— Проклятие! — Уилл ударил по рулю, разглядывая отражение своего лица в зеркале заднего вида.
Его зрачки были настолько расширенными, что превратили радужку в тончайшую стеклянную кайму вокруг черных провалов. Хотелось верить, что это из-за отвратительно недостаточного освещения в его машине, а не потому, что придется покинуть этот крохотный оплот спокойствия, чтобы сделать шаг в самый настоящий бассейн с акулами. Уилл чувствовал себя так, словно сидел на игле и мучился от ломки, он даже мог почувствовать, как пульсирует аорта в верхней части его живота. Ему потребовалось несколько минут и два десятка глубоких вдохов, чтобы избавиться от этого ощущения. Он вообще не должен был приезжать сюда. Он мог прямо сейчас повернуть ключ, выехать из массивных кованых ворот и направиться домой, мысленно извиняясь перед собственным авто за то, что ему пришлось пережить эту бесконечно долгую поездку из Вулф Трап в Балтимор. Ганнибал не настаивал на его присутствии здесь. Он лишь обмолвился о приеме, бросил скользкие слова о том, что был бы рад видеть Уилла, но ни на чем не настаивал. Его отвратительно понимающий и сдержанный взгляд оставил глубокую вмятину в памяти, постоянно воскресающий, стоило мужчине закрыть глаза. Грэм бегло осмотрел себя и стиснул зубы, сдерживая раздраженный вздох. Конечно, он заехал домой, после того, как Джек перестал разделывать его мозг на мелкие куски из-за очередного дела, и попытался привести себя в порядок. Он собирался выглядеть настолько нормально, насколько это возможно, вот только его собаки, с довольным лаем вернувшиеся с улицы, пока Уилл пытался сделать что-то приличное со своими волосами, нашли его разложенную на диване белую рубашку отличным местом для вытирания своих грязных лап. Так что сейчас мужчина боролся с удушьем в этой зеленой в клетку рубашке, оказавшейся единственной чистой и приемлемой, и думал, что скажет о его виде Ганнибал. Конечно, он ничего не скажет, снисходительно улыбнется и погрязнет в светской, непонятной беседе, но Уилл будет чувствовать это осуждение на своей коже еще неделю, а то и больше. Машина Лектера, по угнетающему стечению обстоятельств, была припаркована совсем рядом, блестела своими глянцевыми боками под каплями усилившегося дождя и заставляла нервничать еще больше. Ничего, Уилл может это сделать. Он прямо сейчас выйдет из машины, добежит до тяжелых дверей дома, чтобы не вымокнуть до нитки, и будет вести себя нормально. Будет улыбаться этой толпе снобов-толстосумов, даже попытается поучаствовать в беседе. Грэм еще раз посмотрел на свое отражение. Возможно, он выглядел не так хорошо, как должен был. Ночью его снова мучили кошмары, хорошо хоть не бродил по окрестностям, и аспирина сейчас в нем было больше, чем рекомендовалось в инструкции к лекарству. Его галстук сбился, пока он бежал к дому, а ключи звенели в кармане, будто прося вернуться назад. Он опоздал на два часа, совершенно не учел, что нужно будет покормить собак, и не принял в расчет дождь, не позволяющий ехать с максимальной скоростью. Естественно, все взгляды были прикованы к нему, как только двери за его спиной закрылись, отрезая необходимый путь к отступлению. Уилл выглядел жалко. Он быстрым, профессиональным взглядом окинул зал, гротескно переполненный дизайнерскими ухищрениями и гостями в дорогих костюмах. Он не был уверен, что платье той пожилой леди, мягко улыбнувшейся ему, когда их взгляды встретились, не стоило больше, чем вся та сумма, которую Грэм тратил на еду для своих собак в месяц. Он слышал перешептывания и был уверен, что говорили о нем. Он выглядел здесь так же уместно, как пластмассовая статуэтка из Волмарта* на выставке в Лувре — дешево и глупо. Мужчина простоял около порога не меньше десяти минут, пришпиленный к двери тяжелыми взглядами, пока не почувствовал движение сухого воздуха на своей голой шее. Ганнибал смотрел на него с интересом, с тем самым снисходительным одобрением и протягивал пузатый бокал на тонкой хрустальной ножке, наполовину заполненный вином.
— Я совершенно не ожидал тебя здесь увидеть, — их пальцы соприкасаются при передаче бокала, и это единственный их откровенный контакт. — Тебе стоило предупредить меня, чтобы я мог оставить для тебя приглашение. Господин Валастро прислал мне два, для меня и моего спутника. Тебе бы не пришлось участвовать в этом балагане на входе.
Уилл отводит взгляд, не выдерживая этих слов. Он действительно чувствовал себя отвратительно, когда какой-то вышколенный мужчина лет тридцати, облаченный в строгий форменный костюм выяснял, что он здесь забыл. Это было унизительно даже по меркам Грэма. Его терроризировали пару минут, но ощущение было не из приятных. Уилл делает еще один глоток, вино неприятно кислит на языке, немного вяжет рот, но вряд ли он найдет здесь виски, чтобы смыть горечь. Ганнибал улыбается ему сдержано, одним уголком губ, в приглушенном освещении холла это выглядит жутко.
— Достаточно было назвать свое имя и добавить, что я с тобой. Это избавило меня от остальных расспросов, и вот я здесь, — не то чтобы Грэм был большим знатоком вин, но он предпочел бы сухое или хотя бы полусладкое, а не эту дорогую бурду, что плескалась в его бокале.
Лектер смеется совсем тихо, если не прислушаться — не понять, и неспешно ведет его подальше от дверей. Людей слишком много, Уилл чувствует себя уязвимым и открытым, но тепло и спокойствие мужчины рядом с ним немного успокаивает. Пока с ним никто не собирается разговаривать, он может пережить. На несколько мгновений он теряется, похороненный под тяжелыми запахами духов присутствующих дам, пряных специй, аромат которых доносится от большого стола у стены, и чужих эмоций, противоречивых и отвлекающих. Мимо них незаметной тенью проскальзывает официантка — девушка около двадцати пяти, с красивыми чертами лица и печальными глазами, она затянута в черную юбку-карандаш до колена и заправленную в нее белую рубашку, на шее повязан изумрудный атласный платок. Грэм опускает на ее поднос свой пустой бокал и улыбается, не смотря в глаза. Подобная работа должна окупиться вежливостью хотя бы от некоторых гостей. Он знает, что его улыбка не осталась незамеченной, и ладонь обжигает прикосновение теплых пальцев, поощряющее за учтивость. Ганнибал вскользь расспрашивает его о прошедшем дне, будто они не стоят почти в самом центре просторного зала, а сидят в тех тяжелых кожаных креслах, неподвижно замерших в кабинете психиатра, об усталости после тяжелого дня и плохой погоде, мешающей водить. Ни к чему не обязывающий разговор, чтобы не привлекать лишнего внимания, но взгляды все равно устремлены на них, и это целиком и полностью вина Грэма и его дурацкой, неуместной рубашки. Он представлял себе этот вечер не так. Мог приехать вовремя, пару часов Лектеру хватило бы, чтобы обменяться любезностями с высокопоставленными гостями, а потом они бы смотались отсюда подальше. В планах Уилла вечер закончился бы в доме Ганнибала, в его гостиной, а может и спальне, в компании хорошего, действительно ласкающего язык вина и разговоров, которыми были переполнены их взаимоотношения. Но он опоздал, и теперь вынужден стоять здесь, словно выпавший из гнезда птенец в самом центре змеиного гнезда. А рядом с Ганнибалом он выглядит и того хуже — как та самая фигурка из Волмарта в соседстве с Давидом**, и нет ничего хуже, чем продолжать чувствовать на своей коже чужие ощущения. Кажется, он даже перехватывает короткий сочувствующий взгляд той пожилой леди, пытаясь не анализировать, что она имеет в виду. Грэм бы забился в каком-нибудь темном углу, чтобы не встречаться ни с кем, но их окружают люди, и это действительно чертовски неловко. Он чувствует, как подрагивают его пальцы. Одна из женщин, оказавшихся в этой компании, смотрит на него пронзительно своими по-кошачьи хищными глазами, и блеск ее золотых сережек с россыпью бриллиантов слепит глаза. Она делает шаг вперед, рассматривая каждую черточку его лица.
— Доктор Лектер, не могу поверить, что Вы не познакомили нас со своим спутником. Право, это невероятно неуважительно с Вашей стороны, — женщина выглядит ровесницей Ганнибалу, но, возможно, просто умело скрывала свой возраст пластической хирургией и хорошей косметикой.
Лектер издает короткий смешок, его голос глубокий и низкий, и он совершенно не выглядит оскорбленным подобным заявлением. Еле уловимым движением мужчина поправляет свой галстук, темно-зеленый с золотистыми линиями, удивительно подходящий к рубашке Уилла, и кивает, признавая свою неправоту.
— Прошу простить мою неучтивость, миссис Рэндел. Позвольте представить, Уильям Грэм, мой очень близкий друг, — он кладет свою ладонь на его плечо и сжимает пальцы, жестом указывая, насколько близкий. — Уилл, миссис Рэндел владеет небольшой сетью отелей в Балтиморе, управляет ей после смерти мужа.
Грэм на секунду теряется. Он не привык обсуждать свою жизнь и тем более не хочет говорить о проблемах других людей вне работы. Но он держит лицо, впитывая спокойствие и умиротворенность Ганнибала. Уилл осторожно обхватывает ладонь женщины и оставляет короткий поцелуй на тыльной стороне, поражаясь мягкости кожи, несмотря на ее исчерченность возрастными глубокими морщинами.
— Соболезную Вашей утрате, — заезженная фраза режет слух, но мужчина надеется, что она звучит достаточно вежливо.
— Не стоит, милый. Мой муж был чудесным человеком, хотя курение убило его легкие напрочь. Но мы прожили душа в душу почти тридцать лет, так что я не жалуюсь, — миссис Рэндел улыбается, и морщинки в уголках ее глаз расходятся короткими лучами. — Лучше расскажите о себе. Если Вы тот самый Грэм, о котором говорят, по слухам, Вы работаете…
У нее звонкий смех, такой нехарактерный для женщины ее возраста, но Уилл с отчаянием смотрит на мужчину рядом с собой, почти умоляя спасти от этих разговоров. Он совершенно точно не хочет обсуждать всю мерзость своей работы, особенно когда ночью его кошмары были неприлично ужасающими. Их с Ганнибалом зрительный контакт длится несколько дольше положенного, что, естественно, не остается незамеченным для окружающих. Лектер понимает его, легко сворачивает беседу в совершенно другую сторону, принимаясь обсуждать недавнюю выставку Климта. Грэм невероятно благодарен ему за это, временная передышка дает ему возможность успокоиться, хотя взгляды, которыми его одаривают стоящие вокруг мужчины, игнорировать сложно. Особенно трудно оставлять их без ответа, когда не можешь поднять взгляд на постороннего. Ему и с Ганнибалом потребовались долгие недели, прежде чем их зрительные контакты стали дольше трех секунд. Смотреть на других Уилл пока не собирается. В разнородной трели голосов его головная боль становится почти невыносимой, хочется выпить еще пару таблеток аспирина, но они остались в бардачке, так что ему придется мучиться еще неизвестно сколько времени, пока Лектер не решит, что с них обоих хватит в этом доме. Нить разговора давно ускользнула от понимания, так что Грэму только и остается слушать вполуха, продолжая осматривать богато украшенный для приема зал. Внезапное прикосновение к плечу заставляет мужчину вздрогнуть всем телом, и взгляд его становится затравленным.
— Кажется, я видел здесь бутылку приличного вина. Принесу нам выпить, а потом мы не задержимся здесь, — он улыбается своей хищной улыбкой, и тонкие губы поджимаются в еле заметную линию.
Уилл кивает, выдыхая от облегчения. Ганнибал был чертовски хорошим терапевтом, раз решил избавить своего пациента от утомительного и скучного процесса социализации. Он оставляет его одного в компании всех этих богатеев, исчезая среди кружащихся в танце пар. Миссис Рэндел посылает еще одну ободряющую мягкую улыбку, отходя на несколько шагов, чтобы побеседовать с одной из очаровательных леди, и лысеющий полный мужчина устремляет на него свой масляный взгляд поросячьих глаз, слой за слоем снимая с Грэма кожу и мышцы.
— Не ожидал, что доктор Лектер пригласит Вас в такое общество, — Уилл не хочет портить впечатление о себе, но готов обороняться, если это потребуется. — Обычно он выбирает более… подходящих спутников.
Уилл оскорблен таким обращением. Он догадывался, что о нем могут говорить в таких местах, но никогда не хотел услышать их лично. Он — не одна из бродячих собак, которую Ганнибал подобрал и пытается успешно выставить как породистого пса. Праведный гнев переполняет все его естество, а головная боль настолько сильная, будто кто-то сдавил его череп металлическим обручем, и шипы вонзились, разрушая кости. Нет, Уилл не скажет ничего лишнего, ему не стоит выставлять Лектера в плохом свете из-за своей болезненной несдержанности. Его телефон жестко вибрирует в кармане брюк, и, даже если это невежливо, он собирается посмотреть, кому он понадобился в такое время, хотя ответ уже крутится на языке. Он сбрасывает звонок Джека, неуместный прямо сейчас, решая перезвонить, как только выберется отсюда, отводит взгляд и делает шаг назад, когда толстяк, оскорбивший его пару минут назад, пытается заглянуть в его лицо. Уилл старается выцепить взглядом в толпе доктора, но, к его ярости, он в самом центре зала неспешно вальсирует с Беделией, и ее талия кажется неестественно узкой в корсете темно-синего платья. Это худшее, во что можно было вляпаться. Стоило остаться дома, в окружении собак и документов из нового дела.
— Видимо, Ваши услуги многим оказались по вкусу, раз звонки раздаются в столь неуместное время, — Грэм ощеривается, на его щеках играют желваки, и он с трудом удерживает грязное высказывание, так и норовящее сорваться с губ. Он будет выше всего этого, не посмеет испортить вечер еще сильнее. — Как жаль, что Ганнибал не видит Вашу истинную сущность. Хотя, может и видит. Хозяин запрещает botolo*** смотреть на других? Вы, мистер Грэм, самая настоящая bagascia****.
Женщины меняются в лице, прикрывая неприлично открытые рты своими изящными ладонями, мужчины откровенно насмехаются, их смешки доносятся словно из-под толстого слоя ваты. Уилл сам не помнит, как его кулак встречается с твердым подбородком этого толстозадого ублюдка-итальянца. Если бы у него был пистолет, он бы вынес все мозги уроду, размазал бы их по полу, чтобы ни одна горничная не смогла смыть следы. Он пропускает удар в лицо, осколки стекол его очков врезаются в кожу, он чувствует горячую кровь, стекающую по его лицу. Грэм видит мелькнувший бэйдж журналиста, его ослепляют вспышки камер, фиксирующие вопиющее нахальство на приеме такого уровня — агент ФБР сцепился с известным в городе владельцем картинной галереи, и уже завтра эти снимки будут во всех желтых газетенках. Даже Фредди Лаундс не погнушается нагреться на этой истории. Уилл почти не чувствует боль в лице, все же отпускает несколько грязных ругательств, хватает мужчину за галстук, приподнимая его голову и собираясь в следующую же секунду впечатать затылок в гладкий мраморный пол. Чужие руки перехватывают его поперек груди, тянут вверх, отрывая от истерично смеющейся жертвы, и Грэм может видеть окрашенное багрянцем крови лицо Валастро, переполненное болью от крепких ударов. Ганнибал, это осознание приходит к Уиллу вместе с запахом его древесного одеколона, отпихивает мужчину за свою спину, сверлит тяжелым, нечитаемым взглядом поднимающегося хозяина вечера. Его не было не больше пяти минут, как он может судить, — успел только заскочить в уборную и поздороваться с парой людей на пути обратно в зал. Валастро совершенно негалантно сплевывает кровь под ноги психиатру, кривит губы в злостной усмешке.
— Это было грубо, Маурицио, — мало что отличает голос Ганнибала сейчас от предупреждающего шипения змеи, но, возможно, Грэм слишком сильно ударился головой, слух может подводить его. — Bastardo*****, ты не имеешь право распускать свои руки по отношению к своим гостям, по отношению к тем, кто пришел со мной.
Валастро выпаливает, очевидно, особенно резкое ругательство, журналисты записывают каждое произнесенное слово, и Лектер не собирается терять лицо. Он хватает Уилла за запястье, слишком грубо стискивает пальцы на обнажившемся запястье, и тянет мужчину за собой.
— Надеюсь, ты подавишься своим языком, Маурицио.
Это последнее, что слышит Грэм, прежде чем они вдвоем оказываются в большом холле, где Ганнибал каким-то выверенным, почти звериным движением сдергивает его пальто с вешалки и расправляет. Уилл автоматически просовывает руки в рукава, позволяет вывести себя из дома и, только оказавшись около своей машины, понимает, что произошло. Он стал участником унизительной драки, о которой завтра будет говорить весь Квантико. Полное дерьмо. Он пытается потереть горящее от ударов и царапин лицо, но Лектер перехватывает его руки, выжидающе глядя в пустые глаза.