========== Глава 1 ==========
Отец твой спит на дне морском,
Он тиною затянут,
И станет плоть его песком,
Кораллом кости станут.
Он не исчезнет, будет он
Лишь в дивной форме воплощен.
Чу! Слышу похоронный звон!
Дин-дон, дин-дон!
Морские нимфы, дин-дин-дон,
Хранят его последний сон.
Уильям Шекспир, «Песня Ариэля» из пьесы «Буря»
(в переводе М. Донского)
…Процент соли в наших венах идентичен проценту соли в океане. Потому соль есть и в нашей крови, и в нашем поте, и в наших слезах.
Мы связаны с океаном. И когда мы возвращаемся к морю — неважно, в роли ли моряков или обычных наблюдателей — мы возвращаемся туда, откуда пришли.
Джон Ф. Кеннеди
Парусник казался тёмным клином на фоне бледных отблесков восходящего солнца с западной стороны и сиял ослепительной белизной с восточной. Стая пеликанов над морем отбрасывала на него трепещущие, неровные тени, бесшумно скользившие по белой ткани и исчезавшие с последующим птичьим криком.
Двое мужчин показались на причале. Свои чемоданы они оставили возле доков, в стороне. Было раннее утро, и в крошечной гавани едва ли можно было увидеть людей. Вдалеке, над стоячей водой раздавались голоса рыбаков, призрачные и чуждые.
Уилл оставил Ганнибала с багажом и ушёл вперёд. Утро было спокойным, и Ганнибал приподнял голову: в воздухе разливались запахи морской воды и водорослей, бензина и гортензий, резины, тикового дерева и лака, нагревшегося под солнцем. Он наблюдал за тем, как Уилл, ухватившись за трос, ловко поднялся на борт, как изменилась его осанка, стоило ему только почувствовать под ногами беспокойный океан. По пути в нос он скользнул рукой вдоль леера, обвёл пальцами якорную цепь и подцепил штаг. Он исследовал яхту не столько визуально, сколько тактильно: связь моряка с судном не менее сокровенна, чем связь писца со священной рукописью. Уилл остановился возле штурвала и застыл, не касаясь его. С высоко поднятым подбородком он вглядывался вдаль, в просторы неизведанных морей, раскинувшихся перед ним — перед ними обоими. Ганнибалу было интересно, что он видел.
После недолгого отсутствия Уилл вернулся к Ганнибалу и попросил передавать ему чемоданы, чтобы он мог выгрузить их на палубу. Рана на его щеке зажила хорошо, но даже сейчас в утреннем свете над верхним краем его бороды, отросшей за долгое время, виднелся тонкий рубец. Первые недели после падения бритьё было слишком неудобным и слишком болезненным, но сейчас у Уилла, похоже, не было желания возвращаться к своей старой двухдневной щетине. Возможно, он переживал, что его лицо могут узнать по фотографиям в прессе или в списках «Особо разыскиваемых». Или же это было не более чем стеснение от вида своего искаженного лица, как будто такая мелочь могла навредить его красоте. Хотя нельзя сказать, что Уилл считал себя красивым.
Уилл не говорил почему, и Ганнибал не спрашивал.
Когда весь багаж был на борту, Ганнибал забрался и сам. Он достал ключ от салона, открыл дверь и отошёл в сторону.
— После тебя, — сказал он.
Уилл бросил на него косой взгляд, и молча спустился внутрь по трапу. Ганнибал последовал за ним, любопытствуя, на что были потрачены его деньги.
Салон встретил их блеском панелей из вишнёвого дерева и белизной подушек, таких чистых, будто только что с фабрики, хотя яхтой неоднократно пользовались — пользовались очень бережно и также бережно ремонтировали. Здесь был полукруглый диван, за которым располагался камбуз, достаточно просторный для таких небольших размеров. Ганнибал с удовольствием отметил, что может выпрямиться во весь рост, хотя между его головой и верхней палубой была всего пара дюймов. Уилл отправился в одну из кают, заглянул внутрь, и прошёл дальше, к гальюну. Ганнибал тем временем осматривал другую часть. Он обнаружил вторую каюту над трюмом и моторным отсеком.
— Какую каюту ты хочешь? — спросил Уилл, вернувшись. Он расположился за штурманским столиком и, откинув крышку, начал разглядывать его содержимое.
Ганнибал решил осмотреть носовую каюту. Она была чище и уютнеe, чем другая. Стеклянный люк в потолке напомнил Ганнибалу его камеру в Балтиморской государственной больнице для душевнобольных преступников. Он подумал, что низкий потолок и мрачные стены другой каюты будут напоминать Уиллу его собственную камеру.
— Располагайся здесь, — ответил Ганнибал.
Уилл рассматривал табличку с названием яхты и её регистрационным номером.
— Ты уверен? Мне всё равно, где спать.
— Эта кровать короче и уже, особенно в ногах, — Ганнибал вернулся и сел напротив Уилла. Он сложил руки на коленях и вытянул свои длинные ноги, скрещённые в лодыжках, в проход.
— И я думаю, на волнах здесь укачивает сильнее. Мне будет намного комфортнее в другой.
Солнечный свет, отражавшийся в воде, проникал внутрь сквозь узкие окна и закручивался в дрожащие золотистые нити, оплетая своей паутиной стены и потолок.
— Марлон Адамс? Это я? — Уилл взглянул на Ганнибала.
— Марлон Адамс, — напряженно повторил он. Ганнибал незаметно улыбнулся.
— Там же должны быть твои водительские права и паспорт.
Он разложил на столе свои документы с резервными копиями и достал документы Ганнибала. Его брови поползли вверх.
— Бьёрн? — прочитал он, слегка фыркнув.
— Я говорю по-немецки.
— Не сомневаюсь.
— Мы примем новые личности лишь на первое время. Позже необходимость в них будет становиться всё меньше. Время не стоит на месте, а с этой яхтой мы располагаем огромным запасом времени. Крупные информационные агентства будут искать новые сенсации, хотя, думаю, мисс Лаундс продолжит придумывать новости про нас ещё пару лет. Так, даже если любой среднестатистический американец узнает нас, ему понадобится время, чтобы вспомнить откуда. Всё, что нам нужно, Уилл, это моменты. Из множества моментов, сотканных воедино, рождается вечность.
— Наконец исчезаем вместе, — мягко произнёс Уилл.
— Да.
— Марлон и Бьёрн.
Ганнибал снова улыбнулся.
— Постарайся запомнить.
— Это скорее относится к тебе, чем ко мне. Я не называю тебя по имени каждые тридцать секунд, Бьёрн.
Уилл рассортировал паспорта и удостоверения, чтобы хранить их отдельно от тех, что могут понадобиться в ближайшие несколько недель. Ганнибал наблюдал за его руками, ловко раскладывающими бумаги, попутно размышляя, какие ещё документы могут пополнить их коллекцию. Смутная тревога, в которой пребывал Уилл до момента своего выздоровления, растворилась в океане спокойствия, окутавшем его, как только он ступил на борт. Он был как охотничья собака: работа давала ему цель и потому была так необходима. Ганнибал надеялся увидеть больше удовольствия от подарка.
— Эта яхта — то, чего ты хотел, Уилл? — спросил он.
Уилл уловил тоскливые нотки в тоне его голоса и поднял взгляд. Он пытался понять Ганнибала годами, но тот всегда оставался непроницаемым.
— Она замечательна. Намного лучше той, на которой я плыл в Европу. С моим больным плечом управлять ею будет труднее, но, по крайней мере, у меня есть ты.
— Полагаю, это «да».
— А ты? — спросил Уилл. Он оглядел салон, скромный камбуз с двухконфорочной плитой и микроволновой печью, встроенной в стену. В целом около восьми квадратных футов для готовки.
— Это всё, чего ты хотел?
— Всё и даже больше, — ответил Ганнибал. Когда Уилл взглянул на него снова, он добавил:
— Если бы за те три года Алана хоть изредка позволяла мне готовить на плите, я бы смог прожить.
— «Кит»*, — прочитал Уилл название яхты. — Ну, конечно.
— Ты можешь назвать её иначе. Теперь она твоя, Уилл. Я покупал её для тебя.
— Марлон, — поправил его Уилл. Его левая бровь изогнулась.
Ганнибал кивнул в знак согласия, довольный его реакцией.
Они разобрали свою одежду, и в течение следующих нескольких часов Уилл проверял судно и составлял список необходимого оборудования, снастей, инструментов и недостающих запчастей. Ганнибал настоял, чтобы Уилл включал всё, что захочет. Так, в списке появились второй эхолот для крепления на рулевую консоль, удочка для глубоководного лова, два спиннинга и разнообразные лески. Уилл раздумывал о рыболовной лицензии для «Марлона», но тогда придётся сделать одну и для «Бьёрна». Будет полезно иметь их при себе, на случай если их остановит какой-нибудь местный офицер из Департамента рыболовства и охоты, независимо от того, будут они рыбачить в этот момент или нет. Ганнибал тем временем составлял список для кухни и остального жилого пространства.
Они работали в обоюдном молчании. Ганнибал закончил намного раньше Уилла и успел сходить за продуктами, что заняло большую часть дня. По возвращении он обнаружил оставленный на столешнице пустой пластиковый стаканчик. Запах подсказывал, что содержимым был ром с содовой, хотя Ганнибал был уверен, что в закусочных на берегу не продавали алкоголь. Неподалёку валялась скомканная салфетка и сэндвич с ростбифом, луком и сыром. Уилл к этому моменту установил на корме солнечные батареи, подключил дополнительный аккумулятор и занимался ветрогенератором. У Ганнибала теперь всегда было достаточно энергии для готовки, даже если бы они никогда не включали двигатель. Довольный, он занялся приготовлением ужина.
Он нарезал овощи, когда тёмная фигура появилась в проходе, закрыв от него свет. Уилл не спускался, просто наклонился, опёршись локтями о выступ палубы, пару минут молча наблюдая за работающим Ганнибалом. От него пахло потом и машинным маслом, а ещё, подо всем этим, сталью.
— Появились мысли насчёт названия? — спросил Ганнибал, не оборачиваясь.
— Я думал о «Дикой Гусыне». Звучит уместно.
— Мне бы очень хотелось увидеть Джека Кроуфорда в погоне за «Дикой Гусыней»**.
— Мне — нет.
Не отходя, Уилл выпрямился и посмотрел наружу. Свет снова проникал в помещение. Из-за облаков, затянувших небо, он был рассеянным и мягким. Таким же мягким был голос Уилла, когда он вновь заговорил.
— «Абигейл Луиза», — он откинулся назад.
Нож в руке Ганнибала на мгновение замер, но затем продолжил резать, всё также ровно и спокойно.
— Но переименовывать судно — плохая примета, — продолжил Уилл. Он пожал плечами, будто это не имело никакого значения:
— «Кит» тоже неплохо.
— Суеверия подходят тем, кто всю жизнь полагается на удачу и случай в надежде, что удача и случай окажутся сильнее их самих. Кто, по-твоему, сильнее?
— Море выплюнуло нас однажды.
— Значит, мы были слабее? Или же, возможно, пришлись не по вкусу, — он повернулся, с любопытством взглянув на Уилла. Заходящее солнце купало его лицо в золотом свете.
— Красота Андромеды была оскорбительна даже для богов. Они послали монстра, чтобы тот проглотил её.
— Но её спасли, — ответил Уилл устало.
— Думаешь, нас тоже?
Уилл молча посмотрел на него.
— Иди отдохни, Уилл, — сказал Ганнибал. — Я приготовлю тебе коктейль.
— Мне осталось немного. Я думал принять душ, когда закончу. Если, конечно, мы не собираемся ужинать прямо сейчас.
— Можешь не торопиться.
Он не двигался ещё несколько мгновений, а затем исчез из прохода. Свет, разлившийся по помещению, сперва ослепил Ганнибала, но затем стал мягче. Он вернулся к нарезке.
Комментарий к Глава 1
* Кит (Cetus) — в античной мифологии морское чудовище в виде змеевидной зубаcтой рыбы с большими передними лапами, которое боги послали, чтобы убить Андромеду. Также название созвездия.
** Погоня за дикой гусыней (wild-goose chase) — идиома в английском языке, означающая погоню за чем-то, чего не существует.
Иллюстрация к главе: http://66.media.tumblr.com/64ee28bc5f8557b6379081066e864138/tumblr_nxu6d2x2be1swb3cqo2_r1_1280.jpg
========== Глава 2 ==========
Мы ехали к морю. Меня раздувало. Меня уносило.
Иногда по ночам любовь нахлынивает, как гигантская волна, и если у нас под рукой нет маленькой лодочки, чтобы противостоять течению, то это только потому, что мы жаждем катиться бездыханными по дну океана.
Элен Сиксу, «Книга Прометеи»
Ощущение падения вырвало Уилла из полусна. Это были обычные сонные судороги: миллиарды людей испытывают то же еженощно. Уилл никогда не мог спать крепко, и этой ночью дозы седативных в его крови оказалось недостаточно, чтобы держать его без сознания. Он привык к таким вещам.
Но сейчас всё было иначе.
Он лежал на спине и вглядывался в круглый просвет иллюминатора над своей головой. Он не мог различить ни звёзд, ни облаков: лишь густая серая мгла, очерченная тёмными силуэтами его маленькой каюты. На яхте было тихо. За двумя плотными дверями Уилл не мог слышать дыхания Ганнибала, но мог его представить: ровное, медленное, глубокое. Человек в возрасте Ганнибала должен был храпеть, но Ганнибал не храпел: Уилл обнаружил это в первые долгие часы после падения, когда они попеременно сторожили сон друг друга, изнывая от холода и дожидаясь, пока один из них не перестанет дышать навсегда.
Сонные судороги всегда заканчивались мыслями о падении. В эти невесомые моменты Уилл ощущал страх: страх и умиротворение, разливавшееся теплом от тела Ганнибала в его руках. И всё это казалось таким правильным: и то что они должны были умереть вместе, и то что они совершили убийство вместе, и то что Ганнибал знал, что будет, но всё равно позволил Уиллу обнять себя, когда они вместе стояли на разрушающемся обрыве. И когда руки Ганнибала, поначалу податливые и слабые, обвились вокруг него отчаянно, болезненно, — всё это было правильно. В такие моменты Уилл любил его сильнее, чем мог себе представить.
Из множества моментов, сотканных воедино, рождается вечность, думал он, но они не нашли её. Они проиграли.
Уилл не слишком много помнил о том, что было потом: лишь бессвязные ощущения боли, холода и солёной воды, застрявшей в горле. Они каким-то образом доползли до тонкой полосы пляжа, оставленной приливом, и Ганнибал тащил его за собой, в то время как плечо Уилла, в которое Долархайд всадил нож, вывихнутое от удара об воду, влачилось рядом с ним по песку. Откуда у Ганнибала такая выносливость, Уилл не знал и, вероятно, никогда бы не узнал.
Он помнил, как прорезался рассвет, и он лежал на холодном песке, слишком онемевший, чтобы чувствовать хоть что-то. Ганнибал заключил его в объятия, но другие, обещавшие жизнь и все сопутствующие ей страдания и беды. Их руки и ноги запутались, переплелись, сжались вокруг тел друг друга. Щека Ганнибала грубо прижималось к его собственной, пульсировавшей болью от ножа Долархайда. Дыхание Ганнибала над его ухом было единственным источником тепла во всем мире. Он дышал его именем: «Уилл… Уилл».
Лёжа здесь, в одиночестве, в чреве «Кита», Уилл почувствовал невыносимую печаль, тянущую к нему свои чернильно-чёрные щупальца. Он лежал, придавленный к матрасу, и страдал от незнакомого, непонятного ощущения. Он потерял что-то там, на берегу или во время падения, — что-то, чему даже не мог дать названия.
========== Глава 3 ==========
Пусть ветер и морская вода размоют тысячи воспоминаний, словно песок.
Оксана Рас
В течение следующих шести дней они готовились к отплытию, планируя маршрут и запасаясь продуктами. Уилл предложил протестировать «Кита» в открытом море, чтобы разобраться в тонкостях его управления и обучить Ганнибала азам яхтинга. По большей части эти уроки заключались в объяснении, где что находится: принципы работы судна Ганнибал уже знал. Они провели несколько долгих часов за изучением морских карт, хотя Уиллу раньше доводилось плавать в Чесапикском заливе, и окрестности он знал хорошо. Но, наконец, всё было позади, и ничто больше не связывало их с местом, где они впервые встретились около пяти лет назад.
Для кормы Уилл приобрёл водостойкие наклейки с курсивными буквами, правда, не такими изящными, как каллиграфический почерк Ганнибала. В их последний вечер Ганнибал несколько часов суетился над их размещением, но когда название «Кит» было на месте, они оба испытали удовлетворение. Позже они разделили бутылку Petrus Grand Vin Pomerol 1961 года и ближе к ночи, устроившись на носу, смотрели на звёзды. Сейчас было не лучшее время года, чтобы наблюдать за восходом Андромеды, если только они не собирались ждать до поздней ночи. Большая часть созвездия Кита уже скрылась за горизонтом.
Утром подняли паруса. С моря дул мягкий бриз, и их маленькая лодочка рвалась к нему навстречу. Уилл стоял у штурвала. Отросшие кудри бешено развевались вокруг его лица. Несмотря на утреннюю прохладу, он стоял босиком, в своей рубашке с короткими рукавами. Левым галсом «Кит» шёл в галфвинд*, развивая неплохую скорость. Ганнибал сидел неподалёку, уложив ноги на соседнюю скамью и подставив лицо ветру. Чтобы не соскальзывать, он перекинул руку через борт и крепко держался за корпус. Он наблюдал за солнцем, медленно поднимавшимся над его головой, за водами Чесапикского залива, плавно менявшими свой цвет от зелёного до синего по мере отдаления их от берега, за стайками птиц, пролетавших мимо, когда морские брызги окропляли его лицо. Он столько времени провёл взаперти, что теперь ни одна капля этой природной красоты не могла ускользнуть от него.