— Уильям, я так рада, что ты, наконец, приехал! — она всплеснула руками, тут же притягивая к себе парня, чтобы заключить его в объятья, словно любимого сына. Ложь в каждом жесте и слове, ложь — не в списке смертных грехов. — Мы так соскучились с отцом, нельзя же так долго не навешать своих родителей. Познакомь нас с этим мужчиной, будь гостеприимным, Уильям.
В тоне ее голоса скользнул холод, и Грэм снова почувствовал себя мальчишкой-школьником, наказанным за четверку в школьной ведомости об успеваемости. Он склонил голову еще ниже, втянул ее в плечи, неловко дергая правой рукой. Альфа обворожительно улыбнулся, и женщина смущенно отвела взгляд. Ганнибал умел быть неотразимым, когда хотел этого.
— Доктор Ганнибал Лектер, — он поцеловал тыльную сторону ладони беты и ответил на крепкой рукопожатие мужчины. — Невероятно рад познакомиться с вами, мистер и миссис Грэм. Если позволите, я привез кое-что к ужину. Могу я пройти на кухню, чтобы закончить с этим?
Он указал на сумку в своей руке, и Ханна расцвела в ту же секунду, словно один из ее цветов в саду. Она объяснила Ганнибалу, где находится кухня, хотя заблудиться в таком маленьком доме было невозможно, и, как только альфа скрылся из вида, тут же кинулась к сыну, глядя на него счастливым взглядом, будто познала бога. Отец все еще стоял за ее спиной, по-прежнему подчиняющийся собственной жене и не перечащий ей. Она схватила парня за свободную руку, так крепко стискивая ее, что, возможно, кости хрустнули. А может это внутри омеги что-то сломалось, быстро и просто, как и раньше.
— Уилл, я так рада, что ты приехал. Должно быть, Марго чудесная девушка, если вначале отправила своего отца, — она мечтательно улыбнулась, краем глаза отмечая дорогую машину во дворе. Кажется, она уже решала, на что потратит деньги во время планирования свадьбы. — Я всегда знала, что ты вырастешь умным и правильным мальчиком, Уильям. Знала, что ты не разочаруешь нас.
Уилл надломлено выдохнул и издал короткий смешок. Ни в коем случае, он не собирается разочаровывать родителей такими шокирующими новостями. Возможно, было бы лучше, вернись он в родительский дом уже с обручальным кольцом и огромным животом, чтобы они сразу увидели, что произошло. Он не знал, как должен об этом сказать. Омега переступал с ноги на ногу, пытаясь подобрать слова и объясниться. В голове было пусто.
— Мама, это не Марго, — единственное, на что его хватило, пока он придумывал дальнейшую речь. Язык внезапно распух во рту и не желал двигаться. Оставалось только тяжело дышать, будто после удушья. — Все не так, как ты подумала.
— Так должно быть это Беверли? Кажется, так ее зовут. Ты много про нее рассказывал, когда звонил. Уильям, если это хорошая девушка, мне не важно, что случилось у тебя до нее, — женщина попыталась обнять его еще раз, но парень отшатнулся, изменился в лице. — И что с твоей рукой? Ты получил какую-то травму, поэтому не хочешь показывать? Я же твоя мать, меня не волнует, какой ты, главное, что ты правильно живешь.
Внезапно Уилл засмеялся. Сипло и глухо, зажимая рот ладонью. Ее не волновало, конечно же, именно поэтому она пичкала его таблетками двадцать лет, врала в лицо, убеждая, что он — бета, а омеги недостойны жизни в этом мире. Грэм почувствовал острое желание бежать. Дверь за его спиной была лишь прикрыта, запереть ее никто и не подумал, можно было развернуться и бежать как можно дальше, поглубже в лес, чтобы его никто не нашел. Он слышал шаги Ганнибала, мог бы потребовать уйти прямо сейчас, тот не откажет своей паре, не посмеет, только не сейчас, когда у него, кажется, какой-то приступ. Уилл дернулся, его плечи задрожали, и лицо его матери исказилось, женщина была рассвирепевшей и напряженной. Она видела его кольцо, бриллиант которого ловил отблески пробивающегося через окно света. Кажется, она собиралась его убить. Ханна успела схватить его за запястье, когда Ганнибал снова вернулся к ним, вытирая влажные руки кухонным полотенцем.
— Что здесь происходит? — бета обернулась, и Уилл выдернул руку из ее хватки, сжимаясь, готовясь к удару. Она всегда так делала, когда была недовольна им. — Думаю, подобное обращение с Вашим сыном, миссис Грэм, неприемлемо, тем более в моем присутствии. Вы должны знать, как альфы защищают свою пару. А сейчас давайте пройдем к столу и поговорим, как цивилизованные люди, а не звери.
Он потянул Уилла за собой, крепко сжимая ладонь на его плече. Никакой уверенности, никакого расслабления, которые обычно следовали за этим жестом, парень не почувствовал. Только страх, заполняющий его нутро, беспомощность и беззащитность, несмотря на такое близкое присутствие Ганнибала. Он рухнул на стул безвольной куклой, позволил мужчине поправить воротник рубашки и уставился на накрытый ужин, заставляя себя дышать. Он заставлял себя вдыхать воздух, проталкивал его в легкие, умоляя их расшириться и затем сжаться, чтобы не потерять сознание. Лектер ободряюще положил ладонь ему на колено, легко погладил сквозь плотную джинсовую ткань, и как ни в чем не бывало приступил к еде. Уилл не думал, что сможет запихнуть в глотку хоть один кусок, но Ганнибалу точно не понравится, если он ничего не съест. Культ еды был возведен в абсолют. Лицо женщины все еще было красным от гнева, а отец не произнес ни единого слова. Уилл вяло ковырялся в тарелке, под внимательным взглядом Лектера начиная есть. Он почувствовал, как комок пережеванного мяса застрял в глотке.
— Так ты врал нам четыре года. Врал своим собственным родителям о том, что происходит с тобой. Что еще было не так, как ты говорил, кроме этого? — Ханна брезгливо указала на Ганнибала рукой, но тот, казалось, даже не обратил на это внимание, разрезая ломтик оленины и обмакивая его в соус. — Твоя учеба? Работа? Конечно, омегам не нужно это. Дьявол создал их, чтобы они были блудницами в пользовании альф.
— Поразительно, как в век такого стремительного развития науки люди продолжают верить в россказни монахов, не имеющих объяснения, как движется Солнце, — Ганнибал поднял свой тяжелый взгляд, и Уилл сжался, узнавая этот тон. Так альфа ставил на место зарвавшихся знакомых, оставаясь совершенно спокойным. — В те времена омег действительно было слишком мало, врачи, если можно так назвать этих полуграмотных христианских дикарей, не знали, как правильно принимать у них роды, так что большая часть омег просто умирала. Тогда-то и были созданы мифы о дьявольском происхождении омег. Женщинам же не нужны никакие вспомогательные средства, чтобы родить. Вот только медицина шагнула вперед, врачи научились делать sectio caesarea[1], а сказки о дьявольской метке на способных выносить ребенка мужчинах не исчезли.
Ханна подалась вперед, опираясь локтями о стол, и пристально посмотрела на мужчину. Взгляд женщины, державшей всю семью в страхе много лет. Она приподняла уголки губ в кривой усмешке, и сейчас совершенно не была похожа на добропорядочную христианку, которой ее знали соседи и друзья.
— А давно ли Вы грешите, задуряя молодым голову? Вы ему в отцы годитесь, доктор Лектер, не боитесь заполучить место в царстве Сатаны из-за связи со столь юным созданием? — бета наклонилась вперед еще немного, и сейчас ее лицо находилось почти на уровне середины стола, будто она бросала альфе вызов. Ганнибал на провокацию не отреагировал и легко обхватил пальцами чайную чашку. — Или возможно это мой сын проявил к Вам интерес, а Вы не смогли устоять перед молодым телом? Конечно, легко было променять своих родителей на кого-то с таким состоянием, хоть и грешно. Но наш сын давно уже погряз во грехе, а мы даже не заметили. После свадьбы он же станет единственным наследником, это так, доктор Лектер? Ваши деньги, дом, машина — все отойдет Уильяму. Очень дальновидный омега, как и все они, стремящиеся к плотским земным удовольствиям.
Уилл смотрел на мать, отчаянно пытаясь не понимать, куда она клонит разговор. Она только что обвинила его в браке по расчету, в его любви к деньгам Ганнибала и хорошей жизни, которую он не мог получить с матерью-домохозяйкой и отцом-механиком в доме на забытой самим Богом земле Вирджинии. Омега зажмурился и глубоко вдохнул несколько раз, стараясь взять себя в руки, и Лектер тут же переключил свое внимание на него, предлагая то воды, то доложить на тарелку что-то из еды. Уилл отказывал, не находя в себе сил даже объяснить это словами, предпочитая мотать головой. Еда — последнее, чего он хотел прямо сейчас. Он желал умереть немедленно, чтобы больше не слышать этих голословных, унизительных обвинений.
— А есть ли что-то плохое в том, чтобы стремиться к хорошей жизни, миссис Грэм? — Ганнибал, все же долив воды в стакан Уилла, снова повернулся к женщине. — И женщинам-бетам, и омегам природа повелела одно — искать самого сильного и крепкого альфу ради здорового потомства, искать у альфы защиты и поддержки, в том числе, раз уж мы говорим только о людях, и материальной. Вряд ли кто-то осудит вашего сына за то, что он предпочел быть со мной, вместо того, чтобы выскочить за какого-нибудь пьяницу из маленького городишка, который будет поколачивать его каждую субботу. А если Вас, миссис Грэм, так волнует мой возраст, то вспомните Руфь, которой было всего тридцать, когда ее взял в жены уже пожилой Вооз. И в целом Святое Писание от начала и до конца пронизано педофилией, уж Вам ли это не знать.
— Господь не прощает богохульников, доктор Лектер. Им уготовано место в аду без права на отпущение их грехов, — Ханна скрипнула зубцами вилки по тарелке, ее взгляд пылал яростью, на которую был способен только оскорбленный в своей вере человек. — В какой области Вы врач? Должно быть, акушер, раз столько рассуждаете о появлении человека на свет.
Ганнибал широко улыбнулся, обнажив испачканные кроваво-красным соусом зубы. Уилл почувствовал, как сползает по стулу. Голова кружилась, большую часть разговора он почти не слышал, не мог разобрать ни единого слова. Внезапно он ощутил непреодолимое желание помолиться, лишь бы все это закончилось. Если бы Господь действительно существовал, он бы избавил его от этих ужасов. Лектер легко сжал его пальцы, скрытые длинным краем накрахмаленной белой скатерти, и склонил голову на бок, будто насмехаясь над сидящей напротив женщиной.
— Я психиатр, миссис Грэм. Врачую человеческие души, не тела.
Уилл стиснул зубы, неистово молясь, чтобы этот кошмар прекратился. Он знал, как мать относилась к подобной профессии, и это была одна из причин, по которой приезд сюда был самой большой ошибкой в жизни. Ему было пятнадцать, когда школьный психолог заметила его отчужденность и проблемы с социальными контактами. Мать тогда подняла такой скандал из-за того, что кто-то пытался править мозги ее сыну, что Уилл до конца учебы стыдился ходить по коридорам школы.
— Никто не имеет права врачевать души, кроме Господа, доктор Лектер. Человек слишком слаб и несовершенен в своих грехах, чтобы понимать планы Бога, и не нужно мешать им исполняться, — Ханна сдвинула пустую тарелку в сторону и теперь сверлила сына взглядом, собираясь начать свои нападки на него немедленно.
— Поэтому Вы решили изменить его планы на Уилла? — Грэм со свистом выпустил воздух изо рта. Ему было, что сказать, но, даже несмотря на присутствие Ганнибала, он не чувствовал себя достаточно смелым, чтобы озвучить свои мысли. — Он родился омегой, а Вы превратили его в бету, накачивая запрещенным лекарствами. Если Уилл подаст в суд на Вас за это, то будет прав. Вы чуть не убили его.
— Уильям! — парень вздрогнул, нож выпал из его рук, царапая острым лезвием кожу на ладони. — Мы учили тебя жить правильно, как повелел нам Бог, а ты позволяешь этому человеку оскорблять своих родителей? Разве пятая заповедь говорит тебе об этом? После всего того, что мы сделали для тебя, ты позволяешь это.
Грэм больше не слышал собственного сердца. Если оно и колотилось в его груди, то делало это бесшумно, лишь причиняя нестерпимую боль. Он вскинул голову, впервые за все время глядя на мать, унижающую его, считающего недостойным жить.
— Чти отца твоего и матерь твою, да благо тибудет, и да долголетием будеши на земли. Только за что мне вас чтить? За то, что лгали мне всю мою жизнь? За то, что ненавидели так сильно, что предпочли бы убить меня таблетками, чем принять, что я — омега? Не смей говорить мне, что вы делали это для моего блага, потому что это вранье. Ты бы сделала аборт, когда узнала, что твой сын — исчадие ада, дьявольское отродье, если бы это не было греховно. Поэтому не смей говорить мне, что делала все для меня. Все, чего ты хотела, чтобы я соответствовал твоим представлениям о Боге, на меня тебе было плевать, — Уилл выплюнул это, и дыхание перехватило.
Он не верил, что смог, наконец, это сказать, произнести вслух все то, что мучило его с самого детства. Его шрамы, оставленные тем ремнем, вспыхнули, начали зудеть, словно снова открылись, пропитывая рубашку кровью. Мать смотрела на него тем самым взглядом, с которым порола ночью в сарае за интерес к альфе. Все встало на свои места так быстро.
— Мой сын вырос шлюхой, прислужником Сатаны, раздвигающим ноги под альфой, — Ханна прищурилась, и Уилл инстинктивно втянул голову в плечи. Запал угас, он снова чувствовал себя беспомощным и запуганным мальчишкой. — Сколько у него таких, как ты? С омегами развлекаются по кабакам, потому что они ничего не стоят, дешевые туши для справления нужды, пока дома ждет законная жена. Неблагодарный ублюдок, променявший праведную жизнь на деньги. Ты будешь гореть в аду, Уильям, потому что не смог жить по законам Божьим. Я спасала тебя от греха столько, сколько могла, но ты выбрал прелюбодеяние. Я не желаю сына, отвернувшегося от Бога ради похоти.
— Если кто и будет гореть в аду, так это ты, мама, — Уилл вспыхнул, Ганнибал стиснул его руку, еле заметно улыбаясь происходящему. Парень вскочил, упираясь руками в край стола. — Раз в браке альфы и беты не появляются омеги, так как ты объяснишь меня? Дьявол обрюхатил тебя, чтобы привести на землю еще одного своего сына? Лицемерная тварь.
— Не смей так говорить о своей матери, щенок!
Отец резко сдвинул стол, посуда жалобно зазвенела, стоящая на краю тарелка упала на пол, с пронзительным грохотом разлетаясь на осколки. Край стола уперся Уиллу в живот, сильно, болезненно, и омега заскулил, опуская голову. Его словно пронзили насквозь, боль растеклась по телу, достигла ослабевших рук и подкосила ноги. Он судорожно дышал, пытаясь прийти в себя, но почувствовал, как больше не может стоять, оседая на пол. В следующую же секунду его живот и руки обожгло пламенем, казалось, кожа пузырилась и лопалась в том месте, где горячий чай, выплеснутый на него матерью, достиг тела. Он застонал, оттягивая рубашку, чтобы не тревожила израненную кожу, и хватал воздух широко раскрытым ртом, задыхаясь от приторного запаха растущих во дворе цветов. Ганнибал резко скрипнул ножками стула по полу, вставая, поднимаясь над столом как большой разъяренный зверь, и толкнул его обратно, чудом не перевернув. Мужчина больше не держал себя в руках, увидел это в глазах испуганной беты, больше не желавшей с ним сражаться, но все равно наступал, стискивая губы в тонкую линию, пока они почти полностью не исчезли с его лица. Нож был прямо под его ладонью, достаточно острый, чтобы он мог вспороть им живот женщины одним движением от лобковой кости до грудины. Он уже потянулся к прибору, когда чужие руки вцепились в его пиджак, лоб уткнулся между лопаток.
— Пожалуйста, Ганнибал, давай уйдем, — Уилл снова всхлипнул, в этот раз от страха. Он никогда не видел альфу таким. — Пожалуйста, пойдем отсюда, отвези меня домой.
Лектер выпрямился, отодвинул нож подальше, чтобы тот не вызывал соблазна. Трижды глубоко вдохнул, представляя чистую горную реку, полноводную, с сильным течением и опасными поворотами. Мужчина одернул пиджак, поправил сбившийся галстук и вытер губы салфеткой, небрежно комкая ее после и бросая в центр стола, неучтиво и провокационно.
— Простите, мы не останемся на десерт. Рад, что смог познакомиться с Вами и убедиться в своих выводах. Спасибо за ужин, хоть он и был ужасен, миссис Грэм, Вы отвратительно готовите, попробуйте посещать кулинарные курсы, — Лектер направился к выходу, удерживая Уилла под локоть. — Боюсь, Ваш сын прав. В аду для Вас уже приготовлен костер.
Грэм, дойдя до машины на негнущихся ногах, испуганно забился на заднее сиденье, по-прежнему опасаясь прикладывать ладони к животу. Кожа горела, невыносимо чесалась, но он боялся притрагиваться к себе, как и боялся смотреть на Ганнибала, слишком громко хлопнувшего дверью, резко тронувшегося с места и так и не пристегнувшегося. Он остановился на обочине спустя десять миль, опустил руки на колени и обернулся через плечо, пытаясь разглядеть затихшего омегу. Тот склонил голову, сверля взглядом собственные колени, размеренно дышал, прикрыв глаза, боялся пошевелиться, абсолютно подавленный чужим бесконтрольным гневом. Как не врезались в какое-нибудь дерево — загадка.