Дейенерис в гордом одиночестве стояла у входа в просторный шатер и не сводила глаз с горизонта. По мере того, как одна за другой меркли звезды и светлел небосвод, она нервничала все сильнее. Бледно-розовые губы сомкнулись в тонкую линию, а глаза цвета жидкого серебра метали молнии. Никто не отваживался тревожить Мать Драконов в этот предрассветный час. Казалось, стоит кому-то сделать лишь шаг к ней, как она опалит несчастного смельчака огнем, совсем не хуже, чем ее названый сын Дрогон.
Все видели волнение принцессы, но лишь несколько человек, особо приближенных к ней, понимали его истинные причины. Другие — из тех, кому было известно о готовящейся операции, — наивно полагали, что она сердится из-за задержки, которая могла плохо сказаться на их дальнейших передвижениях и завоеваниях. Она и правда пыталась разозлиться, но лишь для того, чтобы заглушить то ужасное чувство, которое знакомо каждому, кто еще не успел потерять все самое дорогое в надвигающейся войне.
Тревога острыми коготками царапала ее изнутри. Каждый новый луч восходящего солнца медленно и оттого еще более мучительно убивал надежду.
— Сколько времени нужно, чтобы захватить город?! — громко, с вызовом спросила она.
Подошедший к ней сир Барристан не успел ответить: кхалиси обожгла его взглядом, резко отвернулась и шумно выдохнула. На самом деле она не так уж и нуждалась в ответе. Несмотря на весь пройденный путь — в прямом и переносном смыслах — Дейенерис оставалась все той же тринадцатилетней девочкой — нетерпеливой и слегка капризной.
Зачем ждать? Почему нельзя получить все и сразу? — могло послышаться в заданном ею вопросе. Но сир Барристан был не только искусным воином, но и мудрым человеком. Старик умел слушать и, в отличие от многих, слышать, а потому ему не составило труда прочитать между строк, что имела в виду Дени.
Где они? Почему не возвращаются так долго? Кхалиси делала вид, что волнуется за исход столь важной для будущих завоеваний операции, но старому рыцарю было видно, что более всего ее тревожат жизни людей, отправленных во главе отряда. Каждый из них был одинаково дорог Дейенерис. Каждый ли?
Женщина нахмурилась. Глаза, привыкшие к ночному мраку, с трудом выдерживали зарево рассвета. Она вошла в шатер и, не слишком заботясь о манерах, обрушилась на широкий диван. Миссандея подошла к ней с подносом, полным еды, но Мать Драконов небрежно отмахнулась от предложенного завтрака и, оперевшись о твердую спинку, сложила руки на груди и задумалась.
Прошлая ночь была наполнена волнениями, мало касавшимися предстоящих событий. Здесь было скорее кое-что личное. Они пришли к ней под покровом темноты — Серый Червь, Даарио Нахарис и сир Джорах. Конечно, не все сразу, — судя по таинственному выражению лиц полуночных гостей, каждый из мужчин хотел, чтобы его визит остался в тайне для остальных.
Предводитель Безупречных заверил Дейенерис в готовности солдат биться до последней капли крови и в успехе операции. Слушая его, Дени вспомнила все, что случилось в Астапоре, и еще раз утвердилась в правильности принятого решения. Армия из восьми тысяч человеческих воинов, лишенных человеческих слабостей, стоила той кровавой бойни, устроенной ею.
В отличие от своих предшественника и последователя, Даарио Нахарис пришел не с пустыми руками: едва войдя в шатер, он жестом опытного фокусника достал из-за спины букет цветов и рассыпался в комплиментах.
Женщины любят ушами, а Дейенерис даже при довольно необычном для девушки благородного происхождения образе жизни и высоком предназначении, которое она собиралась исполнить, оставалась женщиной. Кхал Дрого не был щедр на красивые слова и приятные мелочи, а потому блеск в глазах Даарио, его сладкие речи и — пусть и скромные — дары не могли не произвести на нее определенного впечатления. Каждый раз, стоило ему оказаться рядом с ней, он притуплял все ее чувства, смешивал все мысли, стирал все воспоминания.
Созданную им атмосферу, сильно напоминающую липкую, но прочную паутину, не смогло разрушить даже появление верного рыцаря и первого советника принцессы. Сир Джорах в свойственной ему сдержанной манере осторожно проскользнул в покои Дейенерис и, оставаясь на почтительном расстоянии, покорно склонил голову и заверил кхалиси в беззаветной преданности ей и делу ее жизни. «Я вернусь, не успеет солнце взойти».
Хотя слова, слетавшие с его тонких обветренных губ, не были так красивы и изысканны, как речи Нахариса, в них было куда больше смысла. Но она мало слушала его и уж точно не слышала звучащей в нем силы — неведомой, но могущественной в своей вере и искренности.
Перед тем, как уйти, рыцарь на мгновение задержался и, обернувшись, окинул Дейенерис странным взглядом, полным необъяснимой печали, но так и не сказал ни слова. «Что-то еще, сир Джорах?», — рассеянный и несколько усталый тон принцессы не прибавил мужчине решимости. И они разошлись: кхалиси, чьи мысли то возвращались к визиту Даарио, то неслись вперед, к предстоящей битве, и ее рыцарь, мучимый вопросами и снедаемый подозрениями.
От воспоминаний Дейенерис отвлек шум тяжелый шагов и звон доспехов. Как и обещал Мормонт, воины вернулись, стоило солнечному диску оторваться от линии горизонта. Серый Червь, чье бесстрастное выражение лица было видно даже сквозь железную маску, Даарио с гордой улыбкой победителя и сир Джорах, которому, судя по виду, досталось сильнее остальных. Отбросив в сторону щит и меч, он шел медленно, прихрамывая и припадая на одну ногу. На его одежде тут и там виднелись бурые пятна, а по лицу, заливая глаза, стекала ярко-алая кровь. И все же его взгляд сверкал торжеством: и снова он сдержал слово, что дал своей королеве. И пусть цена, которую ему приходится платить за свои обещания, с каждым разом все выше.
Мужчина глубоко вздохнул и сделал шаг вперед. Его сорванный в битве голос звучал глухо, но отчетливо и твердо:
— Все прошло, как вы и говорили. Они не верили, пока не стало слишком поздно. Их воины-рабы побросали свои копья и сдались.
Кхалиси не нуждалась в объяснениях: она узнала обо всем, что произошло этой ночью, заглянув в глаза своего рыцаря. Когда их взгляды встретились, мужчина улыбнулся и коротко кивнул, но, вспомнив о субординации, опустил голову в знак покорности и уважения.
Вдруг Даарио оттеснил стоящих у него на пути рыцарей и слуг, приблизился к Дейенерис и, грациозно опустившись на одно колено, преподнес ей подарок — плащ главы Астапора, расшитый золотой нитью и украшенный мехом.
— Город ваш, моя королева.
Дейенерис переводила взгляд с Нахариса на помрачневшего сира Джораха, не слыша ни слова из произнесенных мужчинами. На ее губах появилась победная улыбка, но мысли блуждали где-то очень далеко.
Вид первого советника и по совместительству близкого друга ужаснул ее и словно заставил прозреть. Она могла потерять его. Каждый миг, пока она думала о другом, он сражался и умирал. За нее, ради нее. Пока тот другой дарил ей ядовитые цветы и убивал союзников, чтобы доказать свою преданность, Мормонт охранял покой и спасал жизнь своей королевы, всегда оставаясь рядом, но соблюдая определенную дистанцию и не навязываясь.
Она снова и снова вызывала в памяти события прошлой ночи, воскрешая и заново проживая каждый момент их последней встречи. Уже знакомые слова зазвучали как-то по-другому, по-новому. Или кхалиси наконец услышала тот смысл, что в них с самого начала вкладывал Джорах.
Дейенерис молчала и лишь испытующе смотрела на Даарио. Ей хотелось поднять глаза на Мормонта и заставить их взгляды снова пересечься, но она отчего-то не решалась.
Наконец, удостоив Даарио царственным кивком и ступив на разложенный перед ней плащ, она обошла Нахариса и Серого Червя и приблизилась к сиру Джораху. Тот выпрямил спину и вытянулся перед ней, слегка поморщившись от все еще кровоточащих ран.
— Вы опоздали, сир, — властно произнесла Дейенерис. — Солнце уже высоко.
— Прошу прощения, кхалиси, — рыцарь склонился перед ней в почтительном поклоне и устало усмехнулся. — Врагов оказалось больше, чем мы предполагали. Они не пожелали сдаться без боя, поэтому уговоры заняли чуть больше времени.
Кхалиси взглядом приказала остальным удалиться. Рыцарь, думая, что принцесса желает обсудить с ним дальнейшие действия, остался на месте. Когда они остались вдвоем, Дени подошла еще ближе, почти не оставив расстояния между их телами. Слегка приподнявшись, она протянула чуть дрожащую руку и коснулась глубокой царапины на узкой скуле мужчины. Тот напрягся и, не отрывая взгляда, следил за ней, пока она стирала тонкую струйку крови с его лица.
— Почему так долго? — тон голоса так изменился, что даже явный упрек прозвучал тихо и мягко.
Стоило принцессе поднять глаза на своего рыцаря, и он прочитал в потеплевшем взгляде все то, что так хотел услышать прошлой ночью, когда пришел к ней попрощаться. Кхалиси не волновало, чем закончится ночная вылазка: она доверяла своим воинам и знала, что они не обманут ее ожидания. Она не спала ночью и не сводила глаз с горизонта только из-за него. По губам мужчины пробежала тень улыбки:
— Прости, что заставил ждать, моя королева.
========== История Вторая. Всего лишь человек ==========
Каждый человек переживает горе по-разному. Одни — громко, со смехом, переходящим в слезы и истерику, которую может остановить лишь пощечина. Другие — тихо, с плотно сжатыми губами, невидящим, совсем как у покойника, взглядом и остановившимся сердцем.
Несмотря на юный возраст, Дейенерис успела пережить немало бед. И все же ей еще не приходилось терять близкого человека. Она никогда не видела отца, не помнила мать и не уважала брата. Ни один из них — этих «родных» людей — не был для нее кем-то настоящим, кого боишься лишиться больше всего.
Теперь же она потеряла сразу двух — мужа и нерожденного сына — даже не успев понять всю ценность того, чем обладала. Стоило принцессе узнать кхала чуть лучше, и он стал для нее целым миром, почти всем, что только можно пожелать, — поддержкой, защитой, примером. Иногда по ночам, обнимая мирно спящего мужа, кхалиси думала, что ее чувства к нему бесконечны.
В ребенке же Дейенерис видела смысл своей жизни. Ради него она бы пересекла Узкое море, утопив по дороге половину кхаласара, ввязалась бы в войну, погубив его вторую половину, отвоевала бы Железный Трон и подарила бы его Рейего. Ради этого, как ей казалось, она и жила.
А теперь смысла не стало. Не стало ни-че-го. Ощущение пустоты внутри и остановившийся взгляд любимого человека. Его тело здесь, но душа навсегда покинула этот мир. И ее, свою кхалиси.
Дейенерис до последнего не хотела верить в случившееся. Вот же он, ее Дрого. Почему эта странная женщина говорит какие-то немыслимые вещи о закате на востоке и восходе на западе, служанки заливаются слезами, а сир Джорах навесил на лицо выражение скорби?
Стоило ей в полной мере осознать страшную правду, и что-то сломалось внутри. Кхалиси медленно осела на землю рядом с телом мужа, отвергая попытки верного рыцаря помочь. Женщина не могла понять, как такое могло произойти. Как она могла допустить, чтобы какая-то жрица разрушила весь ее мир, после того, как Дейенерис спасла ей жизнь?
Поднявшаяся в груди горячая волна гнева, вопреки обыкновению, не только не забрала остатки рассудка, но и придала сил и решимости. С трудом, цепляясь рукой за острые осколки скалы, Дени поднялась на ноги и приказала своим подданным уйти.
— Я не оставлю вас наедине с этой ведьмой, — схватив кхалиси за руку, заявил сир Джорах.
Ответом ему послужил погасший взгляд светло-серых глаз, кажущихся огромными на побледневшем и осунувшемся лице принцессы. Она смотрела на Мормонта, но не видела его. В ее зеркалах души не отражалось ничего, словно кхалиси последовала за своим кхалом.
— У меня больше нет причин, чтобы бояться этой женщины.
Сир Джорах отступил в сторону, чтобы дать ей пройти и бросил растерянный взгляд на Дрого. Но мгновение спустя мужчина решительно встряхнул головой, развернулся и поспешил к Дейенерис. Та подошла к женщине, сидящей на самом краю обрыва, опустилась на камень рядом с ней и задала единственный вопрос, не дававший ей покоя и оттого не позволявший впасть в состояние оцепенения. «Почему?».
Все время, пока они разговаривали — если только то, что происходило между ними, можно было назвать мирной беседой, — рыцарь стоял за спиной кхалиси, обратив взгляд на другой берег обрыва, не прислушиваясь к долетающим обрывкам отрывистых фраз, но краем глаза следя за жрицей. Он был готов. Одно неосторожное движение, которое можно было бы расценить, как угрозу, — и женщина тотчас упала бы замертво. Но та не показывала враждебных намерений, а потому у рыцаря не было веской причины нападать, ведь по давно установленному порядку суд над ней должна была совершить кхалиси.
Стемнело. Дейенерис распорядилась, чтобы тело Дрого перенесли обратно в шатер. Для Мормонта кхал умер еще прошлой ночью, когда ведьма произнесла последние слова заклинания, а потому у него не поворачивался язык назвать мужчину живым.
— Моя кхалиси, — нерешительно обратился к ней рыцарь перед тем, как покинуть шатер, — Отпустите его. Это не ваш муж. Знаю, мои слова звучат жестоко, но все, что вы любили, ушло.
Дейенерис слушала его, пряча глаза. Однако стоило мужчине на мгновение замолчать и перевести дух, и она упрямо подняла подбородок и взглянула на него. Ее воспаленный взгляд прожигал рыцаря насквозь. Но он не сдался — не опустил головы, не отвел глаз.
— Вы потеряли очень многое прошлой ночью. Не каждый способен выдержать столько, сколько довелось пережить вам. Но не забывайте об одном — вы живы и на свете еще остались люди, для которых ваша жизнь значит очень много. Некоторые из них сейчас рядом с вами.
Кивнув и бросив напоследок короткое «я буду охранять вас всю ночь», сир Джорах покинул покои принцессы. Разведя костер прямо перед входом в палатку, рыцарь принялся чистить свой меч. В этом не было особой необходимости, ведь он точно так же провел и прошлую ночь, устроившись рядом с ложем кхалиси. Но мужчина просто хотел отвлечься: стоило ему остаться наедине со своими мыслями, как они принимали в корне неверное направление.
Однако сегодня рыцарю было над чем поразмышлять. Кхал мертв и весть о его смерти уже успела распространиться на весь кхаласар. Родовые обычаи здесь не соблюдают, нового вождя выберут поединком, на котором победит сильнейший. Что станет с Дейенерис? Теперь она никто. Пока был жив Дрого, ее уважали и любили, но только как жену кхала. Сама по себе она не представляла ценности. Масла в огонь подливала и ее мнимая причастность к нелепой гибели мужа.