Ганнибал приподнял два пальца от руля жестом, который он умудрился сделать аналогом демонстративного пожатия плеч, оставшись при этом совершенно неподвижным.
-Я с пониманием отношусь ко всем проявлениям твоей личности. Даже если временами это приносит неудобства.
Брошенные вскользь слова задели Уилла неожиданно сильно.
-Забавно, что только вы один.
Он с силой провел рукой по лбу, хотя первый раз за долгое время голова совершенно не болела. – Признаю, это прозвучало мелодраматичнее, чем я думал.
-У тебя переутомление. Постарайся заснуть.
-Я не могу спать. Мой мозг слишком перегружен. И это не переутомление, - добавил Уилл после долгой паузы.
Ганнибал некоторое время молчал.
-Тогда просто закрой глаза. И слушай. Давным-давно…
-Вы что, серьезно хотите рассказать мне сказку на ночь?
-Нет, если будешь меня перебивать. Так вот, давным-давно юная девушка купалась в лесном ручье. Когда она вышла из воды, то увидела, что в ее одежду, оставшуюся на берегу, забралась змея.
Уилл и не подумал закрывать глаза. Наоборот, он в изумлении уставился на Ганнибала, продолжившего свой рассказ о девушке, которая согласилась выйти замуж в обмен на то, чтобы змей оставил ее одежду в покое. Итогом такого поспешного решения стали тысячи змей, приползшие в дом, чтобы утащить ее на дно океана, где жил змеиный король. Родственники девушки пробовали откупиться от них, предлагая забрать весь скот, но змеи были настроены решительно и в конце концов унесли девушку с собой.
-Ей было страшно, но когда ее доставили во дворец, она увидела, что змеиный король –обычный мужчина, как и все прочие, и даже красивее многих. Он был добр к ней, и они были счастливы вдвоем в далеком королевстве, на дне океана.
По размеренным интонациям Ганнибала было понятно, что он повторяет слова сказки, в точности копируя тон человека, от которого сам слышал ее много раз.
-И жили они долго и счастливо?
-Нет. Она как-то отправилась погостить домой, а родственники предали ее и ножами растерзали ее мужа на куски. Она взывала к нему – Если он мертв, пусть пена морская обернется кровью. А если жив – пусть пена морская обернется молоком. Пена стала кровью, и в отчаянии она превратила себя и своих детей в деревья.
-Милая история.
-Наверное, все же вряд ли подходит для чтения на ночь.
-Кто вам ее рассказывал?
-Моя бабушка. Это очень древняя легенда, хорошо известная там, где я родился.
-Где это?
-Литва.
У Уилла наготове была еще тысяча вопросов, но Ганнибал опять заговорил – на этот раз на языке, которого Уилл не знал, и мог только предполагать в нем литовский. Уилл никогда не слышал его раньше, но ему почему-то казалось, что этот язык, в отличие от английского, самой природой предназначен для Ганнибала.
Ганнибал рассказывал ту же самую легенду - в конце концов, незнакомые слова и знакомые интонации убаюкали Уилла, и он уснул.
Когда он вновь открыл глаза, мотор был выключен. Машина стояла рядом с темной громадой какого-то здания, и переход от состояния расслабленной дремы к паническому страху занял у Уилла доли секунды.
-Я же сказал – нет! – несмотря на все усилия, его голос ощутимо дрогнул.
-Не помню, чтобы ты использовал именно такую формулировку, - задумчиво сказал Ганнибал. - И как мне кажется, ты все-таки согласился, что я могу делать то, что сочту необходимым.
Он обошел вокруг машины, открыл дверь со стороны пассажирского сидения и требовательно протянул руку – словно Уилл был не в состоянии самостоятельно выбраться из «Бентли», и, возможно, это отчасти так и было. По крайней мере, одна мысль о том, чтобы сделать хоть шаг прочь от машины, вызывала противную слабость в коленях.
Уилл нервным жестом вытер ладони о бедра - прямо о брюки, еще недавно принадлежавшие Ганнибалу. Ощущать их мягкую шерсть было приятно. Даже в какой-то мере успокаивало.
-Какой смысл вытаскивать меня из одной клиники, чтобы запихнуть в другую?
-Разница в возможности контроля. Никто не станет держать тебя здесь против твоей воли. Ты сможешь уйти, когда пожелаешь.
-То есть, когда вы посчитаете, что с меня достаточно.
-Ты был прав, когда говорил, что принуждение в этой ситуации сведет на нет все мои усилия. Я лишь прошу тебя попробовать.
-Что, если я откажусь?
-Тогда я буду крайне разочарован.
Здание угрожающе маячило впереди. Уиллу казалось, что его вязкая и скользкая как нефть тень ползет к машине. Ганнибал с выражением бесконечного терпения на лице уже давно окунулся в нее, приглашающим жестом вытянув руку во тьму.
Уилл выбрался из машины и прошагал мимо, опустив голову и стиснув в карманах кулаки, чувствуя, как паника подступает к горлу. Открыв центральную дверь здания, он немного замешкался, и лишь легкое прикосновение Ганнибала к его спине придало Уиллу решимости войти в холл.
Глубокие тени, затаившиеся в углах и скрывавшие высокий потолок, были похожи на пауков. Фонарик Ганнибала выхватывал из темноты лишь фрагменты сколотой плитки и ободранные отсыревшие стены на другом конце холла. Уилл заметил кресло со сломанной осью и разбросанные листы порванной книги. Пульс гулко отдавался у него в ушах, тишина казалась невыносимой.
-Куда мы идем? – спросил он, только чтобы не молчать.
-В комнату, где я его убил.
-Я не хочу смотреть на ваше место преступления.
-Напротив. Ты никогда не применял свои таланты в присутствии человека, который может подтвердить или опровергнуть твои выводы. И тебе любопытно, как это будет.
-Это случилось слишком давно. Я работаю по свежим следам.
-Ты всегда утверждал, что работаешь с уликами, а не впечатлениями. Все улики, которые тебе нужны, по-прежнему там.
Уилл удивленно покосился на Ганнибала, но с благодарностью ухватился за возможность отвлечься от панических настроений.
-Тело?
-В настоящее время от него должен был остаться один скелет.
-Не много, - но все же Ганнибал был прав, ему хотелось попробовать. Он был не в восторге от этих чувств, но и обманывать себя не стал.
-Думаю, мы скоро это увидим, - ответил Ганнибал. – Сюда.
Свет фонарика заплясал на отбитой с потолка плитке, на кусках цветочных обоев, свисающих со стен как увядшие лепестки, и остановился на теле, лежавшем на полу возле окна. Лунный свет, просачивавшийся сквозь густую хвою близстоящей ели, высвечивал белый изгиб обнажившегося ребра.
Уилл засунул трясущиеся руки в карманы и попытался сконцентрироваться на событии убийства, а не на месте преступления.
-Не похоже на ваш почерк.
-Объясни.
-Для своего замысла вы могли выбрать любое помещение, которое подходило бы для демонстрации его значимости, но вы убили в комнате ожидания. Что само по себе символично, я полагаю, хотя это не тот масштабный сценарий, которому вы обычно следуете. Просто оставили его на полу - никаких декораций, никакого оформления, ничего лишнего.
Уилл обошел вокруг тела, испытывая непреодолимое желание двигаться. Ноги сводило судорогой, и он почти ждал, что вот-вот почувствует на своей шее горячее дыхание призрачного оленя.
-Что он сделал?
-Что ты имеешь в виду?
-Вы выбираете их не случайно, но не по типу внешности, возраста, или социального положения. Они все переступили какую-то черту. Единственный общий знаменатель у жертв – это вы. Вы встречали этих людей, и все они дали вам повод к убийству. Всегда было интересно, какой именно.
-Конкретно этот пролил дешевую водку на мой костюм.
-Последствия слегка несоразмерны проступку.
-Не согласен.
Уилл машинально потер висок, который постепенно наливался болью, пульсирующей в такт ударам сердца. Точно также оно билось на пути в Балтиморскую государственную клинику, когда его везли связанного, одурманенного валиумом, который затуманил разум ровно настолько, что Уилл мог сосредоточиться только на одном – куда именно его везут.
Он взглянул вниз, на белый череп давно умершего человека, и постарался сфокусироваться на привычной картине убийства.
-Как его звали?
- Джереми Сталлер.
В смерти Сталлер не казался ни пугающим, ни отталкивающим. Кровь давно высохла и впиталась в дощатые перекрытия пола. На обнажившихся костях кое-где остались ошметки кожи, а на черепе – единственная прядь выцветших волос, над которыми оказалось не властно даже тление. Кругом валялось тряпье, бывшее когда-то одеждой. Уилл видел вещи гораздо хуже.
Присев на корточки рядом с трупом, он сказал:
-Знаете, а ведь я вполне мог оказаться на его месте. За свою жизнь я пролил немало напитков на людей. Не помню, была ли среди них водка, но все они определенно были дешевыми.
-Если ты пытаешься заставить меня проникнуться сочувствием к этому…
-Я просто размышляю вслух. Было что-то еще. Что-то отличало его от прочих, кроме отсутствия хороших манер. Что вы взяли у него?
-Сердце, печень и легкие.
-А у того, что был перед ним?
-Только сердце.
Уилл оперся локтями о колени, а подбородком - о кулак.
-Почему вы хотели, чтобы я увидел его?
Лицо Ганнибала, словно высеченное из камня, даже не дрогнуло. Уилл вздохнул, ничуть не удивившись, и вернулся к изучению трупа. Место убийства и все обстоятельства говорили о том, что Ганнибалу нужно было уединенное тихое место, только вот он давно уже не нуждался в этом, чтобы поймать и разделать жертву. В то время ему уже не нужно было практиковаться, по крайней мере, в убийствах. Возможно, в чем-то еще. Почему он взял у этого человека три органа, а у предыдущего только сердце?
Уилл поднял глаза на Ганнибала, который теперь методично прохаживался вдоль стены, не глядя ни на Уилла, ни на труп. Его походка была размеренной и ровной, и все равно это было самое яркое физическое проявление эмоций, которое Уиллу доводилось наблюдать.
Закрыв глаза, Уилл сосредоточился и почувствовал, как время повернулось вспять. Сердцебиение замедлилось, даже страх немного улегся.
Ганнибалу было знакомо это место, он выбрал его за уединенность – впрочем, как и теперь. Для него это – всего лишь заброшенное здание, расположенное в живописной местности, с печальной историей, в котором нет ничего пугающего.
-Я приношу его сюда в полубессознательном состоянии. Мне нужно время, чтобы сделать все как надо, но я слишком взбудоражен. Не из-за этого человека, а из-за того, что я собираюсь с ним сделать. Я убиваю его быстро. Ему больно – но это совсем не та боль, которую он заслуживает. Я забираю мясо, тщательно заворачиваю его, кладу в переносной холодильник.
Уилл опять поднял глаза на Ганнибала, который прекратил мерить шагами комнату и теперь, не отрываясь, смотрел на него, и, кажется, даже не дышал.
-Я оставляю труп на полу. Органы отношу домой. У меня назначен званый ужин, и мне нужно время, чтобы подготовиться, - продолжал Уилл, глядя Ганнибалу в лицо. – Впервые я пригласил гостей, чтобы они смогли оценить плоды моей работы. Это не насмешка над ними, по крайней мере – не только насмешка. Я хочу стать ближе с этими людьми, хочу чувствовать себя связанным с ними определенным образом. Я делаю это таким способом, потому что он безопасен, потому что знаю, как быстро и как далеко они убегут, стоит им только узнать, из чего сделаны блюда, которые я подаю на стол. Я не могу позволить себе роскошь самообмана.
-Я обедаю с людьми, до которых мне нет никакого дела, - медленно сказал Ганнибал, тщательно подбирая слова. Он все так же стоял, замерев возле окна.
-Теперь да. Но не в тот вечер.
-Да. Не в тот вечер.
Уилл рывком поднялся на ноги и шагнул к Ганнибалу, лицо которого по-прежнему тонуло в тени. Впервые на памяти Уилла он избегал зрительного контакта.
-Расскажете мне, как все прошло?
-Не о чем говорить. Я гостеприимный хозяин и прекрасный кулинар. Это был удачный вечер.
-Вы наслаждались им?
-Безмерно.
-И все же не в той мере, на которую могли рассчитывать.
-Я ни на что не рассчитывал, - тон Ганнибала стал резче.
-Надежда сродни тараканам. Проникает всюду, вне зависимости от того, как сильно вы хотите от нее избавиться.
Уилл не смог уловить движения Ганнибала, а уже в следующее мгновение почувствовал, как железные пальцы стискивают воротник его рубашки, затылок врезается в стену, а предплечье Ганнибала вжимается ему в горло.
-Тебе следует быть осторожнее, - негромко сказал Ганнибал. В его глазах плескалась ярость, и что-то еще, чему Уилл не мог дать определения.
Никогда в жизни Уилла не накрывало такое мгновенное и такое неуместное возбуждение. Все, чего ему хотелось сейчас – провоцировать сильнее, жестче, провоцировать до тех пор, пока Ганнибал не взорвется.
-Может быть, я не чувствовал достаточной угрозы, - прошептал он.
-Если ты хочешь почувствовать настоящий страх, я могу это устроить.
Предплечье Ганнибала с силой врезалось в горло Уилла. Мир по краям выцвел, тьма хлынула со всех сторон, и тело, зажатое в тиски хваткой Ганнибала, обмякло. Последнее, что почувствовал Уилл прежде, чем потерять сознание, - это руку Ганнибала, обхватившую его за пояс, не дающую упасть. Обнадеживающее ощущение.
========== Глава 5 ==========
Уилл не мог повернуть голову. Едва сознание вернулось к нему – резко, рывком, - он забился и заметался – напрасно, потому что запястья, щиколотки и даже голова были надежно зафиксированы и привязаны ремнями к грязной кровати, на которую его уложил Ганнибал. Уилл мог смотреть только прямо перед собой, на пятно света, которое расползалось по потолку. Должно быть, фонарик упал где-то на пол и светил вверх.
Уилл попробовал ослабить ремни, поворачивая и крутя запястье, но едва смог дотянуться до них кончиками пальцев. На ощупь ремни были кожаными. Скорее всего, они уже давно гнили от сырости. Уилл рванулся изо всех сил, но ремни держали крепко.
Сердце, колотившееся в груди, казалось ему слишком горячим, разбухшим и несоразмерно огромным. Грудная клетка не вмещала его, сдавливала со всех сторон, не оставляя места ни желудку, ни легким. Уилл задыхался, еле сдерживаясь, чтобы не хватать воздух ртом отчаянными глотками, и заставлял себя дышать ровно и неглубоко.
Комната была пуста, он был один. Уилл убеждал себя, что Ганнибал где-то недалеко – наблюдает, оценивает – но верить в это с каждой прошедшей минутой становилось все сложнее.
Тогда Уилл попытался изменить тактику – в конце концов, не имело никакого значения, здесь Ганнибал или нет. Все, что ему нужно – это сосредоточиться. Кожаные ремни старые и протертые, кровать – тоже, вдобавок, наверное, еще и ржавая. Он сможет выбраться самостоятельно. Ему необязательно лежать здесь, спутанному по рукам и ногам, и дожидаться, пока подозрительно активная живность, бегающая по стенам, не осмелеет настолько, чтобы попробовать его на вкус.
Фонарик вдруг с глухим стуком опрокинулся и покатился, луч света прочертил дугу, скользнул вниз и заплясал на стене. Уиллу показалось, что он увидел метнувшуюся тень, чей-то образ на секунду выступил из тьмы. Он вытянулся изо всех сил, чтобы увидеть, есть ли там кто-нибудь, но, даже вывернув голову вправо, насколько позволяли ремни, не смог ничего разглядеть.
Фонарик наконец остановился, тени, казавшиеся теперь чернее и гуще, замерли. Уилл опять оказался в тишине и одиночестве. Единственным звуком, разносящимся по комнате, было его сбитое неровное дыхание. Уилл попытался дышать размеренно, вновь обрести хоть какое-то подобие контроля над собой, но тело в панике стремилось вдохнуть как можно больше воздуха, словно каждый вздох грозил стать последним.
Мышцы сводило судорогой и скручивало так сильно, что болели кости. Уилл отчаянно дергал запястье, стараясь освободить руку, пока не стер кожу в кровь. Он твердил себе, что ремень рано или поздно поддастся, что все будет хорошо. Что Ганнибал где-то здесь, должен быть здесь, наблюдает, иначе вся эта ситуация не имеет смысла. И если – когда - станет совсем плохо, Ганнибал вмешается.