Но больше всего он наблюдал за Уиллом.
Уилл не знал того мира, в котором на протяжении трёх лет жил Ганнибал. Он смотрел на жизнь глазами мореплавателя и рыбака. На прошлой неделе Ганнибал уговорил его поделиться своими наблюдениями, и видеть мир его глазами было также увлекательно, как созерцать смерть. Оживлённый клич гагары разнёсся над водой несколько раз, и Уилл сказал, что это хороший знак для рыболовли: в этом году в заливе будет много атлантического менхэдена. Он рассуждал о приближающейся опасности по ветру и облакам. Однажды он увидел в воде небольшое завихрение, быстро выключил двигатель, запустил леску в воду и через несколько мгновений вытащил огромного полосатого окуня.
«Приливы и отливы вызывают изменения в воде, — сказал он тогда. — Привлекают хищников».
И хоть он имел в виду рыбу, Ганнибал улыбнулся. Это был прекрасный улов, и он с удовольствием приготовил его им на ужин.
Рыбачащий или стоящий за штурвалом, Уилл, с лицом, направленным солёному ветру, и бледно-розовым румянцем на щеках, был далёк от того Уилла на обрыве. Он был здесь и в то же время не был, будто он слился с Богом и его силой подчинил себе пространство и время.
Ганнибал был не против их отдалённости. Как и Уилл, переступивший однажды порог его дворца памяти, Ганнибал нашёл дверь, вёдшую к сознанию Уилла — здесь, в рокоте волн под свежим бризом над серо-голубыми водами Атлантики.
Они были вместе.
Короткая неделя в гавани казалось такой далёкой, месяцы восстановления после инцидента у дома на скалистом обрыве — ещё дальше, призрачные и нереальные, как будто их никогда и не было, а их прежние жизни были лишь сном. Хотя годы заключения в психиатрической больнице всё ещё всплывали в памяти Ганнибала: спёртый воздух, слабые запахи болезни, лекарственных препаратов, мочи, спермы и хлорки, переносимые вентиляцией вместе с пылью. Просторная камера с видом в никуда, бесконечный гул мерцающих люминесцентных ламп днём и более спокойный и мягкий свет ламп накаливания ночью.
Это было так долго. Так долго.
Но теперь Уилл был рядом, всего в нескольких шагах от него. Его пальцы беспечно ласкали серебристый обруч штурвала, касаясь его лишь подушечками. Босые ступни выглядывали из-под новых льняных штанов, слишком длинных без обуви. Пальцы ног зарывались в настил «Кита».
Рядом. Невозможно, немыслимо, но неоспоримо рядом. Стоило только руку протянуть.
Ганнибал запечатлел его в своём разуме, в комнате, охватывающей все океаны мира.
Комментарий к Глава 3
* Галфвинд — курс, при кототором ветер дует в борт.
Иллюстрация к главе: http://40.media.tumblr.com/4f38d188cfcb6c9dd498389db0835183/tumblr_nxu6d2x2be1swb3cqo1_1280.jpg
========== Глава 4 ==========
ступи в мою жизнь
осторожно, мой милый.
течения сильны.
ты растворишься
в тёплом океане
моей кожи.
Санобер Хан
Несколько ленивых дней они плыли вдоль Чесапикского залива, останавливаясь на ночь в закрытых бухтах и изредка спускаясь на берег за продуктами. На этот раз они бросили якорь в маленькой бухте, почти незаметной как с моря, так и с суши. В планах было добраться до Норфолка*, чтобы там запастись всем необходимым, потом испытать «Кита» в открытых водах вдоль материка и, наконец, плыть в Южную Америку — конечный пункт их путешествия.
Бухта была достаточно глубокой, что позволило им почти вплотную подойти к берегу. Воды плавно уходили в песок, траву и камыши, за которыми разрастались изумрудные лиственные леса. Волны набегали на берег также нежно, как вода в пруду. Горстка чаек с криками кружила над их яхтой в надежде поживиться какими-нибудь объедками. Если у кого-то здесь был домик или хижина, то спрятаны они были надёжно. Уилл почти готов был поверить, что они — единственные оставшиеся люди на земле.
Он рыбачил по утрам и вечерам, а Ганнибал плавал, как только солнце пригревало залив, иногда даже когда утренний туман не успевал рассеяться над водой. Он плавал несколько раз в день. Уилл тоже пробовал, но это занятие не приносило ему столько удовольствия, сколько Ганнибалу. Вода была тёплой, но весьма некомфортной для его плеча, которое сразу же начинало болезненно коченеть. Ганнибал постоянно напоминал ему, что правильно подобранные упражнения, наоборот, ускорят процесс заживления и укрепят мышцы. Если он будет тщательно выполнять их, боль и окоченение пройдут, и, возможно даже, всё обойдется без хирургического вмешательства. Но Уилл просто не мог найти ни времени, ни желания, чтобы заниматься этим. Его тело возвращалось в норму по большей части само собой. Определённо, годы практики. Молли всегда шутила, что если бы он заботился о себе так же, как и о ней с Уолтером, он бы пережил их обоих.
Тем меньше поводов для беспокойства.
Мысли о Молли заставили его на мгновение закрыть глаза. Он представил себе их с Уолли, встающими ранним прохладным утром на прогулку с собаками без него: приглушенные голоса, топот мягких лап, тёплые облачка дыхания, тающие на морозе. Теперь они были в безопасности. Теперь с ними всё будет в порядке. Всё, что казалось неправильным, стало правильным.
В любом случае и на «Ките» можно было заняться физическими упражнениями. Уилл пытался игнорировать тот факт, что он шёл на поводу у своей боли, хотя именно упорство было его сильной стороной. Он не обманывал Ганнибала, и тот знал это.
Уилл домыл последние тарелки, оставшиеся с завтрака, и забрался на кокпит**. Было рано, в воде дрожали золотисто-зелёные отражения деревьев, подсвеченных солнцем. Уилл сложил ладонь козырьком, пряча глаза от лучей, и вгляделся в волны, ища силуэт Ганнибала.
Ганнибал превратил бухту в свой собственный олимпийский бассейн. Уверенно и ровно рассекая воду, он плавал от яхты до берега и обратно, повторяя этот маршрут по кругу. Уилл был уверен, для него это было не просто приятным времяпровождением: он восстанавливал силы, потерянные за годы заключения и после ранения. В своей камере в Балтиморской государственной больнице для душевнобольных преступников он мог тренироваться вдоволь, хотя Алана никогда не выпускала его наружу. Но другое дело быть на свободе, где Ганнибал мог позволить себе заниматься тем, что было ему по душе. Не говоря уже о его любимом хобби — кулинарии.
Уилл стоял возле штурвала, наблюдая за ним, когда тот делал свой последний заплыв. Оказавшись в тени «Кита», он ушел под воду — бледная рябь пошла кругами в месте, где исчезла голова — вынырнул, расплескав брызги, поднялся и уселся на плавательный мостик, откинув голову назад. Прозрачные струи стекали с его отросших волос, вдоль лопаток и по спине, изуродованной клеймом Вёрджера и красным шрамом от пули Долархайда. Его спина мерно вздымалась и опускалась, когда он дышал, мышцы устало перекатывались под загорелой кожей.
Довольный, он обернулся через плечо, поймав взгляд Уилла:
— Ты уверен, что не хочешь поплавать, Уилл?
— Может, позже. Когда мы доберёмся до более тёплого места.
Ганнибал посмотрел на него с упрёком, прежде чем взять своё полотенце. Он подтянул колени к груди, поднимаясь, и выпрямился во весь рост, оставляя лужи под своими стопами. Затем вытер полотенцем лицо, шею, плечи, руки и забрался на кокпит.
Уилл следил за его движениями, но его взгляд приковывал живот Ганнибала, где красовался шрам от пули Долархайда, расцветавший по его коже тонкими красными линиями, напоминавшими трещины в глине. Ему повезло: Красный Дракон пожертвовал уроном за точность выстрела. Он выбрал пули с цельнометаллической оболочкой, чтобы свести к минимуму воздействие оконного стекла на траекторию пули и на поглощение её энергии. Его целью было лишь ранить, а не убить, и пуля, пройдя насквозь, нанесла относительно небольшой ущерб. Везение, подумал Уилл снова. Он вспомнил, как держал в своей руке патрон: лёгкий, искорёженный, но уже безвредный. Ганнибал должен был умереть, если не от выстрела, то от падения, или от инфекции, или от потери крови. Он даже как-то раз назвал их спасение «чудом».
— Ты волнуешься за мои раны, но забываешь о собственных, — сказал Ганнибал. Он перекинул полотенце через плечо и приблизился к Уиллу вплотную, глядя на него сверху вниз. Уилл буквально мог чувствовать холод морской воды на его коже.
— Как твоё лицо? — спросил он. Уилл смотрел на его рот, пока он говорил.
— Всё ещё болит?
— Уже меньше. Обезболивающие помогают.
— Значит, не слишком хорошо помогают.
Уилл согласился, пожав плечами. Или, скорее, левым плечом. Ганнибал сдвинул брови.
— Твоя неспособность принять физические ограничения не делает тебе одолжений. Я бы никогда не смог скрывать твой энцефалит, если бы ты хоть немного интересовался своим здоровьем.
Он положил ладонь на щеку Уилла, обводя большим пальцем шрам от ножа. Прикосновение отозвалось жгучей болью, а прохлада пальцев Ганнибала вызвала волну мурашек по телу Уилла. Близость этого жеста пульсировала в ране на его животе. В последний раз, когда Ганнибал касался его так, его руки были тёплыми и сухими, а кожа Уилла — мокрой от дождя. Он почувствовал, как тепло его щеки передаётся Ганнибалу. Совсем как когда рука Ганнибала согревала его собственную кожу, и кровь лилась горячим потоком над его бедрами.
Ганнибал, должно быть, подумал о том же. Их взгляды встретились. Уилл заметил едва уловимое движение челюсти за сомкнутыми губами Ганнибала, будто тот боролся с каким-то внутренним порывом.
Уилл разорвал контакт, отворачиваясь от его ладони. Место прикосновения ныло от горла до грудной клетки.
— Я постараюсь, — ответил он.
Ганнибал опустил руку.
— Я хочу взглянуть на твоё плечо, когда мы прибудем в Норфолк. Я должен быть уверен, что ты справишься с тем, что на тебя возложено. Наши жизни будут в твоих руках.
Уилл кивнул.
Ганнибал долго смотрел на него, а затем добавил:
— Снова.
Комментарий к Глава 4
* Норфолк — имеется в виду город-порт в устье Чесапикского залива, в юго-восточной части штата Вирджиния, а не графство на востоке Англии.
** Кокпит — углубленное открытое помещение в средней или кормовой части палубы для рулевого и пассажиров.
Иллюстрация к главе: http://40.media.tumblr.com/1b145df5863a1fe3a07c84ca44955069/tumblr_o46s8bj92C1swb3cqo2_1280.jpg
========== Глава 5 ==========
Ты жаждал узнать меня
в море незнакомцев.
Ты провёл жизнь,
плывя к моим берегам.
Ланг Лив, «Море незнакомцев» из сборника «Любовь и несчастья»
Устав рыбачить* на мелководье и потеряв надежду выловить хоть что-нибудь, Уилл отправился в свою каюту, чтобы принять душ и смыть пот. Позже он обнаружил в камбузе Ганнибала, чистившего креветки. Сушеный шафран уже кипел на плите рядом с ним. Расплывчатые блики солнечного света, проникавшие внутрь салона сквозь окна и отражавшиеся от лакированной мебели, ложились на его кожу. Они добавляли теплоты его холодному, словно вырезанному из мрамора лицу и придавали его глазам янтарный блеск. С закатанными до локтей рукавами он ловко удалял прожилки креветок.
— Я могу помочь с этим, — сказал Уилл.
Ганнибал поставил миску на стойку перед ним и потянулся к раковине, чтобы вымыть руки и затем достать горох. Уилл закатал свои собственные рукава и принялся за работу. Он был рад возможности с пользой провести время. Яхта шла чудесно, но Уилл, не привыкший к безделью, раздумывал о её улучшениях. Ему хотелось поскорее выйти в открытое море, занять себя делом. Труд был своего рода якорем для его беспокойного разума. В одни дни он говорил с Ганнибалом о прочтённых книгах, о будущем, но оно казалось Уиллу слишком далёким. Часть его всё ещё сомневалась, что он сможет его увидеть. В другие дни Ганнибал просто наслаждался тишиной. Уилл не помнил его таким, с тех пор, как тот сел в тюрьму. Но даже в эти моменты Уилл постоянно чувствовал — словно зуд в задней части черепа — как мысли Ганнибала сосредотачивались вокруг него.
— Ты занимался этим раньше, — отметил Ганнибал.
— В школе, во время летних каникул, я работал на консервном заводе.
— Несмотря на все те часы нашей терапии, я до сих пор так много о тебе не знаю.
— Наши сеансы были… сфокусированными.
— На твоей работе в ФБР, да. И твоём превращении.
— И на Абигейл.
Ганнибал бросил быстрый взгляд на Уилла и вернулся к работе.
— Воспоминания о возлюбленных сохраняют своё присутствие в отношениях. Они также реальны, как и те, что были до них. Ты хочешь поговорить об Абигейл?
— Абигейл не стоит сейчас между нами, — ответил Уилл. — Она ушла в Палермо.
— Когда ты простил меня.
— Да.
— Ты путешествовал по миру, пытаясь узнать меня, физически ступал в просторы моего разума. Ты открывал тёмные комнаты, заглядывал внутрь и оставлял двери приоткрытыми.
— Я слышал музыку в тишине.
Улыбка коснулась губ Ганнибала. Он очищал горох от стручков, тряся его в металлической кастрюле.
— Ты повстречал людей и посетил места, которые оказали влияние на моё становление, на то, кем я был и кем я стал.
— Чийо. И Миша, — Уилл бросил последнюю креветку в миску и передал её Ганнибалу, глядя на него с любопытством. Тот приправил их, перемешал и поставил обратно в маленький холодильник.
Не дождавшись ответа, Уилл пошёл в свою каюту и всполоснул руки, затем достал бутылку Lost Mountain из их небольшого винного хранилища. Он открыл её, поставил на стол и скользнул на диван.
Ганнибал рассматривал бутылку Virginia с лёгкой улыбкой.
— Ты, как всегда, угадываешь ход моих мыслей, — сказал он. Уилл поднял брови.
— Ты скучаешь по Вулф Трап, Уилл?
Он моргнул. Вулф Трап был так давно. Целую жизнь назад. Это место, единственное из всех, где он побывал, стало ему домом: его детство прошло в странствиях вдоль водных путей Юга и Среднего Запада, затем шли четыре года во флоте, бакалавриат в колледже, служба в Департаменте полиции Нового Орлеана и, в конечном счете, аспирантура в О.К.** и ФБР. Ни в одном из этих мест он не оставался больше полутора лет. Он не мог осесть нигде, пока не купил маленький дом в Вулф Трапе. Ручей его разума протекал рядом с ним: сразу за деревьями, вдоль полей.
Это место было святилищем, оплотом уюта, но что-то в нём изменилось после появления Ганнибала, после дыры в стене, после выплюнутого уха, после ФБР, Рэндалла Тира, Марго и Мэйсона Вёрджеров. После смерти Абигейл, которой так и не удалось увидеть его. После того, как Ганнибал сдался полиции, как Джек вернулся в ФБР, а Уилл — нет.
Там он учился быть один.
Когда Уилл, наконец, пришёл к пониманию себя, он выставил дом на продажу и оставил его без оглядки. Купил трейлер, взял с собой собак и переехал в Мэн, где встретил Молли и Уолтера. Всё это заняло около шести месяцев. Он мог иногда ностальгировать, но он не скучал по тому дому, нет. Не так сильно. Это место всегда было с ним, как убежище в его разуме для всего, что случилось за те три года.
Понимание разрасталось в Уилле.
Ганнибал закончил с горохом и теперь нарезал тонкими кольцами миниатюрный красный болгарский перец. По его поведению нельзя было понять, действительно ли он хотел услышать ответ на этот вопрос. Но Уилл чувствовал его интерес: это словно смотреть в глаза сороке, нацелившейся украсть блестящую вещь.
Всё то время, что Ганнибал провёл в психиатрической больнице, он не знал, где искать Уилла.
Дело было не в адресах или названиях штатов: Ганнибал рано или поздно выяснил бы это. Он мог бродить под отдающимися эхом сводами своего дворца разума, и везде, где бы он мог встретить Уилла, Уилла там не было. Он был где-то в другом месте, где Ганнибал не мог ни видеть его, ни следовать за ним.
Уилл колебался. Ганнибал хотел то, что он разделял с Молли: не мелочи повседневной жизни, родительские собрания, бейсбол или купание собак — Ганнибал мог понять это и без слов — но чувство места. Уилл, строящий скворечник на крыльце, снег под соснами зимой, солнечные блики на голой земле летом, запахи кедра, карии, дуба и клёна.