему папе тоже нужна помощь?
— Ему достаточно меня, мы преодолели этот кризис, — подчеркивает Уилл. Конечно же, ему импонирует отчасти его роль защитника отца, но он не осознает, насколько на самом деле она его изматывает. Тонко чувствующий Уилл ломается под напором обстоятельств.
— И ты ухаживал за ним все это время, ходил в магазин, готовил, убирал, заставлял его мыться, возможно, даже отбирал у него выпивку, — кивает на это доктор Скотт, на что Уилл бледнеет. Он не первый и не последний ребенок, проходящий через кризис родителя в разводе.
— Мы преодолели кризис, — чеканит Уилл и поджимает губы. Он все еще бледен, но щеки чуть алеют. Доктор Скотт замечает краем глаза, как Уилл сжал ладони в кулаки. Уиллу невыносимо легкое осуждение со стороны психотерапевта, которое сложно скрыть.
Доктор Скотт вздыхает и уточняет по-отечески:
— Ты заботился о нем, но кто заботился о тебе, Уилл? Подумай, пожалуйста, об этом.
— Я… — Уилл не находит ни одной остроты, загнанный в угол. Не хочет признаться в действительности хотя бы себе.
— Не начинай про то, как ты себя видишь, — тотчас ловит его доктор Скотт, видя, как Уилл набирается сил для своей привычной песни. — Ни я, ни ты больше не верим в это. Никого, правильно? Ты остался один, и поэтому…
— Ганнибал, — выпаливает Уилл и даже радуется тому, как немного удивлен резкостью доктор Скотт. Уилл шмыгает носом. Ему нравится мысль, что он нашел ответ, что на самом деле доктор не прав, ведь Уилл не может быть одинок. — Это был он. Ясно?
— Но теперь его нет…
Уилл мрачнеет. Они не двинутся вперед, пока доктор Скотт не посеет в голове Уилла мысль о том, что ситуация в его семье критична, и ее нужно изменить немедленно.